Литературный альманах "Гражданинъ №6

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа

Автор рисунков – Татьяна Андреева

– Ну, Ромэк, ты меня совсем не слушаешь.
– Слушаю, моя прекрасная панночка.
– Перестань кривляться!
– Не перестану. Давай зайдём в кондиторию?
– А потом в кино?
– Потом в кино.
Полуобнявшись, молодые скрываются среди аллей неунывающего и ещё не подозреваю-
щего о своей дальнейшей судьбе шумного города.
И вот, в один день привычный мир рухнул! Привычный, казалось, устоявшийся мир… В
польскую столицу вошли немцы. Вчерашней Варшавы больше не было. Зато появилось гетто,
глумливо названное «карантинной зоной». Семья Ромэка, пока ещё была такая возможность,
заняла полуподвальную комнату почти в центре созданной резервации. Вскоре стало ещё
хуже. Из разных мест в гетто сгоняли людей – их на этом закрытом клочке территории на-
копилось аж до четырёхсот тысяч. Но не всем тут было невыносимо. Появились коммерсан-
ты-контрабандисты, мелкие воришки и молодёжные банды-группировки. Кто-то шиковал в
ресторане, словно мало что для таких изменилось в то время, когда на улицах стали появлять-
ся первые внезапно умершие от болезней и голода. Отец Ромэка смог устроиться на швейную
фабрику Вальтера Теббенса, а брат Казик – в одну из сохранившихся пекарен. Это пока помога-
ло хоть как-то держаться на плаву.
Однажды, изнурённый очередным неудачным поиском работы, Ромэк услышал окрик:
«Ромэк, Штейнберг!» Перед ним предстал Йозеф Шкловский, знакомый по спортивному клубу,
хотя близких отношений между ними никогда не было.
– Ну что, приятель, ты как во всём этом?.. Пойдём потолкуем да по рюмочке пропустим!
Одноклубники всё-таки... почти как семья. Да не тушуйся, у меня деньги есть.
За водкой выслушав нехитрую историю Ромэка, Йозеф предложил:
– А хочешь, тебе помогу? Тут надёжных ребят в еврейскую полицию набирают, а я с самим
Абрамом Ганцвайхом знаком. Слышал о нём? Нет? Очень влиятельный человек, его даже
немцы уважают. Так я с ним поговорю, чтобы тебя взяли. Ты парень спортивный, помню. Не
дохляк. И не красный. Ты ведь не красный, а? Из-за них теперь и нас ненавидят, пся крев! Но я
тебе помогу.
– Ну, – смутился Ромэк, – полицейским…
– А что тебе не нравится? – приятельски хлопнул его по плечу Шкловский. – Сдохнуть
хочешь? А тут гарантия есть сохраниться. Ну не стопроцентная, но всё от тебя зависит. Умри
сегодня, а я завтра. Ха, слышал? Льготы, паёк какой-никакой. Ну и наша защита.
– Я подумаю. Спасибо тебе, друг.
– Думай, только не долго. Мой адрес знаешь? Пиши.
– Да, Йозеф, – смутился Ромэк, – ты Хаю не видел? Ну, возможно, помнишь её? Куда-то
сбежала.
Йозеф засмеялся:
– Помню. Из гимнасток, рыженькая такая. А бог её знает куда подевалась. Тут такой Вави-
лон творится! Столько народу из всей Польши пригнали…
– Да… – вздохнул Ромэк. – В такой обстановке себя потерять немудрено.
– Нет, – Шкловский многозначительно поднял указательный палец, – мы своих не оставим.

Юрий 101 [email protected]
Табачников

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа
Ты только меня держись: не пропадёшь! Кто жить не умеет, пусть жалко прозябает. Закон при-
роды: слабые погибают!.. Ладно, пойдём. Дел ещё много. Кстати, там и форму выдают. Ты не
тяни с решением – удачных шансов много не бывает.

Уже подходя к своему жилью, Ромэк приостановился, увидев вдруг родного брата в компа-
нии с парнем и девушкой. Он их всех знал. Знал, что они из организации левых сионистов. До
него донеслось невольно услышанное:

– …надо саботировать. Объединяться с другими группами наших. А там разберёмся. Сейчас
у всех нас единая цель.

– Тихо вы! – строго прикрикнул на них Казик, заметив рядом своего брата.
– А, Ромэк, – раздалось в ответ. – Ну как, работу нашёл? А мы вот с ребятами случайно
встретились. Составишь нам компанию?
– Нет, мне пора домой.
Незнакомые парень с девушкой тут же поспешно ушли. Казик внимательно посмотрел на
брата.
– Ты слышал, о чём мы говорили? – насторожился заговорщик.
– Слышал немного, но всё понял. Чем ты занимаешься – это опасно и глупо. Больше не ходи
с ними.
– Куда, брат?

– Тебя предупреждаю: не к добру это! Они и тебя, и нас всех погубят. Юрий
– А разве кроме достоинства нам есть ещё что терять? Табачников
– Знаешь, я наслышан об этом Марэке. Он баламут. Его даже из университета на этой почве
выгнали. А теперь, так и вообще любого расстрелять могут, а не только его.
– Чего ты так расхорохорился, Ромэк? Я его просто случайно встретил. Немного поболтали,
и всё. Пойдём лучше перекусим.
– Опять этот суп из гнилой картошки? Спасибо, не хочу.
– У многих и этого нет. Погоди, да от тебя выпивкой несёт!
– Да ну вас всех! – Устало махнув рукой, Ромэк прошёл мимо дома.
Казик с минуту смотрел ему вслед, затем скрылся за грязной обшарпанной дверью.
«Что делать, что? Как этого дурня отговорить? Ведь не только себя, нас всех погубит, – тщет-
но искал выхода Ромэк. – Как же всё надоело! И не сбежишь – некуда. Нет, я из-за его дурости
сдохнуть не хочу. Его надо остановить, пока не поздно. Этот Марэк допрыгается и нас за собой
утянет. Казика нужно остановить!»
Ромэк полез в карман, пытаясь отыскать адрес, оставленный ему Йозефом. Есть! Он точно
подскажет, как правильно поступить.
– Правильно сделал, Ромэк. Правильно. Я этого Марэка давно знаю: сволочь ещё та! А ты
не волнуйся. Если моё предложение примешь, то и мишпуха твоя под нашей защитой будет.
Ты знаешь, где этот Марэк обитает? Я с ним поговорю, чтоб от твоей семьи отстал. Так ты наду-
мал насчёт моего предложения? Ладно, пару деньков у тебя есть. А вообще, ты молодец. Нам
такие парни нужны. В гетто должен быть порядок. Ну, в силу возможного.
…С тех пор брата Ромэк больше не видел. Из тюрьмы «Повиак» возврата нет. Муки со-
вести его не слишком донимали: «Сам виноват! И себя, и всех мог подставить. Семью чуть
не погубил. Что же, мне погибать из-за его дурости? Всегда себя умным считал, свысока на

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 102 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
меня смотрел. Я для него – неудачник. Зато
Юрий именно я семью спас. А Казику эти горлопа-
Табачников ны давно семью заменили. Всё я правильно
сделал, раз мы для него ничего не значим.
Правильно! Главное сейчас – выжить, а он
нас в петлю толкал».

Однако домой Ромэк входил всё же с
опаской. А вдруг узнают? Да нет, откуда…
Мать сидела, заплаканная, в углу коморки.
Отец что-то бубнил, склонившись над своим
Талмудом. Господи, разве так жить можно?
За что это мне?

– Ромэк, – горько всхлипывая, воскликну-
ла мать, – Казика уже двое суток нет.

– Ничего, – отведя глаза в сторону, про-
бурчал сын. – Появится ещё. Наверное, опять
где-то шляется со своими горлопанами.

– Он никогда не пропадал так долго.
– Что ты, мама, всё о нём? А обо мне по-
думала? Всё Казик ваш да Казик… Он то, он
сё. Найдётся, не переживай!
– Ох, когда же он, наконец, найдётся?
Чует моё сердце беду, ой вейзмер…
– Да ему приятели давно стали дороже
семьи. Надоело! А если бы я не пришёл, заметили бы?!
– Что ты, сынок? Как ты можешь!
Отец решительно отложил книгу:
– И ты, и он – оба наши дети. Если бы ты почитал Тору…
– Тору?! И что в ней, в вашей Торе, написано такого, отчего нам всё это приходится терпеть?
– Не вашей, а нашей.
– Вы слепцы, и эта ваша Тора…
– Не смей говорить так! – Губы отца гневно затряслись. – Ведь бог…
– Нет его, слышите, нет вашего бога! – раздражённо перебил родителя Ромэк. – Из-за него
все несчастья творятся на земле!
С этими словами упрямец резво подскочил к отцу и выхватил из его рук книгу.
– Ну где, где он – ваш бог?! – Ромэк грубо сотрясал книгой и зло отшвырнул её в сторону. –
Сказочки для дураков. Не верю им более!
– Замолчи! – Отец осуждающе смотрел сыну в глаза, губы его тряслись. – Бог – это мы, весь
народ твой…
– Презираемый всеми народ!? Мы прокляты из-за вашего бога! Я отрекаюсь от него, слы-
шите?! Отрекаюсь!
Отец дал сыну пощёчину:
– Века мы страдали, но не предавали его. Поэтому он нас и сохранил.
– Сохранил?! – Ромэк истерично расхохотался. – Вот уж немцы нас сохраняют. Всех! А я не-
хо-чу! Я не хочу!
Отец:
– И это мой сын…
Ромэк:
– Ну, конечно. Можете продолжать любить своего Казика!
Отец, безнадёжно прикрыв ладонью глаза, с трудом выговорил:
– Господи, прости безумца, а я… я… проклинаю тебя.
Ромэк стал с неистовством бросать в сумку свои нехитрые пожитки:
– Вот и оставайтесь со своим богом! Скоро все передохнем с таким покровителем.
Отец опять принялся что-то невнятно шептать себе под нос.
Мать в отчаянии бросилась к отцу:
– Лазарь, что ты делаешь, Лазарь!
– Читаю Кадиш по покойнику. Только что умер мой сын!
Окончательно вышедший из себя Ромэк скорым шагом направился к выходу:
– Всё! С меня довольно. Я ухожу. Оставайтесь со своим богом!
Мать в изнеможении прижалась к стене:
– Ну куда ты пойдёшь, сынок?!

Почта альманаха: 103 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа
– Не пропаду. Я знаю, куда мне. Я вы-
живу! – Сын выбежал наружу, хлопнув в Юрий
неистовстве дверью. Табачников

Мать вдогонку ему принялась истово
молиться:

– Вразуми его, Господи! Сохрани ему
жизнь!

…С тех пор начались истинные полицей-
ские будни в жизни Ромэка. Он понял, что
иллюзорная власть и относительная без-
опасность тоже чего-то да стоят. Главное,
не проявлять жалости. Сострадание – это
дорога в бездну. Умри ты сегодня, а я завтра
– вот девиз наступившей реальности!

Так прошёл год. Родителей он больше не
видел. Поселился в выделенной для служа-
щих полиции казарме. В гетто становилось
просторнее, его обитатели стали постепенно
куда-то исчезать. С одним из этапов оттуда
увезли и родителей Ромэка. Узнав об этом,
он безобразно напился. И даже сквозь
хмель в его голове непрестанно мерцала
мысль: «Я-то жив… жив. Ну и где их Бог? Где?! Помог он им?»
Но, как говорится, сколько верёвочке ни виться, а конец наступит. Вот и сам Ромэк угодил
на этап. Гетто тем временем неукротимо сокращалось.
В забитом до отказа эшелоне было не продохнуть. Очень хотелось пить. Плач и молитвы
сводили с ума. Но состав шёл недолго – их выгрузили под гам испуганных людей, злобный лай
собак и крики подгоняющих в сторону плаца немцев. Всех построили в группы и, подстёгивая
ударами и бранью, подогнали к столам, за которыми сидели заполняющие толстые журналы
писцы. Рядом чинно прохаживались, брезгливо оглядывая вновь прибывших, эсэсовские хозя-
ева.
– Профессия! – грозно рявкнул бравый фельдфебель по-немецки.
Стоящий рядом человек переводил на польский.
– Я в гетто в полиции служил, – растерянно промолвил Ромэк.
Переводчик пристально посмотрел на него, затем подошёл к фельдфебелю и что-то ему
шепнул. Ромэк не расслышал, он испуганно озирался по сторонам, ещё не осознавая до конца
всего происходящего вокруг безумия.
Фельдфебель цинично рассмеялся в лицо толмачу:
– Что, так и сказал? Значит, в полиции служил! Ладно, если хочешь, сам бери его к своим.
Только фильтрацию пусть обязательно пройдёт.
Переводчик вернулся к Ромэку:
– Отойди в сторонку. Здесь, за мной пока постой.
Неведомо, дьявол ли, Бог ли, от которого Ромэк отрёкся, опять выдал ему бирку на жизнь.
А может, это сам Каин, коварно посмеиваясь, лихорадочно потирал свои цепкие, окровавлен-
ные руки, прячась где-то среди клубов едкого дыма из трубы лагерного крематория. Не важно.
Но ему и тут повезло! Он остался жив, хотя и получил на руке лагерный номер. Но если забыть
о себе, не думать, не сожалеть, то… главное, чётко выполнять команды. И жить, несмотря ни
на что. Никакой жалости не осталось в сердце. Жалость – это смерть! Его смерть. А он хотел во-
преки всему жить, не важно, как, главное – остаться живым.
Этому научил его случай, когда он, вооружённый палкой, подгонял узников на работе в ка-
рьере. Старший капо Залман Штрок, бывший мясник из Лодзи, которого за лютый нрав ужасно
боялись даже надзиратели-сослуживцы, решительно подошёл к Ромэку.
– Эй, ты! – выкрикнул он, – Что так слабо бьёшь? Так эти свиньи работать не будут. Или жа-
леешь их? Сам к ним захотел? Бей сильнее! Бей!
И Ромэк бил… бил… бил…
– Ладно, – удовлетворённый увиденным, похлопал его по плечу старший капо. При этом
бесстрастно добавил: – Жалеть будешь – быстро к ним отправлю. Рабочее место освободится. –
Сам криво усмехнулся при этом.
– Да-да, господин старший капо, я вас понял!
–Ну-ну… – Штрок пошёл дальше вдоль карьера, хищно выискивая очередную жертву для

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 104 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
расправы.
Дни шли, один не отличим от другого, сливаясь в бесконечный однообразный поток. Но

человек привыкает даже к непривычному. Ромэк постепенно стал среди капо своим. Об обре-
чённых своих сородичах он больше не думал. Он вообще перестал отвлекаться на постороннее
вокруг. Как автомат, исполнял порученные функции. Всё остальное было словно в не относя-
щемся к нему параллельном мире.

Однажды его поставили в оцепление возле душевых у газовой камеры. Рутинное дело. Он
с безразличием смотрел на проходящих мимо стариков, женщин, детей. И вдруг его взгляд
оживился на мгновение… Нет-нет, он не мог ошибиться! Мимо проходила Хая. Его Хая, ко-
торую он так и не видел после образования гетто. Он в упор смотрел на неё. И она, видимо,
почувствовав на себе постороннее внимание, невольно повернула голову. На короткий миг их
глаза встретились.

– Ромэк! – показалось ему, будто прошептали её пересохшие губы.
Но, наполненный рвением к должностным обязанностям, надсмотрщик молча отвёл
взгляд. Когда вновь вернул его назад, то Хаю уже не увидел. Она навсегда скрылась за дверя-
ми душевой. А тем временем едкий смрадный дым мрачно клубился в небе, густо вырываясь
из массивной трубы, распространяясь по лагерю, частицами чёрной зловещей сажи оседая
и на бесстрастном лице бездушного конвоира. «Нет больше прошлого. Есть только сегодня.
Сейчас», – вертелась в мозгу Ромэка единственная мысль.
Как-то вечером, после очередного «рабочего» дня, в надзирательском бараке раздался
испуганный крик:
– Шмулик повесился!
Ромэк поспешно вбежал в маленькую бытовку. Там под потолочной балкой жалко болта-

Юрий лось безжизненное тело капо Шмулика.
Табачников – Вот идиот, – зло прошептал стоящий рядом надзиратель. – И так все на взводе, а тут сам

свёл с жизнью счёты. Видать, выпил лишку. А нервы у всех не железные.
– Да нет, – откликнулся бывший парикмахер Аарон, – слышал вчера от него, что, мол, все

мы тут прокляты, свой народ уничтожаем. Я ему заткнуться велел!..
– Вот-вот, – добавил другой капо, – и ты тоже заткнись. Не ровен час, нас всех под это дело

заметут. Поздно о совести вспоминать…
– Точно, – вздохнул Аарон, – лучше бы и не вспоминал.
Ромэк угрюмо вернулся в свой угол.
«Лучше бы не вспоминал…» – звучал в нём голос парикмахера.
А я и не помню. Ничего помнить не хочу! Я должен выжить.
Время, как бы ни тянулось, даже в лютых нечеловеческих условиях неукротимо. Уже со-

всем рядом гремели разрывы орудий наступающей Советской армии. А на западе союзники
громили фашистский «тысячелетний рейх». Лагерь, вернее то, что от него осталось, срочно
эвакуировали на запад. Пешком гнали колонны обессилевших узников. Упавших тут же до-
бивали на месте. Группа капо вместе с лагерной командой из немцев сопровождала заклю-
чённых, подгоняя их ударами палок и бранью.

Почта альманаха: 105 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа

Но и конвоиры нуждаются в отдыхе. Возле небольшой брошенной деревни сделали оче-
редной привал. Этапируемых загнали в амбар. Капо устроились рядом в какой-то пристройке.
Уставшие, они тут же заснули. Кое-кто храпел, кое-кто стонал во сне. Ромэк вдруг услышал
осторожный шорох в углу помещения, за грудой наваленного хлама. Тихо, стараясь не шуметь,
подкрался и увидел притаившегося там одного из своих коллег.

– Тихо, – прошептал тот, – скорее ползи сюда. Я схрон нашёл. Вот, доску только чуть помоги
отодвинуть. Видать, погреб здесь был.

– Что ты… что ты… Найдут – тут же расстреляют!
– И так каюк. Скоро вместе с ними поляжем. Как только доставим колонну на место. Мы
немцам уже не нужны. Бежать надо.
– Заметят, – так же шёпотом возразил Ромэк.
– Да кто заметит? Им бы быстрее ноги унести. Не до нас сейчас. Главное, переждать. Нас
или немцы, или свои же… До тебя не дошло ещё? Ты давай, тихо-тихо ползи сюда, а как уйдут,
посидим немного – и… Кто нас искать станет? Русские совсем рядом, а у нас лагерные номера.
Уяснил? Только, главное, лишнее не болтать. Заключённые мы – и всё. Так ты со мной?
Ромэк, стараясь не шуметь, протиснулся в узкий лаз.
– Сейчас, только мусором прикрою… – С опаской оглядываясь вокруг, напарник скрылся
среди завала.
Дьявол опять отвёл руку Судьбы! А возможно, и сам Каин, который всегда рядом с падши-
ми душами до неизбежного их прибытия на Высший Суд.
Вот и пришёл конец войне. Все пути стали открыты. Поезда шли и на Восток, и на Запад. В
этом хаотичном переселении народов Ромэк надеялся затеряться. Опасаясь быть узнанным
кем-то из выживших лагерных очевидцев, ощущая постоянный липкий страх, он добрался до
пункта перемещённых лиц. Только бы не встретить никого из узников! Подальше держаться от
людей, дабы не очутиться на скамье подсудимых вместе с нацистскими преступниками, как их
пособник. Скорее туда, где можно не оглядываться назад! Билеты в такое время не нужны –
главное, чтобы в поезд попасть. Подальше от прошлого!..
Как недавний узник, Ромэк зарегистрировался в еврейской благотворительной организа-
ции «Джойт», которая отправляла своих представителей во все подвергшиеся фашистской
оккупации страны Европы в надежде найти и помочь выжившим. Получив сопроводительную
справку и талоны на еду в благотворительной столовой, дал согласие с их помощью выехать в
Палестину. Но путь туда лежал через Италию, где было зафрактовано судно. Италия!.. А вовсе
ни о какой Палестине он и не думал. Главное, быстрее, пока никто не узнал и не донёс о его
неудобном прошлом. До отбытия поезда Ромэк прятался в укромных углах и закутках, боясь
появляться в людных местах. А когда объявили посадку на какой-то проходящий поезд, с об-
легчением запрыгнул в вагон.
Небольшой итальянский городок, шумный и грязный, совсем не то, что ему хотелось, да
ещё и сами итальянцы чем-то напоминали его заполошных соплеменников. Совсем не то, о
чём ему грезилось. Ну, да ладно…

106 Юрий
Табачников

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
Выданных «Джойтом» денег было немного. В дом, снятый для отбывающих в землю обе-
тованную, он не пошёл – нашёл грязную вонючую ночлежку недалеко от рынка. Своих он сей-
час боялся больше чужих. Чувство страха всё глубже вселялось в него. Впервые после лагеря
он стал видеть сны. Страшные сны. Словно из глубин чёрной бездны стали приходить к нему
мать с отцом, брат, Хая. Они молча стояли и неотрывно смотрели в его глаза. Это наваждение
неотступно преследовало его.

