Конструкторы - на подбор. Большинство из ведущих вузов Москвы
и Ленинграда: МВТУ им. Баумана, Станкин, ЛЭТИ (Ленинградский
электротехнический институт), Ленинградский институт точной
механики и оптики и другие такие же. Как показало со временем
общение, да и результаты их трудов - большинство стоило своих
дипломов. Хотя были и весьма приятные для нас исключения. Как
мы, одесситы из весьма посредственного института, в эту компанию
попали, не узнаем уже никогда, но попали мы с ближайшим моим
другом. Времени решили не терять - заняться самообразованием.
Задачи - излазить весь завод, всё, что можно изучить и понять по
технике. А ещё предложить свои услуги на сборке. Ведь весь ме
сячный план собирается за неделю. Вот все эти недели работать со
сборщиками и помогать им, сутками не выходящим из цеха. Конеч
но, безо всякой оплаты. Такая оплата казалась нам тогда стыдной.
По технике многое увидели, несколько меньше узнали - в об
щем, продвинулись. Руками тоже научились неответственные гайки
крутить, но с большим удивлением поняли то, чему не учили, чего в
книжках не читали. Рабочих - где-то в два раза больше чем нужно.
Вот только нужно, чтоб они весь месяц работали (“ритмично” - ещё
не знали). Вот так если сделать, то не только рабочих меньше, но
и, наверное, качество лучше, ведь видим, халтуры полно. Она ещё
и поощряется участковыми и цеховыми начальниками. В общем -
продвигались.
В один из дней по плану - знакомство с зубообрабатывающим
участком. Большой набор оборудования - изучали. Сложнейшая ки
нематика. Участок в отдельно расположенной кабине. Все станки
полуавтоматы, наладил - свободен до новой наладки. Зуборезчик -
так называется рабочий на этой операции, на заводе один, но экстра
класса. Петя Корнилов - это имя, все его знают, даже мы. Военный
моряк - отслужил более 7 лет, начинал ещё в последний год войны.
Трепач, извините, и придумщик, рассказчик великолепный, да ещё
и любит эту работу. Нам рассказывает про зуборезку, на это уходит
процентов 20 времени и его подвигах на флоте - остальное. И вдруг
с шумом открывается дверь, в кабину почти вбегает лысый человек
со следами ранения и ожога на голове. Весь красный. - “Кто такие,
откуда взялись?” - “Да, свои, мы в ОГК работаем, молодые специа
листы.” - “Не нужны мне молодые специалисты из ОГК, если я их
сюда не вызывал. Чтоб никогда здесь не видел.” - “А ты опять за своё
- это уже к Пете.1’ Всё это изрёк и, как нам показалось, в клубах пара
удалился. “Кто это?” - “Начальник цеха, звать его Окунь Георгий
Ноевич. Страсть, какой серьёзный, его больше директора работяги
боятся. А Ноевич, говорят, это из библии - такой церковной книги,
в общем, опиума для народа. Мужик всё же классный, за своих кого
хочешь уничтожит, не даст просто так обидеть, а если чего нужно,
поможет. И опять же порядок у него”. Не желая больше подводить
Петю, а он уже начал расходиться, мы ретировались.
Вот так у меня произошла первая встреча с Георгием Ноевичем.
Тогда думал, следующая произойдёт лишь, если в коридоре случай
но столкнёмся. И кто же мог знать, что он войдёт в мою жизнь и
как начальник, и как старший друг, и как соавтор в немалом, напи
санном вместе. Но, главное, как взрослый учитель. Разница в 9 лет,
когда тебе 23, уже значительна. А здесь ещё человек, провоевавший
почти всю войну, да ещё для молодого человека, который страшно
истосковался по учителю, оставшись в 12 лет без отца, без мужчин-
родственников, да вообще без мужчин, абсолютное большинство ко
торых выбила война.
Знать, что так повернётся будущее, никто не мог, но это произо
шло. Мы с Глебом, так звали моего друга, правда, каждый порознь,
продолжали искать возможность сбежать из ОГК в цех. Как-то я от
крылся соседу по кульману, работавшему конструктором уже целых
два года. Весёлый парень, сачок, считал, что должен курировать этих
бестолковых и ничего не могущих и ничего не соображающих одес
ситов... Выслушав мой рассказ, страшно удивился: “Ты, чё, есть воз
можность, вкалывай потише, ещё наработаешься. В ОГК малина, а в
цехе это же кошмар. Но если хочешь понять, как дядя Юра прав (был
на 3 года старше нас), валяй, я тебе помогу. Тут у меня друг лучший
начальник цеха, я с ним поговорю, он тебя возьмёт, он сам странный,
чёрт сколько работает и таких же странных любит.” “А как его фа
милия?” “Смешная - Окунь.” “Нет - не возьмёт” - и рассказываю о
случившемся. “Это тебе ещё очки прибавит, когда поймёт, какие вы
идиоты: и ночи на сборке, и дни по цехам. Как увижусь с ним, всё
тебе расскажу.”
Вспомнил удалявшегося в клубах пара Окуня и решил - не вы
йдет, нужно чего-то другого искать. Но уже завтра “дядя” Юра гово
рит мне: “Я слов на ветер не бросаю. Сегодня в шесть пойдём к Оку
ню.” День шёл очень долго. С замиранием сердца переступаю порог.
Сидит - не красный, улыбающийся: “Ты, чего, на меня обиделся?
Я терпеть не могу праздношатающихся, да ещё и в святая святых -
зуборезку. А тут оказывается, вы с другом хотите чего-то познать.
Любопытно.” В дверь заходит молодой, но достаточно плотный че
ловек, весь такой уютный и, наверное, никогда в жизни ни на кого не
кричавший. “Знакомься - это наш мозг - Виктор Николаевич Дроз
дов - с ним и будешь работать.” Перехватило дыхание - так сразу и
работать.
Дальше длинный разговор, как же это я с красным дипломом, да
в цех, рассказ о цехе, о том, как всё интересно и жизнь прекрасна. За
кончил: “Пару дней отлажу все формальности, решим по должности
и приступишь - позвоню. Его (показал на Юру) телефон знаю.”
Но никаких звонков ни в пару дней, ни до конца недели. В середи
не следующей подходит смущённый “дядя” Юра: “Ты знаешь, Окунь
тебе не звонит, потому что его с работы сняли.” Как сняли? Цех же
весь год получал первые места и красное знамя, он же второй секре
тарь парткома - всё это я изучил по “наглядной агитации”. “Вот так и
сняли.” Стало ясно - шёл январь 1953 года, месяц начала дела врачей.
После этого я ещё более полугода не встречался с Окунем. Он меня
не звал, даже мысли о том, чтобы напроситься на разговор с ним, у
меня не было. Слышал только от Юры, что он где-то работает, что-то
делает. Уж потом, когда стал чуть шире разбираться, понял или узнал,
что мудрый человек, строивший п/я 447 и командовавший им первые
годы, Иван Терентьевич Пригарин, как на него не давили, не дал уни
чтожить этого нерядового человека, а спрятал его до лучших времен.
Была создана экспериментальная лаборатория на правах цеха, где от
рабатывались отдельные решения по конструкциям и технологии. На
чальником этого подразделения (15 человек) и был Окунь назначен.
Не по масштабам личности, но не до этого было.
Да, времена были серьёзные, размеры предполагаемых для стра
ны новых бедствий мы поняли лишь в 90-х, когда были приоткрыты
архивы. Когда это происходило, мы знали лишь одно - советские
люди самая передовая часть человечества, наш лидер гений челове
чества и всё, что мы делаем, абсолютно правильно. Знали, “абсолют
но” в это верили и очень старались самим тоже как-то действовать
в своём маленьком окопе гигантского фронта, где прекрасная судьба
этого человечества и решается.
Мы с Глебом (с которым неразлучны были все институтские
годы и добились единого назначения) действовали сейчас отдель
но, так как были несколько разные рабочие устремления. Всем было
ясно уже в институте, что он блестящий технарь, к тому же у него
был некоторый опыт, который он приобрёл, закончив с отличием
тогда очень известный даже в Союзе Одесский станкостроительный
техникум. Когда удалось получить настоящую техническую работу,
Глеб это полностью доказал. Меня же, менее способного к чистой
технике, к конструкциям, больше интересовали технология и по
строение всего производственного процесса. Поэтому мы действо
вали порознь, каждый в меру понимания, как нужно действовать.
Я, казня себя страшно, за застенчивость и неэнергичность, всё-таки
заставил себя напроситься на приём к начальнику производства за
вода. Тот внимательно выслушал, сказал, что это весьма редкий слу
чай, в основном, из цехов убегают в отделы. Записал в своём еже
дневнике и сказал, что найдёт место. Вообще, конечно, нужно ска
зать, что куда-нибудь вроде отделов убегать было совсем непросто.
Мнение, желание каждого мало чего стоило. “Надо” - как это заме
чательно использовалось, особенно начальниками авторитарными и
недалёкими, но твердо знавшими, что их мнение в каждом решае
мом конкретном вопросе - это мнение партии. А уволиться со своей
должности куда-нибудь можно было лишь по разрешению именно
начальников. Слава Богу, немалая часть начальников была другой,
и удавалось в немалом количестве мест создавать высококлассные
команды из людей способных, талантливых, преданных работе, а не
с главным достоинством - послушанием.
Конечно, мы пытались получить пусть пока и конструкторскую
работу у себя в КБ (конструкторском бюро). Нам обещали почти
каждый день. Как говорили в Одессе, “ты видел эту работу, я тоже
нет”. Не видел ее для нас и наш начальник Иван Иванович Любар
ский. Он не был лентяем, весь день с конструкторами, которые были
уже загружены, что-то мараковал. А вот до молодых специалистов
руки не доходили. Правда те, с которыми он “мараковал”, тоже были
молодыми специалистами - работали по 1,5-2 года, а молодым спе
циалист по закону был до трёх лет. Главным конструктором - сле
дующим после Любарского начальником - был Николай Петрович
Кунавин, посланный из столицы электроники - Фрязино, самый что
ни на есть мэтр в тогдашнем электронном машиностроении. Разве
можно такого беспокоить заботами этих самых молодых специали
стов, из которых может ничего ещё и не получится. Не решались, не
беспокоили, донимали Ивана Ивановича. И вот в день, показавшийся
нам прекрасным, было велено идти в архив и взять документацию,
каждый на свою машину, которые через несколько месяцев начнут
изготавливать в производстве. Принесли - почти по пуду, опять же
каждый. Да, вот это машинки! Полные автоматы для изготовления
ламп накаливания - самых прогрессивных осветительных приборов
тех лет (да и сейчас живы и немало - курилки). Автоматы входили
в автоматизированную линейку для выполнения ряда техпроцессов
и полной сборки ламп. Нужно сказать, что развитию производства
электронных компонентов после войны уделялось большое внима
ние. Электролампы в электронные компоненты не входили, но не
малая часть техпроцессов вакуумных радиоламп были заимствова
ны именно из производства ламп накаливания, где были с большой
тщательностью отработаны. Но основные машины для производства
электроламп в Союзе импортировали, как и производства радиоламп
и других компонентов. По репарациям были вывезены машины но
вых поколений и бесценное богатство техдокументации на машины
и другое оборудование, необходимое для изготовления компонентов.
На машины, которые планировали изготавливать у нас, и была до
кументация. Она комплектовалась, переводилась и отправлялась по
тенциальному изготовителю.
