Литературный альманах "Гражданинъ №6

Датуры тьмы Общероссийское некоммерческое электронное издание
иль розы храма…
того самого Азора, на чью лапу упадёт роза в сказке о Буратино. В «Аэлите» будет цивилизация
Азора, а в сказке о Буратино – лапа Азора. Странное совпадение, не правда ли?

А сама Дмитриева напишет в своей «Автобиографии» (начатой 23.04.1921 году и окончен-
ной в 1927 году, незадолго до смерти, в момент внезапного прояснения сознания, читай про-
яснения и возвращения памяти после дурмана):

«А теперь другая Черубина, ещё не воскресшая, ещё немая… Не убьёт ли теперешняя, ко-
торая знает, что колдунья, чтобы не погибнуть на костре, должна стать святой, не убьёт ли она
облик девушки из Атлантиды, которая все могла и ничего не сумела?»

7
Остаётся только строить догадки: какоё отношение имеет Черубина к девочке из Атланти-
ды? И каким образом та, кто себя именует колдуньей, была способна выйти, пусть и в духовных
видениях, на девочку из Атлантиды, если не было бы «датуры тьмы»?
Так как Волошин не оставил никаких подробных записей, способных пролить свет на со-
бытия того времени, доверять тому, что пишут об этом другие, думаю, нельзя. Да и самому
Волошину верить не стоит. Волошин – мифотворец. Он говорит и пишет только то, что работает
на создаваемый им миф.
Всё пошло совсем по-другому, нежели он хотел. Он не думал, что Дмитриева сама разбол-
тает всю тайну Черубины, не вынеся своё «бремя славы». Он не думал даже, да и не собирался
– стреляться с Гумилёвым на дуэли. Думал ли, что все эти события рассорят его с Дмитриевой, и
он потеряет Черубину? Конечно же, нет. В итоге он не завершил эти события так, как собирался.
И охладел к ситуации.
От Дмитриевой тоже не осталось никаких бумаг. Всё было изъято при обысках или уничто-
жено позже. В 1927 году Лилю арестовывают за её антропософскую деятельность и отправляют
на Урал. Потом – в Ташкент, где работает муж.
В южном крае она создаёт последнюю свою мистификацию – ссыльного китайского поэта Ли
Сян Цзы. В Ташкенте Елизавета Васильева (бывшая Лилия Дмитриева) заболевает раком печени
и в 1928 году умирает.

Рисунок Ирины Кустовой

Юджин 201 [email protected]
Велос

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Датуры тьмы
иль розы храма…
8
Об «эксперименте» с дурманом свидетельств не осталось. Поэтому мне бы хотелось приве-
сти другие письменные свидетельства о реальных событиях, связанных с дурманом, в истории
литературы. Их зафиксировала Маргарет Раньян Кастанеда, жена Карлоса Кастанеды.
Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960–1973). Она больше, чем кто бы то
ни было, знала о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами.
В тот период времени Карлос занимался полевыми работами в области антропологии. Ему
предстояло найти реального толкового информатора по теме «этноботаника» – классификация
психотропных растений, используемых магами. В конце концов он нашёл человека, который
многое знал о дурмане (Datura inoxia). Полученная от него информация легла в основу курсовой
работы Карлоса, ставшей маленьким шедевром. В ней он сообщил о том, что до сего дня суще-
ствуют индейцы, которые активно практикуют использование дурмана. Было очевидно, что он
сумел добыть информацию, которую антропологам не удавалось получить прежде.
Все части растения – корень, стебель, листья, цветки и семена – играли особую роль в мисти-
ческом порядке вещей. Например, корни обладали силой, точнее сказать, сила приобреталась
благодаря корню. Стебель использовался для лечения, цветки – для изменения личности, семе-
на для «укрепления головы».

Рисунок Ирины Кустовой

Возможно, этот толковый информатор – тот, кого он назвал в своём многотомном рома-
не доном Хуаном. И хотя в своей курсовой Карлос ничего об этом не говорит, я в этом почти
уверен, ведь он сообщает, к какому племени принадлежит его собеседник и где оно обитает.
Отсюда можно сделать вывод, что его информатор или является самим доном Хуаном, или при-
надлежит к числу его близких родственников, поскольку он частично является из племени юма,
частично яки.

Взято из книги «Кастанеда, магическое путешествие с Карлосом»:
«Однажды днём он приехал из пустыни со связкой сушёного дурмана, как мне показалось,
но я не была уверена. Он хотел поэкспериментировать и, уложив меня на кушетку, зажёг пучок
от газовой плиты, а затем начал размахивать этим дымящимся факелом возле моей головы. Он
велел мне вдыхать дым и просто отпустить себя. Карлос хотел, чтобы я просто парила, преда-
ваясь свободным ассоциациям, и говорила обо всём, что приходит мне в голову. И я сказала о
чём-то похожем на занавеси. А комната начала сворачиваться в самоё себя, и фигура Карлоса

202 Юджин
Велос

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Датуры тьмы Общероссийское некоммерческое электронное издание
иль розы храма…
таяла на фоне стены, становясь молочно-голубой, кивая головой и записывая в жёлтый блокнот,
записывая каждое выливавшееся из меня предложение. Проснувшись через несколько часов,
я спросила Карлоса, что это было. Но ему, по-видимому, было не очень интересно говорить об
этом. Он, фактически, вёл себя так, как будто всё случившееся совершенно не имело значения.
Он не показал мне своих записей и не объяснил, к чему был весь этот грандиозный эксперимент.
Это был единственный случай, когда он принёс психотропное вещество домой».

Карлос, начав свою карьеру с дурмана, впоследствии стал известным писателем и миллионе-
ром, а Волошин с помощью дурмана подарил Серебряному веку чудесную поэтессу Черубину де
Габриак, а сам похоронен на горе, где ему обязательно когда-то положат мантию розенкрейцера.

Примечания:
*Акаша – это слово, означающее в санскрите «первичная субстанция», «то, из чего все сделано»... Это первая стадия кристаллизации духа...
Акаша, или первичная субстанция, необычайно тонка и настолько чувствительна, что мельчайшие вибрации эфира в любом месте Вселенной оставляют
на ней неизгладимый отпечаток. Более конкретно можно представить себе Акаши как лист бумаги, на котором мы пишем свою судьбу своими мыслями и по-
ступками. Что такое Хроники Акаши? Алиса А. Бейли написала в своей книге «Свет Души» (Йога Сутр Патанджали) (1927): «Хроники Акаши похожи на огромный
фотографический фильм, в котором записаны все желания и переживания нашей Планеты. Те, кто их воспринимает, видят: жизненный опыт каждого человека с
начала времен, реакции на опыт всего животного царства, накопление мыслительных форм кармической природы (по желанию) каждого человеческого единства
в течение времени».
** «Младшая Э́дда», »Сно́ррова Эд́ да», »Э́дда в про́зе» или просто »Эдда» (исл. Snorra Edda) – произведение средневекового исландского писателя Снорри
Стурлусона написанное в 1222–1225 годах и задуманное как учебник скальдической поэзии. Состоит из четырёх частей, содержащих большое количество цитат из
древних поэм, основанных на сюжетах из германо-скандинавской мифологии.
***Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии (Холл Мэнли Палмер).

Рисунок Ирины Кустовой

Ирина Владимировна Кустова. Город Бобруйск.
Республика Беларусь. Член союза художников.

Продолжение следует

Юджин 203 [email protected]
Велос

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Глокая куздра, или Фальшиво-
монетчики от поэзии

эссе Юлия
Мигита
Графомания, на мой взгляд, бывает двух типов.
1.Откровенная. Её характеризует элементарное невладение словом и простейшими приема-
ми стихосложения. Здесь всё просто и не стоит обсуждения. Это нижняя ступень.
2. Скрытая. Гораздо более коварный вариант. Автор достаточно хорошо знает русский язык,
но в составлении образов не силён, да и мыслей в голове не густо – тех, которыми бы стоило по-
делиться. А писать-то хочется, причем так, чтобы читатель принял опус чуть ли не за новое слово
в литературе или хотя бы озадаченно «почесал репу»: «Наверное, в этом что-то есть…» И ещё –
автор должен иметь возможность легко уходить от прямых вопросов о содержании. Но как?
Ответ находится быстро: писать непонятно. Так замутить воду в луже, чтобы скрывшееся от
взгляда дно дало возможность предположить в ней большую глубину… Вот об этом стоит по-
говорить.
Недавно я задумалась над неким «секретом», содержащимся в стихах определенного типа:
грамотных, порой хорошо звучащих, не лишенных эпизодических образных находок, но абсо-
лютно не поддающихся общей расшифровке. Вроде бы написано по-русски, слов незнакомых
нет, а о чем прочитал – бог весть. И тут вспомнила я об эксперименте академика Л. В. Щербы,
который на лекциях по языкознанию предложил студентам ответить на вопрос: на каком языке
произнесена фраза: «Гло́кая ку́здра ште́ко будланул́ а бо́кра и курдя́чит бокрёнка». Ответ после-
довал: «На русском!» Получается, даже если заменить корневые морфемы на случайные сочета-
ния звуков, приблизительный смысл сказанного всё равно будет улавливаться.
Я заинтересовалась: а если взять вполне «нормальные» слова (совершенно друг с другом не
соотносящиеся по смыслу), но правильно согласовать их – создаст ли это иллюзию осмысленной
речи? Безусловно! И это явление можно с успехом использовать при написании «стихов». Стоит
задать «схему» произведения (об этом чуть ниже), а потом «оживить» её, заполнив чем попало,
«с потолка» (однако не забывая соблюдать правила построения предложений), – и получится
правильное по форме стихотворение! Правда, лишенное скрепляющего стержня – внутренней
идеи – но это ничего: абракадабра нынче в моде.
На этом я прерву монолог ради потрясающих примеров.
Константин Кедров, современник, нобелевский номинант, между прочим.
***
САРКОФАГ ЩЕБЕЧУЩИЙ ВИХРЕМ
ХОР БЕДРЕЮЩИЙ САРКОФАГОМ
ЧТО ТЫ ДОЧЬ ОБНАЖЕННАЯ
ИЛИ ТЫ НИЧЬЯ
ИЛИ ЗВЕНЯ СОСКАМИ МЕСИТ СИРЕНЬ
ТУРБОБУР НЕПРОЛАЗНОГО СВЕТА
ДИВНЫМ ЛАДАНОМ ЗАХЛЕБНЕТСЯ
ГОЛОДАЮЩИЙ ЖЕРНОВ —
ПЕРЕМАЛЫВАЮЩИЙ ХРАМЫ
В ХОЛЕНЫЙ ФУТЛЯР ДВОЕБЕДРОЙ
СЕКИРЫ МОЖНО ВКЛАДЫВАТЬ
ТОЛЬКО СЕБЯ.
***
КОНЬ ЛЕОНАРДО ВЫЛИТ ИЗ ПУСТОТЫ ДУШИ ЛЕОНАРДО
ОН ВЕСИТ БОЛЬШЕ ЧЕМ ЛЕОНАРДО
ИБО ПУСТОТА ПОМНОЖЕНА НА ПЕЧАЛЬ ЛЕОНАРДО
СКЛОНЕННОГО НАД ДОСКОЙ

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 204 Россия 04.2022

Глокая куздра, или Общероссийское некоммерческое электронное издание
Фальшивомонетчики
от поэзии ГДЕ КОНЬ БОЛЬШЕ ЧЕМ ЛЕОНАРДО
ХОТЯ ОН ДЕРЖИТ КОНЯ В РУКЕ
Юлия ПЕРЕСТАВЛЯЯ ЕГО ЗА ПРЕДЕЛЫ СВЕТА
Мигита В ТЬМУ МИЛАНА
ИЛИ КАК ЦЕЗАРЬ БОРДЖИА
ОН ХОТЕЛ БЫ
ОН ХОТЕЛ БЫ БЫТЬ ТЕМ КОНЕМ
НА ПЛОЩАДЯХ РИМА
КАК ГВЕЛЬФ ИЛИ ГИБЕЛЛИН
ЧЕРНЫЙ ИЛИ БЕЛЫЙ
ВСЕ РАВНО
ОН ДА – НЕТ
ДАНТЕ
Я БЫ ПРОДОЛЖИЛ ЭТУ ИГРУ
В КАЧЕСТВЕ ШУТА ЛЕОНАРДО
ИЛИ В КАЧЕСТВЕ КОНЯ ЛЕОНАРДО
ИЛИ В КАЧЕСТВЕ ЛЕОНАРДО
ЕСЛИ БЫ МИНИМУМ ПУСТОТЫ
НЕ БЫЛ БЫ МАКСИМУМ ПОЛНОТЫ
ЕСЛИ БЫ ОБЪЕМ УМЕЩАЛСЯ В ТЕЛЕ
Не беда, что один человек так пишет, беда, что подобная лжеманера лжетворчества стано-
вится массовой, что люди, читая подобные “произведения”, воспитывают на них вкус, считают
эталоном…

(ПРИМЕЧАНИЕ: раньше здесь были примеры песенных текстов одной современной рок-группы, и именно в таком
виде статья разошлась по инету. Но, познакомившись с творчеством вышеназванного автора, я поняла, что нашла более
“достойный” объект для цитирования. Однако от прежнего варианта всё же оставляю один пример – он имеет рифму, а
мне это важно для для моих дальнейших “изысков”).