– Что вы от меня хотите?! – кричал он в этом жутком сне. – Ну что я мог поделать?! Это вы
все виноваты со своим Богом. Из-за вас мог и я пострадать!

– Ты потерялся в этой жизни, сын, – вдруг резко заговорил отец. – И сам уже не найдёшь
правильного пути.

– Зато я жив! Жив! – выкрикивал в своё оправдание Ромэк.
– А жив ли? Мы, которых уже нет, живы. А ты – нет. И некому прочесть по тебе поминаль-
ную молитву.
– Я жив! – в холодном поту Ромэк корчился на скрипучей, жёсткой койке.
– Что же ты наделал, сынок… – Мать, одетая во всё белое, зажгла поминальную свечу.
– Даже если ты избежишь суда людского, то существует ещё и Суд Божий. Его-то никому не
избежать. – Отец обхватил плачущую мать за плечи: – Пошли, Рива, у нас нет больше сына.
– Я тоже страдал! Как же вы не поймёте! – Слёзы градом катились по щекам спящего Ромэ-
ка. – Я страдал!..
– За что ты убил меня, брат? – Это Казик встал рядом с родителями у пылающей поминаль-
ной свечи.
– Я не убивал! Я… я…
Тут Хая молча прошла мимо. Едкий дым крематория словно вернулся с ней вместе, окутал
Ромэка удушливым смрадом, который, казалось, въелся во все его поры. Ромэк задыхался во
сне. Ему не хватало воздуха.
– Нет тебя. Ни среди живых, ни среди мёртвых тебя нет!
Кажется, это произнесла Хая. Да, это она. Её голос не спутать…
– Я есть! Я жив!
– Так ли? – отчётливо вымолвил Казик, тихо удаляясь в темноту.
– Что же ты наделал, сынок… – Удаляющихся отца и мать поглотил сумрак.
– А! А! – вскочил с лежака Ромэк. – Поймите, я просто хотел выжить!
– Да заткнись ты! – кто-то недовольно проворчал в темноте комнаты.
Ромэк, словно лунатик, тяжело встал и с трудом поплёлся в угол к чану с водой. В голове
гудело, как в пустом чугунном котле. Увидев вдруг натянутую вдоль стены бельевую верёвку,
будто в тумане, сделал из неё петлю, набросил на шею. Поднялся на перевёрнутое ведро…
– Нет! Нет! – судорожно скинул трясущимися руками верёвку. – Вы меня не сведёте с ума! Я
буду жить. Жить!..

Юрий 107 [email protected]
Табачников

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа
Ромэку постоянно казалось, что за ним кто-то наблюдает. Нервно озираясь, он бродил по
старым улочкам маленького городка. Выданные деньги заканчивались, но идти в еврейское
агентство он опасался. В порту стояло старое ржавое судно, которое должно было вывезти
беженцев, собранных агентством со всех концов близлежащих стран, в Палестину – бывших
узников и сохранённых местными жителями еврейских детей. У здания, занимаемого «Джой-
том», он увидел грузовик, у которого стояли, покуривая, солдаты в английской военной форме.
Но на нарукавных шевронах с изумлением Ромэк заметил шестиконечные звёзды и надписи
на иврите. Это оказались солдаты еврейской бригады, которые помогали привозить в пункты
сбора найденных ими запуганных, ещё не пришедших в себя людей. Крепкие, с оружием за
спиной, они вселяли в Ромэка ужас. А если среди тех, кого привезут или уже привезли сюда,
вдруг кто-то его узнает? А возможно, уже кто-нибудь узнал, и его вот-вот схватят прямо тут! Ему
казалось, что взгляды этих еврейских солдат обращены на него.

– Нет, так дальше невозможно!.. Но куда бежать? Куда? – Он, как загнанный волк, стал
метаться по узким улочкам городка. – О, боже! – вдруг вспомнил некогда преданного им Бога.
– Помоги мне! Я же не виноват, что лишь хотел выжить…

Наутро где-то на окраине местные жители нашли распластавшегося в пыли на дороге совер-
шенно обезумевшего человека, который что-то бессвязно бормотал, дико вращая глазами.

– Удар, видать, свалил. Эй, сеньор! Жив? – Над бездомным склонился незнакомец.
Вызвали карету скорой помощи.
– Жаль, молодой ещё! – Старик итальянец подошёл к санитару. – Смотри, номер на руке вы-
татуирован. Из лагеря, видать. Может, из этих, евреев?
– Вряд ли… – Санитар привычно погрузил больного в машину. – Те вместе держатся, им
дом возле порта сняли. А этот где-то в городе обитал. Нет, вряд ли это еврей. Они сейчас все в
своём доме. Пост у них, Судный день. Это когда Всевышний подписывает право на жизнь или
на смерть.
– Ты-то откуда знаешь? – удивился старик.
– Так у нас в больнице врач был, еврей. Рассказывал. Его в лагерь затем забрали. Может,
и выжил. Самый важный у них день сегодня. Как у нас, когда свершается Высший Суд. Только
они странные и отмечают это событие при жизни.
– Жалко. – Старик прикурил изрядно потёртую трубку. – Отстрадал, бедолага. И жив вроде
бы, ан и не жив совсем. Вот бывает же такое. И куда теперь его?
– А сам не догадываешься? Таких всегда в одно место свозят при монастыре. Им остаётся
единственная дорога – туда.
Загудел мотор, и машина, тарахтя на ухабах, укатила прочь.
Об этом пациенте никто больше не вспоминал. Никто его не искал. Он для всего мира про-
сто, казалось, исчез. Вроде и был он, но в то же время его как будто и не было совсем. Ни среди
живых, ни среди мёртвых. Ни земля, ни небо не принимали, напрочь отторгая его. Воздаяние,
наверное, свершилось! Верно, что это сакральное слово имеет одинаковый смысл среди всех
языков и народов. Не бывает святых среди людей. Однако есть заблудшие и потерявшие душу.
А без души стоит ли жить?
Вот и бродит по странам и континентам Каин, неся свою вечную ношу. Где бы ни остано-
вился передохнуть, везде сеет предательство, горе и боль. Такова участь его. Нет для него
постоянного места пребывания. А как же мы? Кто знает, когда явится он к нам, прося приюта. И
протянем ли мы ему навстречу руку помощи, тем самым лишаясь собственной души…

108 Юрий
Табачников

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
РАХЭЛЬ

Нестерпимо болело тело. С трудом, словно крот, проковыривая, сантиметр за сантиметром,
рыхлую землю, Аарон медленно пробивался наружу сквозь переплетающиеся, как цепкие
лианы жуткого дерева, мёртвые тела. Пласт за пластом. Наконец смог судорожно, до боли в
лёгких, глотнуть толику воздуха и слегка приоткрыть запорошенные землёй глаза, продолжая
своё воскрешение из небытия. Устремляясь медленно вверх с диким упорством, не подвласт-
ным ни разуму и ни логике, а одним лишь заложенным природой в каждом живом существе
стремлением – тягой к жизни. Наконец и ночное небо, и размазанная тоскливая луна, и тысячи
блёкло мерцающих звёзд отрылись ему своей откровенной безучастностью, заставив судо-
рожно выбираться наверх, цепляясь за окоченевшие мёртвые тела и обрывки выступающих
корней. Напрягая последние силы, с трудом удалось выбраться через край оврага…

Он выполз. Выполз из самых недр Ада. Минут пять лежал и бессмысленно смотрел в холод-
ное небо – такое красивое и такое бездушно отстранённое в своём безразличии к живущим
под ним. Затем, пошатываясь, встал и побрёл вглубь чернеющего неподалёку леса. Куда? За-
чем? Он не задумывался об этом, просто, спотыкаясь, шёл вперёд, влекомый инстинктом вы-
жить. Двигался в никуда. Всё дальше и дальше, глубже и глубже погружаясь в густые дебри…

И вот уже поезд, бойко стуча колёсами и плавно трясясь на ходу, увозил угрюмо молчащего
пассажира. Густым смогом паровозная труба отдавалась внутри вагонов. Состав всё дальше
удалялся от страшного места. Но разве может он увезти прочь от памяти? От неё не сбежать,
не скрыться даже в себе самом. Она настигает и настойчиво требует впустить внутрь, разрывая
мозг на части и разъедая душу.

…Калоши. Старые резиновые калоши. На которые многие смотрят со снисходительной
ухмылкой, как на пережиток. Аарон стеснялся надевать их в слякоть и лишь в небольшой двор
надевал иногда, как домашние, вернее, «уличные» тапки. Эти неказистые резиновые калоши,
как он затем понял, спасли ему жизнь. Зачем? Он этого не понимал, не хотел принять. Теперь
только понял, зачем Судьба или сам Бог дали ему такой шанс. Понял!

Когда в Польшу вошли немцы, он с женой и маленькой дочерью Рахэль бежал на восток
– сначала Советы впускали беженцев. Поселились там у дальних родственников в небольшом
затерянном в российских просторах местечке, где церковь и синагога, много лет уживаясь
друг с другом, стояли почти рядом недалеко от небольшого майдана – местной площади, с её
шумом в праздники и выходные дни.

Юрий 109 [email protected]
Табачников

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа

Сжимается сердце от воспоминаний. Необъяснимая боль пронзает тысячами игл воспалён- Юрий
ный мозг. Но он должен. Он не имеет сейчас права на слабость. Теперь не имеет… Табачников

За пыльным вагонным окном проплывают унылые восточные пейзажи, редкие глинобит-
ные домишки медленно проплывают мимо. Иногда появляются в маревой дымке одиночные
верблюды да ядовито-зелёные кусты верблюжьей колючки оживляют пейзаж. Временами,
сорвавшись с уродливых веток саксаула, летят навстречу рыкающему поезду разные мелкие
птахи. Редкие полустанки, вдруг возникающие ниоткуда, встречают пёстрой смуглолицей тол-
пой на почти условном перроне. Как медленно тащится поезд! И как стремительно проносится
жизнь…

Как случилось, что и в их мирное местечко ворвалась война? Утром толпа полицаев под
развязный хохот в компании немногочисленных сосредоточенных немцев ворвалась в их дом.
Под крики и ругань согнали испуганных обитателей на местный майдан – ту самую маленькую
площадь. Аарон только и успел сунуть ноги в эти резиновые калоши и схватить на руки дрожа-
щую Рахэль. Жена же, не успевшая одеться, в ночной сорочке испуганно семенила рядом, це-
пляясь за плечо мужа. Шум от бесцеремонно выталкиваемых из собственных жилищ людей
заполнил всё пространство. И только ярко, безучастное ко всему, светило утреннее солнце…

…Стоило лишь прикрыть глаза, как все детали того дня вновь и вновь, ужасные в своей
зловещей откровенности, возникали из небытия, отчего яростно сжимались до скрежета зуб-
ного челюсти. Только слёзы давно иссохли, ушли. Даже они, казалось, покинули его.

Их погнали к большому крутому оврагу на краю леса, где прежде Аарон вместе с женой
и кудрявой, вечно улыбающейся Рахэлькой любили часто проводить на природе субботнее
время. Но в тот день птицы молчали, вороны – и те улетели прочь. Только люди не могут ни
улететь, ни зарыться в землю – им это не дано.

Поезд медленно, но всё же продолжает движение. Едет и едет. Казалось бы, в будущее, а
мысли тем не менее возвращаются в прошлое. Наверное, так и должно быть. Ведь будущее
неразрывно связано с прошлым. Даже с таким, которое очень хочется, но не получается за-
быть. Которое не имеем права забыть!..

Перед крутым оврагом, подгоняемая конвоирами, беспорядочная толпа останавливается.
Металлический настил с множеством электропроводов установлен прямо на краю оврага. Ис-
пуганных, обезумевших от страха людей погнали туда, как стадо, и они от ударов подключен-
ного тока высокого напряжения стали беспорядочно валиться на дно оврага. Тех, кто пытался
убежать, догоняли пули. Словно зловещая скотобойня вдруг возникла из самих глубин Ада,
чтобы умерщвлять и умерщвлять людей.

А солнце ярко светило, и ему было всё равно, что Апокалипсис реально уже наступил на
земле! Светилу было всё равно. Вот упала в пожирающую бездну жена, и Аарон лишь крепче
прижал к себе дочь, которая испуганно трепетала всем своим маленьким тельцем, тесно при-
жимаясь к отцу.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 110 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
И вот… Удар тока отбросил его в небытие.
Юрий А когда очнулся, судорожно пытался нащупать руками среди мёртвых тел свою маленькую
Табачников Рахэль, звал её внезапно осипшим от горя голосом. Всё оказалось тщетным. Лишь тишина
отзывалась в ответ, ни единого звука не раздавалось вокруг. Только зловещей насмешкой из
глубины угрюмо чернеющего леса непринуждённо куковала кукушка. Кому она пророчит
годы жизни? Кому?! Ни одна слезинка не выступила на его глазах. Сердце будто окаменело. Не
прячась, во весь рост, побрёл в глубь леса… в глубь самого себя… Ни мыслей, ни эмоций. Они
посетят позже. А пока под светом мутной луны угрюмо брёл, пошатываясь, седой, отстранён-
ный от жизни старик – в котором он теперь вряд ли узнал бы самого себя.
Всё мелькают унылые, беспощадно обожжённые южным солнцем пейзажи за окном душ-
ного вагона. Непрестанно проносится череда воспоминаний…
Он совершенно не помнил, сколько бродил по лесу, как выжил. Когда последние силы,
казалось, вот-вот покинут его и наступит наконец долгожданное забытьё, на него, обессилив-
шего, наткнулись партизанские разведчики и доставили скитальца в расположение их отряда.
Допрос длился недолго. Командир и партизаны молча выслушали его сбивчивый рассказ.
– Что – всех? – мрачно спросил командир.
– Всех… – Аарон молча уронил на грудь совершенно седую голову.
Но и теперь ни одна слезинка не покатилась из его глаз – слёзы словно заледенели внутри.
– Вот что, – решил командир, – толку он этого доходяги тут никакого, а рассказать людям о
трагедии надо. Пусть гадов крепче бьют. Верно, комиссар? Политически?
Тот молча кивнул. И добавил:
– Так, значит! Скоро должен прилететь самолёт с грузом. Отправим его с ним в тыл. Пусть
там, где следует, об этом узнают. Только вот побрить его и помыть бы.
– Нет-нет! – словно очнувшись, запротестовал Аарон. – Нельзя мне брить лицо. Траур это…
по вере.
– Ты что, верующий? – спросил комиссар.
– Вовсе нет, но… нельзя мне этого делать. Нельзя!
Городок за линией фронта. Пристрастный допрос особиста. Уточнение данных. Всё это про-
ходит как во сне. Липком, однообразном сне. Аарон отвечает бесстрастно, отвлечённо, словно
автомат, из которого вытряхнули душу. Получив какие-то бумаги на русском языке, который
плохо знал, он понял главное – что его как польского гражданина (советское гражданство он
получить не успел) отправляют куда-то в Узбекистан под город Коканд. Да ему, впрочем, было
всё равно, куда ехать. Всё равно! И лишь на переполненном перроне, оккупированном раз-
ношёрстной толпой, Аарон немного пришёл в себя. В ожидании поезда он зашёл в грязный
заплёванный привокзальный туалет, мерзко пахнущий мочой и хлоркой. И тут будто что-то
оборвалось внутри, больно сдавив грудь. Затем
резкий и сиплый крик непроизвольно выплес-
нулся в пространство – впервые за всё время
скитаний душа откликнулась на испытанные
потрясения. Неудержимо полились слёзы,
которые, казалось, навсегда высохли в нём.
Голова закружилась, ноги вдруг подкосились, и
Аарон в изнеможении сполз прямо на загажен-
ный пол.
– Что с ним? – раздался возглас какого-то
незнакомца. – Контуженный небось.
– А может, припадочный, – отозвался
второй мужчина. – Они выволокли Аарона на
воздух. – Нехай полежит малость, оклемается.
А поезд всё едет и едет, медленно оставляя
позади километры расстояния…
Лиза – так звали его жену. Он старался не
вспоминать о ней, отгонял наваждение. Он бо-
ялся видений. Но почему-то её голубая газовая
шаль всё время возникала из небытия в его
сознании. И звала за собой рука улыбающейся
жены.
– Куда?.. За ней?.. О, господи!.. Для чего
я выжил? Разве после всего перенесённого я

Почта альманаха: 111 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа
имею право на жизнь?
Аарон смутно помнил свой путь на Восток. Картины просто разбивались в его сознании на Юрий
Табачников
мелкие осколки, словно в детском калейдоскопе. Только не радостно-яркие, а серые, однооб-
разные, не вызывающие эмоций. И вот он уже на заброшенном полустанке. Жара, скудный
колючий кустарник вокруг. Лениво прохаживающиеся верблюды и базлающий крик ишаков.

– Ты евякуированный? – Прокопчённый на южном солнце старик в вылинявшем старом
халате с выступающими клоками ваты из дыр и засаленной тюбетейке тронул его за плечо. –
Садысь в мой телег. Мне на тебе бумаг есть. Садысь! К Фатима тебя отвезу.

За всю дорогу возница больше не проронил ни слова. Только уныло на одной ноте что-то
тихо напевал да пожёвывал какие-то листья, то и дело сплёвывая зеленовато-коричневую
массу в пыльную разбитую колею ухабистой дороги. О чём он пел? Да кто ж его знает! Скорее
всего, о нелёгкой жизни…

Возле небольшого покосившегося строения ездовой остановил телегу.
– Вылазь, приехали! – обернулся он в сторону пассажира.
Аарон, спустив ноги с телеги, медленно сполз на землю.
– Фатима! – громко позвал старик. – Тебе евякуированный подселили! – И снова прозвуча-
ло в сторону прибывшего: – Давай иди! Бумаг ей дай.
Не дожидаясь хозяйки, погонщик взобрался на козлы своей запряжённой двумя заморен-
ными ишаками повозки и поехал дальше.
…Подселили его к Фатиме, но у женщины и так четверо детей да муж на фронте. Многие
семьи тогда, насколько могли, давали приют скитальцам. Домик, слепленный из кизяка и гли-
ны, был мал, и чужака поселили в сарайчике. Да ему всё равно. Благо, рядом протекал мутный
арык, принося относительную прохладу. И растущее тут же тутовое дерево затеняло нынешнее
жильё Аарона.
Сама Фатима работала недалеко в прачечной, а Аарон, как мог, помогал ей по хозяйству –
то воды из колонки принесёт для хозяйственных нужд, то сучьев для очага. Выполнит пору-
чение и уходит молча в свой угол. Ни с кем не общался, не заводил знакомств, да и в дом к
Фатиме заходил лишь по необходимости. Большую часть времени проводил, сидя под дере-
вом, погружённый в себя. Не замечал даже изнуряющую духоту, которая, впрочем, пошла на
пользу его больным лёгких, по причине чего его и в армию не мобилизовали.
Шумные дети Фатимы сначала насмехались над ним, но затем привыкли к странному зам-
кнутому старику с лохматой неухоженной седой бородой. Так жизнь и текла, пока однажды он
не увидел, как хозяйка вынесла из дома изрядно потёртый скрипичный футляр:
– На базар, что ли, отнести? Может, кто-то и купит.
И тут впервые за время проживания у Фатимы Аарон проявил заинтересованность. Мед-
ленно подойдя, неуверенно провёл рукой по крышке футляра, взглядом попросив разрешения
открыть его. Осторожно взял простую ученическую скрипку. Долго смотрел на неё. Нет, он не

скрипач, у него иная профессия. Но когда-
то в далёком детстве в Лодзи по настоя-
нию отца, как и большинство еврейских
детей, он посещал музыкальную школу,
которую, если откровенно, терпеть не мог.
Но вот в его руках, сначала нерешительно,
а затем всё уверенней зазвучал инстру-
мент. Фатима изумлённо опустилась на
порог. А беспокойные шаловливые дети
застыли, как изваяния, раскрыв от неожи-
данности рты. Закончив играть, Аарон бе-
режно сложил скрипку обратно в футляр и
протянул Фатиме.