Машины без документации разбирались, и своими силами де
лался комплект конструкторских документов. На машины, ставшие
нашими, документация “изготавливалась” по второму варианту. Мы
бурно приступили к делу. Изучали, разбирались, как работают, про
водили контрольную сборку. Линейку спроектировали конструкторы
знаменито известного в стране Московского электролампового заво
да. А знаменит был, конечно, не только делами и орденами, а главное
тем, что Великий Вождь народов Иосиф Виссарионович Сталин на
первых послевоенных выборах Верховного Совета был выдвинут
коллективом именного этого предприятия кандидатом в депутаты
нижней палаты Верхового Совета СССР. Чертежи были сделаны до
бротно. На МЭЛЗ’е - одном из двух заводов, выпускавших до войны
компоненты - была группа по проектированию оборудования, кото
рое далее единично либо мелкими сериями выпускалось заводом.
Но мы, занимаясь документацией, рыли глубоко. Прошло уже не
сколько лет, как машины были изобретены, техника пошла вперёд.
Мы считали себя обязанными вести её дальше на этих машинах. Я
нашёл абсолютно бесполезный для работы машины, для встройки её
в автоматизированную линию очень сложный узел. Причина его воз
никновения была сразу же изобретена - проектировали наши инже
неры, оказавшиеся в плену, и это была форма саботажа. Забегая впе
рёд почти на десятилетие, скажу, саботаж был и саботажник найден.
Это я. Операция по поимке происходила следующим образом. Через
пять лет после описываемых событий машины, в частности, мою,
запустили в производство. За это время мою машину “вели” ещё три
конструктора. На освоение и выпуск первой серии автоматической
линии ушла ещё пара лет. Машины были очень дефицитны, их рас
купали практически все производители лампочек в Союзе. Пару ли
ний закупило Чехословацкое предприятие. Два инженера приехали
на приёмку, они всю жизнь занимались изготовлением лампочек и до
войны работали на чешском отделении всемирно известной фирмы
светильников “Тунсграм”. Чехи со свойственной им обстоятельно
стью осмотрели и ощупали линию. Было много замечаний, которые
поняли, и их стремились устранить, но вот вопрос по монтажному
автомату вызвал недоумение. Они не находили какого-то узла, игра
ющего важнейшую роль при настройке машины, но не участвующе
го в самом процессе изготовления. Это узнал по рассказам, я-то уже
даже в Саратове не жил. Все пытались понять вначале, что это и за
чем это, а уж потом - куда он делся. Проанализировали работу двух
последних конструкторов - они ничего не меняли, к их приходу, всё
уже было. До меня дело не дошло, все уже забыли, что такой был.
Вернувшись же в рассматриваемый год, скажу лишь, что в дни,
когда ещё только завершался акт саботажа, раздался звонок.
Звонили от начальника производства и вызывали на завтра на
семь вечера на совещание. Хотелось верить - он нашёл место, но
причём здесь совещание. В кабинет, куда я пришёл первый, вскоро
сти пришли два почтенных специалиста. Одного я знал лучше, он
работал в ОГК, звали его Исаак Абрамович Пресайзен, второго знал
хуже - звали его Иван Алексеевич Раздольев, он был начальником КБ
инструмента в отделе главного технолога. Начальник производства
пояснил, что труднейшие задачи, которые “решает сегодня первый
и пока единственный в СССР машиностроительный завод нашего
профиля, постоянно срываются из-за плохой работы инструмен
тального цеха. Проанализировав, мы поняли, всё дело в совершенно
неудовлетворительной работе среднего звена - мастеров, начальни
ка участка, начальника производственно-диспетчерского бюро. Мы
решили вас направить в цех. Вы себя показали грамотными и энер
гичными специалистами. Начинать работать нужно с 15 февраля
- совещание проходило в первых числах того же февраля». “Ваши
соображения.” Это для проформы, так говорили всегда, прежде чем
сказать: “Это нужно, и вы пойдёте туда работать”. Пресайзен сказал,
что, если нужно, он готов, но никогда не занимался инструментом,
кроме как на лекциях вБаумановке, которую он закончил. А ещё в
производстве идут несколько его машин, кто же их поведёт. Раздо
льев кричал как резаный: “Я всю жизнь занимаюсь режущим инстру
ментом, причём здесь пресс-формы и штампы. Постоянно бываю в
цехе - не в мастерах дело. Ни черта не работает высшее цеховое зве
но. Их не смените, толку не будет. А так лишь дров нарубишь, про
блемы с режущим инструментом вылезут ещё как!” Вот что такое
почти юношеская память - всё помню, а вот, что сам говорил, какую
ахинею нёс - понятия не имею. Наверное, от стыда всё забыл вновь
объявившийся “грамотный и энергичный специалист”.
Начальник производства нас не перебивал, внимательно выслу
шал, он вообще был интеллигентным человеком - редкость среди за
нимающих такую должность. “Завтра приказ будет подписан. До 14-
го утвердим должностные инструкции, организуем рабочие места,
представим коллективу, а потом там дела - сдать, здесь - принять, и
успехов, товарищи”.
Правильно, назавтра подписали приказ, 14-го представили, а вот
должностные инструкции, рабочие места и прочее существовавшее,
как оказалось, лишь в сотнях вопросов оставили на решение нам.
И пошли мы втроем - “в люди”, каждый сам по себе.
У читателя, думаю, созрел законный вопрос. Статья посвящена
Окуню и должна описывать его. А, Вы, товарищ автор, воспользова
лись случаем, чтоб себя представлять, попиарить”. Хватит, давай об
Окуне, многое о нём слышали, именно он нам интересен.
Но затянувшаяся прелюдия для ввода в обстановку, царившую
тогда, когда наш герой начинал мирную жизнь и работу, на что ушло
его время, что оно дало людям, что он отдал и что получил, безу
словно, нужна. Без этого, считают хорошо знающие его, Окуня, до
стоверного, со всеми великими, можно сказать, взлётами и чаще все
го несправедливыми падениями с прекрасными и не очень чертами
характера - не опишешь.
Назначения, опять же без согласий Пресайзена и Раздольева,
были неожиданны. Пресайзен был назначен мастером сборочно
го участка отделения штампов и прессформ, специалист по режу
щим инструментам - начальником этого отделения, а я начальником
производственно-диспетчерского бюро (ПДБ) всего цеха, наверное,
за добровольное желание цеховой работы.
Не нужно было быть опытным производственником, чтобы по
нять способность цеха по оборудованию и людям изготавливать
пресс-формы и штампы даже высокой сложности и полную неспо
собность это организованно делать. Ну и не делали. Особенности
завода были в выпуске относительно небольшими партиями самого
различного оборудования - типичное предприятие многономенкла
турного производства с постоянно меняющейся мелкосерийной про
дукцией. Буквально каждый месяц осваивалась новая продукция, и
так как это были, в основном, электромеханические с электронным
управлением устройства, то они требовали для своего изготовления
большую номенклатуру оснащения, в первую очередь, пресс-форм
и штампов. Это была наиболее сложная оснастка, причём, так как
детали и сборочные единицы в этой отрасли постоянно усложня
лись, как ни в одной другой, то усложнялась также перманентно и
оснастка. При полностью отсутствовавшей в СССР кооперации по
изготовлению оснащения значение собственного инструментально
го производства было первостепенным. Это понимали люди, уча
ствовавшие в проектировании вновь создаваемого Саратовского ку
ста электроники, и те, кто далее обеспечивал осуществление этих
проектов. Инструментальный цех п/я 447 обладал редким для того
времени координатно-расточным станком “Hauser”, универсально
фрезерным “Til”, профиле-шлифовальным и всей необходимой
гаммой остальных станков, среди которых было немало, хоть и не
редких, но весьма дефицитных. Были и кадры. Старшие возрастом,
эвакуированные с западной части страны на другие предприятия, но
переведенные в начале пятидесятых годов на Вновь созданое, и мо
лодые выпускники ремесленных училищ. Главным образом п/я 447
комплектовался из Марксовского училища металлистов, дававшего
очень неплохую начальную подготовку “мобилизованных” ребят.
По существовавшему в те времена порядку недобранные до задано-
го уровня в добровольном порядке, дополнялись из призванных в
училища, наподобие призывов в армию, начиная с 14 лет, юношей
и девушек. Всё, что необходимо для нормального оснащения завода
инструментом у цеха было, а инструмента не было. Картина из ме
сяца в месяц повторялась. Ещё к середине месяца не было оснастки
для производства деталей, идущих в изделия товарной программы
этого месяца. Кстати, это была одна из немаловажных причин су
точных бдений сборщиков в конце месяца. Из положения выходили
изготовлением деталей вручную. Даже неспециалисту понятно, из
готовление штампуемой детали методом, к примеру, фрезерования
и сверления в десятки раз повышает её стоимость, и главное у нас,
время рабочего. Изготовление же прессуемой детали из пластмассы
(тогда ещё редко лили пластмассовые детали) - требовало где-то уже
под сотню раз выше трудозатраты.
Затратили в этом месяце, запланированные машины сдали или
не успели, но в следующем изготавливается ещё одна партия этих
машин. Пресс-формы нет и в следующем месяце, и так не один ме
сяц. Все трое посланных, люди без опыта, тем не менее, достаточно
быстро поняли - цех, а в нём было уже около двухсот работающих
- был абсолютно неуправляем. Хоть и были старшие мастера - на
чальники участков, но строго структурированных участков не было
- и люди свободно получали задания не от своих командиров, да
и планов на участках не было, был лишь общецеховой. Его самым
серьёзным образом составляли в БИХ’е (бюро инструментального
хозяйства) отдела главного технолога и перед первым числом пере
давали в цех. Активная жизнь этого плана на этом и заканчивалась,
дальше в него практически никто не заглядывал. Работали, в основ
ном, по разгонам, которые получали от вышестоящих начальников.
При этом главный технолог, которому был подчинен цех, был заин
тересован в заказах, идущих на оснащение новых изделий; началь
нику производства эти планомерно (как же!) осваиваемые новые из
делия были совсем “до барабана” (тогда так не говорили, но так как
суть-то была, то они назывались более определённо). - Ещё сегодня,
сегодня !!! был нужен штамп на 101 планку, иначе нельзя собрать
трансформатор, а без трансформатора не начать испытания маши
ны, которую завод срочно делает даже не по приказу Министра, а
постановлению самой могучей после бериевской организации в
Союзе - ВПК (военно-промышленная комиссия). К числу высших
заводских сановников, отдающих немедленные приказы цеху, завтра
могут присоединиться директор или главный инженер, получившие
откуда-то другие великие указания. Эти высшие руководители, по
нимая, что двое уже цех терзают по другим для них вопросам, как
каждый день кажется, вопросам жизни и смерти, уже через их голо
вы напрямую руководят, но по чисто конкретной позиции, изготав
ливаемой в цехе.
Хватит здесь дотошной конкретики, она и тогда не помогала, а
мешала делу, и никому и теперь не нужна. Я всё это пишу, чтоб под
готовить читателя к первой работе, в которой я тоже как-то участво
вал, которую Георгий Ноевич с соратниками разработал и блестяще
провёл. То есть, что было и что стало.
Очень коротко лишь скажу, что мы трое оказались в весьма
сложном положении. Примкнуть к этой системной бессистемности
с нулевым выходом мы не могли, причём, все почти одинаково по
своим этическим нормам, включающим твердое убеждение в наших
обязанностях беззаветно, да-да, беззаветно служить Родине, а в чём
тогда кроме работы это могло проявиться? Конечно, в постоянных
публичных прославлениях и клятвах. Это, во-первых, бесспорно, а
во-вторых, сразу видно или слышно. Но нам не подходило, или было,
по крайней мере, недостаточно по тем же этическим побуждениям.