***
ПЕРЕКРЕСТКОМ ПОЛДЕНЬ ДРОГНУЛ ЗВОНАМИ ВЫПАЛО
В СИНИХ БЛЕСТКАХ ПИЛ ДОРОГУ ДОБЛЕСТНЫМ ВЫБОРОМ
ВСКРЫЛ ЗАБРАЛО СНОМ МЛАДЕНЦА ПУГАЛОМ НАКРИЧАЛ
БЕЛЫМ СПРАВИЛ ПОЛОТЕНЦЕ МЕРИТЬ НА ДВА ПЛЕЧА
ВЕТЕР ВЫМЕЛ СМЫЛ РАССВЕТОМ КЛОЧЬЯ СЫРЫХ ВОЛОС
В ГОРЕ ИМЯ ГОН РАСЦВЕТИТ ЕСЛИ ТАК ПОВЕЛОСЬ…
==============================================
А теперь попробуем создать нечто подобное.
«Схема», в которую, как в таблицу, вписывают слова, может иметь ритмический характер.
Возьмем вот такую:
/–/-/- /–/-/- А-ааА-аАа A-aaA-aAa
/–/-/- /–/-/ А-ааA-аAa A-aaA-aA
Теперь оживляем её. Пегас, н-но!
Вставляем в начало любое существительное, к примеру, «ночь». Завязка есть, ура. Подле-
жащее требует присутствия сказуемого. Ау-у, глаголы? Оп, ухватила: «разлиновать». Нам нужно
согласование в единственном числе, значит, «ночь разлинует» /–/-
Далее в схему должно встроиться двусложное слово с ударением на первом слоге /-. Но не
любое, а грамматически привязанное к уже написанному. «Ночь разлинует» – что? Голос? Пек-
ло? Рифму? Воду? О, точно: воду. Её «разлиновать» как бы можно. Во всяком случае, с большим
успехом, чем голос и пекло. Уже что-то вырисовывается: «ночь разлинует воду» /–/-/-
Теперь, чтобы сделать предложение полноценно-распространенным, вводим второстепен-
ные члены. Разлинует воду – чем? Схема требует введения одного длинного слова или двух
покороче /–/. Пусть будут два: «красной пургой». Согласуем следующее слово в падеже: пургой
чего? – пусть будет «заката». Всё! Тяп-ляп и готов кораб:
НОЧЬ РАЗЛИНУЕТ ВОДУ КРАСНОЙ ПУРГОЙ ЗАКАТА
Славное начало. Даже не полная бессмыслица. Только лучше воду поменять на небо, раз уж
про закат написалось. Ап! Сделано:
НОЧЬ РАЗЛИНУЕТ НЕБО КРАСНОЙ ПУРГОЙ ЗАКАТА

Почта альманаха: 205 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Глокая куздра, или
Фальшивомонетчики
Аналогично конструируем вторую строчку. А смысл сочиним потом. Не сочиним – назовем от поэзии
произведение ассоциативным стихом. Думай, голова, вставляй циферки в уравнение с неизвест-
ными! (Здесь включаю «перемотку» – ускоряемся). Результат второй строки: Юлия
Мигита
ЭХО КОСТРА ВЗМЕТНЕТСЯ, В БИСЕР ОКУТАВ СОН
Бис! Ни один филолог не придерется! Не поймет, о чём – его проблема: поэзию чувствовать
надо.
Теперь задача усложняется: с третьей строки нужен подгон под рифму. Давай-ка её сразу и
придумаем. «Заката» – «вата», «помято» (то есть помятоМ – предложный падеж). Пусть оно и
остается. Остальное кропаем единым росчерком: мало ли слов бродит в голове?
/–/-/- /–/-/-
СТАНЬ ПЕРЕЛЕТНЫМ КРИКОМ! В СЕРДЦЕ ЕГО ПОМЯТОМ
Не, что-то не то… совсем маразм. Заменим-ка «помятом» на «пернатом», поскольку выше
есть слово «перелетным». Ап!
СТАНЬ ПЕРЕЛЕТНЫМ КРИКОМ! В СЕРДЦЕ ЕГО ПЕРНАТОМ
Так лучше.
«Сон» рифмуется со «стоном». Нам каждое лыко в строку, берем «стон» не раздумывая:
точные рифмы всегда в цене.
РВИСЬ НА КЛОЧКИ БЕССИЛЬЯ, РЕЧЬ ОБРАЩАЯ В СТОН.
Читаем результат:
НОЧЬ РАЗЛИНУЕТ НЕБО КРАСНОЙ ПУРГОЙ ЗАКАТА,
ЭХО КОСТРА ВЗМЕТНЕТСЯ, В БИСЕР ОКУТАВ СОН.
СТАНЬ ПЕРЕЛЕТНЫМ КРИКОМ! В СЕРДЦЕ ЕГО ПЕРНАТОМ
РВИСЬ НА КЛОЧКИ БЕССИЛЬЯ, РЕЧЬ ОБРАЩАЯ В СТОН.
Если бы что-то не согласовалось – можно было бы препинаки исключить, чтоб замаскиро-
вать ляпы. Приём срабатывает, когда читатель профи. В смысле, профан. И терминами можно
текст приправить, фамилиями какими-нибудь. Типа, автор эрудит. На фоне умных вкраплений и
глупое проскочит.
Очень милый сюр получился. Съедят за милую душу – добавки попросят. А въедливому
критику я скажу, дескать, ты, уважаемый, шибко начитан, однако твои знания не стоят гроша
ломаного, поскольку ЧУВСТВОВАТЬ ты не умеешь, транспортиром и линейкой душу измерить
пытаешься! Стихи требуют иррационального подхода, «ума сердца», если угодно. Но ты тут не
силен: ты бюрократ, упершийся лбом в сухие директивы. Но ведь давно известно, что «суха
теория, а древо жизни пышно зеленеет». Кажется, классик сказал? Угу. Фауст звали. Ты ведь
не против классиков? То-то же. Так что иди отсель, в своих текстах закорючки правь. Народ вон
плачет (видишь благодарственный список?), в избранное берет. Это ли не аргумент против всех
твоих доводов? Ха-ха на тебя…
Выдумываем смысл.
Ми-ну-точ-ку! Пурга заката – это значит, по всему небу отблески разметались, как снег на ве-
тру. Ночь разлинует небо закатом – почему нет? Бывают же красные полосы в вышине! Почему
закат ночью? Так это авторское допущение, известный приём.
«Эхо костра» – ну тут о перекличке небесного и земного, типа, заходящее солнце «крикнуло»
светом, костерок «отозвался» из кустов. Бисер… это искры костра, рассыпающиеся по воздуху
мелкими частичками. Почему ими окутан сон? Да просто ЛГ спать хочет. Его нужно призвать
оживиться, встрепенуться, подать голос – «стать перелетным криком». Ну, типа, поэт – глас на-
рода… Ну чё вы…
В сердце «пернатом»… тээкс, что бы это могло быть? Не иначе – индивидуально авторский
эпитет, наводящий на мысль о духовности автора, его способности к «полёту». «Рвись на клочки
бессилья»… Кто рвись? А, неважно. Пусть во всеобъемлющем сердце ЛГ рвётся ВСЁ. Ёмкое сло-
во, что к нему добавить? Почему «бессилья»? Ну, не всё же сбывается в жизни… «Речь обращая
в стон» – а это о том, что стихи ЛГ всеми вокруг поняты и прочувствованы – до слез, до стонов.
Вот какой глубинный подтекст содержит моё творение! И пусть кто-то посмеет сказать, что
пишу заумь: имеющий уши (читай, душу) да услышит посыл произведения. А остальных я пош-
лю куда подальше!

Заключение

Сказка ложь, да в ней намек. Мы, читатели, слишком много работаем за авторов. Они по-
зволяют себе писать что угодно, нимало не утруждаясь тем, чтобы действительно расставлять

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 206 Россия 04.2022

Глокая куздра, или Общероссийское некоммерческое электронное издание
Фальшивомонетчики
от поэзии «наилучшие слова в наилучшем порядке», а мы, с нашим недюжинным воображением, вклады-
ваем в стихи-пустышки смысл. Не вычитываем, а выдумываем. И говорим себе: если в нас про-
будился фейерверк эмоций – значит, автор гений или, как минимум, мастер слова. А он просто
халтурщик и немного психолог. Понимает, что безграмотным читателям, как тем слепым курам,
везде пшеница. И чем стиш мудрёней, тем лучше: у читателя будет возможность торжественно
объявить, что он понимает ТАКУЮ! поэзию, значит, и сам немножко посвящённый. Самоут-
вердится человек. Грамотным читателям тоже понравится: всё сформулировано верно с точки
зрения языка. А заумь – не заумь вовсе, а их величество «образ»!

«Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно…» (с)
==============================================================================
МЫСЛИ ВДОГОНКУ
***Я не хочу стать знаменем читателей-графоманов, которые в силу своего непонимания об-
разных стихов огульно причисляют их к зауми, “выплескивая с водой ребенка”. Я за образность
обеими руками – за сложную и простую, лишь бы не бессмысленную.
***Я не хочу выступать в роли всезнающего судии. Я человек, а человеку свойственно оши-
баться.
***Я не читала ВСЕХ произведений Константина Кедрова (взятого мной в качестве примера
мгт), поэтому вовсе не утверждаю, что он не умеет писать в том числе и ст`оящих стихов. Однако
то, что мне попалось, не сильно отличалось от процитированного.
*** Предложенная мной (упаси бог, не рекомендованная!) схема написания “стихов”, ока-
зывается, реально применяется людьми. В этом сознались несколько авторов в рецензиях. Но,
конечно же, не утверждаю, что Кедров писал именно этим способом.
И последнее:
***Начинать оценивать чужое творчество можно только адекватно оценивая себя. Уверен ли
ты в том, что твой уровень достаточен для вынесения вердикта? – вопрос принципиальный.

Старинная открытка

Юлия 207 [email protected]
Мигита

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Время братьев по Аполлону

эссе Сергей
Князев
Ровно два века назад в молодой Российской державе, только что победившей Наполеона в
смертельной схватке, происходило великое брожение умов, начавшееся еще на заре XVIII века
– в годы петровских войн и преобразований...

Известный всей читающей России как автор «приключенческой» подцензурной поэмы
«Опасный сосед», поэт Василий Львович Пушкин напоминал в апреле 1816 года в письме сво-
ему племяннику Александру Сергеевичу Пушкину, учившемуся в Царскосельском лицее: «Ты
сын Сергея Львовича и брат мне по Аполлону...» В конце декабря 1816 года лицеист Пушкин
ответил своему дяде:

...Я знаю сам себя, хоть рад, хотя не рад,
Нет, нет, вы мне совсем не брат, –
Вы дядя мне и на Парнасе.
Как видим, остроумный Пушкин с фривольной лёгкостью отнёсся к серьёзному заявлению
Василия Львовича и слегка отстранился от предложенного «братства».
Прошло восемь лет. И вот в ноябре 1824 года Жуковский Василий Андреевич пишет Пуш-
кину, находившемуся в ссылке в своём имении Михайловское: «По данному мне полномочию
предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения со-
единишь высокость цели! Милый брат по Аполлону! Это тебе возможно!..»
Но Пушкин еще с самых ранних лицейских лет задумывался о том, достаточен ли его путь и
правы ли те, кто называл его питомцем муз. Только ли музы воспитывали в нём поэта? Заметив,
как из дверей одного из царскосельских храмов стал выходить народ после обедни, он сказал
своему приятелю: «А что, разве не возможно служить сразу и Саваофу, и Афродите?..» Этот
разговор был не позже 1814 года, когда у Пушкина ещё не сложился иерархический образ ни
христианского православного, ни аполлонического культа. Поэтому даже в 1822 году в стихотво-
рении «Адели» он ставит в один ряд и эллинских, и славянских богов: «Хариты, Лель // Тебя вен-
чали // И колыбель // Твою качали...» Или, годом раньше, он выделяет единственную свою музу
– и повествует о том, что «В младенчестве моём она меня любила // И семиствольную цевницу
мне вручила...», но уже после двух знаменитых гимнов, написанных в честь Вакха с разницей в
семь лет («Торжество Вакха» – в 1818 году, «Вакхическая песня» – в 1823 году), Пушкин повторя-
ет жест своего дяди Василия Львовича в письме к Петру Андреевичу Вяземскому, называя князя
своим братом по музам – служительницам Аполлона:
...Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка – не дядя твой.
Но, милый, – музы наши сёстры,
Итак, ты всё же братик мой.
А годом позже (8 декабря 1824 года) в письме к поэту Аркадию Гавриловичу Родзянке, на-
писавшему уже несколько песен своей новой поэмы «Чупка», Пушкин сетует: «Баратынский
написал поэму (не прогневайся, про Чухонку, и эта чухонка говорят чудо как мила. – А я про Цы-
ганку; каков? Подавай же скорее нам свою Чупку – ай да Парнас! ай да героини! Ай да честная
компания! Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: зачем ведёте мне не ту?».

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 208 Россия 04.2022

Время братьев Общероссийское некоммерческое электронное издание
по Аполлону
Иллюстрации из книги Т.Г.Цявловской «Рисунки Пушкина»
Москва, изд.Искусство, 1980 г.

Витязь. Девушка в венце и сарафане Татьяна

Сергей Обращениями к Аполлону и упоминаниями его имени изобилуют послания Пушкина к мо-
Князев сковскому кругу поэтов-любомудров и их друзьям:

«Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона» –

писал он в посвящении Зинаиде Александровне Волконской, хозяйке московского литератур-
ного салона – возлюбленной своего четвероюродного брата, поэта-философа Дмитрия Веневити-
нова. «Эвон! Эвое! Дайте чаши...» – скандировали друзья, поэты-любомудры Погодин, Кошелев,
Шевырев, Рожалин, братья Кириевские и упомянутый Веневитинов в 1826 году, встречаясь с
Пушкиным в московских литсалонах. Восторженные почитатели его таланта слушают только что
написанные главы из «Бориса Годунова», и в этом же, 1826 году, Пушкин пишет своего «Проро-
ка»: «Духовной жаждою томим, // В пустыне мрачной я влачился.<…> В пустыне долго я лежал,
// и Бога глас ко мне воззвал...» «Да ведают потомки православных // Земли родной минув-
шую судьбу», – пишет он в этом же 1826 году в монологе Пимена в драме «Борис Годунов». Но
уже вскоре ( 1827 год) появляются его знаменитые стихи «Пока не требует поэта // К священной
жертве Аполлон...» Здесь мы видим осознанное, серьёзное наименование божества, требую-
щего от поэта «священной жертвы». Что это, как не воплощение юношеского желания служить и
Саваофу, и Афродите!