– Знаешь, пожалуй, не буду её прода-
вать, – приняла решение хозяйка музы-
кальной вещицы. – Да и вряд ли кто купит
скрипку. Кому она сейчас нужна, когда
еды не хватает! У меня до тебя люди из
Ленинграда жили – у них мальчик на ней
играл. Помер, однако. Здесь рядом и схо-
ронили. Мать с дочкой переехали подаль-
ше отсюда, тяжело им тут оставаться было.
Девочка лет пяти, тихая совсем, Рахэлькой

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 112 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
звали. Всё время молчит и молчит. Ох, времена настали!..
Юрий Аарон словно остолбенел.
Табачников – Когда? – наконец хрипло вымолвил он. – Эти люди… когда здесь были?
– Да вот, за неделю до тебя. Вот и тебя ко мне после них приписали. А ты, вот что… музыки

много знаешь?
– Музыки? – Аарон отстранённо смотрел на Фатиму.
– Ну, да.
– Знаю, хозяйка. Учился когда-то.
– Так я с чайханщиком Али поговорю, может, у него играть пристрою. Или на свадьбах.

Люди ведь и сейчас женятся. Не так часто, как раньше, конечно. А что? И копейка какая-ника-
кая появится – на плов или лагман чтоб хватало. Сейчас не так сытно, как раньше, но всё же.
Так я поговорю насчёт твоего устройства?

– Фатима, – решился Аарон, – а можешь узнать, где эта семья живёт… девочка та малень-
кая.

– Зачем это тебе?
– У меня родственники были… похоже… потерялись мы.
– Могу разузнать о них. У нас тут пригород, можно сказать, не Коканд, аул почти. Может, и
узнаю. А с чайханщиком говорить насчёт тебя? Вот и хорошо. Ты лепёшку-то возьми, угощайся,
а чай я сейчас поставлю. Сыграешь ещё?..

Аарон в удушливом сне-забытье видел свою Рахэль – её мягкие кудряшки золотили лучи
солнца, и нежно теребил локоны лёгкий ветерок. Вот они все трое идут по мощёной мостовой
их родного города. Он боялся и отгонял эти сны, но они не отпускали, терзали, изматывали
душу.

– Простите, простите меня, мои милые! – кричал он вслед удаляющимся родным. – Возь-
мите меня с собой!

Но в ответ сам он, жена и дочь лишь улыбались, махали рукой и уходили всё дальше и
дальше. А он так и не мог догнать ни их, ни самого себя.

Шли дни. Аарон начал играть на скрипке в чайхане – хоть перестал быть обузой для Фати-
мы. И вот дней через девять Фатима, заглянув в каморку Аарона, рассказала о своих бывших
жильцах. Выходило, что мама девочки тоже недавно умерла. Детского дома здесь нет, в
Коканд везти сиротку некому, да и денег поездка стоит. Хозяйка девочку пожалела и оставила
у себя жить, хоть и своих у неё немало, да ещё и
старики-родители на руках. Но ведь и девочка не
кошка, на улицу не выбросишь.

– Тебе-то она зачем? Ведь не родня, а? – полю-
бопытствовала Фатима.

И тут впервые за долгое время Аарон грустно по-
ведал хозяйке свою историю. Вот так и сидели они
долгое время молча, пока ранние восточные звёзды
не появились на низком посветлевшем небе.

Утирая обильно текущие слёзы, Фатима подня-
лась:

– Аллах велик! А горе ещё больше. Как там мой
Мурад? Давно писем нет. Ты её забрать хочешь, ту
сиротку? Но кто ты ей?

– Такой же сирота, – горько вздохнул Аарон.
– Но что ты можешь ей дать? Сам себя еле
прокормить можешь. Чужая она тебе. А своих не
вернёшь.
– Нет своих и чужих. – Аарон поднял измучен-
ные глаза. – Все мы дети Бога… или Сатаны.
– Ой, молчи! – испуганно замахала руками Фати-
ма. – Нельзя такое говорить. Аллах накажет!
– Что же он невиновных-то наказывает, Фатима?
За какие грехи?
– Всё равно ты успокойся и больше так не
говори. На всё его воля. Вот и Мурад мой, я верю,
вернётся. Это не ты, это горе твоё так говорит. И
если она пойдёт к тебе… Я с хозяйкой поговорю,
объясню, что дядя родной нашёлся. И с участковым
нашим Бахтияром переговорю. Он хоть и дальняя,

Почта альманаха: 113 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Два честных
рассказа
но родня мне. А ты на дне рождения его сына бесплатно играть будешь. Сейчас многое можно
сделать, если люди тебя уважают. Такое с документами творится, туда-сюда... Кто жив, кто по- Юрий
мер. Не разберёшься. Участковый может нужную справку о родстве выписать. Табачников

– Ты только узнай о сиротке, а я всё сделаю, как надо, Фатима, – воспрянул духом порядком
настрадавшийся горемыка.

– Но справишься ли? – опять усомнилась Фатима. – Ты ведь старик, а она дитя малое. Вон и
бородища, как у дервиша, отросла. Напугаешь совсем ребёнка. Ведь седой весь. Как с малют-
кой управишься? Уверен, что сил хватит?

– Хватит! – крепко, до боли в суставах сжав кулаки, решительно произнёс Аарон. – Да и
какой я старик… Так, сорок четыре всего мне. Справлюсь.

– Ну и, значит, решили!.. Где моих четверо, там и… В общем, я подмогу.
Чтобы снова не зареветь, быстро пошла в дом. А Аарон ещё долго сидел в одиночестве, за-
думчиво уставившись в небо. Что он надеялся там увидеть и какой услышать ответ?
Прошло ещё немного времени.
– Я всё узнала, – радостно сообщила Аарону Фатима. – Мама, как я и говорила, померла.
Голодно ей было, да и болела. А у нас тут только фельдшер, да и тот шибко пьющий. Никто не
знал, куда дитё девать. Но Зульфия женщина не злая, хоть и трудно ей. Я с ней поговорила. От-
даст мне девочку, а документ уж справим сами. Трудно им с лишним ртом.
– Так и у тебя, Фатима, душ немало на иждивении.
– Душа она и есть душа, – вздохнула хозяйка. – Как там мой Мурад? Может, где- то и ему
Аллах поможет. Но у меня к тебе условие одно: бороду эту страшную сбрей.
– Нельзя мне! Траур это.
– Траур в сердце, а существовать, не живя, большой грех. Дитё тебя испугается. Джинн пря-
мо какой-то. И обязательно постригись на базаре. Смотреть на тебя боязно. И не спорь! Иначе
не поведу к ней. Решай. Завтра Хасан на базаре тебя пострижёт и побреет, сорочку мужнину
тебе отдам. Кураги немного возьмём ребёнку. Как с пустыми руками?
Жизнь – странная штука. Чудеса в ней перемешаны вместе с утратами и болью. Добро ужи-
вается со злом. Ненависть – с бесконечной любовью. Она ставит вопросы, на которые сложно,
а порой и невозможно ответить. Жизнь… Так что же ты такое – жизнь?
Под монотонный стук вагонных колёс, то заунывные, то разухабистые пьяные песни мимо
мелькали чужие пейзажи. Чужой мир… да нет, уже это его собственная судьба. Едкий дым
паровоза, курящих попутчиков, запах впитавшегося пота и мазута неистребимо присутствовали
в вагонном пространстве. Но это совсем не мешало Аарону, не отвлекало его память, в кото-
рой прошлое и настоящее неразрывно соединилось. Как воскресшая вера и надежда, которые
больше никто и никогда не посмеет отобрать у него.
Воспрянувший духом Аарон посетил парикмахера. Вряд ли кто-нибудь узнал бы сейчас
в нём того нелепого неопрятного старца, играющего на скрипке в местной чайхане. Исчезли
дикая борода и длинные спутанные космы волос. Страх и надежда вселились в него и сопро-
вождали в дороге рядом с Фатимой. Пройдя по пыльной узкой улочке, заваленной кучами
мусора, подошли к небольшой изгороди, за которой на обрубке сучковатого дерева одиноко
сидела девочка лет пяти с множеством жиденьких косичек, выбивающихся из-под огромной
потрёпанной тюбетейки. Пронзительно-синие, как у его дочери, глаза с совсем не детским вы-
ражением смотрели на Аарона. Глаза Рахэль. Его Рахэль!..
– Дядя, – смущённо протянула ручонку девчушка, – у тебя хлебушка нет? – Аарон молчал.
Ком застрял в его горле. – А крошек?
Он молча протянул ребёнку кулёчек с курагой.
– Рахмат, дяденька! – Девочка доверчиво обняла чумазыми ручонками склонившегося к
ней Аарона.
Тут и Фатима невольно всхлипнула, не стирая бегущих по её смуглым щекам слёз. И только
безжалостное южное солнце всё жгло и жгло нестерпимо с небес, не замечая ни зла, ни добра,
творимых на земле.
Так они и стали жить вместе. Как? Как и все в то непростое время. Справлялись. Рахэль по-
степенно привыкла к Аарону. А он – о чудо! – перестал видеть сны, ставшие его кошмаром. Так
они с малюткой и спасали друг друга. Две одинокие звезды. Две сохранённые, несмотря ни на
что, жизни. И всё чаще сквозь неутихающую душевную боль в его глазах проявлялась улыбка.
Улыбка того самого – довоенного – Аарона.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 114 Россия 04.2022

Два честных Общероссийское некоммерческое электронное издание
рассказа
Прошло ещё время. Удивительно быстро оно проходит, хотя порой один день может
тянуться вечность. Но и он, этот «вечный» день, тоже уходит когда-то в прошлое. Фатима ис-
полнила обещание: Аарона записали отцом девочки. В те времена в хаосе событий и полной
неразберихе с документами особой сложности с официальными бумагами не возникало.
Сколько их, разбросанных и потерянных бедолаг, бродило дорогами войны! Кто их сосчитал?
Кому было вести строгий учёт?

Девочка окончательно привыкла к Аарону, да и он сам, казалось, очнулся, вышел из оце-
пенения благодаря похожей – нет, не похожей, а именно его Рахэль! Ради которой он будет
теперь жить, обретёт смысл, веру, надежду. Вечерами, когда он сидел рядом с засыпающей
девочкой, его глаза впервые за долгое время наконец наполнялись добротой и любовью.

Вот и закончилась эта проклятая война. Вскоре поступила директива: польских граждан
отправлять на родину. Аарон так и не успел получить советское гражданство. Впрочем, и не
стремился. Просто плыл по течению обстоятельств. Муж Фатимы вернулся с фронта. Слава
богу, живой! А что одной ноги нет ниже колена – это ничего. Главное, руки на месте. Настала
пора и Аарону собираться в дорогу.

На станцию пошли их провожать – плачущая Фатима с мужем, их дети. А чайханщик Али
принёс корзинку свежих лепёшек в дорогу и разной снеди.

– Жаль, уезжаешь, друг, – с грустью промолвил он. – Ты душевно играл. Так душевно, что за
душу брало! Прости, если что не так. Все мы перед бедой у Аллаха едины. Не забывай нас.

Чайханщик крепко обнял Аарона.
– Помни о нас! – Фатима заключила в объятия девочку, затем Аарона. – И ты не забывай.
– Да разве я смогу вас забыть, родные мои? Сам не забуду, и Рахэль не забудет. Никогда.
– Да, вот ещё что. Скрипку возьми, – встрепенулась Фатима. – Нам она ни к чему, а тебя
прокормила, может, и ещё сгодится. Возьми, возьми!
– Папа, пойдём. Вон поезд подходит! – Рахэль в первый раз его так назвала.
– Пойдём, дочка. Много дорог перед нами простирается, и на одной из них мы непремен-
но обретём своё счастье. Найдём место, где будем счастливы. Верь мне.
Рахель доверчиво прижалась к нему, веря, что он никогда не бросит её, не предаст. Глав-
ное, найти то место, где есть это самое счастье. Счастье для них обоих.
Медленно удаляется поезд. Ещё медленнее отступает в былое скорбь. Очень медленно!
Но жизнь сильнее боли. Побеждая смерть, возрождаются в нас желания преодолеть всё, что
готовит коварная судьба. Важны только высшая вера в доброту и любовь, которые и противо-
стоят всему злу на земле.
…Бодро перестукивались на стыках колёса, обнадёживая изнемогшую от невзгод душу и
вселяя в неё надежду на лучшее. И только знойный азиатский ветер гнал вслед уходящему по-
езду пыл раскалённого песка, да шары растения перекати-поле провожали уходящий на Запад
состав, катя свои клубки вдогонку.
И если Бог – это любовь, то всё у наших героев обязательно сбудется. Я в это искренне
верю!..

Юрий 115 [email protected]
Табачников

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Джека

Литературную аналитику прозы Татьяны Сабаньска Татьяна
читайте в разделе Литкритика на стр. 344 Сабаньска

Горел июнь, с ожесточением превращая крыши домов в огромные раскалённые жаровни.
Безжалостное солнце выжигало толком не успевшую налиться соком траву, иссушая мягкий
зелёный ковёр то здесь, то там рыже-коричневыми опалинами. Люди переезжали в новые квар-
тиры, а в старых царили неразбериха и беспорядок. То и дело раздавались беспокойные голоса
жильцов, что бесконечно сновали взад и вперёд с тюками, баулами и сумками, спотыкаясь и
мешая друг другу. Старый покосившийся дом притих, будто прислушиваясь к теням, которые,
как в большом муравейнике, копошились в его обветшалом чреве. Привычный ритм жизни был
нарушен.

Опустевшие комнаты наполнились несвойственной зловещей гулкостью. Куски оборванных
обоев развевались на сквозняках подобно флагам капитулирующего гарнизона. Дом расста-
вался с последними своими обитателями. По всем углам стояли тюки вещей – тот запылённый
скарб, вечный спутник человеческой жизни. Потеряв привычное место обитания, теперь он вы-
глядел жалким и пыльным хламом.

Особые хлопоты сулило громоздкое пианино – оно ни за что не хотело покидать своего
места и жалобно роптало, когда его пытались втиснуть в узкую дверную коробку. Казалось, что
всё в доме: дверные проёмы, прогнившие половицы и кое-где обломившиеся ступени лестнич-
ных пролётов – безмолвно сговорилось мешать людям в их непонятной работе. Дом стал похож
на живое существо, которое кряхтит и стонет под тяжестью десятка ног, а может, под тяжестью
нахлынувших далёких воспоминаний. Он первый услышал нотки фальши в словах нарочито
громко переговаривающихся между собой обитателей, которые как будто знали, что с их сторо-
ны совершается что-то похожее на предательство.

В этой сумятице и сутолоке люди многого не замечали. Не видели они собачьих глаз, что всё
это время следили за их приготовлениями и поначалу радостно блестели. Не слышали они ра-

Автор рисунков – Татьяна Андреева

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 116 Россия 04.2022

Джека Общероссийское некоммерческое электронное издание

достного пронзительного лая, которым огласился двор, когда прибыли первые три грузовика. И
никто не вспомнил о дворовой всеобщей любимице, с чьей-то лёгкой руки названной мужским
именем, переделанным в женское: Джека.

Все эти годы Джека принадлежала всем и никому, но кормили её жители всем домом. За
долгие годы Джекиной жизни никто уже толком не помнил, откуда она взялась. Это милое
существо принадлежало к той собачей разновидности, которую за многие метры выдаёт «дво-
рянский» бублик хвоста. Большая рыже-белая псина была на редкость симпатичным и разумным
созданием. Своих щенят она разрешала трогать только дворовой детворе. Но особое снисхож-
дение Джека делала для малышей – им она позволяла всё или почти всё, терпеливо сидела и
ждала, пока человеческий несмышлёныш наиграется с четырёхлапой пушистой «игрушкой».
Впрочем, исподволь её мудрые глаза зорко следили за каждым неловким движением, и если
раздавался тоненький писк, лохматый комочек тут же уносили восвояси крепкие мамины зубы.
Сама же Джека вскоре возвращалась и виновато виляла хвостом, всем видом своим будто прося
прощения.

Татьяна 117 [email protected]
Сабаньска

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Джека

Обычно, когда просила поесть, она громко стучала в двери – этот звук ни с чем нельзя было
спутать. Люди выносили тогда ей еду на лестничную площадку, говорили добрые слова и даже
трепали её мягкие тёплые уши. А когда кто-то возвращался домой, она вихрем мчалась по лест-
нице к нужной двери и стучала в пустую квартиру, лукаво глядя на оставшегося позади хозяина.
Люди смеялись: «Джека, ведь там никого нет!» Но собаке явно нравилась эта забава, и одному
Богу известно, что творилось в её рыжей кудлатой голове.

Она считала также своим собачьим долгом встречать гостей и провожать их, как истинная хо-
зяйка, до ворот, часами дожидаясь припозднившегося автобуса. Когда гости разъезжались, она
тщательно изучала их следы, запоминая, и, счастливая, возвращалась в свой родной двор, где её
ждало новое утро и новые игры.

Так было прежде. Но вот наступили заполошные «чемоданные» дни, когда вся мебель из её
родного дома была вынесена, и Джеку стали пускать в святая-святых человеческого жилища.
Она стремительно влетала в опустевшие комнаты и ложилась на пол, где место себе облюбо-
вало ласковое солнышко. В один из последних дней она даже перетащила туда свою циновку,
всем видом говоря: мол, видите, я тоже собираюсь. Люди гладили её по счастливой морде, и
она в ответ комично причмокивала языком, как делают это совсем маленькие дети. И только на-
кануне отъезда она остро почуяла что-то такое, что люди называют одиночеством, и изо всех сил
старалась заглянуть в знакомые лица, будто хотела сказать очень важное, будто искала того, кто
захочет забрать её с собой.

Только к вечеру она уже ничего «не говорила», а только издали глядела на непонятных лю-
дей, которых так верно и преданно любило её собачье сердце.

...Долго ещё сидела Джека на дороге, по которой, пыля и фыркая, прошли последние грузо-
вики, навсегда унося из её жизни сидевших в кузовах на своём барахле людей. Пыль и бензи-
новая гарь больно слепили глаза. И вдруг она завыла – безысходно, протяжно, горько, как выла
в жизни только единственный раз, – когда утопили всех семерых её новорождённых щенят. И
с наступлением сумерек появившийся месяц высветил янтарную горошину, покатившуюся из
глаза по собачьей морде.

118 Татьяна
Сабаньска

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Вдовец из Калифорнии

Дарья Литературную аналитику прозы Дарьи Симоновой
Симонова читайте в разделе Литкритика на стр. 344

1. Месть любимому ребёнку

Первый месяц здесь я была в эйфории. А потом... Может, во всём виноваты окна на запад?
Я очень тоскую при палящем вечернем солнце. Как волк банально воет на Луну, так в точно-
сти я реагирую на западные окна. Симптом этот, как родимое пятно. Он у меня сколько себя
помню. Наверное, младенческая травма. Я родилась в пасмурный день с мокрым снегом. Роды
были шедеврально лёгкими – моей маме завидовали другие роженицы и плакали, что хотят так
же. Возможно, поэтому я прекрасно себя чувствую в облачную, дождливую и снежную погоду.
Действует натурообразующая уверенность в том, что в ненастье мне всё удастся легко.