Неоднократные беседы с начальником цеха ни к чему не приводили.
Его аргументы повторялись из раза в раз. Снабженцы срывают слож
ные инструментальные стали, слесарей-инструменталыциков совер
шенно недостаточно для изготовления такого количества оснастки,
а отдел кадров даёт лишь выпускников ремесленных училищ, кото
рым требуется десяток, а может больше лет, чтоб сделать первую
пресс-форму.
В запасе были ещё аргументы - все подобного свойства, кото
рые выдвигались по очереди - пару аргументов в одной беседе. “Вас
прислали ко мне работать, а не прожектами заниматься, ну, и рабо
тайте.” Мы, конечно, не были инструментальщиками с уклоном в
оснащение и вообще имели нулевой опыт работы в цеховых усло
виях, но по всему, чему нас учили, и по благоприобретенному здра
вому смыслу считали, что для общей организации дела, а именно
из-за неё была деятельность с вышеприведенным КПД, объективны
действия те же, что во всём машиностроении и даже за пределами
отрасли.
“Может вы и инженеры, но вы не инструментальщики, поэтому
не понимаете сущности нашей работы и предлагаете всякую книж
ную муру.” Что делать? Идти выше? В то самое страшное время
доносчиков и реагирующих на доносы? Пытались всё-таки как-то
действовать. Пресайзен пробовал понемногу подключать молодёжь
к работе, чтоб разгрузить перегруженных и догрузить незагружен
ных слесарей. Настоящие инструментальщики считали, однако, что
такую работу могут делать лишь многоопытные слесари. А на деле
то начинало получаться! Был такой мальчишка Юра Старичков, с
первого же раза сумел сделать штамп, правда, несложный, но тот,
который по учению “настоящих инструментальщиков” мог попасть
к нему лет через восемь. Юра меньше года назад закончил ремеслу-
ху. А потом... О потом расскажем потом, а сейчас о сейчас. А сейчас
буквально взбунтовалась часть старых рабочих. “Это что ещё такое
- соплякам и т.д.” Ряды “настоящих инструментальщиков” сомкну
лись - старые начальники (относительно, конечно) и старые, но са
мые важные слесари. Пресайзен получил жесточайший разнос. Чуть
не в саботаже обвинили, а была ещё только весна 1953-го. Исаак
Абрамович подготовил также предложения по упорядочению начис
ления зарплаты. Но это уже был смертельный приговор, оставим эти
предложения до лучших времен.
Протестовавший с самого начала против перевода в цех Раз-
дольев предпринял целый ряд попыток что-то сделать, но, поняв,
насколько в реальных условиях это невозможно, да ещё и лишен
ный работы, которую он знал и любил, совсем сник. На всех наших
“саммитах” с начальником цеха он одно говорил: отпустите меня
обратно.
Доброволец - я - не имевший таких прямых контактов с рабо
чими, которые имел Пресайзен, и какие-то хоть как не сторонился,
но вынужден был иметь Раздольев, копошился, пытаясь как-то упо
рядочить прохождение заказов. Если бы я и дальше с такими резуль
татами этим занимался, то сегодня более чем через 60 лет с описы
ваемых дней 12 цех выполнял бы номенклатурный план не на 12, как
тогда, а на целых 22%. Вот такие были успехи. Правда, поздоровел.
Ещё бы, сколько тонн деталей перетаскивал в день!
И вдруг... в этом повествовании этих “вдруг” уже было несколь
ко и не все радостные.
Вдруг, посреди цеха, когда я нёс ящик с деталями, меня оста
новила незнакомая девушка. Вы такой-то? Такой-то. “Я из 15 цеха.
Меня послал наш начальник, он вам велел к нему прийти сразу по
сле пяти.” Как удержал ящик, не знаю, пусть что будет, только не так
как есть. Хочу только сказать, что был июнь 1953 года, и с января,
когда Окуня сняли с работы начальника цеха № 1, хоть прошли толь
ко пять месяцев, но в стране прошли большие изменения.
- Ты хотел со мной работать, не передумал? Меня назначают
начальником вашего цеха. Расскажи подробно о положении дел там.
Пригарин говорит, что всё ужасно, что в короткое время цех нужно
развить в два раза, а вы сегодня ничего нужного не делаете хорошо
и в сроки.
Сознаюсь, я тут же и с радостью предал своего начальника и
рассказал подробно и, как мне тогда казалось, аргументировано по
ложение дел во всём, что определяет деятельность цеха. А чего же
нужно делать, чтоб исправить, думал об этом. Изложил, опять же
подробно, свои соображения. Окунь, конечно, намеренно задал мне
провокационно испытательный вопрос. А я, конечно, этого не понял,
и все свои детские мысли изложил. Но, очевидно, в них были какие-
то рациональные зерна, к которым в последующей работе Георгий
Ноевич возвращался.
Я случайно глянул в окно - начало темнеть, пошёл десятый час.
Так мы уже 4 часа всё это обсуждаем, как же наболело.
Через неделю главный технолог пришёл в цех, собрал ИТР и
представил нового начальника цеха. Окунь сказал пару мало чего
значивших фраз. Нечего было сказать, это потом он разговорился.
К моему удивлению реакция цеховых работников на новое назначе
ние была неодинаковой. Оказывается, на заводе Окунь был лично
стью весьма популярной, хотя и неоднозначной. Постепенно я это
понял. Работяги, кроме рабочей аристократии, чтут, мнение иных
примерно то же, что у зуборезчика Пети Корнилова, о котором на
писано выше. Но это кроме “рабочей аристократии” - вроде наших
слесарей-инструменталыциков. Никакой исключительности он не
допускал и одинаково реагировал на одинаковые проступки вчераш
него ремесленника и аса, стажу работы которого вчера исполнилось
тридцать лет.
Мнения ИТР в среднем были сдержанней.
ИТР были наслышаны о регламентации всей производственно
технологической деятельности в цехе - всё расписано по формам, и
неотступно требовалась абсолютная чёткость их ведения по смыслу
и форме. Причём требования буквально каждодневные и чрезвычай
но жёсткие с разносами, различными санкциями вплоть до снятия с
работы. Прогулы, даже опоздания не прощались, каждый раз разби
рались, опять же с санкциями. Зверь - начальник.
Но были и другие, которым надоело, а некоторым стало невмо
готу то, что творится в двенадцатом цехе, и они сравнивали свой
с первый цехом, который Окунь вывел на уровень, можно сказать,
полного порядка, они премии за выполнение плана ежемесячно по
лучали, а ещё за новую технику. А потом - приносят же они пользу,
а мы...
Куда девали уже бывшего начальника - не помню, но Окунь схо
ду приступил к должности. Все набрали в лёгкие воздух - сейчас
начнётся. И я ожидал того же, уже много зная по слухам о новом
начальнике. Но уже прошло несколько дней - ничего не меняется.
Вместо того чтобы махать шашкой, занялся, не угадаете - строитель
ством кабинета. По всем статьям разочаровал - никаких немедлен
ных движений на уровне урагана или землетрясения, а ещё каби
нет ему надо - удобство, тишина. Нужно вспомнить, что как раз в
эти дни исполнилось всего лишь восемь лет со времени окончания
войны, большинство жило да и работало в ужасных условиях, и лю
бые попытки излишествовать, а кабинет начальника крупного цеха в
представлении буквально всех не был совершенно необходимым ра
бочим местом, как верстак у слесаря,- то излишество, которое очень
строго осуждалось. Такая стройка в то время была тяжёлым делом,
и много требовалось от человека, её затеявшего. Но он затеял, за
нимался ею часами, и это было единственное, в чём его энергия, о
которой рассказывали легенды, зримо проявлялась. В свободное от
кабинета время ходил по цеху, смотрел, спрашивал, чего не знал, у
мастеров и рабочих. К текущей производственной жизни практиче
ски не прикасался. Старая гвардия: начальник цеха, зам. начальника
цеха, начальник участка пресс-форм и штампов, которого сменил
Раздольев, ещё 2-3 ИТР уже с самого начала подали заявления на
переводы в другие подразделения. Подписывал - без вопросов, без
увещеваний. Раздольев приходил ко мне, к Пресайзену советоваться,
но не по поводу уйти или остаться, а как аргументировать желание
уйти. К большому для нас удивлению и ему подписал, слова не го
воря. Дней через 10 после прихода Окуня в цехе появился Виктор
Николаевич Дроздов - зам. начальника первого цеха, с которым мы
познакомились во время моего первого разговора с Окунем. Тогда
Окунь характеризовал Дроздова кратко: “Это наш мозг”. Так что,
мозг перекочует к нам? Это стало ясно, когда Окунь около своего
стола в туго набитой сотрудниками “конторе” представлял ему вну
трицеховых начальников. “Сейчас собранным скажу несколько слов,
а вот Виктор Николаевич немного окунётся в цеховую атмосферу,
первоначально поймёт, что к чему, да и условия для разговора у нас
создадутся, мы разберём всё подробно”.
Дроздов был назначен заместителем начальника цеха 12. Он,
сходу, развернув какие-то блокноты, стал изучать существующую
структуру цеха, что на бумажке было, а в жизни было полное без-
структурие, набор оперативных документов (ха-ха!), беседовал с ма
стерами, плановиками, так называемыми распределителями работ и
отдельными рабочими. Что было у Окуня и Дроздова близкое - по
черки. Не похожие, а одинаково чёткие, которые каждый мог про
честь. Мы расстались с Виктором по работе 59 лет тому назад, когда
ему удалось с колоссальной помощью рыдающего в преддверии раз
луки Окуня получить разрешение на увольнение с п/я 447 и возвра
щение коренного москвича в Москву. А вот почерк его до сих пор
чётко помню, такой же круглый и уютный как Дроздов весь. Кроме
почерка совершенно, начиная с внешнего вида и заканчивая жаждой
жизни, совершенно непомерной у Окуня и спокойной у Дроздова,
они были разные. Но очень ценили друг друга. Окунь Дроздова за
идеи и умение их развить до уровня, пригодного к непосредственно
му внедрению. Дроздов Окуня - за умение найти, сформулировать и
поставить задачи, за активное и, наверное, определяющее соучастие
в разработках и проведение всего самого тяжёлого у нас, внедрения.
Кто занимался на наших предприятиях внедрением нового, тот пред
ставляет себе, что это такое вообще, а в организационной сфере, в
особенности, и каким должен быть набор качеств внедряющего, что
бы все сопротивления преодолеть и внедрить.
Окунь потом рассказывал, что он, давая Пригарину согласие
на занятие должности начальника 12 цеха, оговорил перевод в цех
Дроздова. Пригарин и без согласия мог его назначить - “ещё какие-
то ультиматумы” - но как человек мудрый и знающий Окуня этого
делать не стал. Как же Окунь был удивлён, когда его преемник по
цеху № 1 переводу Дроздова страшно обрадовался. «Ведь получил
от нас цех высокого уровня, а на дальнейшее у него оказались другие
рабочие устремления, другие кадровые ценности?». Впрочем я ещё
недавно наблюдал предпочтения директора одного небольшого ме
таллообрабатывающего предприятия - человека, умеющего сегодня,
и так каждый день, только тем и заниматься, что выбивать и выби
вать продукцию, предпочтениям человека, который доказал свою
способность организовать упорядочение, обеспечивающее долго
срочную устойчивую работу предприятия с оптимизацией, и других
параметров эффективности, не только сроков изготовления. И это,
к сожалению, совсем не исключение, скорее - правило. Так что уж
говорить о столь далёком...