Подобное «чередование» этих двух стремлений будет свойственно Пушкину до конца своей
жизни, с явным желанием выйти на магистральный путь служения традиционным русским
богам. Но кругу самых близких друзей Пушкина (Антон Дельвиг и Евгений Баратынскиий) покло-
нение и «служение» античным музам, каменам и божествам во главе с Аполлоном было делом
старинной привычки. В 1818 году Пушкин писал в стихотворении «Дельвигу»: «Наперснику богов
не страшны бури злые;// Над ним их промысел высокий и святой; Его баюкают камены молодые
// И с перстом на устах хранят его покой. // О милый друг, и мне богини песнопенья // Ещё в мла-
денческую грудь // Влияли искру вдохновенья// И тайный указали путь...» Дельвиг же незадолго
до этого «послания» в стихотворении «К А. С. Пушкину» писал: «Тебе ль, младой вещун, любимец
Аполлона, //На лиру звучную потоком слёзы лить, //Дрожать пред завистью и, под косою Крона
// Склоняся, дар небес в безвестности укрыть? // Нет, Пушкин, рок певцов – бессмертье, не заб-
венье, // Пускай Армениус, ученьем напыщен, // В архивах роется и пишет рассужденье, // Пусть
в академиях почётный будет член, // Но он глупец – и с ним умрут его творенья! // Ему ли быть
твоих гонителем даров? // Брось на него ты взор, взор грозного презренья, // И в малый сонм
вступи божественных певцов...»

Почта альманаха: 209 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Время братьев
по Аполлону
Этот «малый сонм божественных певцов» чувствовал себя, несмотря на молодость-моло-
дость, весьма свободно и вольготно в литературной жизни своего времени. Они свято верили в
то, что с самого раннего детства были замечены и воспитаны музами – служительницами Феба-
Аполлона; они были «надзираемы» старшими братьями по Аполлону Василием Пушкиным, Кон-
стантином Батюшковым, Николаем Карамзиным, Петром Вяземским, Василием Жуковским и
другими поэтами из литературного общества «Арзамас» сразу после того, как поступили учиться
в только что открытый Царскосельский лицей в 1811 году.

Но миновало уж более полувека с той поры, как по настоятельнейшей просьбе своих друзей
и попечителей саксонский ученый – историк Иоганн Иоахим Винкельман, занявшись эстетикой,
написал и издал свой знаменитый труд, изменивший облик и Европы, и культурной России.
«История искусств древности» г-на Винкельмана вышла в свет», – напишет Готфрид Эфраим Лес-
синг в ХХVI главе своего знаменитого трактата «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии».
– Я не смею идти дальше, не прочитав этого сочинения. Разглагольствования об искусстве на ос-
новании одних представлений могут повести к нелепостям, которые рано или поздно увидишь,
к стыду своему, опровергнутыми самими же произведениями искусств. <....>То, что сделали
<древние> художники, будет примером того, что вообще должны делать художники, и там, где
такой человек, как Винкельман, идёт впереди с факелом истории, спекулятивное мышление
может смело следовать за ним». Сам же Винкельман внутри этого трактата создал красивое,
написанное гекзаметрами на немецком языке сказание о великом Солнцебоге Аполлоне, пора-
жающем Змея Пифона, и гигантской силой своего таланта смог внушить читателям отношение к
статуе Аполлона в Бельведерском музее в Ватикане как к истинному Богу! «Спекулятивное мыш-
ление» человечества не заставило себя долго ждать – оно ринулось вслед за новым пророком
с радостным возгласом: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» Заметим, что и главнейшая книга
Винкельмана «История искусств древности», и обзор её содержания в «Journal Encyclopedique»
на французском языке появились как раз в год введения секуляризационных перемен в России
– в 1764 году! Так началось триумфальное шествие идей Винкельмана и по Европе, и у нас в
России. Главный культурный центр Европы во второй половине XVIII века постепенно, но за-
кономерно сместился в Италию. Италией и «подражанием древности» заболели гиганты Гербер,
Шиллер и Гёте, и на глазах у изумленного мира в течение нескольких десятилетий утвердилась
культура и литература нового созерцания, призывающая для создания современных шедевров
научиться подражать древним грекам. Важно отметить, что до Винкельмана происхождение
всех произведений Ватиканского музея считались римским, а не греческим. Винкельман же за-
ставил весь мир смотреть на них как на произведения греческие и своего обожаемого и воспе-
того Аполлона Бельведерского считал греческим подлинником, а не римской копией.

К 1762 году, когда Екатерина II пришла к власти, бывший фаворит почившей царицы Елиза-
ваеты Петровны граф И. И. Шувалов, являвшийся попечителем созданной в 1757 году в Санкт-
Петербурге Академии художеств, предусмотрительно ретировался в Париж, а после приехал в
Рим, где занимался изучением античных древностей. Шувалову Россия «обязана» появлением
более семидесяти гипсовых слепков, изготовленных по его инициативе для Академии худо-

С.Л.Пушкин, В.Л.Пушкин, С.Н.Трубецкой, П.С.Пущин. Виселица

Грузинка с кинжалом на фоне гор 210 Сергей
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Князев

Россия 04.2022

Время братьев Общероссийское некоммерческое электронное издание
по Аполлону
жеств. Не без его участия были организованы и первые поездки в Рим из России художни-
ков-стипендиатов этой Академии. Изучением античности по трудам Винкельмана увлеклась и
Президент Российской Академии наук княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Приняв католиче-
ство, в Риме поселился и сам Винкельман. Он занимал почётный пост главного библиотекаря в
Ватикане, участвовал в изучении открытых при извержении Везувия древних греческих городов
Геркуланума и Помпей, к которым личный интерес проявляла Имперарица Екатерина II. Но Вин-
кельман Иоган Иоахим трагически погиб по возвращении из Вены в 1768 году в Триесте, в свои
неполных пятьдесят два года.

Прошло двадцать пять лет со дня его гибели. Дух винкельмановского произведения «Исто-
рия искусства древности» пришёлся по душе деятелям Великой французской революции, а
пятью годами позже, в 1798 году (девятого термидора шестого года республики), во Францию из
Италии были привезены захваченные Наполеоном сокровища Ватикана. А в 1814 году боевой
офицер, крупнейший поэт России Константин Николаевич Батюшков, родившийся в 1787 году,
созерцал эту красоту в освобождённом от Наполеона Париже в «Musee Napoleon». О радости
встречи с Аполлоном Бельведерским он пишет в письме к близкой родственнице своего старше-
го друга Василия Львовича Елене Григорьевне Пушкиной: «Мы пробежим музеум, <...> мы зна-
ем, что перед Аполлоном, Венерою и Лаокооном надобно сказать: ах! – повторить это воскли-
цание перед картинами Рафаеля, с описанием их в руках, разумеется, и оставя чудеса искусств,
явимся в 3-м часу на террасе Тюльерийского сада...»; а также Дмитрию Васильевичу Дашкову:
«Теперь вы спросите меня, что мне более всего понравилось в Париже? Трудно решить. Начну с
Аполлона Бельведерского. Он выше описания Винкельманова: это не мрамор – бог! Все копии
этой бесценной статуи слабы, и кто не видал сего чуда искусства, тот не может иметь о нём
понятия. Чтоб восхищаться им, не надо иметь глубоких сведений в искусствах: надобно чувство-
вать. Странное дело! Я видел простых солдат, которые с изумлением смотрели на Аполлона.
Такова сила гения! Я часто захожу в музеум единственно затем, чтобы взглянуть на Аполлона, и
как от беседы мудрого мужа и милой, умной женщины, по словам нашего поэта, «лучшим воз-
вращаюсь».

Так, у русского воина-христианина появился новый главный бог с новым сонмом богов! И
эти новые боги претендуют теперь на то, чтобы люди им кадили фимиамом жертв и приноше-
ний. И русский поэт Батюшков, возвратившийся с великой победоносной войны, употребляет
теперь все свои силы на подражание древним грекам и на служение новым богам: «Под тению
черёмухи млечной // И золотом блистающих акаций //Спешу восстановить олтарь и Муз и
Граций,// Сопутниц жизни молодой. // Спешу принесть цветы, и ульев сот янтарный, // и нежны
первенцы полей. // Да будет сладок им сей дар любви моей // И гимн поэта благодарный. // Не
злата молит он у жертвенника Муз...» Это стихотворение написано в 1817 году, в том самом,
когда благодаря усилиям и настойчивости поэта Николая Ивановича Гнедича была издана книга
Батюшкова «Опыты в стихах и прозе». А его младший брат по Аполлону через семь лет, как
лёгкое эхо этой культовой Батюшковской «Беседки муз», предъявит миру и своё Приношение:

П.В.Киреевский Е.А.Баратынский

Сергей 211 [email protected]
Князев

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Время братьев
по Аполлону
«Фонтан любви,// Фонтан живой! // Принёс я в дар тебе две розы.// Люблю немолчный голос
твой// И поэтические слёзы». До конца жизни Пушкин останется верен пониманию поэтическо-
го творчества как приношению жертв Аполлону и другим богам. Алтарь, огонь, треножник – вот
атрибуты аполлонического культа, запечатлённые в стихотворении «Поэту» 1830 года: «...Ты сам
свой высший суд.// Всех строже оценить умеешь ты свой труд.// Ты им доволен ли, взыскатель-
ный художник?// Доволен? Так пускай толпа его бранит // И плюет на алтарь, где твой огонь
горит, // И в детской резвости колеблет твой треножник». А ещё через шесть лет, в тяжёлом
для Пушкина 1836 году, в стихотворении «Художнику»: «Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою
мастерскую: //Гипсу ты мысли даёшь, мрамор доступен тебе: // Сколько богов, и богинь, и геро-
ев!.. Вот Зевс Громовержец,// Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.// Здесь зачинатель
Барклай, здесь совершитель Кутузов. Тут Аполлон – идеал, там Ниобея – печаль... // Весело мне.
Но меж тем в толпе молчаливых кумиров – // Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет; //
В тёмной могиле почил художников друг и советник. // Как бы он обнял тебя! Как бы гордился
тобой!» Пушкин не забывает ни главных, ни второстепенных богов. Ещё бы! Мир так изменился
в течение последних тридцати лет девятнадцатого века! Академия художеств выпускает худож-
ников-ваятелей, творящих в своих мастерских миры кумиров и в мраморе и в гипсе. Академия
сия укомплектована ватиканскими слепками для обучения студентов; покойная вдовствующая
императрица Александра Фёдоровна ещё в начале века создала неподражаемый Павловский
парк с колоннадой Аполлона, которая вдруг(!) была разрушена разразившейся грозой и остав-
лена для нас в таком неприглядном виде – ради придания новой постройке «колорита и правды
древности»; копии скульптурных групп Лаоокоона и Ниобеи поставлены здесь же, неподалёку,
по завершении именных двенадцати дорожек, в центре которых находится скульптура Апол-
лона Бельведерского – повелителя времени, тень от которого является стрелкой солнечных
часов! Правда, за оградой Павловского Парка есть и традиционная церковь Марии Магдали-
ны с хранящимися там штандартами, осенёнными победами в ратных боях: всем сестрам по
серьгам! В усадьбах знатных людей построены беседки, так называемые «храмы любви», – с
колоннадами и греческими кумирами. Одна из таковых храмов-беседок под Москвой, в усадьбе
Остафьево – там, где Николай Михайлович Карамзин писал «Историю государства Российского»:
князь Вяземский, владелец усадьбы, приходился ему зятем и помощником. Ваятель Пушкин-
ский в приведённом выше гекзаметре создал Зевса Громовержца – не того ли самого, всевыш-
ней волею которого Евгений Онегин оказался вдруг наследником «всех своих родных?» «Так
думал молодой повеса,// Спеша в пыли на почтовых,// Всевышней волею Зевеса // Наследник
всех своих родных»... Идеального Аполлона, безмолвно скорбящую «внутренней скорбью»
Ниобу, Барклая, Кутузова создал художник из подвластных ему материалов. Только друга и со-
ветчика художников Дельвига художник не изваял! Кто из двоих друзей и советчиков (Дельвиг?
Баратынский?) написал когда-то, в пору продолжавшейся десятилетиями борьбы «Арзамаса»

Н.И.Гнедич Д.В. Веневитинов
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6
212 Сергей
Князев

Россия 04.2022

Время братьев Общероссийское некоммерческое электронное издание
по Аполлону
с «Беседой», следующие строки: «...Фёдор Глинка молодец —// Псалмы сочиняет, // Его хвалит
Бог-отец, // Дух святой, известный лжец, // Бог-сын потакает; //Говорит, что он певец...// Бол-
тает, болтает». Написано в 1826 или 1827 совместно с Баратынским. Собравшись вдвоём, ра-
достные поэты походя совершили хулу на Духа Святаго. Забыли они или не обратили внимания:
и в Писании, и в Предании говорится о том, что всё простится человеку, кроме подобной хулы.