Но такого триумфа, как с рождением, я что-то не припомню. Похоже, всё впереди. Мне
нужно было написать множество маленьких вводок к разделам сайта. Сначала долго заполнять
базу данных – это было совсем скучно! – а потом писать мини-тексты. Сначала думала, что
пустяки, переживу, не переломлюсь: не траншеи копаю! Строчила даже упоённо, с воодушевле-
нием – думала, завершение титанической бессмыслицы близко…

На востоке считают: душа находится примерно на высоте метра над головой человека,
что необходимо учитывать при постройке жилища. Каким бы совершенным ни был дом с
точки зрения эстетики и строительных норм, главное – чтобы его обитатели чувствовали
в нём душевный комфорт. Именно его катастрофически не хватает современному город-
скому жителю. И не секрет, что многие из нас хотели бы изменить или поменять свой дом
как раз по этой причине. Архитектура и строительство – вечные темы. Высотки, коттед-
жи, таун-хаусы… человек вьёт своё гнездо не только по средствам, но и по душе. Чтобы ей,
парящей высоко, не мешали низкие потолки и прочие несовершенства окружающей среды.
На первый взгляд кажется, что это прихоть, излишество – и не только архитектурное. Но
тот, кто думает, что наше жилище – это лишь часть материального мира, жестоко оши-
бается. Физика и метафизика всегда были крепко сплетены в искусстве зодчества. Нару-
шить этот баланс – значит навредить. Неправильно построенные города и дома не дают,
а отнимают силы. Истинный мастер об этом знает.

Приспособилась, втянулась и даже увлеклась. Ещё бы – позволить пискнуть своей инди-
видуальности после монотонной базы данных из телефонов, адресов и кратких аннотаций!
Жаль, что теперь под большим вопросом, пригодится мой скорбный труд или канет в вечность.
Больше чем полгода работы коту под хвост! А я ведь поменяла свои планы, открывшись непри-
вычным на вкус перспективам. Конечно, больше всего меня соблазнила квартира. Бесплатная
квартира. С ремонтом. Каждый раз, знакомясь с новым домом своим, где мне придётся про-
вести отрезок многотрудного пути, я принюхиваюсь. Пахнет ли счастьем? Или бедой? Частенько
вдрызг ошибаюсь. Потом ностальгирую до слёз по тем местам, что ничего мне не обещали. И
вытянули из меня столько денег! Но, совершенно без всяких логичных предпосылок, мне там
было хорошо. И сыну тоже. Хотя его мнение имеет право не совпадать с мнением редакции.

Я так и не смогла полюбить своё новое жилище, хотя очень старалась. Из чувства долга.
Ведь я стараюсь быть благодарной судьбе за милосердные варианты. Стараюсь, но не вся.
Часть меня, самая неудобная и совершенно неуправляемая, не желает благодарить только
лишь из общепринятых соображений. Вечно она привяжется к ерунде вроде окон на запад.
С точки зрения львиной доли человечества, это сущий каприз. Но правило львиной доли не
работает. Львиная доля преспокойно лопает яйца, а горемычного аллергика они могут убить. В

Почта альманаха: 119 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
каждом есть то, чего нет у львиной доли.
А может, просто душа-то моя в распрекрасную квартиру не влезала?! В белейшие натяжные

потолки, куда не выстрелишь шампанским?
Обычно стараюсь густо населить примитивный жанр своими лирическими воззрениями и

пережитым. Не всегда это бывает кстати, но позволяет набрать объём. Одно из мучительных ис-
пытаний – писать то, к чему решительно нет никакого расположения. А мне предстояло посвя-
тить нелюбимой писанине долгие месяцы. Питала меня, как, впрочем, и обычно, моя упрямая
надежда на то, что и нелюбимые тексты-дети нужны милосердному Богу. Но это же вздор! Не-
любимых детей не бывает, и текстов тоже. И если они потом никому не нужны – моё материн-
ское отчаяние не знает берегов. Даже если деньги заплатили. Как только я начинаю говорить
на эту тему, я становлюсь обиженной и многословной. Впрочем, не столь важно, в чём состояла
моя работа. Важно, во что она вылилась.

А началась история под Рождество. В скайпе «забулькала» моя двоюродная сестра – его
установил Ленни Кравиц. Такое прозвище у человека. Оно заслужено не сходством с персо-
нажем, а кардинальным от него отличием. Он не чёрный, не поёт и не выныривает из моря в
мокрых джинсах. Всё остальное – пожалуйста! Но недолго. Мы хотели с ним венчаться. Высоко-
му порыву уже пять лет. Ленни болен глубокими шизофреническими иллюзиями насчёт своего
места во Вселенной.

Итак, Элла. Ни одного дня не работала. Зато у неё никаких иллюзий по поводу чьего-либо
места, включая и собственное. Она всегда знает, например, почему некто N сегодня зол на
меня. Ни с того, ни сего. Просто огрызнулся. Я обычно стараюсь не обижаться – стараюсь, ста-
раюсь, просто пухну от старанья. А потом всё равно прорвет слезой. Муторный характер. Элла
объясняет: «Ты просто приснилась ему этой ночью в эротическом сне. Совершенно некстати.
Он и не думал тебя рассматривать в интимном ракурсе – а ты взяла и вторглась в подсознание.
Конечно, он раздосадован на тебя...» Вот так. Элла проницательна и легкомысленна одновре-
менно.

Это она одарила меня работой. Клялась, что вариант надёжный, поскольку у неё теперь своя
фирма. С виду не бред – Эллу всегда любили деньги. Кому как не ей организовать свою фирму!
Она задумывала сайт и просила меня писать для него тексты. На совершенно разные темы. Я
так и не поняла, как она собирается с его помощью заработать. Речь шла, как водится, о рекла-
ме, но я не слишком сведуща в виртуальных заработках. На Новый год Элла явилась собствен-
ной персоной. Чуть прихваченная молочно-шоколадным загаром, она являла собой шикарную
тихоокеанскую безмятежность. Привезла в подарок бельё и была подозрительно внимательна

Автор рисунков – Татьяна Андреева

120 Дарья
Симонова

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Вдовец из Общероссийское некоммерческое электронное издание
Калифорнии
ко мне. Конечно, такие люди не будут проявлять к тебе благосклонность ни с того, ни с сего.
Дарья Вероятно, им срочно понадобился винтик для построения одной им ведомой схемы. Или... они
Симонова при смерти. Но это не тот случай! Элла цвела – это были лучшие 40 лет во плоти, которые мне до-
велось видеть в женском варианте. При этом она была небрежна и вовсе не бранила меня за мои
сложности. Ведь как бывает: встречаешься с преуспевающим другом – а он давай тебя журить за
плохие зубы. Отвратительная смесь стыда и гнева одолевает тебя. Но нет им выхода, и страдаешь
потом месяцы при воспоминании. С Элкой наоборот.

– Все твои проблемы в Штатах решаются за месяц, – с лёгким презрением к проблемам во-
обще уверила она, потягивая имбирное пиво.

Я победоносно взглянула в зеркало. Приятно даже само знание, что твои трудности где-то
могут вмиг разрешиться. Пусть даже в другом полушарии. Существует же ничтожная вероятность,
что я когда-нибудь там окажусь!

Элла взглянула на меня с материнским раздражением, потому что ещё три года назад настоя-
тельно рекомендовала мне иностранный брак. Я пропускала мимо ушей – даже обижаться было
лень. Интернет-знакомство давно положила на одну полку с сетевым маркетингом. Это же...
ёлка без запаха, яйцо без желтка, сказка без волшебства! Где там самое лучшее в любви – Божий
промысел? Чудо знакомства, которое есть зародыш истории и которое сохраняет союз в самые
поганые дни? Все эти возвращения в те старые добрые времена, когда «ты мне понравилась... не
понравилась... а потом... а ты вообще был вдрабадан». Нет, мне нужна живая ткань истории, а не
синтетика. Я в синтетике задыхаюсь.

Сестрица вздохнула и предложила помочь ей со званым ужином – она закатывала пир для
своего укромного трудового коллектива. Элла руководила скучной милой молодёжью, в ряды
которой мечтала бы влиться и я, родись лет на пятнадцать позже. Провинциальное благоразумие
и семейственность. Теперь, в возрасте гормональных всплесков, я понимаю, что в молодости
следовало вести себя именно так, как эти замечательные люди. То есть не выпендриваться и не
искать трудных путей. Не увязать в плотных человеческих связях с теми, кто тяжёлый случай... У
меня, положа руку на сердце, были предпосылки к такому развитию событий. Но я не слушала
своих разумных родителей. Останься я в очерченном ими круге, я избежала бы многих печалей.
Однако путь выбран, лучший путь на свете, с вершинами и взлётами и обильно политый слезами.

Я пережила дурацкий ужин с будущими коллегами, а потом Элла сказала самое важное: «Хо-
чешь пожить в моей квартире?» Далее последовал разговор с серьёзными – что не свойственно
сестрице – глазами. Она говорила о сроках и условиях. Я, на всякий случай, ничему не верила,
кроме одного – хотя бы ближайшее время мы с ребёнком поживём в максимально благоприят-
ных условиях. Долгосрочным обещаниям верить не стоит – что касается недвижимости, они ред-
ко выполняются. Итак, я взглянула на квартиру с точки зрения жильца и не нашла в ней изъянов.
Я имела право на эйфорию. Но её не было. Наверное, потому что я привыкла с Эллой держать
ухо востро и не исключать подвох. Потому что, если в её гладкой схеме наступит сбой, пострада-
ет прежде всего не она, а та соломка в виде мне подобных, которую Элла мастерски умеет себе
подстелить.

Вот и вся наша встреча. В этот раз она была не слишком многословна. Она почти ничего не
рассказывала о своей заморской жизни. Я никак не могла понять, кем она теперь себя ощущает:
жительницей свободной Америки или «и нашим и вашим», преуспевающей особой с расползаю-
щимся на два полушария гражданством? Похоже, ей было всё равно. Её мысли занимало что-то
другое, гнетущее и важное. И потому между нами так и не возникло того волшебного контакта,
когда кто-то, знающий чуть больше тебя, выдает неожиданный секрет. Я не решилась задать Элле
заветный очень личный вопрос, оставив его на неопределённое «потом». Нельзя такие вопросы
задавать не вовремя – вторая попытка может отдалиться на годы...

Счастливой женщине не нужны подруги. Но ей необходимы женские журналы. Можно ска-
зать, что журналы вообще возникли благодаря женщинам. Во всяком случае доля их участия
в рождении средств массовой информации неоценима. Самым заслуживающим доверия из них
по сей день считается сарафанное радио. Формат женского журнала – очень гибкая субстан-
ция. Он поистине неисчерпаем и является великолепным полем экспериментов для творче-
ских натур. Те издания, которые давно присутствуют на рынке, в полной мере иллюстриру-
ют, насколько могут отличаться концепции и подходы в этом тонком и красивом деле.

Я порождала эту словесную чешую очень медленно. Просто потому, что с трудом преодоле-
вала внутреннее сопротивление ерунде. Не покидало ощущение, что для Эллы затея с сайтом –
дело десятой важности или вершина айсберга. Она затеяла его по неизвестным мне причинам, и
это не цель, а средство. Словом, я занималась нелюбимой работой в нелюбимой квартире. Сын,
чувствуя во мне нарастающее напряжение, стал приносить пятёрки. Умное дитя радовало не-
удовлетворённую мамашу. Я рассыпалась в похвалах, но ребёнка не обманешь. И буря, конечно,
грянула. Мой привычный с прошлых лет кошмар – больница. Только с каждым разом прогнозы

Почта альманаха: 121 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
всё хуже и врачи всё ближе помахивают скальпелем в мою сторону. И тут, как стервятник на
человеческую беду, на горизонте мелькнул Лёша Надеждин. Он часто утешает меня в трудную
минуту, однако уже лет пять я размышляю над вопросом, что первично – мои неприятности или
появление на горизонте жизни тонкой и говорливой фигуры Надеждина. Он моментально диа-
гностирует бреши и замутнения в моей ауре – теперь я научилась грубить в ответ на эту придурь!
– и начинает пробовать на мне свои альтернативные методы лечения. Причём он делает это
очень многословно, клеймя мой способ жить на чём свет стоит. Нет, начинает он, конечно, очень
вежливо и сочувственно, но когда разойдётся – туши свет!

Первое, что сделал Лёша на сей раз, – проклял Эллу. Точнее, он проклинал мою вопиющую
неосмотрительность, которая заставила меня вновь поверить этой щучьей натуре. Теперь он ре-
шил взяться за меня всерьёз и дни напролёт полоскал мне мозги. Я не гоню его, потому что два
раза в жизни он мне помог по-настоящему – живым словом и вовремя подставленным плечом
для слёз. Тогда надеждинский метод пережил свои звёздные часы. Помню, что в те моменты я
зачислила Надеждина в первую десятку моего рейтинга мужчин планеты. Первые три места там
до сих пор уверенно держат три друга Ленни Кравица.

Однажды мы с ним поспорили так, что стружка полетела. Мой дорогой неудавшийся «в горе
и в радости» стоял на том, что все мужчины в наше время не способны быть старшими в семье.
Я бы не обратила внимания на подобный выпад, если бы услышала его из уст выбившейся из
сил матери троих детей. Но когда мужчина сам порочит свой пол – как пройти мимо! И я не-
медленно составила тройку лидеров – лучших мужчин нашего окружения навскидку. Далеко не
ходила – ближайшие друзья Кравица. И какова была его реакция! Он стал липко изворачиваться
и очернять братков разным вздором. Красной нитью зиял постулат о том, что ни один из почёт-
ных хлопцев ко мне близко не подошёл бы. Потому что я вешаю пакеты на дверные ручки, не
соблюдаю субординацию и ложусь позже двенадцати! Словом, лучшие мужчины – обязательно
тираны и изнурительные педанты. Так что с моей натурой о них и мечтать не стоит.

Но я и не мечтаю! Я просто искала справедливости. И до сих пор её ищу, окаянную, а она
убегает от меня, и только всполохи ослепительно белых одежд...

Собственно, в означенный список августейших и был зачислен Надеждин. Пожизненно. Хотя
и был в нём белой вороной. Но оказывался рядом в минуту тоски и считал себя вправе насильно
кормить меня своими завиральными идеями – так он лечил меня от самой себя. Он составлял
мне заклинания для аутотренинга. Объяснял мне, как правильно разговаривать с органами, что-
бы они выздоравливали. Я верила! Мой принцип: веришь человеку – верь со всеми потрохами
и даже чепухой. Вдруг поможет! Даже если он в своих проповедях напоминает адепта тотали-
тарной секты. Надеждин напоминал, но умел быть убедительным. То ли потому что адепт, то ли

122 Дарья
Симонова

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Вдовец из Общероссийское некоммерческое электронное издание
Калифорнии
потому что неофит. Я честно выполняла его рекомендации и потребляла рекомендованные им
Дарья пищевые добавки и притирки. Он и тут сметал устойчивое недоверие тысячи раз обманутого на-
Симонова селения. Я проникалась его идеей о том, что должна измениться, чтобы выздороветь и посчаст-
ливеть наконец-то!

...Через три месяца мой энтузиазм иссякал. Три месяца – потому что таков был час икс. Через
три месяца должны были появиться устойчивые результаты – а иногда и сразу! Так говорил наш
Лёша-Заратустра. А у меня никаких сдвигов не было. Надеждин объяснял неудачу единственным
образом: я так и не изменилась внутренне. Мозги мои оседали накипью на стенках черепа – что
и как я должна подумать и сделать, чтобы произошло это таинственное изменение?! Может,
надо было удариться оземь и обернуться жар-птицей или напрочь отказаться от моих примет и
ритуалов внутреннего действия, которых у меня вагон и маленькая тележка? Мое допотопное
магическое сознание при грубом вторжении начинало кричать SOS. И я понимала в очеред-
ной раз, что и вправду не изменилась. У меня внутри незыблемая маленькая упрямая круглая
субстанция, которая умеет юрко спрятаться от всех самокопаний и психотерапий, уж не говоря
про ультразвук и МРТ. Эта субстанция есть не что иное, как вера в выбранный путь. В то, что он не
обманет. Он, конечно, вволю поводит над пропастью, но выведет куда надо. Как мне втолковать
Надеждину своё тайное знание? Как я могу объяснить, что у меня уже есть вера, и не надо её из
меня выталкивать даже самыми распрекрасными духовными практиками? Только себе зубы об-
ломаете, а мне нервы на лоскуты порежете. Я ведь не всегда могу нащупать свою божью искру. И
в эти моменты всем верю и совершенно не умею сопротивляться.

Особенно мужчинам из моего рейтинга. Надеждин из тех, кто пользовался моей слабостью.
Из кристально добрых побуждений, конечно! Но на этот раз он так давил, что мне было тошно.
Применял моральный шантаж по принципу «не возьмёшься за себя – вообще подохнешь». Мы
вернулись с прогулки домой. Сели пить чай. Точнее, Надеждин сел, а я налила в кастрюлю про-
хладной воды... и вылила её на голову гостя. По восточным законам совершила преступление. Но
если гость очень достал, то надо действовать. Нечего строить из себя последнего гуру!

Лёшка сразу стих, заулыбался. Он же нервный очень и зашуганный, просто виду не подаёт.
Легко ли это, когда тебе скоро полтинник, работать курьером у начальственной бывшей жены,
притом жить на её даче? Не иметь ни образования, ни профессии. Лет пятнадцать назад такое
кредо ещё прокатывало, а сейчас редеющий хвост распушать всё труднее. Конечно, изображать
гуруобразного целителя куда проще, чем, скажем, нейрохирурга или физика-мессбауэрщика, но
и здесь необходим и кураж, и тонкость, и чувство меры... Эх, Лёшики, люблю я покормить вас,
рыбки мои, живой тканью собственной жизни.

Надеждин прояснился и переключился на злодейку Эллу.
– Скажи, чем она занимается в Америке? Она замужем?
– Конечно. Её муж – адвокат по разводам.
– Значит, у него много не отожрать, – удовлетворённо заметил Надеждин, сочно откусывая
осыпающийся медовик.
Об Элле я ничего не знала наверняка. Была ли она ныне в официальном браке или доволь-
ствовалась гражданским – тем более. Она рассказывала только энергичные и счастливые факты.
Домик с четырьмя спальнями, бассейн, пикники. Честные и добрые американцы. Иногда тупят,
но при желании им всё можно объяснить. Их, конечно, лучше не злить, зато у них «нет» означа-
ет «нет», и два раза повторять не нужно. Отошьёшь мужчину – он настаивать не будет. Никогда
больше. Вот это русским непривычно.
Короткий антропологический экскурс заканчивался неизменно:
– Ты когда к нам, наконец?! Ведь прозябаешь здесь! После сорока тебя спишут за ненадобно-
стью. А за границей ценность женщины не зависит от возраста.
И пошло-поехало. Да здравствует американский суд, самый гуманный суд в мире! Элла в
своей солнечной сказке чувствовала себя превосходно и совершенно не боялась её сглазить.
Я списывала её самонадеянность на западный менталитет. Она лет с тринадцати стремилась
в страну дяди Сэма. И уехала. Через Израиль. Давняя история. У Эллы была сложная система
фиктивных и эффективных, официальных и неофициальных, и даже морганатических браков.
Среди хитросплетений вдруг родился сын. Он стал гражданином США. Родственники называли
его «наш американский принц». Мой весёлый дядюшка, Элкин папа, почему-то произносил не
«принц», а «шприц». Намекал? Никто не понимал, на что. Дядька любил выпить и произносил
невнятные бредовые спичи. В моменты семейных застолий ему быстро затыкали рот или выдво-
ряли с праздника. Он – добродушный, не буян – терпел.
Надеждин в тот вечер убеждал меня с Эллой не связываться. То, что они не любили друг
друга, не было новостью. Еще бы – более разных человеческих особей трудно придумать! Элка
обзывала Надеждина лузером, он её – пираньей. Напоследок Лёшка представил мне на рас-
смотрение каверзную семейную теорию. У Эллы детство не очень гладкое, я же как сыр в масле
каталась. Наше досье Лёша собирал по крупицам из моих же экскурсов в прошлое. Действитель-
но, у меня к золотой поре никаких претензий. А вот Элла не любила приезжать к нашей бабушке

Почта альманаха: 123 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
– не жаловала огородную каторгу. Я-то помогала за компанию: просто бабушку любила, и дом её,
и каникулы, и стряпню её. Всё любила! Эллочка же пела песни протеста. Недаром с тринадцати Дарья
лет мечтала о свободной стране, где вместо огорода будет бассейн. Симонова

– Слушай, ты не делай из неё трудного подростка, который курил в подворотне и – далее по
реестру грехов отрочества! Она, между прочим, училась лучше меня, – пыталась я реабилитиро-
вать сестрицу.