Окунь с Дроздовым, теперь уже вооруженные первичной ин
формацией, начали опять беседы с общецеховыми руководителями и
начальниками участков. Темы - что плохо, почему плохо, как пони
мают свою задачу, что сделать, чтобы запустить механизм устойчи
вой работы для выполнения требуемого. Они коротко говорили, как
сами понимают свои задачи. В какой-то день разговоры перешли в
законченный строительством кабинет. Окунь почувствовал себя как
слесарь, получивший верстак, или токарь, получивший токарный
станок, и приступил к делу. Только не подумайте, что он ничего не
делал, а ждал кабинета. Он накапливал информацию, впечатления,
размышления. Вошёл в дело Дроздов, и они смогли приступить к
тому в своей работе, что считали по-настоящему главным: упорядо
чению и оптимизации всей деятельности объекта, доставшегося им
в управление. Но, конечно, сегодняшние потребности завода не мог
ли ждать, когда Окунь упорядочит и оптимизирует работу инстру
ментального цеха. Просто работу нужно улучшать каждодневно на
базе временных, переходных решений, лучше всего, если эти реше
ния частично или полностью можно будет использовать в главном,
что проектируется. Этим оставшиеся и новые кадры занимались па
раллельно с рутинными операциями.
Отдельно о главном. Цех, в среднем в месяц, изготавливал по 8
штампов и 4 пресс-формы, определённое число приспособлений и
инструментов. А сколько нужно больше? Намного больше - это точ
но знали технические службы. Сколько болыие-то? Задумывались.
Для той работы инструментального цеха, что велась все эти годы,
зачем нужна эта цифра, которая и близко не выполнялась, а если по
шла серьёзная работа на будущее, то без неё просто не обойтись.
Нужна достоверная ориентировка, и она должна быть получена. Тем
более, что у заводских служб появилась возможность её определить,
так как уже были заявки на год-два вперёд и запасы техдокумен
тации. - А какой цикл от получения в цехе документации на осна
щение и инструмент до сдачи готового изделия? - Ну, лучше всего,
в среднем, две недели?! Пойдёт? И так по многим параметрам, без
которых спроектировать упорядоченный и оптимизированный цех
невозможно. До сих пор главный технолог - узаконенный руководи
тель начальника цеха давал, как мы выше писали, месячные планы,
и формальная работа его с цехом на этом завершалась. Зато он ча
сто приходил в цех, чтобы разыскать какой-нибудь нужный ему за
каз. Ходил по рабочим местам, по складам деталей, но, как правило,
мало чего находил. Громко распекал всех, кто попадались под руку,
требовал начальника цеха. Все льстиво с ним разговаривали, объяс
няли, обещали, но практически ничего не делали.
Зная многие ценные качества главного технолога в техническом
плане, да и в человеческом тоже, но и полную неупорядоченность
его собственной деятельности, Окунь не мог допустить, чтобы та
кой человек вмешивался в дела цеха, да и самим Окунем руководил.
При очередном приходе начальника Окунь очень вежливо его вы
проводил из цеха и выразил готовность отвечать на все вопросы в
установленный ими двумя день недели и час. Тот, наивно живущий в
совсем другом мире, всё это пропустил мимо ушей, но, когда он точ
но так же пришёл второй раз, был Окунем уведён в сторонку и ему
было объяснено, что в третий раз его просто придётся выпроводить
из цеха уже прилюдно. Дошло. И тут Окунь дал ему задание выдать
официальную, утверждённую главным инженером бумагу с потреб
ностями завода в разном оснащении на ближайшие два года.
Окунь был человеком достаточно прямым, мало кого боялся и
ревниво не допускал вмешательств высших начальников в дела его
подразделений. Демарш с главным технологом был совершен очень
вовремя. Смена людей, а новых он очень ценил, переход на работу
строго по плану и утверждённым правилам и циклам изготовления
при “руководстве” такой бессистемкой - невозможен.
Начальник производства завода тоже захаживал в цех с разбором
на месте интересующих его позиций, в том числе деталей основного
производства и своими требованиями по срокам. Это был весьма по
чтенный человек, работавший в начале войны директором одного из
ленинградских заводов средних масштабов, эвакуированного затем
в Саратов. Директорствовал весьма успешно всю войну и первые по
слевоенные годы, затем волею ситуации, складывающейся в стране,
уволен. Другому ленинградцу, Пригарину, удалось убедить Обком
разрешить взять бывшего директора к себе руководителем производ
ства. Человек энциклопедических знаний, настоящий интеллигент
пользовался большим уважением на заводе и взять его под руку и
увести из цеха даже, скажем так, не всегда корректному Окуню было
невозможно. Но Окунь объяснился, был понят, и здесь тоже ситуа
ция была улажена. При всех чертах характера - стремился к компро
миссам, хотя и не всегда.
Нужно лишь сказать, что главный технолог, человек глубокой
порядочности, очень быстро понял, что такое Окунь, его поддержи
вал во всём, чем мог, и взаимодействовал строго в рамках “Поло
жения о заказывании и изготовлении инструмента”, которое было
утверждено на заводе где-то в первую осень новой жизни инстру
ментальщиков. Правда, взаимодействие по Положению - это, когда
тот не парил в небесах, что тоже было не очень редко.
Положения о заказывании и изготовлении инструмента суще
ствовали на многих приличных предприятиях, но полностью ра
ботающее от А до Я мы видели только у Окуня. Он брал на себя
обязательства - но готов был по ним “платить” только в условиях за
казывания с обеспечением циклов изготовления и сдачи, предусмо
тренных “Положением”.
Этим всем вырабатывалось отношение с цехом и отношение к
цеху извне, создавалась та независимость инструментального цеха,
которая бывает нечасто и без которой нереально выполнять то, что
положено цеху. Сколько народу пытались использовать этот, всю
ду наиболее квалифицированный цех, для закрытия возникающих
чаще всего по субъективным причинам брешей. Достаточно быстро
все поняли - это не пройдёт.
Танталовцы знают - так было и на “Тантале” буквально сразу
же после прихода на завод Умнова, а до этого оснащение, а отсюда
освоение новых изделий, провалилось, а инструментальщики точи
ли какие-нибудь сложные аноды. Это квалифицировалось новым ди
ректором как безобразие, и было безоговорочно запрещено. И всё же
без Есилевского могли быть отступления, ведь нередко просит глав
ный инженер или зам по производству. Но Есилевского так просто
пройти было невозможно. Отступления от Положения. Тот ещё в
этом плане - Есилевский Окунем был\
Таким образом, уже на первом этапе деятельности лично Оку
нем были прикрыты внешние рубежи державы, без чего все внутрен
ние изменения мало чего дадут, хотя именно внутренние главными
всё равно останутся. Здесь нужна работа всех и требуются многие
ресурсы, которые необходимо добывать.
Работа началась Окунем и Дроздовым с того, что были проа
нализированы цифры по необходимому для завода объёму каждого
из основных видов продукции цеха, подготовленных ОГТ (отделом
главного технолога) на текущий и следующий годы. Этот анализ
и более или менее понятные им мощности, имеющиеся в цехе, в
основном, используемые на каждый из видов, позволили разрабо
тать первый вариант требуемой структуры цеха. Занимались этим
лишь они двое: Окунь, совмещая с текущей деятельностью, Дроздов
- лишь этим. А жизнь-то шла, и оснастка требовалась сегодня, а не
после завершения каких-то реформ, о которых Окунь много расска
зывал. Ведь уже почти всю команду сменили - где оснастка, Зин?
Хотя реформы были едва начаты, но выдаваемая оснастка с прихо
дом Окуня стала расти. Мы, посланные тогда в феврале, почувство
вали не отрицательное давление на себе со стороны руководства, а
помощь, хоть, в основном, вначале лишь психологическую. Она вы
разилась в том, что наиболее квалифицированные рабочие, с кото
рыми Окунь на их рабочих местах с самого начала часто встречался,
признали его достаточно быстро. Хоть старое начальство делало их
жизнь вольготной, они понимали, что дело-то не делается, и поэтому
вольготность ненадолго, да и большинству претили постоянные про
стои из-за плохой работы цеховых служб, выбивание нередко неза
работанной зарплаты, “да и что мы не советские люди?” - было ещё
начало пятидесятых, это к восьмидесятым уже для многих ничего
не значило. Так вот признанный этими рабочими новый начальник
цеха явно поддерживал молодых инженеров, считая большинство их
действий правильными. Но ясно было, что предел улучшения рабо
ты без коренных изменений совершенно не решает задач, в первую
очередь тех, которые стали ясны после анализа потребностей, про
веденного главным технологом.
Должен сказать о себе - как человек, легко поддающийся эйфо
рии (кстати, здесь мало что изменилось и на девятом десятке после
шестидесятилетнего накопленного опыта, который должен был бы
даже самого заядлого оптимиста переделать в пессимиста), с при
ходом Окуня впал в высшую степень эйфории - вот теперь всё пой
дёт. Расстроило, что вместо того чтобы с первого дня взять шашку в
руки, как я ожидал, он начал строительство кабинета. Да, мальчиш
кой ещё был, да и определённым образом воспитанный - само слово
кабинет уже означало тогда что-то плохое, буржуазное. Да и о своих
задумках, как он хочет организовать разработку, новый начальник
почему-то почти ничего не говорил.
А у меня же накопились, как мне казалось, серьёзные мысли по
этим самым реформам. Но, видать, у них нет мыслей нас привлекать,
сами с усами. Такое будущее мне совершенно не подходило. Я в цех
так хотел, чтобы научиться, но не только детали таскать и с рабо
чими ругаться, но и чтобы что-то “выдумывать” и в технологии и в
организации производства. Возмутился, прямо-таки ворвался в ещё
пахнувший краской кабинет Окуня и выпалил ему всё, что по этому
поводу думаю. Он меня не перебивал. Обычно он всех нас переби
вал, требуя краткости. Закончил речь, подобрался - сейчас вломит.
Он помолчал ещё и сказал: “У меня опыт небольшой, но когда мы
начали что-то подобное в первом цехе, не такого масштаба, но всё-
таки, никто не соглашался принимать участие. Вот даёшь - второй
раз добровольно - сначала в цех, потом занятия, как все считают,
новые, но с весьма сомнительными результатами: и всё-таки начнём
с того, что посмотрим, а что ты вообще можешь. Завтра к обеду на
пишешь своими отвратительными каракулями (видел уже мои слу
жебные записки), что должно быть в результате, что должно быть
сделано для этого и как пока жить сегодня, когда и близко нет того,
что обязательно нужно. Иди!”
Да, насколько же он умней и опытней тебя, считает необходи
мым сразу проверить, что ты собой представляешь. Неужели если
напишу по его мнению совсем дурацкое, не видать мне интересной
работы? Но второй человечек во мне сказал: “Что ты, ему нужны
люди позарез, но могущие узнать и предложить. Если совсем ду
рацкое, то да, всё для тебя останется тем же, хоть и не совсем таким,
они же что-то умное придумывают. Но всё равно рутинным. Давай,
пиши.”