Дельвиг умер в расцвете сил в январе 1831 года, за полгода до пришедшей в Санкт-
Петербург холеры. Баратынский же, поэтический дар которого Пушкин превозносил выше
небес, создал в 1834 году стихотворение, которое хочется процитировать полностью: «Болящий
дух врачует песнопенье. // Гармонии таинственная власть// Тяжёлое искупит заблужденье // И
укротит бунтующую страсть. // Душа певца, согласно излитая, // Разрешена от всех своих скор-
бей; // И чистоту поэзия святая // И мир отдаст причастнице своей». У Баратынского сама Поэзия
становится Божеством. В его поэтике нет видимых атрибутов аполлонического культа: жертвен-
ников, треножников, огня и самой жертвы. В приведённых стихах происходит тонкая, красивая,
прямо-таки колдовская подмена христианского богослужения, где вместо врачующей душу ис-
поведи действует врачующее Песнопенье, чья Гармония обладает укрощающей и искупляющей
властью, и, в конце концов, душе-причастнице святая поэзия даёт и чистоту и мир. Как видим,
совершились два таинства: исповедь и причастие, и Поэзия заменила собой все божества и
ипостаси божеств. Пушкин чувствовал эту особую силу Баратынского, понимал и досконально
знал стихи неподражаемого подражателя Батюшкова и вёл с ним сознательную перекличку, но
в зрелом возрасте всё-таки воскликнул: «Веленью Божию, о Муза, будь послушна!»

В 1823 году Батюшков сошёл с ума. Пушкин понимал, что это не просто так: нечто подобное
может случиться и с ним: «Не дай мне бог сойти сума.// Нет, легче посох и сума; // Нет, легче
труд и глад...» Стихи написаны в 1833 году, за четыре года до смерти. Батюшков основал свой
метод создания произведений на изучении и подражании древним и современным творцам.
Это прямое исполнение директив Винкельмана о том, что гениальное произведение может
быть создано только на пути подражания древним грекам. «Вчерашний день поутру, сидя у
окна моего с Винкельманом в руке, я предался сладостному мечтанию, в котором тебе не могу
дать совершенно отчёта; книга и читанное мною было совершенно забыто...» – писал Батюш-
ков в прозаической «Прогулке в Академию художеств. Письмо старого московского жителя к
приятелю в деревню его Н.». Хотя и отвлекался Константин Николаевич от Винкельмана, но мы
понимаем, что сидеть у окна с этой книгой — обычное занятие поэта. И нас не удивляет, когда
из казавшегося нам когда-то в ранней юности оригинальным стихотворения «Умирающий Тасс»
торчат уши Лагарпа, и не только одного Лагарпа... Баратынский же в своем поэтическом творче-
стве настаивает: «Не подражай: своеобразен гений...» Баратынский преобразует и христианский
культ, и аполлонический, создавая мир иной, не похожий ни на одну из существующих эстетик.
Когда читаешь его отдельно взятую книгу «Сумерки», видишь и ощущаешь воплотившуюся в

А.А.Дельвиг Шиллер и Гете

Сергей 213 [email protected]
Князев

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Время братьев
по Аполлону
ней идею рождения света из тьмы. Больше ни в одной книге во всей нашей литературе ничего
подобного увидеть нам не удастся: Баратынский усвоил уроки всех своих предшественников и
ушёл своей дорогой к свету куда глаза глядят. Странным и непонятным кажется только то, что за
год или за два до публикации своей поэмы «Бал» под одной обложкой с Пушкинским «Графом
Нулиным» он «влип» в глупую ситуацию с клеветой на крупного поэта и прекрасного человека
Фёдора Николаевича Глинку, да еще и с худой хулой на Святого Духа! Ещё недавно, в 1840 году,
он находил для себя выход в надежде на РИФМУ – субстанцию, не связанную ни с языческой
греческой, ни с христианской мистикой: «Среди безжизненного сна, // Средь гробового хлада
света, // Своею ласкою поэта // Ты, рифма! Радуешь одна…» Но в 1844 году – в своём последнем
стихотворении «Пироскаф»: «Нужды нет, близко ль, далеко ль до брега! // В сердце к нему при-
готовлена нега.// Вижу Фетиду; мне жребий благой // Емлет она из лазоревой урны: // Завтра
увижу я берег Ливурны, // Завтра увижу Эллизий Земной». Надежды поэта не сбылись: морская
нимфа из лазоревой урны преподнесла Баратынскому смертный удел.

Он умер в Неаполе 29 июля 1844 года – там, где родился его дядька, воспитатель-итальянец,
«Беглец Италии, Жьячито, дядька мой», передавший когда-то юному воспитаннику «благодать
неруссского народа». Смерть Баратынского Авгения Абрамовича была скоропостижной.

Пушкин же 22 ноября 1836 года пишет стихотворение «Отцы пустынники и жёны непороч-
ны...», где почти дословно перелагает молитву святого Ефрема Сирина, читающуюся в первую
неделю великого поста священником в храме с воздетыми к небу руками и земными покло-
нами: «…Владыко дней моих! Дух праздности унылой, // Любоначалия, змеи сокрытой сей, //
И празднословия не дай душе моей.// Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья, // Да брат
мой от меня не примет осужденья,// И дух смирения, терпения, любви, // И целомудрия мне в
сердце оживи». Через два месяца он погибнет на дуэли. Перед смертью над ним совершились
таинства соборования, исповеди и причастия. Брат по Аполлону ушёл путем всея Земли как род-
ной наш брат во Христе. Но время братьев по Аполлону продолжалось. В нём жили и творили
многие наши великие и не очень великие соотечественники. Имена некоторых из них упомянуты
вкратце на этих страницах. О них и о других постараемся рассказать в следующем нашем эссе о
времени братьев по Аполлону.

Автопротрет в стиле французской революции Два автопортрета

Продолжение следует

214 Сергей
Князев

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Память

Юлий Клевер (1850−1924)
Осень в лесу

Прекрасное
остаётся с нами навсегда

Почта альманаха: 215 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Афиша

Очерк воспоминаний о необыкновенном
поэте, трагически погибшем в 36 лет…

Виолетта Баша

Денис Коротаев

Поэзия высочайшего уровня
эмоций и смыслов

216 Редакция
альманаха
«Гражданинъ»

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Огненный гусляр России

Памяти поэта Дениса Коротаева

Виолетта 8 августа 2003 года. Пятница. Непоздний вечер.
Баша Денис возвращался с дачи, где писал стихи. Полоса, ведущая в Москву златоглавую, была
практически пустой. Можно было разогнаться до ста километров в час. На дороге – никого. Ве-
чернее солнце светило прямо в глаза, слепило. Так позднее установит следствие.
На встречной полосе было море машин: в пятницу вечером все едут из Москвы на дачи и
только Денис ехал в столицу.
Водители называют это «сплотка» - море машин из Москвы замерло и почти не двигается. В
гуще ближе к центру шоссе - машина с семьей, возвращавшейся из Крыма. Муж, жена, ребенок.
Ребенку надо было выйти. Решили пересечь казавшуюся пустой встречную полосу, что было
ближе, чтобы на обочине дитя могло выйти из машины.
А в Москву по своей, пустой полосе со скоростью под сто километров в час летел поэт.
Говорят, что Денис не успел почувствовать боли и понять, что случилось. Не знаю. Но все
произошло мгновенно. Один миг. Возникшая внезапно со встречной полосы машина. Роковое
стечение обстоятельств. Попроси малыш выйти минутой раньше или позже, и ничего бы страш-
ного не случилось.
Лобовое столкновение. Огромная скорость машины Дениса. Удар. И все - всмятку, после чего
не может быть раненых. Погибли все – несчастная семья - отец, мать, ребенок, ехавшие из
Крыма мимо Москвы в Питер.
Не стало и одного из лучших поэтов России своего поколения.
Впрочем, так бы о себе он не сказал, знал свое предназначение. Помню, что считал себя в
поэтическом и немного мистическом плане продолжением Бальмонта и особенно любил этого
поэта, но по мне так - никакой он не Бальмонт. Он – Денис Коротаев со своим голосом. И не
меньше Бальмонта. Голосом уникальным, ярким, умным, полным любви к России и боли за
нее. Часовой, стоящий в русских полях и их защитник. В стихотворении «Идол», посвященном
Константину Бальмонту, есть такой образ. Часового на полях России. Время лихолетья таково,
словно Бог покинул Россию. И только огненные гусляры стоят по полям нашей Родину и ждут
возвращения Русского Бога.

Внимая шум чужих утех,
Осанну и хулу,
Мой Бог не ждал удар от тех,
Кто пел ему хвалу.

И он ушел своей тропой,
А я и днесь стою,
Как несмененный часовой
В неведомом краю.

Стою – охаян и забыт,
Вне меры и вины,
Не зная, сколько нас стоит
От Дона до Двины.

Стою – вне судеб и дорог,
Вне мнений и времен.
Когда придет мой старый Бог –
Меня увидит он…

Почта альманаха: 217 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Огненный
гусляр России
Но он и сам был таким - часовым, защитником, и неизменно – гусляром эпохи Андрея
Рублева, тем, что за всю Россию поет и в словах его правда и только правда. Не взирая на смену Виолетта
вех и царей. Баша

Но о себе Денис всегда говорил с улыбкой, скромно. Незадолго до катастрофы Денису Ко-
ротаеву исполнилось 36 лет. Навечно.

За полгода до случившегося он написал стихотворение. Новый голос, мощный, тихий, но
сильный, такие звучат без надрыва, но как вечевой колокол слышны на всю Россию. И посвятил
его кинофильму «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, чувствуя с ними обоими свою нераз-
рывную связь. Пронзительный мотив – гусляра вяжет стража, опричники бросают в огонь гусли.

Кто же он сам, поэт Денис Коротаев?
Свидетель и очевидец эпохи, ее поэтический летописец. Огненный гусляр России.
Вот строки из его главного, набатного стихотворения «Догорают мои гусли-самогуды».

Сколько люду набежало, сколько люду! -
И торговый, и служивый, и блаженный...
Догорают мои гусли-самогуды,
Прожигая полынью во льду саженном.

Не стоял бы я на месте, словно идол,
И метнулся бы в огонь, да цепью кован.
Не иначе - скоморохов кто-то выдал
И сказителям конец поуготован.

Видишь? - стражники расставлены повсюду
И качают бердышами дети пёсьи...
Догорают мои гусли-самогуды,
Догорают мои звончатые песни.

Догорают, а потом уйдут под воду...
Только сажа на снегу лишь... Только сажа...
И отправится попа да воеводу
Распотешить верноподданная стража...

Разойдутся не дождавшиеся чуда
Кто - со смехом, кто - с добычей, кто - с укором...
Догорают мои гусли-самогуды
На костре по-инквизиторски нескором.

Кто-то вышел на мостки как на подмостки,
Кто развеяться пришёл, а кто согреться...
И постреливают немощные доски
Разрывными - да по сердцу, да по сердцу...

Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры не голосили...
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса ещё найдутся по России.

Отсижу своё в чахоточном остроге,
Слажу новые - соборнее да звонче -
И пойду, покамест горе носят ноги
Допевать всё то, что прежде не закончил...

А покуда рвутся струны, а покуда
Яро пламя, ако рана ножевая,
Догорают мои гусли-самогуды,
И корёжится в огне душа живая...

Денис Коротаев погиб в автокатастрофе 8 августа 2003 года, стихотворение им написано 16-17
декабря 2002 года, за 8 месяцев до гибели.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 218 Россия 04.2022

Огненный Общероссийское некоммерческое электронное издание
гусляр России

Денис Коротаев родился 14 июня 1967 года в Москве. В 1991 году Денис закончил один из
самых сложных институтов страны – МФТИ, в 1996 году защитил кандидатскую.
Как и я он не технарь, а кандидат физико-математических наук. Технари ковали оборонный щит
Родины, физики и математики - вгрызались в тайны мироздания, чтобы технари могли спасти
страну.

Помню, при второй встрече мы обменялись не сборниками стихов, а рефератами кандидат-
ских диссертаций. С улыбками понимания. Это был знак принадлежности к клану ведущих на-
учных школ, я родом из МГУ, Денис – из Физтех. Когда-то еще при Берии, этот институт отделил-
ся от МГУ, и создан был для защиты нашей Родины, на повестке дня стояло создание атомной
бомбы. Физтех тогда был не меньше, чем МГУ, пристанищем ярких и не стандартно мыслящих
людей, беззаветно случивших Отчизне.

Денису было только 27 лет, он был совсем молодым человеком, когда был принят в Союз
Писателей России в 1994 году. Приведу еще несколько фактов. Автор книг «Проводник» (1994),
«Белые тени» (1998), «Итак...» (2001), и других...Денис Коротаев - лауреат нескольких всерос-
сийских поэтических конкурсов, победитель Национального Всероссийского конкурса поэзии
имени Сергея Есенина. Руководитель нескольких поэтических семинаров, в том числе препода-
вал поэтическое искусство на факультете журналистики МГУ.

Наше знакомство состоялось в ноябре 1995 года, когда меня позвали участвовать во всерос-
сийском турнире поэтов «Артиада», проводимом Комитетом по делам Молодежи России под
эгидой ЮНЕСКО. Участников разбили на две группы по возрасту. Я на 13 лет старше Дениса,
слава Богу, что нам не пришлось конкурировать - я стала победителем среди более взрослой
категории участников, он - в более молодой.

Первое ощущение от общения с новым другом – солнышко сияющее. Всегда с улыбкой, всег-
да доброжелательный, он был и строгим критиком, и советником. Никто так не обидно не умел
подсказывать и делать замечания. Его совет выслушать было даже приятно, с такой открытой
доброжелательностью он умел это делать.

Интеллектуал. Технарь, математик, физик и гуманитарий. Отец Дениса – физик, тоже выпуск-
ник Физтеха, как выражались в славные советские времена, «ковал оборонный щит страны», а
вот мама – преподаватель русского языка и литературы, по национальности украинка. В со-
ветское время еще не забылось такое понятие, как единая семья народов. Верю, что наш путь
– возродить его.