– Но любимым ребёнком была ты! А она была ребёнком сложным. С бабушкой спорила. Так
ведь? И подсознательно хотела тебе отомстить за безмятежные отношения со старшими. За легко
доставшуюся любимость. И она отомстит тебе, поверь, если ты впредь будешь соглашаться на её
неожиданные и заманчивые предложения.

Нахлобучил мыслью и ушёл. Мне тогда подумалось, что отомстить мне хочет вовсе не Элла, а
Надеждин. За три года я так и не уступила его настойчивым ухаживаниям – таким однообразным
и совершенно не завлекательным. Обижать друга правдой я не хотела, следствием чего была моя
вежливая уклончивость, которую Надеждин принимал за игру в динамо.

2. Рука на Библии

Счастливой женщине не нужны подруги. Это я не с потолка взяла. Недолгого наблюдения
достаточно, чтобы согласиться. Есть идеальные варианты, когда женщине не нужны подруги на
всю жизнь. Мне же блаженства хватало максимум на полгода. Просто я так устроена. Счастье для
меня пунктирно, и, если мне на уши долго давит одна нота, пусть даже самая мажорная, я стрем-
люсь к переменам. И мне обязательно надо поведать миру о своих перипетиях. И о радостных, и
уж тем более – о горьких. Но есть другие типажи. Например, Марина, мой друг детства – подру-
гами нас было назвать сложно, мы норовили жить по мальчишеским законам. После детства мы
пошли разными дорогами, но ещё долго сохраняли родство душ. Потом Марина нашла строгого
мужа – он мне напоминал преподавателя в иезуитском колледже, хотя я там сроду не бывала. И
вот с этим «иезуитом» Марина обрела семейное счастье. Во всяком случае, фасад её жизни вы-
глядел безупречно. Трое детей. Квартира с двустворчатыми межкомнатными дверями. Почему-то
мне запомнились именно они – огромные и величественные. Марина была тиха и сосредоточен-
на. Какие там подруги, о чём вы...

Другое дело Элла. Ей – как и мне – скучно быть просто счастливой. Ей нужна деятельность с
элементами авантюры или аферы. Иногда ей даже нравится походя творить добрые дела. Напри-
мер, для меня. На следующий же день после надеждинских развенчаний Элла вновь забулькала
в скайпе. Я уже собиралась ей срочно предъявить очередной текст:

...Мужские журналы читают, конечно, и женщины. Некоторые из любопытства – чтобы
понять, как понравиться успешному и брутальному лирическому архетипу этих изданий. Бы-
стро понимают, что миссия невыполнима, потому что такого приблизительно небритого и
мускулистого героя в природе не существует. Разве что особей 20–30 на всей Земле. В прочих
велика вероятность обнаружить задатки альфонсов и другие неприятные сюрпризы. Нет,
конечно, не этим интересны мужские журналы, и женщинам в том числе. Они радуют прово-
кативным свободомыслием, которое редко встретишь на страницах других изданий...

– Слушай, – выдала я Элле, когда выяснилось, что не по работе, а по личному вопросу, – мне
вот что подумалось... Писала я наши вводки, и вдруг в голову пришла возможная закономер-
ность. Талантливые мужчины у нас часто пьющие, со сложным характером, неуживчивые в
семье. А если провести гендерную параллель, то что получится? Талантливая женщина – с про-
блемами в диаметрально противоположном месте. То есть мужчина больной на всю голову, а
женщина... на всю... Ты понимаешь?

– Понимаю, – нетерпеливо вздохнула Элла.
– Так, может, я талантливая? И в том причина...
Женщина, берущая на себя мужскую роль, – старо, как бабушкины подвязки! Но я внесла в
архаический образ свою лепту – симметричную болезнь. Мне казалось, я молодец... Элла, впро-
чем, реагировала прохладно:
– Если будешь измерять таланты болезнями, скоро почувствуешь себя гермафродитом. Брось
копаться в негативе!
Тонкий намёк понят. Дражайшей кузине не объяснишь, что талантливый человек вечно не
уверен в себе. Поэтому припасает даже самые идиотские аргументы в свою пользу. Меняет
минусы на плюсы, нервно тасует знаки и предзнаменования. Но Элла была явно не настроена
на подобные словоблудия. У неё было мощное и убедительное, как статуя Свободы, намерение
одарить меня шансом раз и навсегда забыть про болезни и необходимость всяких доморощен-
ных аттестаций на состоятельность.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 124 Россия 04.2022

Вдовец из Общероссийское некоммерческое электронное издание
Калифорнии
Она решила немедленно выдать меня замуж. Видимо, популяция свободных американских
мужчин порядком намозолила ей глаза.

К регистрации на сайте мы приступили немедленно. Почти всё за меня делала Элла – мне
нужно было лишь сочинить краткие описания About Me и About You. Как человек пишущий, я
должна была сделать это за секунды – так полагала Элла. Но именно нависшая непререкае-
мая необходимость проявить себя профессионально – в очередной ерунде, как я считала про
себя, – тормозила меня нещадно. Ладно, кое-как я слепила инструкцию к своей натуре, начав с
ошеломительно самонадеянного, на мой взгляд, заявления «I am a creative person...» – что якобы
определяет мой характер. Подумайте, какая фифа! Другие, между прочим, написали о себе куда
изобретательнее. Более-менее сносной получилась фраза «Я люблю плыть или лететь». Что
касается моего будущего драгоценного мужа, то тут я описала гипотетического душку-лектора из
какого-нибудь Гарварда или Беркли. Добрый, понимающий, образованный, любит детей... (Не по
Сеньке шапка – как выяснилось позже. Моя креативная летящая персона имела успех у персона-
жей поплоше.)

– А теперь давай смотреть мужиков! – скомандовала Элла. – Жми сюда!
Я нажала поиск. Штат? Конечно, прежде всего, Калифорния. Элла относилась к ней словно к
родному сельсовету, где всех знает и в случае чего проверит на вшивость. Алабама или Пенсиль-
вания вызывали утробное «ноу». Итак, только я начала погружаться в осмотр кандидатов, как
прозвучала команда «Второй ряд снизу, крайний слева!» Я нажала на маленькую фотку, на кото-
рую, скорее всего, сама не обратила бы внимания. Но у Элки глаз-алмаз, и через долю секунды
на меня уже смотрел человек, о котором я мечтала всю жизнь.
Да простят мне все сущие креативные персоны столь чудовищное в своей банальности за-
явление! Но, увы, в то пафосное мгновение иначе было не вскрикнуть. Только гораздо позже я
приноровилась прищуриться и с трезвой критикой заметить странность полуулыбки – словно об-
курился! – и влажную щетину, будто слюнки текли... Майк, 47 лет, архитектор. Живёт в благосло-
венном захолустье под названием Корона. Вдовец. Воспитывает сына, и ребёнок для него всегда
на первом месте. Разве можно равнодушно пройти мимо такой истории! Обаяние чадолюбивого
архитектора нанесло столь сокрушительный удар по моему сознанию, что я ни на минуту не
заподозрила вранья. Здесь в немалой степени повинна Элла – она заверяла, что американцы
обычно не врут. Если пишут: хочу семью и не против детей – своих и чужих – значит, так и есть.
Словно рука всегда на Библии. По-моему, так не бывает: ну невозможно написать о себе правду
в нескольких строчках! Которые априори презентация, а не исповедь. Но в данном случае оспа-
ривать Элкин постулат мне не хотелось. Ей виднее.

Дарья 125 [email protected]
Симонова

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
Проблема была только в одном – недосягаемый Майк, молниеносно занявший в моём рей-
тинге наипервейшее место с сильным отрывом от прочих, последний раз появлялся на сайте три Дарья
месяца назад. И больше носа не казал. Это с высокой долей вероятности могло означать то, что Симонова
он уже обрёл желаемую половину, романтичную и лёгкую на подъём леди – у него были нехи-
трые запросы по части будущей жены. При желании в это просторное лекало могла втиснуться
любая. Разве что смущали обильные спортивные запросы, которые делали меня неконкурен-
тоспособной. На велосипед я лет пятнадцать не садилась. Однако это преодолимо. Проблема
в другом – кто-то успел занять вакантное место раньше меня. И что мне стоило пошевелиться
месяцев на пять раньше! Элла-то давно зудела...

– Что-то у него доход подозрительно маленький, – зевнула сестрица.
Мне было не до цифр. У Майка глаза небедного человека – мне так казалось. Некая пово-
лока благополучия. То есть когда баланс желаний и возможностей таков, что о деньгах можно
не думать. С этого дня прекрасный вдовец из Калифорнии стал моим любимым наваждением.
Прерывая нудную работу, я переключалась на сайт знакомств и первым делом вновь и вновь
находила профайл архитектора. Поначалу писала ему робкие или патетические глупости – но
сколько можно безответных знаков внимания! Майк не ходил сюда – и даже в этом я усмотрела
изюминку. Значит, он стоящий мужчина, который в состоянии найти себе пару без помощи бра-
коньерских сетей цивилизации… Я хотела знать, что хотя бы здесь не ошиблась. Зачем?
И всё же, и всё же… Были и другие симпатяги, разумеется. Хочется особенно отметить отбор-
ных мужчин Монако. Порой мне хотелось пошарить в европейских райских уголках – не всё ж
вздыхать о западном полушарии! В Монако, если верить сайту, было штук пять свободных экзем-
пляров. Вот им было раздолье! Один лысый суровый байкер, один женатый искатель приключе-
ний, зато трое прочих – идеальные образцы рода человеческого. Всё в них по-чеховски прекрас-
но. Брюнет, блондин, каштановый шатен. Конечно, они, как и мой любимый вдовец, тоже давно
забросили интернет-поиски подруг. Зачем и начинали, непонятно! Наверное, приелось местное
однообразие и захотелось экзотики…
Мои изыскания в области гендерных переплетений уводили меня всё дальше и дальше от
рабочей рутины. И что характерно, вовсе не потому, что поставила себе твёрдую матримониаль-
ную цель. Просто пыталась найти хоть одного собеседника в мировом пространстве, не похожего
на объекты моей любви из прошлого. Нет же! Все те, кто завязывал со мною диалог и проявлял
стойкий интерес, – все они представляли из себя в разной степени различимое дежавю. Поиски
делали меня нервной и азартной. Что характерно, Элла азарт подогревала. Мне даже показа-
лось, что наши ежевечерние диспуты по личным вопросам стали хорошей традицией. Рабочие
вопросы плавно, как круизный лайнер на дальнем плане морского пейзажа, уплывали в роман-
тично неизвестном направлении.
Впрочем, это была опасная иллюзия. В одно прекрасное – для меня хмурое и облачное – утро
электронный голубь принёс мне письмо от Эллы. Тема письма обозначалась нейтральным сло-
вом «сообщение». В нём пекущаяся о моей нескладной женской судьбе сестрица уведомляла
меня, что моя работа у неё закончилась по причине неблагоприятных финансовых обстоятельств
и… моей неэффективности. Я долго не могла понять, что это за дурная шутка и об отсутствии ка-
кого эффекта идет речь. Я следовала всем коррекциям Эллы, и местами мне даже стали нравить-
ся собственно испечённые перлы и игра слов, которыми я декорировала чуждую мне маркетин-
говую тематику. Мне, грешным делом, стало казаться, что мои завитки украсят затею Эллы. Но
как можно было судить о её эффективности, пока сам проект не запущен?
Я решила не реагировать сгоряча и тянула с ответом. Вдруг я не понимаю чего-то главного,
что происходит у Элки там, в прекрасном далёко? Что если письмо пришло мне по ошибке… Вот
он, мой игрушечный щит против неблагоприятных обстоятельств! Курам на смех! Элла прислала
мне второе письмо с суховатым сочувствием и просьбой об обратной реакции. Ведь нам нужно
было обсудить наши дальнейшие деловые отношения.
Что ж, в последние недели, когда я увлеклась заморскими знакомствами, моё рабочее
рвение оставляло желать лучшего. Я могла часами вчитываться с помощью весёлых выкрутасов
гугловского переводчика в профайлы заглядывающих посмотреть на меня незнакомцев. Надо
признать, что занятие сбивало рабочий фокус, особенно если я встречала реплики типа «Я ищу
игривую чувственную энтузиастку...» Так видел свою будущую подругу грузный суровый строи-
тель, сфотографировавшийся в обнимку с надувным Микки-Маусом. После таких находок меня
тут же настигало вдохновение, но оно касалось не работы, а куда более интересных занятий.
Я звонила знакомому художнику с шедевральным чувством юмора и просила его немедленно
изобразить игривую чувственную энтузиастку, потому что именно это требовалось для обложки
моей книги. Когда она выйдет, неизвестно, но обложка должна цеплять глаз. Мы так долго ис-
кали с ним подходящий образ, и вот он найден. Потому что игривая чувственная энтузиастка... ну
это ужас как хорошо!
Еще мне неожиданно понравилось называться на английский манер – Мэри. Мелочь, а при-
ятно!

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 126 Россия 04.2022

Вдовец из Общероссийское некоммерческое электронное издание
Калифорнии
Конечно, Элла почувствовала, что я под шумок отдаляюсь от нашего уговора. Как только
Дарья иерархическая дистанция между нами – и раньше-то призрачная! – растворилась в поисках за-
Симонова бугорного бой-френда, так я и расслабилась. Надо заметить, это плод её инициативы, но я всё
равно должна была держать руку на пульсе и выдавать на-гора ничуть не меньше и не хуже, чем
раньше. А я только и знала, что фыркать над седовласыми техасскими байкерами о семидесяти
годах… и придумывать умную цитату из Биттлз, чтобы сразить бородатого уэльсца в старом мах-
ровом халате. Дня на три он затмил самого Вдовца из Калифорнии. В отличие от оного, англича-
нин излучал тепло обратной связи – он посылал мне глупые картинки из серии «How are you?»
Он напоминал папу моей подруги Марины, который задал мне тип предпочитаемых мужчин.
Впрочем, психоанализ был не ко времени. Надо было срочно выбираться из-под обломков об-
манчивого благополучия.

...это особая бумага, «тонкий глянец», который уже ассоциативно пробуждает у чита-
теля желание и способность мыслить. В правильном деловом журнале аналитические ма-
териалы на актуальные темы политики и экономики не бывают отстранённо скучны даже
далёкому от подобных тем читателю. Он может случайно взять полистать такое издание,
ожидая приёма у дантиста, и неожиданно для самого себя окажется вовлечённым в изна-
чально чуждые ему хитросплетения Большой игры. И обязательно поймёт, что она касается
лично его. Его семьи и близких ему людей. Потому что современный жизненный поток слиш-
ком многогранен, сложен и порой сокрушительно непредсказуем для того, чтобы не видеть
дальше собственного носа и при этом чувствовать себя в безопасности.

Давать волю объявшему меня пламени горького недоумения было категорически нельзя.
Элла перешла на официальный тон – надо было отвечать в том же духе. Но мало того, что пере-
говоры в тисках субординации совсем не моя стихия, так я ещё и не могла оправиться от внезап-
ности удара. И тут Элла позвонила сама, с филигранной точностью застав меня на пике раздрая.
В её голосе частично звучало покровительственное сочувствие, но в большей степени – холодное
начальственное порицание. Она рассчитывала, что свой объём работы я сделаю за месяц, а я
растянула процесс на полгода. Писала вяло, не уловив сути замысла. Без искры, без креатива… Я
только молчала в гневном ступоре. Прорвало меня позже, когда позвонил вечный спутник моих
неудач Надеждин. Спасибо ему за то, что он не потрясал в воздухе своей победительной прозор-
ливостью – он только усмехался над тем, что я сразу не раскусила простейшую провокацию.

Он ошибался – провокация была не такая уж и простейшая. Но я поняла это позже. И когда
Элла позвонила во второй раз, я совершила одну из лучших своих глупостей. Дело в том, что се-
стра решила дать мне послабление. Может быть, я продолжу работать вообще без денег? Только
по бартеру, за какую-нибудь услугу? Подразумевалось, что пока Элла в Америке, в моём рас-
поряжении её квартира, что само по себе услуга королевская. При этом у меня хватает совести
работать «без искры и без креатива»! Представляю, как её покорёжило от моей похвалы самой
себе на сайте знакомств... creative person! Этакой нерадивой сотруднице вообще не следовало
платить! Я смутно чувствовала, что со мной играют в очень неприятную игру, но совершенно не
знала, какой сделать ход. Лишь выражала горячую надежду, что сделанное мною хотя бы как-то
и когда-то пригодится Элле. Это единственное, что я могла в данный момент сказать искренне.
Не пропадать же зря целому полугодию жизни!

Или не единственное?! Похоже, пришла пора заикнуться о своей маленькой тайне, которую
постеснялась рассказать сестрице с глазу на глаз. Тот вопрос, который так и не был задан при
встрече. Была не была!

– Скажи, ты могла бы найти Серёжу?
Я знала, что долгих преамбул не потребуется. Элле с её цепкими поисковыми мозгами такая
задачка – раз плюнуть. Так случилось, что она была в курсе моей пронзительной истории деся-
тилетней давности. Серёжу она одобрила, что случалось с ней крайне редко. Мы с ним познако-
мились в случайной компании. Собственно, они подружились сначала с Ленни Кравицем. Наши
отношения с ним в ту пору вошли в конфликтный клинч. Я была уверена, что расставание близко,
и жила в воспалённом ожидании новой волны, искала отдельное жильё и грезила свободой. По-
сле одного сумбурного праздника мы втроём оказались в квартире мимолётной приятельницы,
которая махнула на юга и просила нас присмотреть за котами. Коты, как и я, грезили свободой
и не боялись пострадать за неё как истинные последователи Че Гевары. Ленни беззащитно и
быстро уснул. А мы с Серёжей потягивали вино всё-равно-какое... Нам вдруг стало ужасно ин-
тересно жить и говорить друг с другом. И та самая новая волна накатила на меня и одурманила
солёной прохладой. И я отчётливо поняла, что счастье земное возможно, возможно, возможно,
разрази меня гром!
Согрешить мы не успели. Коты-повстанцы опрокинули с высокой полки увесистую кастрюлю.
Кравиц проснулся и, застав нас в предвкушении экстаза, от обиды поставил мне фингал. Серёже

Почта альманаха: 127 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
досталось гораздо меньше. Здесь моя манящая справедливость в белых одеждах не подкачала.
Вот именно в этот момент... она меня, окаянная, не оставила! Дарья
Симонова
Потом мы несколько раз встречались с Серёжей, побитые и радостно взъерошенные. Он
ждал визы – намыливался к родне в Америку. Однажды мы вместе зашли к Элле. Моя кузина,
как человек, всемерно одобряющий проамериканские настроения, приняла Серёжу тепло и
покровительственно, словно была старше лет на пятнадцать. Но мне было всё равно – я тогда эй-
форически потеряла связь с реальностью. Даже приближающийся Серёжин отъезд в заколдован-
ную для меня страну казался мне мифическим и далёким. И тем не менее он довольно быстро
уехал. Конечно, мы строили совместные планы-замки на калифорнийском песке. Он даже писал
мне... месяца два. Потом перестал, что вполне понятно. Я не обижалась – я просто вспоминала
его как редкий подарок судьбы. С годами всё реже, но застрявший в социальной сети красивый и
правильный Майк послужил нечаянным напоминанием. Я не сразу осознала их сходство. И когда
узнавание меня пронзило, то само собой разумеется – мечты о Майке плавно преобразовались в
ностальгию по Серёже. Калифорнийский вдовец открыл мою шкатулку Пандоры. Мне захотелось
обратно в маленькое счастье.