Писал, что называется, всю ночь. Мы жили втроём в одной ком
нате общежития. Соседи, которым свет мешал, ворочались, но я про
должал. Продолжал, в основном, ещё раз - сотый, наверное - обду
мывать, что должно быть в цехе после завершения этой работы и что
нужно, чтоб работу эту сделать. Ничего не придумал, что должно
встать впереди, и, естественно, совершенно не мог обдумывать, как
это сделать. Первый результат ночного бдения - “не знаю”. Он на
сей раз будет прямо обозначен начальству. Ох, и трудно это в 23 года
сознаваться, что главного не знаешь, но вариантов не видать. Вот
какие предложения есть - так это, как быстро переломить ситуацию
и наращивать объёмы выпускаемой продукции. И это или что-то по
добное, уже хоть немного проверенное в практике, может служить
прообразом, с чего начинать строительство цеха на будущее. Речь о
том, что, как выше уже писали, в цехе нет подразделений, в каждом
из которых изготавливались бы от начала и до конца определённые
виды продукции. И нет подразделений, в которых был бы определён
ный списочный состав, и только этими людьми руководят определён
ные мастера и начальники отделений. Нужно разбить цех на такие
подразделения, установить твёрдые составы работающих в каждом
подразделении, - по каждому приходящему заказу определять, какое
подразделение будет его делать, делать от начала до конца и отве
чать за сроки сдачи. Подразделения работают по планам, в которых
заказы и закрепляются. Дальше шли обоснования предлагаемого, в
значительной степени наивные до умиления, но всё же иногда с со
держательными мыслями. Почти через 6 лет после написания мною
первого в жизни такого трактата Пресайзен, к тому времени уже ма
ститый начальник 12 цеха, нашёл эту бумагу в каком-то месте стола,
который был первым столом Окуня. Мы уже давно работали в раз
ных местах, встречались редко, но вместе прочли эту бумагу со сме
шанным чувством понимания проблемы весьма опытными людьми
и ностальгией по временам, когда нам ещё было позволено вот так
рассуждать.
Майе пришлось раскрывать заначки - повод был очень серьёз
ный.
Меня вызвал Окунь, у него был Дроздов. Он разобрал со мной
бумагу на рациональность отдельных пунктов, разобрал аргумен
тацию. Дроздов очень приветливо кивал. “В целом это разумно, и
мы примем это за основные принципы разработки структуры цеха”.
Структура была не совсем для меня новым словом. На лекциях по
организации производства предприятий машиностроения нам гово
рили о структурах. Но из очень сухой лекции новоиспеченного до
цента не получалось живого образа, как у Окуня. Будешь вместе с
Виктором Николаевичем готовить подробные предложения со схе
мами и проектом положения, как работать по всему циклу в рамках
этой структуры. А теперь прими участие в обсуждении некоторых
подготовленных Виктором Николаевичем вопросов. Была разверну
та бумага, это и была структура с тремя предметно-замкнутыми от
делениями. 1-ое - штампов и пресс-форм, 2-ое - приспособлений,
3-е - режущего и мерительного инструмента. Отделения разветвля
лись на участки и смены, в каждом низовом подразделении ИТР,
основные и вспомогательные рабочие. Я сразу всё понял, правда, не
сразу оценил их воспитательную философию. До главных постула
тов моих предложений они и сами дошли, но хотели потешить моё
самолюбие, чтобы стремление думать у меня развивалось. На этой
схеме кроме отделений было также ПДБ цеха со штриховыми ли
ниями ко всем отделениям, от начальника цеха линии к отделениям
были сплошные - начальственные.
Весь ещё возбужденный от предыдущей фазы разговора:
- Это здорово-отделение приспособлений.
- А ПДБ не надо, это дурацкая организация, ничего не дающая,
будет только путаться под ногами у отделений со своими бумагами
по изготовлению самых разных деталей из общего списка, переда
ваемого цеху БИХ’ом.
- Ну, а тебя куда же?
- В то, что на схеме первое отделение - штампы и пресс-формы
- это самое интересное, что в цехе есть.
- Ладно, предположим, что это так.
- Но ПДБ нужно для другого. Дроздов объяснил, очень доказа
тельно. Далее сказали свои соображения о создании нового второго
отделения - приспособлений.
- Да, думаем создавать нужно обязательно, и в первую очередь,
из-за наличия на заводе производства тугоплавких металлов с ори
гинальнейшими формами, фильерами и т.д. Зародыши третьего как
и первого отделений были, второе - создавать с нуля. Но мы хотим
взять Пресайзена начальником этого отделения, а если ты пойдёшь в
первое, как к этому отнесешься.
- С радостью, - сказал, не задумываясь.
Я чувствовал какое-то угрызение совести, хотя и был совер
шенно неповинен в том, что Исаак Абрамович умница, выпускник
Баумановки, имеющий уже трёхлетний опыт работы, дослуживший
ся до заместителя Председателя завкома, ниже меня по служебной
лестнице. Совесть угрызала, но почему-то раньше не предложил
сделать с собой шахматную рокировку. Слаб, брат!
Потом эту структуру “наверху” утвердили, расставили началь
ников по местам. Меня, как просил-в первое, в третьем отделении
начальником стал Николай Алексеевич Поляков, числившийся на
чальником отделения, и даже в существовавшей обстановке показав
ший себя хоть как-то успешным менеджером. Отделения замкнули,
выделили должности мастеров, правда, далеко не все заполненные.
Ввели также должности плановиков, которые начинали с нуля и на
каждое отделение так называемых распределителей работ, в общем-
то девушек на побегушках, но которые постепенно на базе инструк
ций Дроздова стали приносить растущую пользу.
Были разработаны служебные инструкции для мастеров, плано
виков, распредов, контролеров ОТК. Были разработаны положения
о планировании, прохождении заказов в производстве от их получе
ния в ПДБ до сдачи заказчикам. Положение об оперативном плани
ровании и прохождении деталей в производстве отделений.
И, наконец, центральный документ всего “учения” Окуня -
сменное задание, развитого потом до сменного задания - рапорта. В
соответствии с положением об оперативном планировании в задание
в определённой последовательности вносятся детали, подлежащие
обработке на определённой операции. Заготовки или полуфабрика
ты разносятся по рабочим местам. Если различных деталей на смену
несколько, то рабочему указывается последовательность выполне
ния. Выдача работы не случайная, а запланирована по определён
ной методике - второе назначение сменного задания. Первое - на
капливание информации для обработки деталей различных заказов
в последовательности заданных планом либо другим директивными
документами (кстати, об этих “директивных документах” мы пого
ворим несколько позднее) сроков выполнения этих заказов. После
раздачи деталей задание находится на рабочем столе контролера
ОТК, осуществляющего пооперационный, а затем окончательный
контроль деталей. Приёмка годных помечается в задании подписью
контролера и его индивидуальным штампом, забракованная деталь
- в другой строчке. Она сдаётся плановику вместе с браковкой. Это
третье назначение сменного задания - фиксация факта выполнения
занесенной в задание детали вместе с указанием возможности её об
работки дальше (брак - в так называемый изолятор брака). По за
вершению смены сменное задание с соответствующими отметками
передаётся плановику отделения. Отметка о выполнении детале -
операции переносится в предусмотренный положениями документ
“Спецификация деталей плана”, в который занесены все детали с
маршрутом обработки в операциях. В этом документе, показываю
щем положение каждой детали на конец смены, и делаются отметки
о прохождении обработки на такой-то детали на такой-то операции.
Это четвёртое назначение сменного задания. Выполнение детале -
операции с фамилией рабочего- исполнителя вносится в сменный
рапорт и служит основанием для оплаты работы. Это пятое, доста
точно важное назначение. Шестое назначение - отчёт мастеров пе
ред начальником отделения, начальников отделений - перед началь
ником цеха. И, наконец, последнее седьмое назначение. Архивный
документ. Хранится полгода. Если что-нибудь серьёзное с оснаст
кой, то определяется дата, кто делал, браковалась ли и т.д.
Всё это в окончательном виде завершалось Дроздовым доходчи
во, даже интересно. Да, Дроздов был серьёзный мастер дела, которое
он совершенно верно считал, что может делать, причём лучше дру
гих. Я в то время оценивал объём эффективного, что было сделано
мною при вышеприведенных разработках к общему объёму сделан
ного в пределах от 5 до 10% . Сейчас думаю, что, пожалуй, ниже.
Остальное сделал Дроздов. Участие Окуня в постановке задач, в
выработке основных идей было весьма значительным. Деталирова-
нием он не занимался, что было совершенно правильным - не его
работа. Но абсолютно однозначно, не участвуй он прямо-таки совер
шенно самоотверженно во внедрении - оно бы не состоялось. Десят
ки, если не сотни таких проектов провалились в период внедрения,
так как у них не было своего Окуня, который не успокаивался, пока
не будет внедрено то, во что он поверил. Причём, независимо, играл
ли он во всём лично ведущую роль, второстепенную или вообще ни
какой. Причём, речь идёт о фактической - здесь часто официальная
оценка участия резко расходится с оценкой других самых квалифи
цированных и самых близких к проекту людей.
Многим из нас проходилось для осуществления своих идей под
брасывать их начальству в таком виде, чтобы оно уверовало, что это
его идеи, и совсем по-другому стало к идеям относиться. При всём
честолюбии Окуня, о котором мы ещё поговорим, он совершенно
одинаково относился к своим и чужим идеям, и никогда чужие себе
не приписывал - толковыми бы были. Довольно редкое качество.
Выше описаны, в основном, работы по созданию производствен
ной системы цеха, которая позволит упорядочить и оптимизировать
его работу. В 1953 году, когда вышеуказанные события разворачи
вались, о производственных системах, о комплексном подходе к их
проектированию говорили мало, а делали ещё меньше. Тем больше
заслуги Окуня и Дроздова, которые смотрели вперёд и занимались
тем, что обеспечивает максимальную интегральную эффективность.
Но если в цехе не будет работоспособных, добросовестных и моти
вированных инженерных и рабочих кадров, если не будет трудовой и
производственной дисциплины и многого-многого другого, лучшая,
самая комплексная производственная система не даст результатов.
Окунь занимался этим всем остальным целенаправленно и по многу
часов в сутки. Пожалуй, на всех фронтах у него были результаты где
больше, где меньше, но положительные результаты были. Известные
уже вам “свежие фигуры”, пришедшие в последнее время в цех 12,
не были обременены представлениями о том, что инструментальное
дело обладает особой спецификой, и попытки применения к нему
общемашиностроительных подходов - губительны для инструмента.
Из-за своего невежества они очень широко опирались именно на эти
методы, и всё, в первую очередь, инструментальное дело оставалось
живым и даже шаг за шагом становилось эффективней. Анализируя,
сравнивая и по книгам, и по железкам, мы старались найти, что из-за
специфики делается по-другому, и, когда находили (не очень часто),
инструментальным опытом не пренебрегали. Ладно, увидите, -гово
рили нам оппоненты. Мы видели и действовали. Одним из самых
результативных применяемых подходом было давать постепенно
усложняющиеся работы почти сразу после прихода из училищ. И
уже через пару лет не только Юра Старичков - он талант, но тол
ковые ребята в большинстве своём делали штампы и пресс-формы,
которые считалось могут делать лишь Садовников, Метелин, Ми
хеев - хорошие слесари с двадцатипяти-тридцатилетним стажем. В
значительной степени благодаря этому подходу создались возмож
ности в относительно короткие сроки почти удвоить изготовление
этой самой сложной оснастки. Иначе, даже наладив с деталями, мы
не могли бы коренным образом увеличить производство штампов
и пресс-форм без увеличения числа слесарей-инструментальщиков
высокой квалификации. А для этого требуется минимум 10 лет.