Когда Денис погиб, чувство глубочайшей несправедливости захлеснуло до боли. Такой та-
лантливый, такой жизнелюбивый и солнечный, и вот - его нет. Помню опущенное и потерянное
лицо отца Дениса Геннадия Алексеевича Коротаева на поминках сына. Не дай Бог никому пере-
жить своих детей.

Сразу после гибели Дениса небо над Москвой затянули тучи и несколько дней лил дождь.
И только после отпевания в кладбищенской церкви дождь прекратился. А когда у могилы
отзвучали прощальные речи, из туч вышел луч солнца и упал на гроб. Все это было каким-то
божественным, неземным знамением, и еще раз подтверждало особое предназначение певца
России. Душа поэта устремилась к Богу.

Виолетта 219 [email protected]
Баша

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Огненный
гусляр России
Я не могла бросить стихи Дениса, и, получив разрешение отца поэта, стала размещать в
интернете мемориальные страницы. Мы много лет общались с отцом Дениса по телефону, не-
сколько раз он приезжал ко мне, он много рассказывал о сыне, обсуждали наши дела и проекты.
Геннадий Алексеевич Коротаев рассказывал о начале творческого пути сына.

Первой слушательницей стихов Дениса была мама. Она как учитель русского языка была
очень строга, делала замечания и требовала высочайшей степени ответственности и уважения к
языку и слову, точности, меткости. От нее это передалось и сыну.

Мама Дениса ушла из жизни рано, в девяностые. Помню телефонный разговор с Денисом. Я
сказала, а можно я буду тебе сестрой? Такой и стала себя считать с тех пор. В апреле 2020 года
умер и отец Дениса. Остались только страницы в интернете. Читайте их. Это умные, глубинные
своими любовью и знанием русской истории, горящие строки огненного гусляра России.

Я не слишком верила, что настоящие поэты России должны как Пушкин умереть в возрас-
те 36 лет. Мистика какая-то. После августа 2003 года мне часто вспоминается песня Высоцкого
«Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт», там называется этот же возраст – на 37-м
году. Смертельный возраст для настоящих поэтов России. И правда, молодым на дуэли вослед
за Александром Пушкиным погиб и Михаил Лермонтов, Сергей Есенин умер в возрасте 30 лет.
Рано ушли из жизни Игорь Тальков, Виктор Цой и Николай Рубцов, Владимир Высоцкий и многие
другие большие поэты России. Трудно быть часовым на полях России, ее нервом, ее голосом, ее
душой. Рано Господь забирает своих часовых.

36 лет. Денис к этому возрасту многое успел. Его жизнь напоминала тугую пружину. Успеть
все. Спать мало. Жить в бешеном ритме.

Денис был очень внимательным и заботливым другом. В Союзе Писателей он отвечал за при-
ем молодых поэтов. Заботился о них, опекал. Его опека и попытка помочь была во всем. Помню
такой случай.

С момента знакомства на «Артиаде» в ноябре 1995 года Денис приглашал меня в Дом Лите-
раторов, а я все пропускала, но не злонамеренно. Просто была занята, работая в руководстве
крупнейшего еженедельника «Мир Новостей». В Москве мы встречались редко, оба были за-
няты, но часто общались как и многие москвичи по телефону.

И вдруг летом 1997 года Денис позвонил мне и рассказал, что есть совсем дешевые путевки Виолетта
от Литфонда для поэтов в Дом Творчества имени Чехова в Ялту. Практически даром. Он всегда Баша
делился всем, что могло другим быть интересно, важно, или просто помощью даже в делах
бытовых. А отпуск в Крыму и почти на халяву – это для любого подарок. Там мы и встретились.
Там он подарил мне свой сборник «Белые тени» с надписью «Виоле, с которой мы видимся
в Ялте чаще чем в Москве. Не от того ли так тепло мы друг к другу относимся? А, Виола?!»
Меня кольнуло чувство вины, ведь это я часто не приезжала на приглашения, встречи, вечера,
мероприятия. Особенно остро теперь вспоминаю последнее приглашение на творческий вечер
Дениса в апреле 2003 года, на электронную почту пришла открытка с текстом и картинкой, на-
рисованной самим Денисом специально для меня. «Успею», - подумала я. Господи, знать бы. Не
пустила бы я его на это шоссе, руки бы раскинула и преградила дорогу… С тех пор он порой мне
снится живым…

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 220 Россия 04.2022

Огненный Общероссийское некоммерческое электронное издание
гусляр России
Никогда не откладывайте встреч с друзьями. Другого случая может и не быть. Больно…
Расскажу, как Денис умел завоевывать симпатии даже тех, кто поначалу относился к нему
скептически.
Ялта 1997-го. Полупустой Дом творчества. Пять – шесть поэтов на все этажи. И Крым пу-
стой – почти без отдыхающих, мертвая зона, а не полуостров. В Крыму экономика обрушилось.
Но мы, залетные поэты из Москвы, все молоды, и счастливы поэзией. И наши жалкие гроши
неожиданно по курсу стали весомы, и мы бродили по полупустым кафешкам и дегустировали
крымское вино и кофе. Брат и сестра по поэзии и по жизни.
Мне за ним не угнаться… бегом с горы, где прилепилось наше ласточкино гнездо для пишущей
птичьей стаи …
Летит на море, не угнаться за ним… ему все успеть надо…
- Денис, погоди, загонишь меня совсем! Эх, молодое поколение…- смеюсь я.
- Молодое поколение выбирает старших, - смеется на ходу.
Впрочем, выглядели тогда мы как ровесники. Но я помнила, что я – старшая сестра. И по-
купала ему как мальчику сладкую пахлаву на пляже…
Не ждет, мчится по Морской улочке вниз. Чувствую себя школьницей, сбежавшей с уроков. По
набережной еще сколько-то там километров. Уфф! Летит. Все надо успеть - так и жил всегда. В
страшно сжатом ритме, с ощущением - успеть.
Помню нашу игру теннис. Гоняет по площадке, куда там! Моя подача. Прицеливаюсь. А он …
опа! – движение из ламбады в обнимку с ракеткой. От смеха мажу. Ага, и сам ржет. Ну, конечно,
продула ему с разгромным счетом. И не обидно. У него многое лучше получается.
Первый заезд украинцев не от Литфонда. Собственность Дома Творчества пока не определена,
Литфонд, похоже, его потерял, а Украина не приобрела. В нижнем корпусе, где не было поэтов,
были наши потенциальные слушатели – все с Украины.

Через год они заполнят все. А пока их немного, но зато какие! За моим столиком сидит киев-
лянин. И принципиально, зная, что не все пойму, говорит со мной только по-украински. Ругает,
как и положено, москалей.
А тут нас с Денисом администрация попросила выступить в библиотеке со стихами перед отды-
хающими. В основном перед украинцами, то есть. И есть информация, что киевлянин собирает-
ся прийти.
- Что будем делать, Денис? – спрашиваю. А, надо заметить, мы все как-то больше про Россию
собирались читать, про нее, родную… - Слушай, а у меня папа- украинец.
- А у меня – мама, - отвечает Денис.
Вот с этих слов и начали мы выступление. А потом Денис сказал что-то о славянском братстве. И
посмотрел так… как умеет. Обезоруживающе. С ослепительной мальчишеской улыбкой. Ко-
роче, растаял наш украинец. И все прочие киевляне тоже. Слушали про Россию, затаив дыха-
ние. Аплодировали. Потом наш киевлянин сказал только: «Не забывайте, что Украина – и ваша
родина».

Виолетта 221 [email protected]
Баша

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Огненный
гусляр России
- А як же! – ответили мы хором с Денисом.
А перед выступлением, когда я зашла к нему в номер, чтобы пойти на наш концерт, он спро- Виолетта
Баша
сил: - Минут пятнадцать у нас еще есть?
- Да, отвечаю.
И пока я перечитывала свои странички, написал стихотворение «Ялта», такое, что другим и за

всю жизнь не написать.

Чутко цепляясь плющом за обветренный склон,
Город висит между трех одичавших стихий.
Тише, поэты, умерьте рифмованный стон,
Дайте услышать напетые ветром стихи!

Небо прибито к вершинам гвоздями светил.
Волнами сглодана берега старая кость.
Что ж ты, Джалита грустишь, нас к себе допустив –
Робкий хозяин, снимающий угол как гость?

Пусть кипарис и миндаль вместо скрюченных верб –
Жизнь не обманешь цветами рекламных картин.
Право, Джалита, не твой ли сегодняшний герб –
Бедные дети на фоне богатых витрин?

Восемь веков стерегут твой неверный покой
Серыми скалами Петр, Даниил, Теодор
В город хранимый врываясь гремящей рекой
И растворяясь в певучих расщелинах гор.

Знаешь, Джалита, средь этого сонма святых
Горько должно быть себя ощущать не у дел?
Но отчего в суете твоих улиц витых
К черту летит геометрия линий и тел?

Но отчего так легко подниматься наверх,
Меряя праздные версты по склонам крутым?
И не достичь каменистой вершины вовек,
И не понять, что скрывает заоблачный дым…

А потом познакомились мы с профессором Лит. Института Ольгой Михайловной Овчаренко.
И были приглашены в ее номер - стихи почитать. У меня страх – вдруг не понравится? Смотрю
на Дениса и понимаю – с ним не страшно. Все прошло хорошо. Потом мы с ней гуляли по алле-
ям Дома Творчества. Она рассказывала про ушедших поэтов, с кем приходилось встречаться. С
ней я сдружилась и часто созванивалась в Москве.
… Завидовала ли я Денису? Да нет. Точно. Каждому – свое.

Но главное, тогда он был для меня светлым мальчиком, братом, умным настолько, что я
казалась себе не старшей, а младшей сестрой. И тогда точно не понимала до конца, что такое,
эти его стихи и он сам. Читать их в большом объеме и многократно я стала уже после трагедии.
И была потрясена.

Свидетель и летописец эпохи. Мой младший старший брат. Огненный гусляр России.
Вот его строки.
«В Королевстве моем, – замечает он – ... вера ушла и, увы, заменить ее нечем... И последний
придворный поэт утонул в раболепстве».
Время Ельцина, время предательства и подлости. Нетерпимое.
Только помните, как получилось у Есенина с Троцким? Не захотел крестьянский поэт стать по-
этом при власти. Хотя и полное собрание сочинений издали, и журнал предлагали. Но он сам по
себе, как божья дудка. И присмотревшись внимательным взглядом летописца, Денис пишет о
нас, брошенных в пучину локальных конфликтов: «Ни хрена себе – демократия!/От распятия –
до распития,/И соитие – не проклятие,/И война теперь – не событие...»

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 222 Россия 04.2022

Огненный Общероссийское некоммерческое электронное издание
гусляр России
Сила слова Коротаева, писавшего рифмованную летопись этого времени, была кинжальной.
Виолетта Теракты, локальные войны, социальное расслоение, рождение нового – через боль адскую и
Баша семь ножей в спину лжецов всех мастей, вот что такое Коротаев.

В отличие от бесчисленных «плакальщиков» России, отпевавших Родину в лихие годы, Де-
нис верил в приход нового времени, но не в «новых русских», над которыми смеялся не только
в стихах. Он верил в подлинное возрождение России, до которого ему не суждено было до-
жить. В 2000 году ушел Ельцин, судьба дала Денису только три года, чтобы почувствовать ветер
перемен. Тогда трудно было поверить, что все получится. Но новые ростки уже были.

Неравнодушный, не поддающийся пропаганде, он бьет наотмашь все, что неправедно. Он
и «груз 200», павших от предательства Ельцина, когда наши мальчики сражались за точки на
карте, а из Москвы шел приказ, оставить те места, за которые положены сотни жизней,

Ни крови, ни крика,
Ни рвоты, ни мести.
Гуманно донельзя.
Не так ли, ГРУЗ ДВЕСТИ?

Он и погибший на чеченской войне паренек, так и не ставший учителем:

А он хотел детей учить,
И, если будет быстр курок,
Он доживет и даст урок
В начальной школе.

и молчаливый электорат, «сидящий по домам» в мире размером «с маленькую форточку»,
чей революционный пыл так и остался в начале 1990-х. Стана погибала от реформ Гайдара и
предательства Ельцина, а народ смиренно умирал, взрывались города, поезда метро, шли кро-
вавые девяностые. Огненные гусли не молчали.

Не сидите по домам, добры люди!
Нынче - выборы, а там - будь что будет.

Налетайте там и тут, не зевайте,
Выбирайте свой хомут, выбирайте!

Хомут, не меньше! Все мы помним, как нам надели хомут, своровав выборы 1996 года.

Сколько жить нам в кутерьме - год ли, сто ли?
Лучше ум в тюрьме, чем дуб - на престоле.

Горе льется через край - на дорожку...
Лучше ад всерьез, чем рай - понарошку.

Все это строки Дениса, неравнодушного, не смирившегося гусляра-правдоруба.
И снова – будто в лицо власти брошенный вызов

Не спешите вывешивать стяг победный,
Будто нас не осталось на этом свете:
Мы еще не накрылись посудой медной,
Но уже подписали свое бессмертье.

Ту эпоху, о которой еще будут писать историки, он бил хлестко и безжалостно словом

Уменьшив небо до размера малой форточки,
Пустые семечки с утра до ночи лузгая,
Страна сидела по-тюремному на корточках
И заводила спохмела блатную музыку.

Страна металась между свастикой и мистикой,
Страна стенала, упиваясь горькой повестью.
И все казалось, что вот-вот уже амнистия,
И все казалось - на свободу с чистой совестью.

Почта альманаха: 223 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Огненный
гусляр России
И о чем пишет поэт, когда криком кричат его строки «мой город мертв!»? Разве это про
любимую им безмерно Москву, разве о таком городе? Но Москвы нет, есть взрывы, торгаши на
улицах, бандитские разборки в подворотнях

А город пахнет пивом и свинцом,
И вера в превращение напрасна.
Мой город - мертв, и жизнь уже не властна
Преобразить застывшее лицо.