3. Шестое кольцо

Есть журналы, старые номера которых не хочется выбрасывать ни при каких обстоя-
тельствах. Даже если они занимают много места и годами пылятся где-нибудь на антре-
солях. Даже если приходится много переезжать и всё давно можно найти в сети. Однако,
нажав на кнопку, мы не сможем вспомнить, как наш ребёнок прочёл первое слово или как
мы сами много лет назад смастерили первую модель фрегата. Для этого нужно уютно
устроиться на диване и, самозабвенно листая загнутые уголки страниц, унестись в страну
грёз. Речь, конечно, о детских журналах. О легендарных и любимых многими поколениями, и
о появившихся в новейшее время и завоевавших признание маленьких читателей, а также
их родителей. Хороший детский журнал – это уникальное явление. Его никогда не поглотит
интернет. Потому что он источник эмоционально-тактильных ощущений. Полистаешь вме-
сте с родным чадом старые добрые «Юный натуралист» и «Мурзилку» – и, глядишь, заново
научишься мечтать, и вспомнишь себя таким, каким тебя задумал Бог…

Телефонная мембрана передала мне удивлённую улыбку Эллы. Минутное торжество, словно
я наконец принесла ей прибыль. Видимо, в это мгновение меня нельзя было назвать неэффек-
тивной – с чего бы! – но сестрица не потрудилась смягчить мои раны. Она просто быстро согла-
силась. Итак, я начала работать за перспективу встречи с моей давней нерасцветшей любовью.
Никаких гарантий и договоров. Всё на честном слове. Кто бы мог представить, что подобные
условия породят во мне творческий взрыв! Месяца через три Элла даже соизволила выдавить из
себя скупую похвалу. И сообщить мне – к моей теории гендерно симметричных недугов до кучи,
– что Марлен Дитрих тоже болела этим... «в общем, тем же, что и ты». Я отозвалась предложени-
ем замутить на будущем сайте в качестве развлекательного бонуса исследования на темы «Бо-
лезни великих женщин» и «Болезни великих мужчин». Ответа не последовало. Элла не любила о
грустном. Болезни, неврозы, маленькие зарплаты... etc. – не её темы.

–Типичный альфонс, – высказался Надеждин о Майке, о чём его никто не просил. – Смаз-
ливый бездельник. Наверное, недавно из тюрьмы. Этот «архитектор» в лучшем случае газоны
стрижёт. Он не напишет тебе никогда. Он ищет состоятельные варианты.

Надеждин ещё не знал, что к Майку я давно охладела, а про Серёжу мне хватило ума про-
молчать. Представляю его ёмкое резюме по поводу моего «выгодного ченча». Работа взамен на
мужчину! Скандал в благородном семействе! Альфонс, стригущий газоны, – просто ангел на фоне
этакого безобразия. Хотя бы потому что на его фото я любуюсь абсолютно бесплатно.

Но тайное вскоре должно было стать явным. К нам ехал ревизор! Сестрица собственной
персоной. Триумфаторша, выполнившая обещание. Незадолго перед приездом Элла кинула
мне краткую добрую весть: нашла, мол, твоего касатика. Он рад вниманию и прибудет в наши
суровые края сам... этим летом... наверное. И, конечно, навестит меня! Мои адреса и телефоны
переданы ему в полном комплекте. Меня немного насторожили слова «навестит» и «наверное».
Мучил вопрос, почему ж он мне не напишет сейчас, а надо непременно ждать очной ставки!
Справиться у Эллы по-родственному, по-дружески не представлялось возможным. Теперь уже
я нешуточно опасалась её шипов, которые она выпускает внезапно, овладев наполеоновской так-
тикой нападения. Подвести себя в главном я не могла. Надо было проявить в ответ кутузовское
смирение и дождаться правильного момента, когда можно освободить от врага свою маленькую
Москву.

Дальнейшие события имеет смысл упаковать в краткую хронику, потому что это будет соот-
ветствовать истинному ритму происходящего. До нынешнего появления Эллы меня качали волны

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 128 Россия 04.2022

Вдовец из Общероссийское некоммерческое электронное издание
Калифорнии
времени – и довольно плавно, как я теперь понимаю, ибо после начался девятый вал. Порта-
Дарья тивный, лично для меня – к счастью, он больше никого не затронул. Мой сын получил в подарок
Симонова от Эллы кроссовки на колёсиках – угадала с размером, между прочим. И ещё много модных
детских прибамбасов, чем подняла свой рейтинг до небес. Хотя куда уж выше – Элла и так была
единственной любимой родственницей. Я полагала, что к её приезду нам придётся освобождать
квартиру, но она остановилась «у друзей». Что за друзья, стало ясно днём позже – она привела с
собой Серёжу.

Я его не сразу узнала – из астеничного молодого человека, похожего на красавца Майка, он
превратился в зрелого заматеревшего бородача, напоминающего, скорее, крепыша-англичани-
на из Уэльса. Впрочем, какая разница, на кого из моих виртуальных друзей он похож – не стоит
строить закономерности на сходствах. И без них понятно, что предпочитаемый типаж – на всю
жизнь, если усилием воли и кропотливым апгрейдом мозга не преодолеешь в себе этот миф. Я
не потрудилась. Лишь долго огорчалась, что Элла устроила такой сюрприз – ведь следовало под-
готовиться и провести полдня перед зеркалом и у плиты.

Позже я поняла: всё, конечно, не случайно. Серёжа не проявлял себя как тот Серёжа вообще!
Хотя, чего я ожидала от практически чужого мне человека? Полная растерянность и абсурдная
надежда на то, что через минуту мы преодолеем космическую плотину между нами – одна
разница во времени между Калифорнией и Москвой чего стоит! – и окажемся в искомой точке
слияния, из которой когда-то выпали в силу обстоятельств. Элла деликатно нас оставила, сослав-
шись на какие-то переговоры. Великодушный жест только обострил напряжение, разъедающее
наш диалог.

«Как ты там живёшь?.. А ты как здесь?» – и далее в том же духе, хуже не придумать. Полная
закупорка чувственных сосудов! Просто я долго не желала понять, что дело во мне. В моей недо-
гадливости. Серёжа несколько раз употребил оборот «мы с Эллой», а я, тупица, недавно протёр-
шая от пыли старинную влюблённость, всё ждала подземных толчков страсти. А у ребят уже всё
срослось! Мужа-адвоката след простыл. Впрочем, может, и он пока не сброшен со счетов – при-
годится ещё. Элла бережёт контакты. И умеет их припасать до лучших времён. Ей зачем-то пона-
добился Серёжа – и она его прибрала к рукам. Может, ей нравятся те же мужчины, что и мне?

Чтобы испить горькую чашу до дна, мне предстояло только узнать, с каких пор они вместе.
Сергей бесхитростно ответил: «Полгода где-то...» Таким образом, в момент нашего с Эллой теле-
фонного разговора, когда я промямлила свою романтическую просьбу «найди Серёжу!», они с
этим самым Серёжей потягивали вино всё-равно-какое и радовались, что обвели дуру вокруг
пальца. Хотя нет, они же не Лиса Алиса и Кот Базилио. Элла, разумеется, ничего ему не сказала.
Она чисто работает – не подкопаешься. Предоставила Серёге возможность смягчить удар – как
бы между прочим донести до моего сознания мысль, что мне не светит. Кстати, договор Элла вы-
полнила: искомый субъект найден и даже доставлен. Вот они, словесные ловушки... Эллу упрек-
нуть не в чем. Разве «найди Серёжу!» означает «найди его для меня и у нас все повторится...»?!
Нет, не означает!

Но в моей голове слова стремительно преобразуются в события. В моей голове люди действу-
ют согласно наделённым мною ролям. Мою голову давно надо выбросить на свалку и отрастить
новую. Элла права – что касается болезней, то я сущий гермафродит. Вообще-то сестрица не зря
жила с адвокатом по разводам. Она и раньше неплохо умела вести переговоры, а теперь и вовсе
ас.

...мир глянца и гламура порождает «искусственных» людей-плацебо, продуктов фото-
шопа и косметической хирургии, оболочки из имиджевой легенды. Каждый из них выполняет
свою миссию – кто-то скандалит, кто-то страдает от жестоких мужей, кто-то пред-
ставляет собой сплошную тайну, кто-то просто симпатичный. Создание звёзд – это одна
из самых успешных индустрий, потому что использует наши основные инстинкты. Один
из них – сотворение кумира. Грех, но не смертельный, простительный. Кумиры – или про-
сто любимые артисты и прочие селебритиз – заменяют современному жителю мегаполиса
недостающих ему друзей и любимых. Каждый вечер мы включаем телевизор в определённое
время, чтобы увидеть ставшего уже родным персонажа и самозабвенно сопереживать ему. В
этот момент мы как дети, мы вне сковывающих нас социальных пут. Так что люди-плацебо в
какой-то мере – наше лекарство от той метафизической тоски по недосягаемой Безымянной
звезде...

Серёжа вдруг подошёл ко мне и закурил сигарету. В Элкиной квартире нельзя курить! – хоте-
лось мне возразить, но я вовремя осеклась – ему теперь всё можно.

– Смотри, Машкин! – сказал он совсем как прежний Серёжа. – Я сейчас покажу тебе кое-что, –
и стал старательно выдувать дымные кольца.

– Ну и? – протянула я сердито, глядя, как он пластилиново вытягивает губы.

Почта альманаха: 129 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Вдовец из
Калифорнии
Подумаешь, фокус! Он выдул пять колец, потом с особым тщанием родил шестое, которое
торжественно сплелось с предыдущей дымной завесой, и с досадой выкинул сигарету в окно.

– Чарли Чаплин завещал миллион долларов тому, кто выпустит пять колец из дыма и сквозь
них пропустит шестое. У меня вот-вот получится...

– Достойный способ заработать миллион.
Я боялась долго смотреть на него. Он уже не моя история. Даже далёкий Майк казался род-
нее. Я никак не могла объяснить самой себе, почему я не искала Серёжу сама. Можно подумать,
на всю Америку одна Элла! Нет, конечно. Всё из-за моих извечных сомнений и принципа «не
навреди». Я думала: столько времени утекло! Наверняка у него семья. К чему вторгаться в его
жизнь... – и прочие чеховские мотивы, прошу прощения за аллюзию. А Элла как правильный
хищник это почуяла. И сочла, что если я не предъявляю на Серёжу права – а какие тут могут быть
права, в самом деле! – то она может спокойно забирать этого мужчину себе. Она не строит во-
ображаемых препятствий! В логике сестрице не откажешь.
Смешно, но она просчитала всё на несколько ходов вперёд. Она обменялась с Серёжкой
координатами ещё в тот визит десятилетней давности. И все десять лет не теряла его из виду, в
отличие от меня. И кому же он больше нужен после этого...
Ближе к полуночи пришёл Надеждин. Разве он пропустит такой оглушительный провал!
– Вот тебе и вдовец-трендец! А что за Серёжа? Какой-нибудь очередной перезрелый без-
дельник? Судя по тому, как он собирается поиметь миллион...
Надеждин был пьян и куражист. Взъерошивал мне волосы, чего я терпеть не могу, говорил,
что мне всегда удается его рассмешить своими историями. Накурил – жуть! Тоже всё пытался вы-
творить фокус с шестым кольцом, да только еле до третьего доходил.
– Послушай, у тебя-то всё ещё сбудется, – решил мой хмельной друг. – А вот за Элку я бес-
покоюсь. Похоже, исчерпала она свой лимит фарта.
– Видно, теперь пришла твоя очередь меня посмешить.
Лёша заносчиво ухмыльнулся, влил в себя очередную порцию вискаря и зарядил долгую
центурию на полтора часа, которая местами пересекалась с моими гендерно-симметричными
экзерсисами. Что мне польстило, но было не единственным достойным внимания. Мой при-
ятель собрал внушительное досье на Эллу. Столь тщательно собранные подробности годились
даже для лечения у врача-гомеопата. Среди них – трудное и травматическое рождение и ранняя
смерть матери. Даже я толком не знала, от чего умерла моя тётя. Зато это разведал Надеждин.
Тяжёлые роды, неудачное кесарево сечение и с тех пор женское нездоровье, приведшее к без-
временной кончине. Таким образом, мы с Эллой были антиподами. Лёгкое дитя и смертоносное
дитя. Эк завернул!
– Зачем тебе эти анамнезы?
– Изучаю судьбы, – важно ответствовал Надеждин.
Бред, зато какой приятный! Лёгкое дитя... а у сестры исчерпался лимит... И этот Серёжа – со-
всем не тот Серёжа. Этот мне ни к чему. Пусть дальше тужится и пускает свои кольца.
– Хорошо! Зло будет наказано. А нам-то, нам будет любовь невероломная?
– Неуклонно приближается, – икнув, пообещал Лёша.
Но я пока слышала только обманчивый шелест белых одежд.

130 Дарья
Симонова

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Наталья Рецепт счастья
Лаврова
Короткие рассказы

Литературную аналитику прозы Натальи Лавровой
читайте в разделе Литкритика на стр. 344

В ТАКОЙ ВЕЧЕР…

В такой вечер, когда за окном прерывисто дышит разгорячённое тело весны и в сумас-
шедшем ритме мигают огни реклам, когда люди наэлектризованными лунатиками бродят по
пульсирующим артериям города в поисках самих себя, оставленных в зиме, в этот странный на-
магниченный, перевёрнутый вечер отовсюду, открыто и подтекстом, слышится одно-единствен-
ное слово – «любовь», «лав», «лямур». Оно вонзается в уши с заигранных уставших пластинок,
с четырёхугольных светящихся ящиков, со всего, что может говорить, кричать, визжать, транс-
лировать звуки…

Этот мощный разряд чувства шаровой молнией носится в ясном до боли в груди небе, пере-
мещаясь от одной воркующей парочки к другой, от одного ресторана к другому, вбирая по пути
весь накал страстей, скопившихся в многолюдных местах.

В такой же абсурдный затаившийся вечер засурдиненная мелодия любви беспрепятственно
проникает в самые отдалённые склады одиночества и червем вгрызается в необжитые, покину-
тые сердца. Напрасно они ищут спасения в толстых талмудах мудрецов или пытаются заснуть,
укрывшись ватным одеялом. Увы! Мелодия любви неумолимо вьёт вокруг них свой кокон и всё
туже и туже закручивает невидимую, но прочную нить, из-за которой очень тяжело, а порой и
просто невозможно дышать.

В такой утонувший в вине и сладострастии вечер, когда земля вращается со столь бешеной
скоростью, что у многих кружится голова и смешиваются, размываясь контурами, понятия, быв-
шие до этого неумолимо чёткими, когда тонкие души, ступая по самому краю бытия, создают
свои лучшие творения, когда слово «жизнь» выстреливает в светящееся полотно неба игристой
струёй шампанского, а затем ненужной пробкой падает под стол, – в такой вечер отчего-то
особенно легко соскочить с накренившегося бока Земли и, превратясь в звёздную пыль, раство-
риться в холодной бездне Вселенной.

Почта альманаха: 131 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Рецепт
счастья
ЛИНИЯ ГОРИЗОНТА

На свете нет ничего более таинственного, чем она – эта ровная, неукоснительная беспрерыв-
ность, вечным транзитом следующая из ниоткуда в никуда.

Мечтатели и разные чудаки любят заглядываться на неё, заворожённые беспрерывным по-
целуем двух миров, ни секунды не мыслящих жизни друг без друга.

Ежедневно всё, что может видеть, наблюдает, как он – розовый, серый, голубой или чёрный
(в зависимости от времени суток и настроения) – приглядывает за облаками или звёздами, а она
– молодая, вечноцветущая плоть – взращивает и хоронит своих обитателей.

Вместе с тем они – эти два полюса, постоянно занятые каждый своим делом, – ни на секунду
не забывают продемонстрировать всем свою любовь. Иначе откуда мог бы взяться он – вечный
поцелуй, длящийся со дня сотворения мира?

И только она – эта тоненькая линия горизонта, вынужденная всегда находиться на стыке их
тесно примкнувших друг к другу тел, – только она знает, что всё это – голубой небосклон, жад-
ными устами пьющий влагу морей, или дождь, скрывающий от посторонних взглядов их якобы
интимный разговор, – лишь иллюзия любви, единства, которого никогда не было между совер-
шенно чуждыми мирами, разъединёнными тысячей световых лет и ею – пособницей их обмана,
призванного демонстрировать людям модель несуществующей гармонии, ею – чёткой линией
горизонта, реально существующей, но всё же остающейся миражом.

Ибо сколько ни пыталось бы всё движущееся приблизиться к ней, она будет всё дальше и
дальше отступать в бесконечность, потому что не хочет их разочаровывать и ещё потому, что
тайну не нужно трогать руками, иначе это уже будет не тайна.

Автор рисунков – Татьяна Андреева

НОЧЬ

Холодно. Пусто. Торжественно…
Пятилетний Павлик приник лицом к замёрзшему окну и «растворился» в январской ночи.
За окном – снег, снег, снег… Ослепительно белые, сахарные дюны растеклись по земле и за-
стыли ступенчатыми барельефами.
Надо всем этим бесстрастно мерцающим покрывалом – свод неба, куполом сообщающийся
со Вселенной. Два цвета, отсечённые друг от друга линией горизонта, разрубают ощущения по-
полам: жёлто-белый, светящийся олицетворяет торжественность и значимую весомость, чёрный
рождает неясность, тревогу, пугает мраком, замагничивает мерцанием далёких светящихся
точек-звёзд.
Зимняя ночь пульсирует над землёй вибрирующим аккордом, сотканным из еле слышных
шорохов, скрежета полозьев, потрескивания замёрзших ветвей деревьев.
Павлик чутко вслушивается в обертоны ночи. Он весь напряжён, подсознательно чувствуя,
что не может больше выносить этой немоты природы. Что-то обязательно должно произойти…
Он пристально, до рези в глазах, всматривается в далёкие огни, затерявшиеся во мраке, и всё
ждёт от них какого-нибудь знака, движения.
Напрасно… Всё сковано, незыблемо, прочно. Колебание звуков, мерцание звёзд не может

132 Наталья
Лаврова

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Рецепт Общероссийское некоммерческое электронное издание
счастья
разрушить единой величественной картины, и от этого Павлику становится немного не по себе.
У него затекают ноги, из окна несёт холодом, но он не в силах оторваться от увиденного, его за-
сасывает эта гигантская бесконечность. Кажется, она чего-то ждёт от него – но чего именно? Он
не может ответить на этот вопрос и, мучаясь, воспалёнными от усталости глазами продолжает
всматриваться в бескрайний мрак ночи.

Ощущение лёгкой тревоги исходит от струящихся с безграничной высоты крохотных светя-
щихся точек, набранных на чёрный экран неба в неукоснительной геометрической последова-
тельности.

Павлик чувствует беспокойство и, не в силах оторвать взора от этого тревожного свечения,
вдруг видит себя как бы оттуда, сверху – крохотным человечком, прилипшим к окну.

Ему становится тоскливо, он хочет представить себя взрослым, сильным, способным на
большие красивые дела. Он не сомневается, что когда-нибудь непременно станет таким. Ему
бы только увидеть себя в том новом обличье, которое судьба уготовит ему через несколько лет,
только бы узнать – что его ждёт!..

Павлик просит ответа у ночи – он уверен, что она всё знает. Эти снега, величественно рас-
стилающиеся у его ног, молчат оттого, что мудры и не любят выдавать тайны, но он всё равно
дождётся разгадки, хотя бы пришлось стоять до утра…

Мальчик продолжает внимательно всматриваться в изученный до мельчайших деталей
пейзаж – в зависимости от освещения он то становится до предела осязаемым, то, наоборот, на-
чинает казаться плодом воображения.