Наступил конец 1953 года. Это был уже другой цех, и немало
изменилось на заводе из-за изменений в инструментальном цехе. В
значительной степени упорядочилась подготовка производства но
вых изделий. Появились графики освоения, включающие не только
изготовление инструмента и всё другое, для освоения необходимое.
Закончилась эта дикая практика трудозатратного и некачественного
“ручного” изготовления штампуемых и прессуемых деталей, кото
рые приходилось делать из-за срывов изготовления оснастки.
В самом же цехе работали три предметно-замкнутых отделения,
укомплектованных предусмотренным “реформистскими” разработ
ками штатом ИТР и вспомогательных рабочих. Пополнилась, опять
же за счёт марксовских ремесленников, численность рабочих. Оку
ню удалось заставить всех: коллег-начальников цехов и “высший
эталон власти” - уважать утвержденное главным инженером заво
да положение о планировании инструментального цеха на п/я 447.
Здесь, как и на других солидных заводах, выходило много “поло
жений”, порядков, технических распоряжений, призванных устано
вить как действовать, как взаимодействовать на стыках конкретных
подразделений, какие существуют ограничения. Прежде чем глав
ный инженер эти документы утвердит, должны быть собраны под
писи (визы) руководителей всех подразделений, интересы которых
затрагивались. Вечно занятым, занимающимся десятью вопросами
одновременно, изучать эти технические и “правовые” потребности
недосуг. Да, ладно, договорюсь с, скажем. Викторией Павловной,
если чего будет, а сейчас нужно ли копья ломать. Подмахнул. Даль
ше может быть по-всякому. Но что могут быть серьёзные неприят
ности, дело дойдёт до “Положений...” и вина будет установлена - не
верят. Ещё много лет не было в руководстве страны Виктора Степа
новича Черномырдина, но все уже знали: всё, что хотят сделать, по
лучим - будет “как всегда”. А вот Окуневское “Положение” изучали
и досконально и все кроме самых отъявленных халявщиков. Знали
- Окунь заставит всех и сверху, и снизу “выполнять документ, но и
сам будет, хотя чего не бывает”, но при этом нормальные коллеги
знали “бывать” будет редко. Много обсуждали, долго подписывали,
наш герой очень героически боролся за каждый процент и каждый
день. Где-то пошёл на компромисс, но свидетельствую: документ,
важнейший для упорядоченного и оптимизированного цеха, вышел
справедливым: учтены интересы инструментальщиков, но заказчи
ки (клиенты) не “всегда”, но часто оставались “правы ”.
Начало работы по положению было важнейшей вехой реформы,
проводимой Окунем-Дроздовым.
Уже осенью того же 53гогода началось комплексное внедрение,
скажем по-современному, системы производственной деятельности.
Уже в процессе получения самого зачаточного опыта упорядоче
ния и оптимизации производственной деятельности я понял, сколь
серьёзную роль здесь играет психология личности и психология от
ношений. И поэтому люди, которые ведут здесь разработки и осу
ществляют внедрение, должны быть в высшей степени не форма
листами, тактичными, уметь слушать и спокойно отвечать, должны
быть наделены истинной нравственной интеллигентностью. И когда
Виктор Николаевич сменами просиживал с очень мало образован
ными распределителями работ, ещё и ещё раз рассказывал им, что и
как они должны делать, правил их работу, было понятно, что будут
как положено и успешно работать. И так по каждому звену в цепи
производственной деятельности. Эту работу Дроздов проводил по
завершению разработок последовательно в каждом отделении. При
чём, если существовала специфика, он стремился её обязательно
учитывать и вносить соответствующие корректировки.
К весне 1954 года работа Дроздова была завершена. Имелся пол
ный комплект плановой и отчётной документации, участвующие в
каждодневном планировании и отчётности кадры обучены как по
системе производственной деятельности инструментального цеха,
так и другие, которыми он на заводе занимался.Но думать, что такие
работы можно сделать раз, а дальше они будет поддерживаться по
стоянно придуманными Дроздовым уложениями, оказалось крайне
наивным. За короткий период всё превратится в нуль, если не кон
тролировать и улучшать с появляющимся опытом и возможностями.
Но не всем это дано, к счастью, Окуню с Дроздовым - да. Сумел их
преемник Пресайзен -поэтому цех и работал долго на самом высо
ком уровне.
За два дня до первого мая 1954 года Окунь устроил проводы
своего соратника, помощника и друга. Он тяжело переживал отъезд
Дроздова. Думаю, что свято верил в новые более масштабные и бо
лее сложные задачи и не мыслил их решения без Виктора. Ну и чи
сто по-человечески не хотел с ним расставаться.
Были приглашены основные гвардейцы вновь обретенного ин
струментальщика: Поляков, Пресайзен, и, как говорят в настоящей
литературе, “ваш покорный слуга”, а также их дрессировщик каче
ства начальник ОТК цеха Фёдор Коваленко. Если не переживать из-
за очень старых мук смущения, то всё начиналось нормально. Но
вдруг - этого уже не ждали, по крайней мере гвардейцы, заходят ди
ректор Пригарин и главный инженер Фёдоров. Для нас они откуда-то
оттуда, где нормальные люди (мы, конечно) и не бываем. А тут ещё
и собутыльники. Куда деть дрожащие с рюмкой руки и эту почти не
проходящую застенчивость. Как всегда, спас Окунь. Он так воспи
тал своих замечательных женщин (или они его), что окуневский дом
был столь богато (количеством) и изысканно (качеством) хлебосо
лен, что за всеми этими яствами даже патологическая застенчивость
как-то смягчается. Разговор за столом был замечательно интересен.
Окунь и сам-то был очень интересным собеседником, но для нас
уже становился как-то привычным. А Иван Терентьевич и Виктор
Феофилактович (тогда такие исконно русские имена иногда в совсем
единичном порядке могли ещё мелькнуть) были замечательны. Так
много для нас интересного, неслыханного и нечитанного. И так-то
всё это совмещалось с их оценкой того, что за прошедшие две тре
ти года было сделано, их понимание уровня и заслуг Дроздова (а
ведь мало в производстве оценивали “этого академика”). Не будем
скрывать и то, что о нас, гвардейцах, говорилось, тоже было нам ин
тересно, а может быть даже очень.
Безусловно, нам по-настоящему было интересно, что думают о
сделанном руководители, которые нам казались в те ещё наши годы
верховными, всё знающими и всё понимающими. Жизнь быстро
излечила нас от таких заблуждений, правда, оставив у нас интерес
к оценке коллег и конкурентов, которые были, несмотря на отсут
ствие конкуренции (впрочем, как и другого подобного, в Советском
Союзе). Эти оценки, как правило, были жестче, но очень часто с
рациональными и максимально приближенными к относительной
истине. Мы чаще всего ругались, но оценки изучали с интересом.
К уходу Окуня из цеха мы обобщили всё это и с нашими коммента
риями зафиксировали. Зафиксировали как капсулу с посланием не
ким потомкам от очень “трудолюбивых”. Предназначена она была
для информации и назидания. Если найдём - приоткроем и для вас
капсулу, дорогие читатели. Но это попробуем изобразить несколько
позднее.
К концу 1954 года в цеху работало 250-280 человек, из них около
200 человек - молодые люди. Это, во-первых, большинство основ
ных рабочих, часто вспомогательных, по мнению основной рабочей
массы, занимающихся в “конторе” - распределители работ, кла
довщица и т.д., ИТР - молодые специалисты, закончившие ВУЗы.
Молодые основные рабочие родились перед самым началом войны
- сплошь безотцовщина, детские дома и ремесленные училища не
очень располагали к воспитанию человека, наделенного лучши
ми человеческими качествами, хоть и провозглашалось это во всю.
Жизнь в заводском общежитии с успехом продолжала годы детских
домов и ремеслух. В те годы (чуть позднее) мы с замечательными
чувствами ходили на “Весну на Заречной улице”. Какие целеустрем
ленные и в работе, и в обязательном стремлении больше знать, какая
радость первой чистой любви - вот это ребята. А когда приходили в
наше общежитие проведать больного или попытаться разобраться в
очередном эксцессе, видели быстро сгребаемые со стола недопитые
бутылки, недокуренные папиросы и остатки рассказа “а я её как...”
На вопрос «а как у вас с книгами?» - « там в восемьдесят шестой
комнате видел - с картинками, и вся занятная такая ”.
На работе мальчишки, ну малые ещё, шалят, не слушаются, ино
гда на час-другой исчезают, вступают в пререкания. Все эти дисци
плинарные проступки мастер бдит и запоминает. “Попомнет мне.”
Угрозы легко реализуются, в первую очередь, через зарплату, сверх
урочные и другое. 16-летние твердо знают: На каждом шагу обма
нывают малые и большие начальники - и даже если ничего этого
нет, всё равно - верят.
А если ты не чувствуешь никакой поддержки ни мастера, ни
старика-работяги. Вдвойне обидней станет - нет никакого интереса
и на работе!
То, что выше написал, это как детей обижали, а как дети - основ
ная рабочая масса инструментального цеха п/я 447 - обижали произ
водство - наше общее с ними дело? Весьма частые отказы от работы,
если она представлялась невыгодной, брак - частично скрывали -
прятали, прогулы и другое.
Одни и другие обиды приносили серьёзный вред обеим сторо
нам и дополнительно серьёзный моральный вред молодёжи. Учиты
вая демографическую ситуацию в цеху - средний возраст в районе
25 лет, как это теперь по-современному говорят: «не слабо». Необхо
димо было что-то серьёзное придумать для решения серьёзнейшей
производственной и, не побоимся сказать, гуманитарной ситуации
пусть в одном отдельно взятом цехе.
Внесенное предложение удивило и ошеломило. Нужно к основ
ной работе цехового бюро ВЛКСМ - взимание комсомольских взно
сов - добавить ведение широкой двухсторонней воспитательной
работы за спасение юных душ и коренное улучшение производ
ственной отдачи. Попросить цеховое бюро КПСС и цехком к этому
присоединиться. Все, которые будут иметь отношение к этой работе,
если она действительно будет вестись, должен тщательно изучать
предложения и подготавливать неформальные решения. Кто постар
ше, представляет себе последствия вынесения этих неформальных
предложений на уровень районных комитетов партии и комсомо
ла. Не будем обо всех перипетиях, радости и возмущения с разных
сторон, о произведенных всяких мелких изменениях, о формах до
кладов наверх, о том, кто пострадал. Ничего о технологии целой
суммы произведенных мероприятий. Что же в результате?
- За пару лет средняя зарплата молодых рабочих выросла почти
на 17% и при этом рост выработки составил целых 23,5%.
- При наборе лишь троих опытных квалифицированных рабо
чих (10% от состава) на слесарный участок отделения штампов и
пресс-форм за почти 3 года отдача увеличилась в 1,8 раза (на 80%) В
основном, это удалось сделать потому, что не через 8-10 лет молодые
рабочие стали “строить” оснастку определённой сложности, а через
2-4 года в зависимости от способностей и прилежания каждого.
Цифры здесь приведены по памяти, примерно, однако, они весь
ма близки к истинным - и тогда поразили
Всё, что выше приведено получили соответствено производ
ство и в полном объёме молодые рабочие.