Жестко, узнаваемо, беспощадно к грязи и лжи, но и к молчаливому терпящему лихо боль-
шинству.

Церковь дает ему премию, а он несколько дерзко спорит с Богом и бросает ему вызов, как
равному, поминая и Синегорье, и Перуна, с горечью и усмешкой пишет он о рухнувшем мифе
о «русах – воинах». Он смеется над догмами и плачет в разговоре с русской историей наедине.
Русское небо со всеми его необъяснимыми трагедиями и бесконечным пространством внутрен-
него сиротства.

Гипербореями, славами, русами
Нас величали заезжие бахари.
Мы ли не славные? Мы ли
не русые?
Мы ли не ратники? Мы ли
не пахари?
Все нам подходит, как листик
инжировый
Нежному месту далекого
пращура.
Мы ли не босые? Мы ли
не сирые?
Мы ли не нищие? Мы ли
не падшие?

Он – над. Над временем. Но он и в сердце России, в самой ее гуще. Он смотрит как историк
и очевидец. Только для летописца – слишком огненный, неравнодушный. «Не славные и не
русые»? Его любовь к России совсем другая. В середине 1990х я делала интервью с Юрием Наза-
ровым, снимавшемся в фильме «Андрей Рублев» режиссера Андрея Тарковского. Актер при-
знался, что так любить Россию учил его Тарковский. Любить со всей ее болью и грязью, видеть
все, понимать все и все равно любить. Вот так любит ее и Коротаев:

224 Виолетта
Баша

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Огненный Общероссийское некоммерческое электронное издание
гусляр России
В минуту веселья и в злую
годину
Со мною твое опаленное
знамя;
Мне любо смеяться с тобой
заедино
И дорого плакать твоими
слезами.
Как знать, чем еще будет дух
наш испытан,
Как знать, что еще уготовит
эпоха...
Веди меня, Русь, мимо капищ
и скитов
От первого дня до последнего
вздоха!

Закончилась эпоха 1990-х, буйная, огненная, трудная. С горами могил погибших в разборках
«братков» и « авторитетных» бизнесменов, с переделом собственности и сотнями тысяч по-
гибших от голода в городах и весях. Прошло всего три года, и земной путь поэта был закончен в
лобовом столкновении машин на шоссе.

«Догорают мои гусли-самогуды»…
Откуда знал? За 8 месяцев до гибели.
«Догорают мои гусли-самогуды» – страшное пророчество, исполнившееся в точности.
Но это и вера в Великую Русь. Вера в пишущее поэтическое братство, которое по отноше-
нию к той, ельцинской власти, на безвременье которой пришелся расцвет творческой активно-
сти поэта, всегда - ее ограничитель и совесть
Вот такая, как в этих его строках

Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры не голосили...
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса ещё найдутся по России.

…
Кому пишет Денис и о чем?
Сожженные гусли – это придавленный голос правдорубов Руси, их жертвенность, в стихотво-
рении гусли жгут на костре. Но неистребимо поэтическое братство. Недаром Денис пишет: «Да
леса еще найдутся по России».
Нет, не Руси, а России. Как не обратить свой взгляд не только на Русь Изначальную, но и на Рос-
сию современную ему при этих словах...Приговор Ельцину и его камарилье.

Виолетта 225 [email protected]
Баша

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Веди меня, Русь

1 2

Веди меня, Русь На развалинах эпохи

Веди меня, Русь, мимо капищ и скитов В суете досужих бед,
От первого часа до мига покоя. На развалинах эпохи
На свете есть много дорог неизбытых, Появляются на свет
Но только твоя назовется судьбою. Полумысли – полувздохи.
Не затем ли мы живем,
Храни меня, Русь, от обид и искусов, Непохожие на многих,
От липких объятий нездешнего рая; Чтобы скошенным жнивьем
К тебе приникаю я преданным русом, Пасть грядущему под ноги,
Иных алтарей в храме Геи не зная. Чтобы искрою свечи
Раствориться в наступившем,
Прими мою жизнь не как дар, а как данность, Не затем ли?..- и молчим,
Не царскую жертву, но клятву на верность. Памятуя о Всевышнем.
Одной лишь тебе я покорным останусь, Прозреваем и грешим,
Во всем остальном не приемля смиренность. Увядаем и при этом
Как и прежде не спешим
В минуту веселья и в злую годину Мы – с вопросом,
Со мною твое опаленное знамя; Он – с ответом…
Мне любо смеяться с тобой заедино
И дорого плакать твоими слезами. 1995

Как знать, чем еще будет дух наш испытан, Денис
Как знать, что еще уготовит эпоха... Коротаев
Веди меня, Русь, мимо капищ и скитов
От первого дня до последнего вздоха! 4

20-24.12.95 Я пришёл дорогой дальней

3 Я в этот мир пришел,
Чтоб видеть солнце…
Эта дивная страна Анаксагор

Гуси-лебеди летят Я пришел дорогой дальней,
По-над краешками сосен. Не растратив юных сил,
В желтый бархатный наряд Мимо звонов погребальных
Перекрашивая осень. И поруганных могил.
Обнимая тишину,
Что-то шепчет сирый ветер... В одиночку, не в отряде,
Эту дивную страну На заброшенный рубеж
Не сыскать на белом свете, Мимо вечных неурядиц
Не найти по словарям, И несбывшихся надежд.
Не спросить у очевидцев:
Обернешься - и она По камням разбитой бурсы,
В сизой дымке растворится... По углям сожженных сел…
Но в любые времена, Огляделся, ужаснулся –
Зла не помня, не покинет И забыл, зачем пришел…
Эта дивная страна,
Эта вечная Россия. 1995

до 1998 226 Россия 04.2022

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6

Веди меня, Общероссийское некоммерческое электронное издание
Русь
5 6

Он ехал, сидя на броне Я – заказанный город

Он ехал, сидя на броне… Я - заказанный город.
Деревни плыли в стороне. Я - живая могила.
Туман, спустившийся с горы, Я был утром распорот
Уже готов был до поры Полутонной тротила.
Укрыть низины. Я - старинный и спальный,
А он курил за часом час, Я - панельный, кирпичный, -
Буравил ночь огнями глаз Уничтожен морально
И различал почти без зла И взрывчаткой напичкан.
То вопли горного козла, Прежде звонок и светел,
То муэдзина. Прежде тверже корунда,
Он знал — так надо, но кому?.. Я был поднят на ветер
Он сомневался, что ему И размазан по грунту.
И что кому-нибудь из нас, В этой огненной каше
Но есть присяга и приказ, От подвала до крыши,
И совесть, что ли… Стал я смерти не краше
И кто-то требовал мочить, И сарая не выше,
А он хотел детей учить, И, хватаясь за воздух,
И, если будет быстр курок, Я упал в одночасье,
Он доживет и даст урок Недовитые гнезда
В начальной школе. Разрывая на части.
В его далеком городке Им везения чуть бы -
Дома стекаются к реке, Век бы жили богато,
Поля теряются во мгле, А сегодня их судьбы
Подсолнух клонится к земле. Ворошит экскаватор,
Наверно, вызрел… И по братским могилам
А здесь — cовсем иной уклад, Развезут самосвалы
И вечно прав лишь автомат, То, что временем было,
И на других ему плевать: Да историей стало.
Он научился убивать Но не старится рана,
В ответ на выстрел… И мутится мой разум,
Он ехал, сидя на броне, И смеется с экрана
В своей расколотой стране, Тот, кому я заказан...
Курил, все думая о том,
Что хорошо бы хоть потом Конец 1990-х
Пожить достойно.
И сигарета горяча
Была, как тихая свеча,
Что через три далеких дня
Затеплит вся его родня
Заупокойно…

Денис 227 [email protected]
Коротаев

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Веди меня,
Русь

7 8

Мой город - мертв И это – Родина? Не верю…

Мой город - мертв, но внешне - как живой. И это - Родина? Не верю,
Мой город - труп, но этого не знает. Что лишь уныние и страх,
Который год меня он привечает Лишь обозленность и потери
Гримасою бездумной и пустой. В огнем покинутых глазах.
Который год меня вгоняет в пот И примириться не смогу я
Недвижный взгляд его холодных окон. C роскошной этой нищетой.
Мой город так похож на спящий кокон, Я все же знал ее другую -
Но ЧТО там - знают те, кто в нем живет. И выше той, и чище той,
А город пахнет пивом и свинцом, Что попрошайкой в переходе
И вера в превращение напрасна. Сидит у мира на краю.
Мой город - мертв, и жизнь уже не властна И в отрешении выводит
Преобразить застывшее лицо. Молитву тихую свою...
Еще запляшет зарево реклам, Неужто это было с нами -
Унылая кайма иллюминаций, Лихая стать, святая честь?
И мышцы улиц будут сокращаться, И что кому придет на память -
Когда пропустят ток по проводам, Теперь воистину Бог весть:
Но зеркало, прижатое к губам, Кому-то - бабий плач истошный,
Хранит все то же траурное ведро. Кому-то - срам, кому-то - Храм,
Мой город - мертв, а мы сидим у одра, То телогрейка, то - кокошник,
Не веря ни ему, ни докторам... То хлеб с соломой пополам.
То дым родного пепелища,
А мне как символ этих мест -
Деревья, что с рожденья ищут
Слепыми кронами норд-вест;
Шумят, качаются нелепо,
По небу листьями шурша,
И не узнают, ибо слепы,
Что так незряча и душа.
Вздыхают, головы понурив
Как будто в этом их вина,
И пишут, пишут на лазури
Моей России письмена...

До 2001

228 Денис
Коротаев

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Веди меня, Общероссийское некоммерческое электронное издание
Русь

9 Да здравствует край мой, смиренный, но гордый,
А здравствует край мой, увы, как умеет,
Да здравствует край мой, И каждые грабли повенчаны с мордой,
былинный и древний! И что выбираем, то нас и имеет.
Да здравствует край мой, но странным здоровьем,
Да здравствует край мой, хмельной и нескучный, Да здравствует край мой, где все мы болеем,
Где что ни лягушка, то - метит в царевны, Где вечную боль называя любовью,
Но что ни царевна, то - станет лягушкой. Пою свиристелью в ее кабале я.
Да здравствует край мой, опившийся былью, Да здравствует край мой, затерянный где-то
Да здравствует край мой, святой и убогий, Меж адом земным и космическим раем,
Где, вмиг отвинтив бесполезные крылья, Да здравствует то, что устами поэта
Ковру-самолету приделали ноги. Зову я МОИМ, а не ЭТИМ ВОТ краем!..
Да здравствует край мой, смиренный, но гордый, Да здравствует край мой, хмельной и нескучный,
А здравствует край мой, увы, как умеет, Где что ни лягушка, то - метит в царевны,
И каждые грабли повенчаны с мордой, Но что ни царевна, то - станет лягушкой.
И что выбираем, то нас и имеет.

Да здравствует край мой, но странным здоровьем, Да здравствует край мой, опившийся былью,
Да здравствует край мой, где все мы болеем, Да здравствует край мой, святой и убогий,
Где вечную боль называя любовью, Где, вмиг отвинтив бесполезные крылья,
Пою свиристелью в ее кабале я. Ковру-самолету приделали ноги.

Да здравствует край мой, затерянный где-то Да здравствует край мой, смиренный, но гордый,
Меж адом земным и космическим раем, А здравствует край мой, увы, как умеет,
Да здравствует то, что устами поэта И каждые грабли повенчаны с мордой,
Зову я МОИМ, а не ЭТИМ ВОТ краем!.. И что выбираем, то нас и имеет.
Да здравствует край мой, былинный и древний! Да здравствует край мой, но странным здоровьем,
Да здравствует край мой, хмельной и нескучный, Да здравствует край мой, где все мы болеем,
Где что ни лягушка, то - метит в царевны, Где вечную боль называя любовью,
Но что ни царевна, то - станет лягушкой. Пою свиристелью в ее кабале я.
Да здравствует край мой, опившийся былью, Да здравствует край мой, затерянный где-то
Да здравствует край мой, святой и убогий, Меж адом земным и космическим раем,
Где, вмиг отвинтив бесполезные крылья, Да здравствует то, что устами поэта
Ковру-самолету приделали ноги. Зову я МОИМ, а не ЭТИМ ВОТ краем!..

10 Не рождены ни рабами, ни трусами,
Стовековою судьбой успокоены -
Гипербореями, славами, русами… Мы ли не славные, пусть и не русые?
Мы ли не пахари, хоть и не воины?
Гипербореями, славами, русами Так и живем - то по краю, то по небу -
Нас величали заезжие бахари. Новой Пангеи зеваки беспечные.
Мы ли не славные? Мы ли не русые? Полно Вам спорить - оставьте хоть что-нибудь,
Мы ли не ратники? Мы ли не пахари? Что не изменит нам на веки вечные,
Все нам подходит, как листик инжировый Что оградит от попрания вкусами
Нежному месту далекого пращура. Те имена, коих мы удостоены -
Мы ли не босые? Мы ли не сирые? Некогда - славные, некогда - русые,
Мы ли не нищие? Мы ли не падшие? Некогда - пахари, некогда - воины...
Кармы ли, рока ли пестрые полосы
В пряжу унылую веком сплетаются.
Жаль, что темнеют со временем волосы,
Но и грехи понемногу смываются.

Денис 229 [email protected]
Коротаев

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Веди меня,
Русь

11 12

Последнего века привычный итог Не сидите по домам, добры люди!