Внезапно привычное еле слышное звуковое полотно оглушительно вспарывает паровозный
гудок. Павлик вздрагивает, замечая на самом краю горизонта перемещения огней. Душа его
устремляется туда, где есть нечто, что заставляет меняться это застывшее пространство, нечто,
наполненное движением, а значит – живое, противостоящее этому безмолвию. Ему кажется,
что этот поезд и есть его будущая жизнь, которую он не может разглядеть… Паровозный гудок
сменяется отчетливым «та-там-та-там», эхом, передающимся снежной пустыне полей и вскоре
теряющимся в молчаливой торжественной ночи…

Тишина, ещё более величественная, чем раньше, смыкается над головой Павлика, и он опять
остаётся один на один со своей чёрной загадочной незнакомкой. А он-то надеялся, что стреми-
тельный поезд разрушит, разобьёт этот суровый пейзаж на тысячи разноцветных осколков!

Но, увы… Ничего не меняется, посторонние звуки отлетают в прошлое, ни одна дюна не сдви-
гается с места, ни одна звезда не утрачивает своего блеска. Всё на своих местах – незыблемо,
прочно, вечно.

Павлик в недоумении смотрит на луну и вдруг понимает, что ни поезд, ни он, ни все люди,
вместе взятые, ничего не могут изменить в этом пейзаже. Даже если они все разом соберутся и
будут кричать, топать ногами, ничего не произойдёт – через некоторое время они просто выдо-
хнутся, упадут на снег, а над ними всё так же бесстрастно будут светить звёзды, не сдвинувшись
при этом ни на миллиметр.

Павлику становится страшно. Он слезает с подоконника, забирается в свою кроватку и, уютно
свернувшись в ней, пытается заснуть, потихоньку забывая только что увиденное. Через некото-
рое время ему это удаётся, и он уходит в мир сновидений.

Лицо мальчика освещает луна. За окном царствует ночь, и в мире по-прежнему холодно,
пусто, торжественно.

Наталья 133 [email protected]
Лаврова

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Рецепт
счастья
ОДИН РАЗ НА МИЛЛИОН

Тебя будут испытывать.
Тебе придётся идти в мокрых ботинках, в лицо начнёт бить пронзительный февральский ве-
тер, вокруг нагло и вальяжно разлягутся отвратительные сугробы, а на них будет литься ледяной
дождь.
А тебе в этот злополучный день выпадет сомнительное удовольствие тащиться через весь
город по каким-то ненужным делам, причем бóльшая часть из них сорвётся.
И вдруг посреди этого серого, хлюпающего и завывающего пейзажа ты поймёшь, как ты не-
прикаян, как ты нелеп, хоть ты и в фирменных ботинках и приличном пиджаке!
Ты подумаешь, что, наверное, все догадываются о твоём несчастье, о твоей пустой, непутёвой
жизни!
Тебе остро захочется хоть каких-то стен, крыши, под которой можно укрыться от непогоды. В
голове замелькают телефонные номера, обладательницы которых на все сто процентов гаранти-
руют вожделенное тепло и уют.
Но ты точно знаешь, что никому из них ты не позвонишь, так как самый тайный номер живёт в
твоём сердце.
К сожалению, по некоторым причинам тебе туда звонить нельзя, но человек этот жив, любим
тобою, и никуда от этого не деться – так хочет жизнь, так хочет Бог!
А истинная любовь – ты же понимаешь – бывает один раз на миллион! И как раз в твоём серд-
це случилось нечто очень похожее на этот «один раз»…
И как подумаешь об этом – и дождь стихает, и ветер не такой уж промозглый, а ноги… Что
ноги! Ноги скоро отогреются в маршрутке, которая показалась из-за дома и уже летит тебе на-
встречу как долгожданное, неотвратимое счастье.

РЕЦЕПТ СЧАСТЬЯ Наталья
Лаврова
Отбросить всё, в последний момент выскользнуть из-под пресса жизни и – вырваться, взмах-
нуть, взлететь! Куда? Не имеет значения!

Главное, покинуть свою доверху набитую тревогами комнату – маленький ящичек в архивном
стеллаже дома: пересечь пару кварталов, кишащих такими же носителями обязанностей, и, не
жалея их – иначе можно застрять! – нестись дальше, не снижая темпа, скорости, напора.

Оставить позади несколько перекрёстков, кавалькаду автомобилей, серпантин трассы и на
окраине леса сделать наконец вдох – широко, что есть силы, всей грудью…

Остановить взметнувшуюся перед глазами карусель деревьев…
– Ти-ши-на!!! – крикнуть и услышать, как отчётливое эхо невидимыми столпами пригвождает
тебя к месту, где стоишь…

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 134 Россия 04.2022

Рецепт Общероссийское некоммерческое электронное издание
счастья
Вздохнуть… Переменить угол видения, развернуть локаторы тела к солнцу, небу, облакам,
спешащим, наталкивающимся друг на друга…

Почувствовать себя крупинкой, затерявшейся в огромном храме мироздания, но не при-
низиться, а, ещё раз набрав в грудь воздух, мысленно трансформироваться в птицу и, взлетев,
попытаться увидеть с высоты её полёта открывающийся за толпами деревьев простор, бесконеч-
ность уходящего вдаль горизонта…

Ого-го! Люди! Слышите меня?! Какое отсюда всё маленькое – серые коробочки домов, лаби-
ринты улиц и вы – напоминающие муравьёв!!!

Долго-долго парить, кружить в небе, потом плавно опуститься на землю, отдышаться, огля-
деться, замереть… Ощутить, как внутри просыпается «Я», почувствовать, как ширится «Я», как
оно наполняется чем-то значительным, весомым… «Я» – центр всего, но не диктатор, не поби-
рушка, не звено в цепи отношений, «Я» – само по себе, такое, какое есть, одним махом сделан-
ное, этакое материализовавшееся опровержение небытия…

Постоять, закрыв глаза, отключиться на миг из общей схемы и, тщательно обследовав все по-
тайные ходы внутри себя, разом вытряхнуть весь скопившийся мусор наружу…

Не стоит волноваться – природа примет этот хлам молча, понимая, что так надо.
Подняться с травы, случайно встретить своих же, «бледнолицых», замученных, вырвавших-
ся… Пройти мимо, вернуться на оклик, заговорить, узнать, что в магазине «Продукты» дёшево
дают колбасу…
Схватиться за голову, срочно скомкать разросшееся на воле «Я», торопливо, как попало,
утрамбовать его на дно, чтобы не высовывалось, и бежать, падать, втискиваться в трещащий
по швам автобус, толкать, орать, опять пересекать кварталы, кишащие такими же носителями
обязанностей, как и…
Успеть… поймать… урвать… Запихать в сумку… Доплестись в свой маленький ящичек в ар-
хивном стеллаже дома и, рухнув без сил на кровать, достать из пакета вкусно пахнущий кусочек
съестного, понюхать его и, закатив глаза от предвкушаемого удовольствия, произнести про себя:
«Наконец-то я счастлив!»

Наталья 135 [email protected]
Лаврова

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Рецепт
счастья
ЧУВСТВО СВОБОДЫ

Тонкая, упругая, с изящным золотым ободком, она испуганно прислонилась к стенке своего
ненадёжного домика.

За час с небольшим все её подруги перешли в небытие.
Но это – мелочи.
Главное – руки, лежащие на столе.
Гибкие, с узловатыми пальцами, они задумчиво теребят страницы маленькой книжки в поис-
ках чего-то надёжно укрытого от неё.
Встряхнулись, ухватились за краешек белого листа и застыли двумя молчаливыми сфинк-
сами… Спустя мгновение, показавшееся ей вечностью, правая ладонь выпускает страничку и
вслепую бродит по столу, разыскивая (она в этом уверена!) именно её.
…Естественно, она не ошиблась. После нескольких неудачных попыток властная и вместе с
тем нежная рука выталкивает её из коробки.
А теперь то, чего она так ждала – раздвоиться, с одного края погружаясь в мякоть его губ,
ожидая при этом смертельного поцелуя огня с противоположной стороны.
Чирканье зажигалки… Те же самые пальцы уверенно, ужасающе медленно подносят источ-
ник его наслаждения и её гибели и наконец дотрагиваются до самого её кончика.
Она вздрагивает, морщится – и начинает стремительно уменьшаться в размере. Но вместе
с тем за эти несколько секунд она с отчётливой ясностью осознаёт, какой это восторг – уйти из
мелкого прозябания в коробке в жизнь, пусть короткую, но удивительную яркую, какой восторг
– стремительно приблизиться к его губам, оставляя жалкую ненужную плоть в пепельнице, и,
становясь лёгкой, невесомой, парить вокруг него серым, терпко пахнущим облачком.
Секунда, другая…
Узловатые пожелтевшие пальцы приминают окурок и тушат его в пепельнице. Но ей это
не страшно. Она смотрит на эту процедуру сверху: независимая и свободная, безмерно благо-
дарная этим рукам, принёсшим ей вместе с физической гибелью освобождение и ни с чем не
сравнимое чувство свободы.

136 Наталья
Лаврова

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Драматургия

Василий Перов (1833 — 1882)
Приезд гувернантки в купеческий дом

Всё будет так,
как было раньше

Почта альманаха: 137 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Афиша

Двое в городе. Пока не доехали до
Он и она. конечной остановки,
Один уходит. всё ещё можно
У неё другой… исправить!
Где спасение?

Современная пьеса

Елена Трофимчук

Когда два человека
друг другу лгут, они оба
годами не видят правды.

Если двое совершенно 138 Редакция
запутались, то только альманаха
любовь поможет всё «Гражданинъ»
распутать!
Россия 04.2022
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Когда Нюра перестала петь?

Литературную аналитику пьесы Елены Трофимчук
читайте в разделе Литкритика на стр. 367

Пьеса в одном действии

Действующие лица:

Миша
Нюра ‒ жена Миши
Мужчина на остановке

Сцена первая

Коридор в квартире Миши и Нюры. Миша стоит перед полураскрытым шкафом. На полу ‒
раскрытый чемодан.

МИША. Сколько трусов нужно человеку? Столько? Или столько? Или вообще ‒ вот столько?
Конечно, это смотря на какой срок. В командировку ‒ наверное, столько. В отпуск ‒ может быть,
столько. А если на всю жизнь? А вся жизнь ‒ это сколько?

Елена Я ведь тоже когда-то думал, что всю жизнь проживу с Нюрой. Хотя нет, жить всю жизнь с Нюрой
Трофимчук я не собирался. Я собирался жить с Анютой. (Достаёт из шкафа запакованный в целлофан
мужской костюм.) Вот. Свадебный. Он точно помнит, что двадцать два года назад я женился на
Анюте. Анюта пела по утрам и на улице всегда держала меня за руку. Как будто боялась поте-
ряться. А пела что-то такое… Что-то громкое пела. Как будто хотела шум за окном перекричать.
Хотя мы тогда жили окнами во двор. А потом… Потом мы построили квартиру с окнами на про-
езжую часть. Анюта вдруг превратилась в Нюру и перестала петь (возвращает костюм в шкаф,
достаёт из шкафа треть стопки трусов).

Столько хватит точно. (Кладёт трусы в чемодан.) А остальные куда? Оставить в шкафу ‒ навер-
ное, как-то неправильно. Безжалостно, что ли. Как будто ушёл, но обещал вернуться. А я специ-
ально ничего никому не обещал. Только себе. Пообещал, что не уйду, пока дочка замуж не
выйдет. Хотелось, чтобы на её свадьбе всё по-правильному было. Тост за родителей, танец не-
весты с отцом… Чтобы как в кино, хотелось. Всегда ведь, когда в жизни что-то важное происхо-
дит, хочется, чтобы оно происходило как в кино. Я когда думал, как буду уходить из дома, тоже
представлял кадр из какого-нибудь суперпсихологического сериала. Я – в одном углу комнаты,
чемодан ‒ в другом. Я стою перед распахнутым настежь шкафом, срываю с вешалок рубашки и
швыряю в чемодан. Нюра стоит рядом с чемоданом ‒ бледная, страдающая, но смирившаяся…
И музыка. Грустная, со смыслом. Слушаешь такую музыку и понимаешь: ничего не вернуть.
Но те, кто снимает кино, не знают, что в таких квартирах, как наша, шкаф находится в коридо-
ре. И распахнуть этот шкаф нет никакой возможности. Можно только чуть-чуть приоткрыть. И
на вешалках в нашем шкафу никакие рубашки не висят. Потому что я не ношу рубашек. Только
футболки. Вот ‒ ровненькая стопочка. Такую стопочку даже рушить жалко, не то что швырять.
И Нюра рядом с чемоданом не стоит. Потому что поместиться здесь может только кто-то один
‒ или Нюра, или чемодан. Нюра спит. Вон там, в спальне. Спит крепко и ровно столько, сколько
запланировала. В 23.00 дёргает верёвку торшера, поворачивается на правый бок и засыпает. И в

Автор рисунков – Татьяна Андреева

Почта альманаха: 139 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Когда Нюра
перестала
7.00 просыпается на том же правом боку. Под дикий вой будильника. Где она в своём телефоне петь?
нашла такой сигнал ‒ непонятно. В моём смартфоне только волны шумят да птички поют.
(Берёт несколько футболок, кладёт в чемодан.)
Спать с Нюрой, конечно, удобно. Намного удобнее, чем с Ритой. Рита всю ночь ворочается. Не
просто ворочается ‒ перекатывается по всей кровати. Как будто ищет место, где показывают
самые интересные сны. Пристроиться рядом с Ритой почти нереально. Даже если кровать будет
размером с квартиру, она придумает способ занять её всю. Рите нужна своя территория. Нюре
ничего своего не нужно. (Достаёт из шкафа джинсы, кладёт в чемодан.)
Джинсы светлые, джинсы тёмные.
А дочка замуж так и не вышла. Сейчас не принято замуж. Принято просто жить вместе. Без то-
стов за родителей и без танца. (Задвигает оставшиеся трусы вглубь шкафа, достаёт куртку,
закрывает шкаф, берёт чемодан, выходит из квартиры.)
В дверном замке поворачивается ключ.

Сцена вторая

Всё тот же коридор. Дверь спальни открывается, в коридор выходит Нюра в ночнушке и с
телефоном в руке.

НЮРА (открывает шкаф). Ушёл. И ничего не взял. Только трусы. (Заглядывает вглубь шкафа,
вытаскивает оставшиеся трусы.) И трусы не взял. Молча жили ‒ молча ушёл. Позвонить, что
ли? И что сказать? Миша, ты где? Где-где, в… Был бы нормальный, так бы и ответил. Был бы
нормальный, со скандалом бы ушёл. Шлюхой бы обозвал. Сказал бы, что всю жизнь ему испор-
тила (достаёт из шкафа запакованное в целлофан свадебное платье, прикладывает к себе).
Как будто себе не испортила. Это ж надо было ‒ выйти замуж назло! Вот никто ж мне тогда
не сказал, что назло не бывает. А если и бывает, то только себе. Двадцать два года назло себе
(возвращает платье в шкаф). А главное ‒ как он узнал? Я ж телефон всё время около себя. На
ночь ‒ экраном вниз. Звук дома выключен. А может, он всё время знал? Может, женился ‒ и
знал? Хотя знал бы ‒ не женился. Или женился? Он же год за мной ходил как привязанный. При-

140 Елена
Трофимчук

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Когда Нюра Общероссийское некоммерческое электронное издание
перестала
петь? дёт к общежитию и ждёт. Увидит ‒ и глаза становятся, как у собаки: вроде и радуется, а вроде и
грустит. А когда спросила: «Замуж меня возьмёшь?» – так вообще чуть не расплакался (щёлкает
Елена по экрану телефона). Чё ж так поздно, а? Ждёшь-ждёшь, ждёшь-ждёшь, просыпаешься утром
Трофимчук и думаешь: а вдруг сегодня? На улицу ‒ в красных туфлях, при полном макияже, и обязательно
с Мишкой за руку. Идёшь и представляешь: вот сейчас из-за угла выйдет он ‒ Костя, Константин
Юрьевич. Выйдет бледный, с синяками под глазами ‒ сразу видно, ночами не спит, ‒ и увидит
меня ‒ красивую, счастливую в браке… Вышел. Через двадцать два года вышел. Всё, как заду-
мано ‒ из-за угла. В очках. Модных таких, без дужек. Синяков за очками не видно. Да и нет там
никаких синяков. Счастливый, улыбается. Я, говорит, каждую секунду жизни о тебе вспоминал.
А я… Я без макияжа, без красных туфлей и без Миши (Приносит табуретку, подставляет
к шкафу, достаёт с антресолей обувную коробку.) Туфли красные купила. Вчера. От Мишки
спрятала. На всякий случай (достаёт туфли). А сейчас всё. Сейчас можно не прятать (надевает
туфли). Сейчас и звук включить можно. Да что звук! Сейчас и позвонить можно (щёлкает по
экрану телефона). 00:00. Время-то какое! Счастливое время.

Сцена третья

Автобусная остановка. На скамейке сидит Мужчина. Появляется Миша, присаживается на
скамейку рядом с Мужчиной.
МИША. Доброй ночи.
МУЖЧИНА. Здравствуйте.
МИША. Я успел, да?
МУЖЧИНА. Да.
МИША. Ещё же будет последний автобус, да?
МУЖЧИНА. Не знаю.
МИША. Но вы ведь тоже ждёте?
МУЖЧИНА. Жду.
МИША. Ну вот.

Молчат.
МИША. А я вообще-то сначала хотел такси вызвать. Такси было бы проще, да?
МУЖЧИНА. Да.
МИША. Но в такси есть что-то легкомысленное. Временное что-то. Мимолётное, понимаете?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Ну как вам объяснить? В такси можно ехать в гости, в ресторан можно ехать… А в новую
жизнь надо как-то по-другому добираться, понимаете? Вот вы когда-нибудь начинали новую
жизнь?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Ничего страшного. Значит, вас устраивает старая.
МУЖЧИНА. Возможно.
МИША. Вы не уверены, да? И я вас понимаю. Быть уверенным можно только в молодости. Там
всё понятно. И всё на всю жизнь ‒ работа, жена… Вот вы ведь наверняка женились по любви,
да?
МУЖЧИНА. Да.
МИША. И я. Я тоже женился по любви. Во всяком случае, я был абсолютно уверен в том, что
это любовь. А сейчас думаю: может, я просто её пожалел? Она, знаете ли, никуда никогда не
ходила. Ни на дискотеки, ни на посиделки в общаге… И всё время одна. Другие девчонки к чет-
вёртому курсу уже замужем, а она ‒ одна. И что-то во мне тогда она зацепила. Рыцарское что-то,
благородное. Я же и не ухаживал толком. Подошёл и говорю: «Замуж за меня пойдёшь?» Так
она, представляете, даже расплакалась от радости. Ваша жена когда-нибудь плакала от радости?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Нюра тоже. Только тогда, перед свадьбой. А больше ‒ нет. Пела ‒ да. А плакать – не пла-
кала. А пела часто. Каждое утро пела. Какую-то одну и ту же песню. Никак не вспомню, какую. На
языке вертится… Вот Рита не поёт. Стихи читает ‒ это да. Бродского любит. Знаете, у Бродского
есть такое грустное-грустное:
Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки…
Грустно, да?

Почта альманаха: 141 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Когда Нюра
перестала
МУЖЧИНА. Да. петь?
МИША. А ваша жена поёт?
МУЖЧИНА. Нет. Елена
МИША. И Нюра больше не поёт. Когда? Когда она перестала петь? Трофимчук
МУЖЧИНА. Вчера.
МИША. Нет. Это всегда кажется, что всё случилось только вчера. А на самом деле ‒ давно…
Когда только получили квартиру, она ещё пела. Квартира пустая, из потолка голая лампочка
торчит, на полу ‒ надувной матрас, а Нюра поёт. Громко так поёт. В пустой квартире, знаете ли,
всё кажется громким.
МУЖЧИНА. Даже шаги.
МИША. Чьи шаги?
МУЖЧИНА. Свои. Идёшь, а они ‒ громкие. Как будто кто-то пришёл. Лучше не ходить. Лучше
сидеть.
МИША. Да. Сидеть хорошо. Сто лет не сидел на остановке. Это, знаете, как будто присел на до-
рожку.
Молчат.
МИША. А вы расписание смотрели?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Ну и ладно. Рано или поздно придёт.
МУЖЧИНА. Поздно. Уже поздно.