За эти же три года более половины повысили полученные раз
ряды на 1-2, а процентов 15 и на 3 ступени. Эти стали мастерами
экстра класса с соответствующими результатами для каждого.
Кроме того, удовлетворенный уровень мотивации молодых ра
бочих вплотную придвинулся к уровню ветеранов.
Об обоюдно важных результатах написали. А в общем-то прои
зошли ещё и другие, казалось бы, личные, но в сущности такие же.
Несколько и как раз наиболее толковых рабочих, сильно склоняв
шихся, прямо скажем, к пьянству, остановились и как потом расска
зывали, эту черту не перешли. Другая жизнь показалась интересней.
Да, и в школу немало пошли, и закончили её некоторые, а некоторые,
правда единицы, получили и высшее образование. Один токарь 12
цеха стал золотым медалистом школы. Получил красный диплом По
литеха и дошёл по служебной лестнице до заместителя генерального
директора “Элмаша” по производству. А ещё говорили о бесполез
ности комсомола да что комсомольская среда как раз и стала рас
садником коррупционных бактерий, душащих сегодня Россию. Но,
конечно, тем, кто это затевал в цехе, было несладко. Они действо
вали, как им объясняли в райкоме, не по-комсомольски и обещали
разобраться. И разобрались бы, если бы не по-настоящему активная
позиция руководства завода, которую инициировал, конечно, Окунь.
Кстати, комсомольцев в цехе было почти 200 человек.
1954 год был годом строительства на территории цеха необходи
мых производственных площадок и “резиденций” начальников отде
лений. Отдельные производственные помещения с определёнными
условиями строились под прецизионные и особо сложные станки.
Резиденции, мы их так не называли, но по сути это при наличии
некоторого чувства юмора могло так называться. Центральное по
мещение, как и положено резиденции, отводилось под главного,
примыкающее под челядь - плановик, распред, подсобник, блокиро
вался с промежуточным складом деталей, где в отведённых ячейках
в соответствии с положением о движении деталей в производстве
комплектовались полуфабрикаты, предназначенные для обработки
на определённой операции. Происходило самокомплектование - по
луфабрикат, обработанной на предыдущей операции, укладывался
плановиком в ячейку последующей. Здесь было пооперационное
комплектование, в другом стеллаже - позаказное. Деталь, прошед
шая последнюю по техпроцессу операцию, также “автоматически”
перекладывалась плановиком в ячейку, отведённую под комплек
тование определённого заказа. Опять же осуществлялось самоком
плектование, по завершению которого комплект деталей передавал
ся на сборку.
Получив отдельные помещения, которые с привлечением дизай
неров Окунь сделал более или менее привлекательными, начальники
отделений поняли, что, пожалуй, кабинет не просто полезен, а не
обходим. Совещания, которые они проводили, беседа один на один в
разной тональности были существенно эффективней, чем когда для
этого нет условий. Все “резиденции” выстроились в ряд, и, уходя
домой, Окунь по очереди обходил своих гвардейцев, рассказывал,
что ими не так сделано и что они должны делать. Тем становилось
всё меньше, изобреталось, но, сколько можно, да и человек умный,
он видел, что им работать нужно, и они на него с досадой смотрят.
В какой-то день понял, он им уже не нужен, они стабильно всё вы
полняют, механизм отлажен и хотя, конечно, тысячи вопросов, но
они решаются и без него. Человек, постоянно работавший в режи
мах перегрузки, почувствовал глубокую неудовлетворенность своим
сегодняшним положением,и он мятежный ...»
Я обещал далее изложить концентрированное мнение многих
сверху, снизу, сбоку на то, что стало в инструментальном цехе. Здесь
я хотел бы это сделать. Но понял - уже сделал, причём, мнение са
мое объективное - мнение обстоятельств.
Весной 1955 года Министерство перевело И.Т. Пригарина ди
ректором Лианазовского радиозавода - крупного предприятия, на
ходившегося практически на краю Москвы. Директором п/я 447 был
назначен главный инженер предприятия В.Ф. Фёдоров, главный ин
женером начальник ОТК завода, в своё время сменивший Окуня на
должности начальника цеха № 1. Окуню Фёдоров предложил стать
начальником ОТК. Окунь был чрезвычайно честолюбивым челове
ком в работе. Он знал себе цену и считал, что заслуживает движе
ния по карьерной лестнице. При этом, не звания его больше всего
волновали, масштабы - эти создатели перегрузок, так необходимых
бурной натуре экстремала. Отваживаюсь сказать, что у меня нет со
вершенно сомнений, что эта версия совершенно достоверна. Полу
чив очередной масштаб деятельности даже без нового звания, он с
головой в него уходил и о продвижении какое-то время не думал. Но
когда достигал требуемого пика, начинал ощущать желания по но
вым масштабам. ОТК было не главной дорогой, по которой он шёл
все годы после института. Но ревниво наблюдал, как примитивней
и хуже становится в выпестованном им с Дроздовым первом цехе,
и кучу безобразий, творящихся в разных подразделениях, которые
ОТК обязан, но не прекращает, понял, что есть, над чем поработать
и дал согласие.
Есть некоторая закавыка в постановке Окунем ОТК на новые
рельсы, особенно при том положении, которое было в то время на за
воде. Окунь бывал слишком прямолинейным, и в некоторых вопро
сах бескомпромиссным. Он считал, что наводить дисциплину нужно
сразу, если постепенно, то к этому привыкнут и действовать также
дальше будет труднее. Первое, в которое глубоко вникать не нужно
было: оформление документов на отгружаемую продукцию должна
вестись только днём, когда эта продукция принимается. А если сле
дующий день - первое число следующего месяца? То предыдущим
его оформить нельзя. Следовательно, при наличии такой продукции
завод остаётся без плана со всеми положенными за это санкциями.
А продукция делалась в лучшем случае в последней декаде, а то и в
течение нескольких дней. На 24-00 предыдущего дня каждого ново
го месяца незаконченная продукция даже очень наличествовала. В
эти самые 24-00 31-го Окунь снимает весь состав ОТК, и приёмка
вестись не может. Все большие начальники, имеющие отношение
к этому, ещё на заводе, впрочем, как и каждый месяц. Нет только
директора, но будить его не решаются. В это же время уезжает и
Окунь. А ведь новый начальник ОТК официально предупреждал и
начальника производства, и главного инженера, и начальников вы
пускающих цехов. Хоть и знали Окуня, но смеялись - не посмеет.
Посмел, и это было предсказуемо.
В наступивший первый день нового месяца часа в два мне зво
нят. Окунь. Голос высокой озабоченности: “Зайди ко мне”. Побрел
на другой конец корпуса - чуть не в полкилометра от нашего цеха.
Весь совершенно красный: и лицо, и лысина. Что-то серьёзное слу
чилось. Все эти события были за пределами наших - инструменталь
щиков - интересов: своих проблем хватает. Сразу - без лишних слов,
что произошло. С утра его атаковали все должностные лица, послед
ний - главный инженер. “Нет - есть закон для нас - мы обязаны
выполнять”. К часу был вызван к Фёдорову, кстати, назначившему
его на эту должность. Фёдоров хорошо понимал, кто такой Окунь, и
как много можно от него получить, но у него недоставало мудрости
Пригарина, который начал бы в аналогичной ситуации превентив
но действовать, договорился, именно договорился, а не приказал бы
разработать график, конфиденциальный, естественно, постепенного
выхода на положенные инструкции или что-нибудь другое приду
мал. Но был не Пригарин, был Фёдоров. И был разговор серьёзней,
и Окунь не уступал - писали же - мало чего боялся. Компромисс был
достигнут, но не с односторонними, с двухсторонними уступками. Я
быстро сообразил, что я ему нужен был, чтоб перед кем-то выска
заться, но совета, думаю для порядка спросил. Должен сказать, что
у нас за время совместной работы неоднократно возникали противо
речия, не всегда сразу приходили к решению, но к крайностям он не
прибегал, а у меня их в запасе и так было совсем мало. А если обоб
щенно, то на моей памяти нет таких случаев или ситуаций, когда
можно было бы сказать: он отстаивает какую-нибудь точку зрения,
потому что она его. В отличие от самолюбия, скажем, карьерного,
которое будучи у людей со способностями является залогом движе
ния вперёд дела, которым занимается, самолюбие, используемое для
того чтобы во что бы то ни стало утвердить свою точку зрения, не
редко бывает контрпродуктивным, как нынче часто выражаются по
сходным поводам.
Тут выше я несколько прошелся по В.Ф. Фёдорову, уж не знаю в
какой степени справедливо, но последующие события показали его
серьёзную способность принимать неординарные решения.
Он глянул глубже и понял, что не с Окунем нужно бороться за
право нарушать закон, а предпринять всё возможное для создания
условий его выполнения. Свои способности производить коренное
улучшение деятельности самых крупных подразделений завода
Окунь уже дважды и, можно сказать, с серьёзным успехом - доказал.
А разве производство завода не в этом же нуждается. И кто мог бы
это сделать кроме Окуня? Через короткое время Окунь был назна
чен начальником производства. Это решение было оптимальным для
дела, оптимальным и для Окуня. Он занялся тем, что лучше всего
знал и мог. Опять появился самый, очевидно, полезный режим жиз
ни - перегрузка. И вдруг...
Нет, не вдруг. Тем, которые были на вершине управления ги
гантским государством и которые владели объективной информаци
ей о положении дел в стране, в отличие от 99% подданных, которых
кормили сладкой жидкой кашей, становилось ясно, что оно отнюдь
не улучшается, а догоняем и перегоняем не развитые и даже не боль
шинство развивающихся, а лишь какую-нибудь Гвинею Бисау. И
если ничего не делать, то вероятность того, что станет худо и для
всей страны и для них тоже - подымается весьма быстро. Но хоть
в основе их единственно правильного учения лежал материализм,
они молились, и были для них непредсказуемыми другие важные
положения учения - право собственности и рыночная, считай конку
рентная, экономика. Что-то делать можно было лишь за пределами
этих положений, поэтому искали возможности изменения не в ма
териальных положениях учения, а в организации управления обще
ством. Так, после 40-летней организации управления, базирующейся
на Наркоматах (Министерствах) пришли к выводу о необходимости
перехода на территориальные Совнархозы - и всё будет “хоккей”.
Летом 1957 года были приняты и опубликованы установочные
документы, и с осени началась ликвидация отраслевых Министерств
и создание региональных Совнархозов. Руководителями местных
Совнархозов становились, как правило, руководящие работники ве
дущих предприятий региона. Виктор Феофилактович Фёдоров был
назначен Заместителем Председателя Саратовского Совнархоза. Ди
ректор п/я 122 был назначен директором более «научного «п/я 447.
Эта замена директоров была стратегической, если считать, что
стратегическая это замена курсов или принципов, причём, совсем
необязательно с положительным для дела результатом. Зинеев был
директором очень спокойным. Ему были неведомы захватывающие
проекты, ночные рабочие бдения, революции для коренного изме
нения положения на заводе, ему были непонятны и неприятны на
пряженные дела, которым нужно было отдавать все силы и время.
Директор, целенаправленно считавший, что ровная средняя работа
- это то, что он должен поддерживать, и не дай Бог что-нибудь, тре
бующее определённой доли риска. То есть человек, которому самые
сущностные установки Окуня были абсолютно чужды и совершенно
не нужны. Думать, что Окунь примет эти правила игры, сами по
нимаете, не приходилось. Но как от него избавиться, когда, с одной
стороны, всё совершенно нормально идёт в производстве, а с другой,
самому директору очень мало для этого нужно прикладывать усилий.