Здравствуй, племя молодое... Не сидите по домам, добры люди!
Пушкин Нынче - выборы, а там - будь что будет.
Налетайте там и тут, не зевайте,
Последнего века привычный итог - Выбирайте свой хомут, выбирайте!
Хоругви, знамена, арены. Налипают на глаза, будто тени,
И яро вещает лукавый пророк, Списки, блоки, голоса, бюллетени.
И бьется в падучей блаженный. Хуже страха, дурака и саркомы -
А я, сторонясь суеты площадной, Кандидаты, округа, избиркомы...
Шепчу до невидимой дрожи: Сколько жить нам в кутерьме - год ли, сто ли?
«Эх, племя! Как будто, мы крови одной, Лучше ум в тюрьме, чем дуб - на престоле.
Но что же мы так непохожи?!» Горе льется через край - на дорожку...
Уколом свободы расширив зрачки, Лучше ад всерьез, чем рай - понарошку.
О новой России прокрякав, Все решится в свой черед, а пока-то -
Эх, племя, твои племенные бычки Лучше Бог-судья, чем черт - адвокатом.
Все больше похожи на хряков! Но сочится сквозь врата преисподней:
Ну что же ты медлишь? Иди же, иди, «Не сегодня, господа, не сегодня...»
Покуда открыта дорога.
Эх, племя, стоять у тебя на пути -
Что пробовать хватку бульдога.
Иди же, иди, не горюя о том.
Легко ли тебе в безвременье?
Эх, племя, Бог весть, что ты скажешь потом
Своей неизведанной смене...

230 Денис
Коротаев

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Веди меня, Общероссийское некоммерческое электронное издание
Русь
13 14
Денис
Коротаев Уменьшив небо до размера Поманите меня, поманите
малой форточки
Поманите меня, поманите
Уменьшив небо до размера малой форточки, В те края, где кромешен рассвет,
Пустые семечки с утра до ночи лузгая, Золотые тончайшие нити
Страна сидела по-тюремному на корточках Протяните туда, где нас нет,
И заводила спохмела блатную музыку. Где, понуры, покорны, печальны,
Страна металась между свастикой и мистикой, Под капель каучуковых слез
Страна стенала, упиваясь горькой повестью. Не по-нашему шепчутся пальмы,
И все казалось, что вот-вот уже амнистия, Ритуально роняя кокос.
И все казалось - на свободу с чистой совестью. Поманите, и чартерным в среду
Страна баландой по-барачному обедала Без сомнения и без стыда
И ненавидящих ее смиренно славила, Я уеду, уеду, уеду,
А сколько воли не видать, так это ведала Полагая, что не навсегда;
Одна кукушка, да и та, поди, лукавила... Схороню в одиночестве мир мой
На некрополе сотен кровей,
1996 Осчастливлю безликую фирму
Бестолковой работой своей;
15 Пожелаю тепла и уюта,
Словно барменом ставший лакей,
Который век нам спорить суждено И женюсь на девице из Юты,
Говорящей свободно «O′Key...»;
Который век нам спорить суждено, Стану розовым, крупным, рогатым,
Который век все яростнее речи. Заучившим свое «ни гу-гу»,
Откуда мы - не все ли нам равно, И, конечно же, стану богатым,
Чем лучше Синегорье Междуречья? А счастливым, увы, не смогу;
Кто пращур наш - Сварог иль Иисус? Стану нервным, сопьюсь тихой сапой
И как нас звать - Славяне или Русы? Вдалеке от березовых вьюг...
Ответит всяк на свой капризый вкус, Оттого я не еду на запад,
Но как порой разнятся наши вкусы! Оттого я не еду на юг...
Кто говорит - нам много тысяч лет, Поманите меня, поманите,
Кто говормт - одно тысячелетье. И, услышав нелепый ответ,
Иной речет - мы пасынки планет, Помяните меня, помяните,
Иной - о, нет: обещанные дети. Мол, рехнулся бедняга-поэт.
Нас назовут нездешним «Иоанн», В этот мир мы явились за разным
Лета сочтут по шрамам и морщинам, И сполна получили свое...
И до поры погрузится в туман Вы не бойтесь, оно не заразно -
Наш давний спор без толка и причины. Это тихое счастье мое!..
Мы - те, кто есть, а что до остальных -
Не им судить о наших русских спорах,
Им - тени стен, бетонных и стальных,
А нам - ветра на северных просторах.
Мы - те, кто есть. Иного не дано.
Так отчего, оттачивая речи,
Который век нам спорить суждено -
Чем лучше Синегорье Междуречья?..

Почта альманаха: 231 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Веди меня,
Русь
16
17
В королевстве моем не осталось
веселых труверов Идол

В королевстве моем не осталось веселых труверов. К.Бальмонту
Спросишь - как, мол, дела, а в ответ - то работа, то печень.
Мы уже не поем, да и сказку не примем на веру, Мой Бог едва ли был распят
Только вера ушла и, увы, заменить ее нечем. На черепе земном:
В королевстве моем Красной Шапочке дали кредитку, Он сам творил и рай, и ад,
Да и Серому Волку все более нравится «Чаппи», Вершил и суд, и гром.
Белоснежка пробила для гномов оптовую скидку, Мой Бог едва ли был казнен
И у троллей все дело отныне в «у.е.», а не в шляпе. Под выкрики толпы:
В королевстве моем овдовели крылатые феи, Он сам вне логики времен
Разучились летать и торгуют на рынке укропом. Вздымал и бил столпы.
Волк и шестеро братьев-козлов подались в корифеи, Даруя свет зерну полей,
А седьмой представляет Державу в Совете Европы. Пустыне дождь послав,
В королевстве моем люди жили всегда, как умели, Небесной щедростью своей
И добро за гроши за добро никогда не считали, Был по-земному слаб.
А теперь рады разве бочонку дешевого эля, Внимая шум чужих утех,
Так что вечером трезвого жителя встретишь едва ли. Осанну и хулу,
В королевстве сказившихся - тьма, да сказителей мало, Мой Бог не ждал удар от тех,
И последний придворный поэт утонул в раболепстве. Кто пел ему хвалу.
Вот и все. Тут и сказке конец, но случись все сначала - И он ушел своей тропой,
Разве было бы что-то иначе в моем королевстве?.. А я и днесь стою,
Как несмененный часовой
В неведомом краю.
Стою – охаян и забыт,
Вне меры и вины,
Не зная, сколько нас стоит
От Дона до Двины.
Стою – вне судеб и дорог,
Вне мнений и времен.
Когда придет мой старый Бог –
Меня увидит он,
А если мой удел иной,
Ему расскажет гром,
Что я стоял, как часовой
На капище земном. 

15-17.02.93

232 Денис
Коротаев

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Веди меня, Общероссийское некоммерческое электронное издание
Русь

18 18

Сентябрь Кровью душ по глади судеб
(из цикла «Часослов»)
День за днем, за часом час
То ли дыбится земля, Было так и вечно будет -
То ли небо бьется оземь. Наши книги пишут нас
Это, бесов веселя, Кровью душ по глади судеб.
Бродит осень, бродит осень. Нашим книгам не впервой
Это лес, на краски щедр, На болоте этом жабьем
Снова листьями кружится, Увлекать нас за собой
И несет их дале ветр, Камнем или дирижаблем.
Словно спятивший возница, Наши книги нам не льстят,
Что не ведает и сам, Верно - знают себе цену,
Где исход его скитаний. И вовеки не простят
И воздеты к небесам Ни халтуру, ни измену,
Деревов согбенных длани; Словно мы не други им,
И гуляет по лесам, Вечно держат на прицеле
Палисадникам и скверам И ревнуют нас к другим,
Суетливый балаган Что написаны доселе.
Беспокойного трувера; И пока недвижна твердь,
И вода бежит, звеня, Эту власть дано иметь им
Из расколотого свода... И дарить нам жизнь и смерть,
Это снова на три дня - И бессилье, и бессмертье...
Непогода, непогода...
Право, Родина, тебе ль до 2001
Да не ведать в час ненастный,
Что сулит ночная трель
Птицы, таинства причастной?
И не надо лишних слов!
Мне и то уже награда -
Купола твоих холмов
В позолоте листопада.
И не надо лишних фраз!
Мне и то уже довольно -
Заболеть вдали от глаз
Этой грустью колокольной,
И, уняв земную дрожь
О распятие березы,
Принимать осенний дождь
За Господни горьки слезы...

Денис 233 [email protected]
Коротаев

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Веди меня,
Русь
20

Гусли-самогуды

Сколько люду набежало, сколько люду! -
И торговый, и служивый, и блаженный...
Догорают мои гусли-самогуды,
Прожигая полынью во льду саженном.
Не стоял бы я на месте, словно идол,
И метнулся бы в огонь, да цепью кован.
Не иначе - скоморохов кто-то выдал
И сказителям конец поуготован.
Видишь? - стражники расставлены повсюду
И качают бердышами дети пёсьи...
Догорают мои гусли-самогуды,
Догорают мои звончатые песни.
Догорают, а потом уйдут под воду...
Только сажа на снегу лишь... Только сажа...
И отправится попа да воеводу
Распотешить верноподданная стража...
Разойдутся не дождавшиеся чуда
Кто - со смехом, кто - с добычей, кто - с укором...
Догорают мои гусли-самогуды
На костре по-инквизиторски нескором.
Кто-то вышел на мостки как на подмостки,
Кто развеяться пришёл, а кто согреться...
И постреливают немощные доски
Разрывными - да по сердцу, да по сердцу...
Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры не голосили...
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса ещё найдутся по России.
Отсижу своё в чахоточном остроге,
Слажу новые - соборнее да звонче -
И пойду, покамест горе носят ноги
Допевать всё то, что прежде не закончил...
А покуда рвутся струны, а покуда
Яро пламя, ако рана ножевая,
Догорают мои гусли-самогуды,
И корёжится в огне душа живая...

Денис Коротаев погиб в автокатастрофе 8 августа 2003 года,
стихотворение им написано
16-17 декабря 2002 года, за 8 месяцев до гибели

234 Денис
Коротаев

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некОобмщмееррочсессикйосекэолеенкетркомннмоееричездскаонеиеэлектронное издание

ВернисФажотография
Виктор Игумнов

Виктор Игумнов, фотограф, живущий в Крыму, в Севасто-
поле, снимает потрясающие виды Коктебеля, окрестностей
поселка Орджоникидзе, бухт Кара-Дага – море, скалы, холмы,
закаты...

Его работы воодушевляют своим проникновением вглубь
живописной крымской природы, своей красотой! Понятно, что
даже лучшая камера не способна снять то, что видит и чувству-
ет своим сердцем этот фотограф-художник.

Все работы Игумнова и фантастические, и, одновременно
с этим, очень живые – они удивляют силой любви Виктора к
родному Крыму и крымским посёлкам.

Фотография отсутствует

Почта альманаха: 235 [email protected] [email protected]

ОбщероссийскоеОнбещкоемрмосесричйессккооее нэелкеокмтрмоенрнчоеесикоздеаэнлиеектронное издание

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 236 Россия 04.2022

Общероссийское некОобмщмееррочсессикйосекэолеенкетркомннмоееричездскаонеиеэлектронное издание

Почта альманаха: 237 [email protected] [email protected]

ОбщероссийскоеОнбещкоемрмосесричйессккооее нэелкеокмтрмоенрнчоеесикоздеаэнлиеектронное издание

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 238 Россия 04.2022

Общероссийское некОобмщмееррочсессикйосекэолеенкетркомннмоееричездскаонеиеэлектронное издание

Почта альманаха: 239 [email protected] [email protected]

ОбщероссийскоеОнбещкоемрмосесричйессккооее нэелкеокмтрмоенрнчоеесикоздеаэнлиеектронное издание

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 240 Россия 04.2022

Общероссийское некОобмщмееррочсессикйосекэолеенкетркомннмоееричездскаонеиеэлектронное издание

Почта альманаха: 241 [email protected] [email protected]

ОбщероссийскоеОнбещкоемрмосесричйессккооее нэелкеокмтрмоенрнчоеесикоздеаэнлиеектронное издание

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 242 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

МозаикПаоэзия 10+

Лев Каменев (1833-1886)
Лунная ночь на реке

Природа
в творческом процессе

Почта альманаха: 243 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Афиша

Созвездие Пегаса

Илина Александр Елена
Гумер Павлов Черногорова

Валерий Ида
Котеленец Лабен

Елена Татьяна
Бородина Павлова-Яснецкая

Валентина
Щугорева

Галья
Рубина-Бадьян

Ольга Редакция
Альтовская альманаха
«Гражданинъ»
244
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

На зеркальной
поверхности времени

ЧАС СТИХА

Илина ПЕРИЛА Ночь тиха
Гумер до комариного звона в ушах.
Зажав холодные перила Час стиха –
до пальцев лунной белизны, он и халиф всемогущий, и шах...
тебе я что-то говорила, Овладей
перемежая явь и сны. духом моим и летящей рукой.
Стоял, безмолвный и бескрылый... Средь людей
Метался в небе бледный круг. в омуте дня недоступен покой.
И вод лиловые чернила Этот час –
глотали приглушённый звук как моряку средь пучины маяк.
и мне как будто бы шептали: Кто из нас
«Спускайся! Ныне, присно, днесь…» не направлял на него свой каяк –
Лишь в обжигающем металле утлый чёлн,
присутствие живое здесь доверху полный фантазий и грёз,
своё в тот миг я ощущала… рифмопчёл
Земли заваливалась ось. и разлетающихся рифмоос?..
И пухло скорпионье жало,
что в сердце намертво впилось. ОСЕНЬ-ЧЕРТОВКА

Я ЭФИР Как же красива ты, осень,
царевна, чертовка,
Я эфир, колебания воздуха… как ты капризна!
Что могу я поделать? скажи! – Нрав твой неистов, несносен,
не считая того, что без роздыха жонглируешь ловко:
создавать из словес миражи. пир или тризна?
Что мне радости в них и полезности? Раз! – и ударилась с лёгкостью оземь –
Не намажешь их маслом на хлеб, мелькаешь изнанкой,
не стяжаешь широкой известности... плачешь, недужишь...
А для счастья желанного мне б Два! – и восстала из пепла
обхватить твои пальцы горячие, и царствуешь, осень,
ткнуться носом в небритость щеки, походкою манкой
согреваясь, ожить... А иначе я головы кружишь...
так и буду пускать пузырьки Остановись, дай жар-птицей
на зеркальной поверхности времени, твоею волшебной
словно рыбка, чей скорбный удел налюбоваться –
в глубине оставаться да в темени, многоголосой, и многолицей,
виртуальный творя передел и многонебной!..
в расстановке вершин треугольника И, может статься,
при поддержке незримых солдат – я твоя дочь и служанка,
амфибрахия, ямба и дольника, и барыня – я же! –
что со мной о тебе говорят… плотью от плоти!
Дудка, блесна и обманка,
золото в саже!..
Крест на болоте...