Сцена четвёртая

Коридор в квартире Миши и Нюры. Нюра в красных туфлях и белом платье. На платье ещё
весит ярлык с ценником. Нюра набирает на телефоне номер. В трубке ‒ длинные гудки.
НЮРА. Спит, наверное. Конечно, спит. Чего ночью не спать? Ночью спать надо, а не на свидание
собираться. Хотя если двадцать два года на свидание не ходил, можно и ночью пособираться.
Платье тоже вчера купила. Хорошо, что мода возвращается. Я была в таком же платье, когда он
подошёл ко мне первый раз. Костя. Константин Юрьевич. И я решила, что это знак. Раз первый
раз в белом платье ‒ значит, женится. Но он оказался женат. Молодой, учёный и женатый.
Вот вы мне объясните, когда эти молодые учёные успевают жениться? Им же надо всякие там
диссертации писать, из архивов не вылазить… В архивах, наверное, и жён себе находят. Костя
свою точно где-то там откопал. Длинная, в очках, при костюме и смотрит на всех так, как будто
вокруг одни дебилы. А я всегда в платьях ходила. В таких, чтобы на ветру поднимались. Костя
ревновал меня жутко. Ты, говорит, специально такие платья надеваешь, чтобы злить меня. А я
не чтобы злить. Я чтобы он скорей свою очкастую бросил. И ведь ни секунды не сомневалась,
что бросит! Детей нет. А чем ещё она его держать может? Секса, говорил, у нас с ней давно нет.
Только общий научный интерес. И я же верила. Пока тот интерес не проявился… Да я ж и сейчас
верю. Верю, что вспоминал обо мне. Что искал, верю. Верю и думаю: может, зря я ему тогда не
сказала?

Сцена пятая

Всё та же автобусная остановка. На скамейке всё так же сидят Мужчина и Миша.
МИША. А вы не знаете, где у этого автобуса конечная?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Понятно ‒ раньше выходите. А мне, наверное, до конечной. Рита на самом краю живёт.
Район, конечно, не очень. Пустырь, и одинаковые столбики. Никогда не запомнишь, в какой
тебе надо. И этажи не сосчитаешь ‒ на шестнадцатом начинает голова кружиться. Рита живёт
на шестнадцатом. А я ‒ на пятом. В смысле ‒ жил на пятом. Здесь все дома по пять этажей. Не
больше. Во дворе ‒ обязательно качели. Обязательно скрипучие. И вот знаете, если и буду без
чего скучать ‒ так без этого скрипа. Сидишь дома, а за окном ‒ скрип да скрип… Я же как-то
целый год дома сидел. Не мог работу найти. Ну не то чтобы совсем не мог. Не мог найти такую,
чтобы нравилась. Нюра тогда на двух работала.
МУЖЧИНА. И обе нравились?
МИША. Что, простите?
МУЖЧИНА. Обе работы вашей жене нравились?

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 142 Россия 04.2022

Когда Нюра Общероссийское некоммерческое электронное издание
перестала
петь?

МИША. Да я как-то… Да не говорили мы об этом… Нюра, она, знаете ли, другая. Она не заду-
мывается: нравится – не нравится… Но вот знаете, что удивительно: на двух работах работала, а
по утрам пела. По утрам пела, а по вечерам фарш крутила. И котлеты жарила. А запах от котлет
такой, что на лестнице слышно. А ваша жена жарит котлеты?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Рита тоже не жарит. Рита вообще готовит только десерты. Такие, которые не надо там
жарить или печь. Приготовил ‒ и в холодильник. И названия у десертов такие всё сложные. Я
одно запомнил: баноффи-пай. Красиво?
МУЖЧИНА. Красиво.
МИША. И вино Рита пьёт только Зинфандель. Зинфандель и баноффи-пай. Сразу видно, что
пара, да? А Нюра вино не пьёт. Ну, или пьёт, когда в гостях, но на название точно не смотрит. И
уж точно не знает, какое вино ей нравится. Мне кажется, Нюра вообще не знает, что ей нравит-
ся. Знает, что я люблю котлеты из курицы, и что Катя ‒ дочка ‒ сырники не ест, а вот запеканку
творожную ‒ пожалуйста… А что любит сама Нюра ‒ непонятно.
МУЖЧИНА. А вы спросите.
МИША. Да. Наверное, да, надо. Надо было. Когда-то раньше надо было спросить. А теперь позд-
но. Уже поздно.

Сцена шестая

Всё тот же коридор в квартире Миши и Нюры. Нюра всё в том же белом платье, сверху на-
кинут плащ. В руке ‒ телефон.

НЮРА. Телефон, наверное, на беззвучном. Ночью все ставят на беззвучный. Но можно что-
нибудь написать. Он утром прочитает. А может, и не утром. Может, ночью ещё поднимется
‒ попить или в туалет там. Вот не помню: ходит он ночью в туалет или нет? Да и ночевали мы
вместе всего пару раз. Да и было это более двадцати лет назад. Всё могло поменяться. А могло
и нет. Много людей поднимается среди ночи. Может, и он поднимется. Поднимется и щёлкнет
по экрану ‒ ну чтобы посмотреть, сколько ещё до утра. А там СМС. Он, конечно, удивится. А по-
том обрадуется… Только что написать? Можно: «Привет, ты спишь?» Нет, по-дурацки как-то. И
так понятно, что раз не отвечает, то спит. Лучше ‒ «Я соскучилась». Да, точно ‒ «Я соскучилась».
Нет, тоже по-дурацки. Когда я соскучилась? Сегодня ночью? Неделю назад, когда он вышел из-за
угла? Или все двадцать два года жила, соскучившись? А ведь так и жила. Просыпалась и песни
орала. Чтобы не реветь. На две работы устроилась. Чтобы домой приходить и падать. И ведь не
падалось. Хорошо, что было кого кормить. Мяса накрутишь ‒ комбайн специально не покупала,

Елена 143 [email protected]
Трофимчук

Почта альманаха: [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Когда Нюра
перестала
петь?

ручной мясорубкой крутила, – котлет нажаришь, чтобы от запаха в глазах щипало, и спать. Про-
снёшься ‒ и песни орать. А потом отпустило. Когда? Не знаю. Как-то проснулась утром и пони-
маю, что не хочется петь. Что и так могу встать и пойти жить. Всё ‒ жизнь разносилась. Туфли же
разнашиваются. Так разнашиваются, что потом с ноги слетают… Вот и у меня слетела. Разнаши-
валась-разнашивалась и слетела.
Я вот тут наряжаюсь, а сама всё думаю: куда Миша пошёл? Ему ж некуда идти. Небось сидит
где-нибудь на скамейке и тоже думает. А что думает-то? Что он вообще все эти годы думал?
Радовался, что семья, что дочка? Да, дочке очень радовался. Так радовался, что даже месяцы
не посчитал. А я боялась. Боялась, что всё вскроется, и тогда… А что тогда? Может, и надо было
тогда ещё всё вскрыть, сразу? И Косте про беременность сразу сказать надо было. Надо было.
Только так было страшно. Страшно было, что не меня выберет. Очкастая тогда тоже беременная
была.
(Смотрится в зеркало.)
Хорошо, что мода возвращается. Плащ старый. С тех времён ещё. А на вид ‒ как новый. Если
никому не говорить, все будут думать: новый. А и не надо никому ничего говорить.

144 Елена
Трофимчук

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Когда Нюра Общероссийское некоммерческое электронное издание
перестала
петь? Сцена седьмая

Елена Та же автобусная остановка. На скамейке ‒ Мужчина и Миша.
Трофимчук МИША. Знаете, что хорошо в последнем автобусе? Он наверняка придёт пустой. Ну или почти
пустой. Можно будет занять любое место. Вот вы бы где хотели сесть?
МУЖЧИНА. Не знаю.
МИША. А я впереди. Там, где стена и маршрут следования. Нет лучше места, чтобы побыть одно-
му. Даже если закрыться в пустой комнате, не будет такого чувства уединения, как на переднем
сидении. Вам хочется иногда побыть одному?
МУЖЧИНА. Нет.
МИША. Зачем же вам тогда последний автобус? Зачем вы вообще пришли на эту остановку? По-
чему вы не дома?
МУЖЧИНА. Потому что её там нет.
МИША. Кого нет?
МУЖЧИНА. Её.
МИША. От вас ушла женщина?
МУЖЧИНА. И никогда не вернётся. Не просто никогда, а никогда-никогда. Понимаете?
МИША. Может быть, вы сгущаете краски? И это всего лишь никогда, а не никогда-никогда?
МУЖЧИНА. Никогда-никогда.
МИША. Вы её обидели?
МУЖЧИНА. Я не знаю.
МИША. Можно спросить.
МУЖЧИНА. Уже нет.
Молчат.
МИША. А знаете ‒ я вспомнил! Я вспомнил, когда Нюра перестала петь. Когда мы с Ритой улете-
ли на выходные в Италию. Нет, Нюра, конечно же, про это не знала. И про Риту Нюра не знала.
Но тогда в Италии я ходил по улочкам нереально старинной Падуи, держал за руку нереально
красивую Риту и думал про Нюру. Почему-то так мне тогда хотелось, чтобы Нюра тоже посидела
на скамейке, на которой сидел Галилео Галилей. А ещё хотелось привести её утром на местный
рынок. И чтобы на завтрак вместо вечных бутербродов с сыром она глотала скользких устриц.
Глотала и сквозь слёзы улыбалась бородатому продавцу ‒ чтобы тот не понял, как ей на самом
деле противно…
Звук подъезжающего автобуса.
Всё-таки пришёл (поднимается со скамейки, берёт в руки чемодан). Вы едете?

Сцена восьмая

Коридор в квартире Миши и Нюры. Нюра сидит на полу в плаще, белом платье и красных
туфлях.
НЮРА. Вышел из-за угла. Один раз за двадцать два года. Можно жить в одном городе, ходить
по одним и тем же улицам и ни разу не встретиться. Нет, один раз всё-таки был. Катька, дочка,
недавно про этот самый раз вспомнила. Помнишь, говорит, мама, мы с тобой в бассейн ходили?
Не помню, говорю, никаких бассейнов! А самой стыдно. Так стыдно, хоть и не живи после этого.
Я ж Катьку ни разу пальцем не тронула. Ни разу, кроме того раза. Катька тогда в первый класс
ходила. А в центре бассейн отгрохали ‒ большущий, с водопадами. Мы с ней в воскресенье и
поехали в тот бассейн. Я откопала где-то старый купальник, Катька ‒ маленькая, ей и в трусах
ещё можно. Трусы весёленькие взяли ‒ с пальмами и обезьянами. Шапочки купить забыли ‒
Катьку так пустили, а мне выдали целлофановую, ну типа для душа. Бассейн пустой, плаваем. Ну
как плаваем ‒ я плаваю, Катька на бортике сидит, ногами в воде болтает. И тут заходит он. Костя.
Константин Юрьевич. Идёт бодро, животик втягивает. А за ним ‒ жена и дочка. В одинаковых
купальниках и золотистых шапочках. Идут и смотрят на нас. А мы с Катькой ‒ на них. Я ‒ в целло-
фановой шапочке. Катька ‒ в трусах с обезьянами.
Как домой приехали, не помню. Помню только, что схватила Мишкин ремень и давай Катьку
хлестать. За шапочку целлофановую, за трусы с обезьянами… А Катька плачет и приговаривает:
«Мамочка, прости, мамочка, я больше не буду!» А что не будет-то? Что не будет-то?!

Почта альманаха: 145 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Когда Нюра
перестала
В дверном замке поворачивается ключ. Входит Миша с чемоданом в руке. петь?
МИША. Ты… Не спишь?
НЮРА. Не сплю.
МИША. Я вот тоже.
НЮРА. Вижу, что тоже.
МИША. Не спалось, понимаешь?
НЮРА. Понимаю. Чего ж не понять?
МИША. Прогуляться вот вышел.
НЮРА (кивает на чемодан). Прогулялся?
МИША (ставит чемодан). Нюр… А знаешь что?
НЮРА. Что?
МИША. А давай на выходные махнём в Италию!
Нюра молчит.
МИША. Там Галилео.
Нюра молчит.
МИША. И устрицы…
Звонит телефон Нюры. Нюра смотрит на экран телефона и начинает петь ‒ что-то гром-
кое, бодрое, заглушающее телефонный звонок.

Сцена девятая

МУЖЧИНА. А автобус так и не пришёл. Мимо проехал. С табличкой «В парк». И это даже хорошо.
Хорошо, когда где-то там, дальше самой конечной конечной, есть парк.

Конец

146 Елена
Трофимчук

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

Фантастика

Виктор Васнецов (1848 — 1926)
Ковёр-самолёт

Неведомое
вокруг нас

Почта альманаха: 147 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание Афиша

Я Морисоль
Я Алекс

Фантастические истории
в интерпретации современника

Владимир Зангиев
Мир фантастики и реальность:
насколько они переплетены и
где выходят за границы
привычного понимания вещей?

Вымысел зачастую со временем обретает Редакция
бытовое воплощение, а посему образы, альманаха
навеянные воображением писателя-фантаста, «Гражданинъ»
заглянувшего за покров таинственного, могут
стать предтечей грядущего

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 148 Россия 04.2022

Общероссийское некоммерческое электронное издание

За окном Вселенная

Литературную аналитику фантастики Владимира Зангиева
читайте в разделе Литкритика на стр. 348

Владимир РУСАЛКА И ПАДШИЙ АНГЕЛ
Зангиев
«Опять двойку по алгебре схлопотал. Эта рыжая Марго невзлюбила меня за острый язык и
расправляется при всякой возможности. Матушка снова будет скрипеть…» – овеянный мутным
туманом промозглых мыслей, тащился я домой после школы.

Вечер опустил серое покрывало, вокруг смеркалось, фонари на столбах изрыгали блёклую
пока ещё желтизну. На железобетонной стене дома, мимо которого иду, в глаза бросаются по-
шлые надписи. Кто-то нарисовал обнажённую женщину в характерной позе, приготовленную
для извращённого совокупления. Любопытно было бы взглянуть на того сексуально озабочен-
ного субъекта, который свои творческие откровения воплощает подобным образом, расписывая
окрестные стены и заборы…

Вдруг из мира погружения в себя выдернул неожиданный глухой звук удара чего-то увеси-
стого о землю за спиной. Инстинктивно оглядываюсь. На асфальте валяется огромный тюк с ба-
рахлом. И следом с балкона второго этажа спрыгивают два мерзких типа с пистолетами. С тем,
который оказался ближе, встретились взглядами. Расстояние между нами не более двух метров,
а посему пускаться наутёк не имеет смысла. К тому же, взгляд холодных глаз незнакомца словно
парализовал, недоброе выражение дебильной физиономии не предвещает ничего хорошего.
Сознание осенило очевидной догадкой: это грабители, и они пребывают в «деле»!

Урка живо приблизился, и я даже толком не успел испугаться, как тот размашисто саданул
меня по темени рукояткой своего кольта. Дальше не помню… Какой-то провал – и чувство бес-
конечного полёта в бездну…

***
Ласковое солнце тёплой ладошкой нежно гладит по спине. Тело моё безвольно болтается в
полосе прибоя, то есть голову и верхнюю часть туловища волной вытолкнуло на сушу, а осталь-
ное полощется в набегающей и тут же откатывающейся воде. Прибрежный песок слепит отлива-
ющей позолотой. Благодать! Только голова тяжёлая, как с перепоя. Нет сил подняться.
Со стороны моря надвинулась тень, очертаниями напоминающая дистрофика с невероятно
удлинёнными шеей и руками. Тень замерла, расположившись на песке поперёк меня.
– Кто ты? – безразлично спросил я, не поворачивая головы.
– Теперь уже младшая дочь Ньерды, – прожурчал в ответ приятный грудной голосок.
– Почему теперь?
– А раньше жила я, как и ты, среди людей на земле.
– И что же сейчас?
– Море – моя стихия! Это я тебя вытащила на берег. Сама-то редко бываю на суше.
Тут меня осенило:
– Знаю! Знаю! Слышал эту историю про Ихтиандра.
– Совсем нет. Мне не пересаживали жабры молодой акулы. Здесь другой случай.
Дальше становилось неприличным общаться с собеседницей, не поворачивая головы. В кон-
це концов она является моим реальным спасителем, если не врёт, конечно. Пора познакомиться
поближе.
Поворачиваю голову. Боже мой! Передо мной вполне привлекательной наружности девица,
обнажена по пояс. Вожделенным взором скольжу по её фигуре вниз. Что за чертовщина? Ниже
талии ноги срослись в хвост, покрытый чешуйками наподобие рыбьих.
Преодолевая некоторую растерянность, представляюсь:
– Цуцик! Это по-уличному погоняло у меня такое. А можно и Кузей – так мать называет.
– Очень приятно! А я Морисоль.

Почта альманаха: 149 [email protected] [email protected]

Общероссийское некоммерческое электронное издание За окном
Вселенная
«Ну, ладно, всё это лирика. Но как же я очутился среди океана на незнакомом берегу? Надо
определиться с этим», – сверлила в мозгу навязчивая мысль.

Морисоль плескалась поблизости на отмели, гоняясь за кем-то в воде. Я сидел на тёплом пе-
сочке, одежда на мне почти высохла, только томило нудное чувство опустошённости в желудке.
Хотелось чего-нибудь съесть.

– Мори-со-о-ль! – позвал я. – Тебе ещё не надоело плескаться?
Новоявленная подруга упруго взмахнула хвостом и через мгновение вынырнула поблизости
от меня:
– Я же предупреждала: море – моя стихия.
– Всё это понятно. Только меня интересует, как я сюда попал и чего бы пожрать. Мать, навер-
ное, с ума сходит оттого, что не знает, где запропастился сынок.
– Я ничего не знаю. Могу только тонущего вытащить из воды. Пожалуй, надо позвать Алекса
– возможно, чем-нибудь поможет.
Морисоль свистнула переливчатой птичьей трелью, и через мгновение из-за ближайшей
дюны появилось непонятное существо. Оно было белёсым и всем видом напоминало индиго. За
плечами вяло, наподобие пустого рюкзака, топорщились несуразные помятые крылышки. Да и
весь этот самый Алекс своим неприглядным видом не вызывал симпатии: брёл какой-то расхля-
банной, вихляющей походкой, развязно затягивался дешёвой папироской, цинично сплёвывал
под ноги. Впечатление нахального ублюдка производил он своим видом. Обычно от подобных
типов стараются держаться подальше.
– Чё надо? – недовольно осведомился он. – Зачем звали?
– Тут дело есть. Ты присаживайся возле нас, – не обращая внимания на неприветливый тон,
обратилась к нахалу русалка. – Вот, познакомься. Это Цуцик. Он потерялся.

– За этим вы меня звали? Владимир
– Не только. Ещё он есть хочет. Я тут наловила с дюжину сардинок, надо их запечь на костре, – Зангиев
Морисоль бросила на берег кукан с нанизанными на лозину рыбёшками.
– Мать твою… С какой это стати я должен прислуживать приблудному незнакомцу? В хороших
манерах меня ещё никто не уличал.
Я так и подумал… И согласился:
– В принципе, он прав. Ничем мне не обязан. На его месте и я бы послал…
Но Морисоль, видимо, обладала каким-то магическим влиянием на этого неприятного субъ-
екта. И он прислушался к ней.
– Алекс, ты один можешь вызволить с острова нашего гостя. Сделай доброе дело! И после
тебе воздастся за милосердие.
– Дух отягчённый во мне сейчас. Не способен воспарить к небу. Тем более с грузом.
– А ты не торопись. Приготовь пока мой улов на ужин. Вон, уже солнце пошло на закат. Утром
и примешь решение.
Долго, до полуночи сидели втроём у костра, разведённого Алексом тут же, на берегу. За обе
щеки я уплетал поджаренные на углях сардины, вспоминая с тоской о доме и школьных друзьях.
Там всё устоялось, знакомо до слёз. А что здесь? Незнакомый заброшенный остров, сомнитель-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №6 150 Россия 04.2022