Читайте на странице 351 и 359

Почта альманаха: 245 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Мы вагонные вишенки
сумрачных лет...

СЕЛФИ-2017 ОСЕНЬЮ Александр
Павлов
Я трамвайная вишенка страшной поры Пасмурно – и ничегошеньки кроме...
И не знаю – зачем я живу. Сгрудившись кучно повдоль объездной, Читайте на странице 351 и 359
Осип Мандельштам влагой набухли понурые кроны,
вовсе нетронутые желтизной.
Оглушённые граем вороньих цикад, Странный постскриптум ознобного лета,
всё смекнём, коль настанет черёд, непостижимый... А вдруг на беду
попадём в заколдованный круг МЦК дождь зарядит до скончания света –
посмотреть, кто скорее умрёт. дробный, унылый, и я не приду?
Перешли, сохраняя единый билет, Что ж, в осязанье такого декора
на другую маршрутную сеть. два варианта, и третьего нет:
Мы вагонные вишенки сумрачных лет, хлябей небесных ручного затвора
и ещё нам висеть и висеть. или дождусь, или кончится свет.
Как-то так, не смущаясь, что будет потом, И без того заплутали в ночи мы:
и разлуку стяжав не одну, морок вокруг да простуженный лай...
ненароком ваганьковским чёрным котом ...Он ещё теплится, чуть различимый
я к тебе сиротливо прильну. мутной веб-камеры тусклый онлайн...

ТАКСИ В ОБЩЕЖИТИИ ЛИТИНСТИТУТА.
1995
Я еду в машине...
Самуил Маршак Лёгкой девичьей руки
почерк незнаком.
Усмехнёмся, в путь сорвясь рысисто – На обоях – в две строки –
мол, погожий день Москве к лицу... скоропись мелком.
Как сказать весёлому таксисту: Что ж так сердце сжалось-то
«Не вези по Третьему кольцу»? в сутолоке дня:
Кучны застеклённые коробки, «Не грусти, пожалуйста,
в небеса вздымаются окрест... не люби меня!»
Выверен маршрут, опять же – пробки. Отмахнёшься: нет нам дел
Но... нельзя ли как-нибудь в объезд? до чужой беды!
Мой сюжет не нов – хорош ли, плох он, Жизнь ещё сотрёт, как мел,
всё-таки пророс, как деревцо... всех утрат следы.
Незабытый взгляд знакомых окон На судьбу не жалуйся,
дом её прищурил на кольцо. в памяти храня:
Мелодрам чувствительное «мыло» «Не грусти, пожалуйста,
жизненным историям сродни. не люби меня...»
Что ещё добавить? Было – сплыло,
только сердце до сих пор саднит.
В горести расстанной, в дни иные,
дом, родными окнами свети!
Глаз не отведу от них и ныне –
видимо, объезда не найти.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 246 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Непрочное небо

Ида МЕЖСЕЗОНЬЕ ДВОРИК
Лабен
Полувздох, полусвет межсезонья... Во дворике, под жёлтым фонарём,
Светлана Галс Тоской напоминающим луну,
Собачий лай заглушит скрип засова.
О, мне бы туда, в межсезонье, Мы столько раз сидели тут вдвоём
В провал облетевших аллей! И слушали ночную тишину
Пройтись бы голодной ладонью Под мелкой сыпью звёздного улова!
По ржавым крестам якорей. За клочковатой тучей проплывал
Увидеть с бульвара, где пусто – Медвежий ковш, и с твоего плеча
Один под зонтом пешеход, – Я смутно различала рукоятку.
Как вниз по мощёному спуску И тощий тополь фонарю кивал,
Промокший троллейбус ползёт. По дальней крыше ветками стуча
Как в лужу с усталой софоры В бессилии осеннего припадка.
Стручки, рассыпаясь, летят, А год спустя – всего лишь через год! –
Как тускло мерцают Бомборы Мы, кажется, подходим к рубежу.
Окошками кривеньких хат. За ним – тупик. Все выходы забыты.
О, мне бы на стылую площадь – Дороги нет назад и нет вперёд,
Я помню, как будто вчера, Но я опять во дворик захожу,
Как ветер платаны полощет, Споткнувшись об исхоженные плиты.
Как горько гудят катера. Скрипит засов, в экстазе лает пёс,
Как, воплям судёнышек вторя, Повсюду слякоть, тополь облетел,
Вздыхает от их кутерьмы В ночи безлунной лампочка мигает.
И ждёт нелюдимое море Грядёт зима. Меж нами симбиоз –
Своей одинокой зимы. Сращение мозгов, сердец и тел…
И боль твоя в мою перерастает.
ЗАБЕЙСЯ В УГОЛ
НЕПРОЧНЫЙ КОРАБЛИК
Забейся в угол, затаись в щели.
Не жди – сюда не ходят корабли Весь мир – твой ребёнок, но всё же не стоят слезы
И не придут. Подсвеченные голой Его голубые цветы, его мерный прибой под обрывом
Седой луной, застрянут на мели. И то, что никто в этот мир не родится счастливым.
Забейся в угол и укройся тьмой, А в воздухе носится, носится запах грозы…
Сухой неразродившейся зимой, И сходятся тучи, как брови богов, над землёй,
Бездействием, глотающим глаголы Притихли деревья, и ласточки низко летают,
В припадке глоссолалии немой. И видно: зарницами с юга гроза подступает,
Беспомощным мычанием давись: Над мутной водой расползаясь уклончивой мглой.
Оно – твой голос; слышишь, он завис, Непрочный кораблик качает речная волна,
Похоже, насовсем иссяк, – и, сникнув, Тяжёлые баржи фарватером тянут буксиры,
Вались, вались на дно и дальше вниз. Непрочное небо прольётся сейчас, и одна
Забейся в угол, затаись, молчи, Тяжёлая туча весомее целого мира.
Пока сама собой не закричит, А мир – твой ребёнок: любим, неприкрыт, уязвим,
Натягивая одеяло рифмы, Он так предсказуем – забудет, предаст, охладеет.
Больная строчка, вся дрожа в ночи. И тёмная туча повисла, склоняясь над ним.
Пока – тишина, и вечерней прохладою веет.

Читайте на странице 351 и 359 247 [email protected] [email protected]

Почта альманаха:

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Нет вечного
на бренном этом свете...

*** *** Валерий
На земле, почерневшей от крови, Время остановилось – Котеленец
мы замрём у предельной черты, и ни туда, ни сюда.
ничего за которою, кроме Божья ли это милость? Читайте на странице 351 и 359
абсолютной, как смерть, пустоты. Или беда?
И свершится последняя треба. И ничего не выйдет.
И закончатся списки живых… Всё бесполезно впредь.
Эти трубы откуда-то с неба… Чтобы тебя увидеть,
Почему вы не слышите их?.. надобно умереть.
*** Чтобы тебя услышать,
всё кончится когда-нибудь увы надо сойти с ума.
нет вечного на бренном этом свете Как она хрипло дышит,
всё кончится и я и ты и вы страшная эта зима!
и эти облака и звёзды эти ***
всё кончится в один ужасный час Слух слабеет. Зренье меркнет.
без всякого суда и приговора Чик-чирик! – и песня спета.
всё кончится не спрашивая нас Человек внезапно смертен,
внезапно вдруг и может очень скоро только он не верит в это.
и жуткий гул раздастся в вышине По дороге бесконечной –
и разлетится вдребезги фрамуга мимо ада, мимо рая –
а мы с тобой лежим спина к спине человек идёт беспечно,
и дуемся зачем-то друг на друга на трубе своей играя.
Злой судьбою изувечен,
*** он бесследно сгинет где-то...
Человек велик и вечен,
Т. К. только он не знает это.

Не уходи прочь, ***
не исчезай в тень. Заросла душа быльём,
Время моё – ночь, что дремучий скит.
время твоё – день. Третий глаз во лбу твоём
Я не сойду с ума – беспробудно спит.
просто скажи: «Нет!..» Не кляни, от жизни злой,
В сердце моём – тьма, этот белый свет:
в сердце твоём – свет. между небом и землёй
Только не откажись, расстоянья нет.
только позволь сметь. Между горним и земным
И возвести жизнь. только Божий дух,
И прокляни смерть. лёгкий пар, летучий дым,
*** невесомый пух...
И нас когда-нибудь поймут
все, кто сегодня не умеют.
Поймут, сочувственно вздохнут,
о временах посожалеют.
И нас когда-нибудь простят
все, не простившие когда-то...
Никто из нас не виноват,
что жизнь ни в чём не виновата.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 248 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Длится старая сказка

Галья ПРОЩАНИЕ С ФЕВРАЛЁМ
Рубина-Бадьян
Зимняя темень почти не сулит тепла –
разве что бросится в ноги кусачий плед.
Мелко дрожит занавеска, как белый флаг,
тихо сдаваясь на милость ветрам и мгле.
Тени шагают под уличным фонарём –
два шага вправо, два – влево, а дальше – мрак.
Мимо промчится машина и наорёт
на непутёвых, что шастают просто так.
Дров нарубить и разжечь до небес костёр –
тусклый февраль уберётся за край земли, –
и наблюдать, как несмело трава растёт,
и выпекается солнце, как первый блин.

ПИНОККИО

Не смотри на луну. Пусть высотки дырявят туман,
подставляя под блёклые звёзды свои эполеты.
Всё равно не уснуть. Почитай мне «Пиноккио», мам.
Никогда – это хуже, чем поздно. А что до сюжета –
хоть кого расспроси: кто бы слушал рацеи Сверчка?
Каждый выбрал бы кукол и пьеску за несколько сольдо.
И какой-нибудь псих убедил бы на раз дурака
закопать золотые – не смейся! – надеясь на всходы.
Пациент то ли мёртв, то ли жив – разберутся врачи.
Длится старая сказка, хоть время меняет лекала.
Ты читаешь мне жизнь. И она временами горчит,
и срываются маски за пару шагов до финала.

ТОМИТСЯ АВГУСТ

Томится август, каплей мёда
стекая сонно в кипень моря.
По шатким сходням ветер бродит
походкой пьяного танцора,
сдувает прочь ленивых чаек.
Вдоль горизонта оверлоком
незримый боцман лодки чалит.
А летний вечер смотрит в окна.
Под лампой – бал беспечных мошек,
пирог, айвовое варенье...
И всё ещё случиться может
до первой мороси осенней.

Читайте на странице 351 и 359 249 [email protected] [email protected]

Почта альманаха:

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Велика у памяти погрешность

КИТОБОЙ АСТРОЛЯБИЯ Елена
Черногорова
Ну что – «штормит», душа морская, О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
отважный кэп? Потому что пространство сделано из коридора Читайте на странице 351 и 359
Солёный ветер упрекает – и кончается счётчиком...
мол, стар и слеп? Иосиф Бродский
Судьбою списанный на берег,
«на якорь встал», Старый дом. Неяркий свет в прихожей,
на радость крысам корабельным, где гудящий монотонно счётчик
чертям, китам?.. бред несёт о планисфере.
Не то гнетёт, что стал негоден
в морском строю – Впрочем,
ты размышляешь на исходе сей маразм понятен – он ведь тоже
про роль свою: стар и здраво рассуждать не может.
в стихиях волн морского мира Велика у памяти погрешность,
ходил бедой – единицы силы иссякают,
ты был убийцей, был вампиром, киловатты путает с веками
кэп-китобой. и мгновенья ловит безуспешно –
Что ж, распускаться не пристало, в корпусе коррозия и бреши.
натянут нерв… Скучно всё: и лампы отблеск слабый,
Но снова память гонит стаю и круженье мотылька в миноре,
невинных жертв. тупиковый угол в коридоре,
Казалось, чувственность и совесть – где судачат веники и швабры –
на самом дне, пошлый мир, душитель астролябий.
но вот, всплывают, беспокоясь
на склоне дней. К звукоснимателю прилип
Безбожник, а знаменьем крестным Винил на столике торшера.
лоб осенил. Весь мой пространственный лимит –
И качка... Окно под шифером замшелым,
Нет, не в рубке – в кресле... Карниз в пыли.
И пытки – дни. Сегодня вторник иль среда?
И так же сложно с месяцами.
ЗАТВОРНИК Запрошлогодний календарь
На пожелтевшей дате замер –
Окно на запад. Полумрак. В тот день, когда…
Среда сегодня или вторник? – Но я в мансарде – выше всех,
Замылен мозг… А в тех мирах, Гордясь богатым содержимым,
За ветхой, выгоревшей шторкой, В углу доскрипываю век.
Царит бардак! Когда-то здесь мы славно жили:
Там суета и улиц вонь, Я – книжный шкаф –
Смог выхлопной и рёв моторный, И человек.
Для вдохновенья – ничего,
Что почерпнуть бы мог затворник –
Лишь трёп да звон.
Над флюгером – труба дымит,
А дальше – то чердак, то крыша…
Чужой, ненужный, жуткий мир –
Нескладный и духовно нищий –
Сер и размыт.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 250 Россия 04.2022