И всё же Окунь с его постоянными стремлениями к совершенству
его уже “достал” (со словом забежал вперёд), и опять же, как говорят
в Одессе - ему помог Никита Сергеевич Хрущёв. Кто хоть немного
знает историю СССР пятидесятых годов. помнят, наверное, каки
ми тремя основными событиями этот годознаменовался. Первые
мы чуть выше вспоминали - переход на территориально-отраслевую
систему управления. Второе, произошедшее ещё до первого, раз
гром антипартийной группы “Маленкова, Молотова, Кагановича и
примкнувшего к ним Шепилова”. Третье - снятие с поста Министра
Обороны, одного из главных авторов Победы в Великой Отечествен
ной войне Георгия Константиновича Жукова. Третье событие тесно
связано со вторым. Члены антипартийной группы, верные проводи
мому Сталиным курсу, выступили против 1-го секретаря ЦК КПСС
Н.С. Хрущёва, обвиняя его во всех смертных грехах. Истинной при
чиной этих обвинений был антисталинский курс, который в качестве
одной из основных задач партии провозгласил Хрущёв на XX съезде
КПСС в феврале 1956 года. Времена, когда один человек мог прово
дить любую, какую считал необходимым, практику, менялись. Во
прос о Хрущёве был вынесен за заседание Политбюро, нерешенный
на Политбюро он подлежал решению на Пленуме ЦК, чего Хрущёв
и добивался вопреки тому, что нужно было группе. Жуков, оправив
шийся после сталинской опалы, к тому же, куда она заведёт Марша
ла, никому не было известно, был в это время членом Политбюро.
Он решительно занял сторону Хрущёва. Абсолютный руководитель
Армии, поддерживаемый большинством населения, открыто заявил,
что если созыву пленума будет оказано сопротивление, он введёт в
Москву Кантемировскую танковую дивизию. Это подействовало на
горячие головы “групповщиков” отрезвляюще. Однако, заставило
сильно задуматься Никиту Сергеевича. “А если завтра, наоборот...”
В абсолютной тайне была разработана операция по организации ви
зита Министра в Югославию. Жуков пробыл в Югославии неслы
ханно долго, и когда приехал в Москву, то встретившие его не совсем
на той машине и не совсем того ранга официальные лица сообщили,
что он уже не Министр Обороны.
И всё же посчитали необходимым как-то объяснить народу, а
что собственно произошло. Главный мотив: авторитарен, груб, не
считается с чужим мнением и далее по списку с аналогичными пре
тензиями. Собрания прошли по всем серьёзным парторганизациям.
Кроме “клеймения” Жукова, обязательно выступали свои с примера
ми, аналогичными на своём заводе, институте, колхозе и т.д. Окуня
на собрании не было - он достаточно серьёзно болел. Штатные речи,
в основном, штатные ораторы. Необычайным было выступление
лишь одного диспетчера производственно отдела. Сразу сказал, что
Жуков, так сказать, не его “номенклатура”.
Но у нас есть персонажи и похлеще, в частности, начальник
производства Окунь. Всё, что инкриминируют Жукову, касалось и
Окуня, и он также должен быть разобран и примерно наказан. За
такие действия человек должен быть исключен из партии. Примеров
такой ужасной деятельности со стороны диспетчера было совсем
мало, но народ знал: бывает груб, бывает вспыльчив, жёстко требует
выполнения указаний. Насчёт исключения из партии никто не гово
рил. Были и выступления, в первую очередь, хорошо знавших Окуня
из 1-го и 12-го цехов, с общим рефреном: ну бывает, зато что сделал,
это же замечательно для всего завода. “По тем, кто здесь выступал, -
сказал на трибуне опять тот же диспетчер, которому президиум дал
слово во второй раз. - Так что будем сравнивать - то, что сделал
Окунь с тем, что сделал Жуков в войну и, тем не менее, за все его
отклонения от норм партийной жизни партия Жукова строго наказа
ла. Так Окунь, что, заслуживает прощения?” Собрание, оказавшееся
посвященным Окуню, слишком затянулось, и конец его прошёл по
сценарию шахматного эндшпиля, разыгрываемого в цейтноте. Ре
золюция не очень зубастая: Окуня осудить за случаи некорректно
го поведения, поручить директору принять решение о возможности
его пребывания на занимаемой сейчас должности. Большинство ис
кушенных понимало, что такому специалисту директор объявит вы
говор, предупредит, но, конечно, от его работы не откажется.
Не тут-то было - отказался. Окунь ещё не успел после болезни
прийти на работу, как приказ был подписан, причём, без указаний о
его дальнейшей работе.
По заводу ходили усиленные слухи, что этого диспетчера и мно
гое другое организовали по указанию Зинеева, и в планах было, что
бы уже совсем прочно, исключение, но по ходу передумали, поняв,
что это не пройдёт, а конфликт будет громадный.
Не нужно думать, что дело в одном Зинееве. На заводе было
какое-то количество начальников цехов, понявших, что с приходом
Окуня пришёл не “главноуговаривающий”, а главнокомандующий
производством и что уже не в отдельном цехе, а на заводе начнётся
эра изменений коренных, как это было в 12 цехе. При глобальном
упорядочении и оптимизации они не видели себе места. Началась
работа с новым директором, тем более что он стремился завести
команду, по взглядам и стремлениям соответствующую и его пони
манию жизни. А уже первые стычки с Окунем показали, что этот
совсем другой и таким не станет. Образовалась этакая коалиция по
съедению Окуня. Понимали, что рыба-то серьёзная и ждали часа. И
он наступил. Надо же, откуда пришёл. Болезнь дополнительно об
легчила задачу. Многие потом считали, что будь сам Окунь на этом
собрании, на такой спектакль не решились бы, испугались.
Вот так закончилась работа человека-легенды на заводе п/я 447.
Нужно сказать, что всё вокруг Окуня сильно возбудило многих, ко
торые считали завод домом родным. Совпало - где-то через пару
недель после собрания я уже с другого города приехал в Саратов в
командировку. Всё ещё по моей работе на заводе было свежо и остро
в памяти. Но кого не встречал, об этом разговор не поддерживался,
все говорили только об Окуне и почти все с колоссальным возмуще
нием к его гонителям.
Об этот начальном периоде работы Умнова на “Тантале”,
встрече с Окунем, так много определившей в рабочей жизни каж
дого из них, в книгах, выпущенных А.В. Семеновым, написано много,
причём, различными авторами. Есть моменты, есть описываемые
те же либо события либо периоды деятельности или трактовав
шие их по-разному: На мой взгляд, описаний или трактовок, кото
рые бы отражали происшедшее, совершенно не соответствующее
истинному смыслу или тенденциям развития, немного. Немало про
сто фактических расхождений - что сделаешь, люди по разному
воспринимают,да и времени много прошло. Так подробно осветив
события 50х годов на п/я 447, о которых нигде не узнаешь, я понял,
что так же писать о шестидесятых на п/я 122 не имеет смысла -
слишком много освещено по сути, и немало по форме в трудах Семе
нова А.В„ как и в опубликованных по этим же вопросам описаниям
событий на п/я 105, где Умное начинал и так много сделал. Поэтому
хочу привести здесь свое виденее по вопросам, дебатируемым в из
данных книгах и обсуждаемым в многочисленных, к сожалению, всё
сокращающихся по объективным причинам, частным беседам. Д а
лее, что da/ш de/zy замечательная совместная деятельность этих
незаурядных людей, wкша/е её выводы и результаты позволяли всю
«новую» историю “Тантала ” до девяностых годов работать с та
кой высокой планкой. И', наконец,свое видение что же произошло в
середине шестидесятых в деле и взаимоотношениях этих людей, из-
за чего я буду писать лишь то, в достоверности чего не сомневаюсь,
либо свои выводы из дел и рассказов, которым однозначно доверяю
и считаю, что вероятность достоверности весьма велика. Но всё
равно невозможно поручиться за абсолютную правильность.
В дни, близкие к этим событиям, как раз исполнилось 8 лет
работы инженера Георгия Окуня в промышленности - на новом за
воде п/я 447. Вряд ли кто-нибудь будет утверждать, что в его сфе
ре, сфере производства, кто-то за эти годы сделал больше него. Да,
сделавшие более громкие карьеры были, но принести такую пользу,
да ещё, прямо скажем, долгосрочного характера - однозначно - нет.
Поставленная на самом высоком уровне работа двух цехов, самых
крупных и самых важных - ведь было только начало, на своей новой
работе, очень вероятно, то же стало бы на большей части завода. Но
были люди, которым главным было ситуацию законсервировать и
на таком же уровне её и удерживать - существенно меньше хлопот
и скорее всего существенно больше почестей. А для этого причём
здесь Окунь, он со своими убеждениями и буйной энергией очень
опасен даже. Не надо его. А, скажите, как Жукова, которого добрая
половина Союза и все союзники считали главным победителем в Ве
ликой войне, использовали. Да, ничего святого для кого-то нет.
Как я уже писал, примерно в самые трудные для него дни я был
в командировке в Саратове и зашел к нему. Он всё не мог понять, а
что же это всё такое. Перед расставанием сказал, что боится боль
ше всего потерять свои основные жизненные интересы, стать пес
симистом и переключиться на критику всего, как это он наблюдал у
многих. Он не производил какого-то жалкого впечатления сломанно
го человека, но было ему невероятно тяжко.
Да, трудно выходил этот могучий боец из создавшейся ситуа
ции. Он справлялся со многими противниками, которые навязывали
более или менее честный бой, но против таких у него не было при
ёмов. И всё же на бой вышел. Его вызвали в промышленный отдел
Ленинского района КПСС и “советовали” перейти на 122-ой. Рас
сказывали о великом будущем этого пока ещё очень посредствен
ного предприятия и о трудностях настоящего. Ничего не скажешь,
не дурак был беседовавший с ним работник райкома, понимал, чем
для обывателя ненормального этим не совсем в обывательском по
нимании нормальным предложением можно было привлечь. Вообще
предложение, сделанное Окуню, показало, что были люди и в райко
мах, которых дело интересовало, которые понимали значение кадров
и для которых то, что творилось на этом бедном 122-ом, не было
безразличным.
Через почти все эти восемь лет захватывающей работы Окунь
карьерно вернулся в исходную точку. Даже хуже не было настоящего
завода, на который можно опереться, нет Пригарина с Фёдоровым,
которые могут понять и поддержать то, что по-крупному нужно.
Ещё через 3-4 месяца я опять приехал в Саратов (без него тогда
не мог), и мы опять встретились. Он выглядел почти так, как когда
работали в 12 цехе. Говорил очень мало о том, что было, с интере
сом, но и тревогой о том, что есть и, конечно, не мог без планов.
Какой же тогда был бы без планов Окунь. Немного запомнившегося
из его рассуждений.
“Деваться некуда, начал вкалывать. Вкалывать сначала без Дроз
дова и без своих гвардейцев.
С этим цехом, несмотря на страшную дремучесть, скоро закон
чу. Тем более, что есть хорошие ребята и там, тоскующие по настоя
щему делу - и они потянулись. А ещё цех значительно меньше, и
задачи у него другие. Пресс-форм нет и пока не предвидятся, штам
пов немного, в основном, не очень сложные. Пошли по путям уже
проверенным, много сделали - дело пошло. В другом беда, в заводе
в целом. Невероятные задачи, какие-то позарез нужны приборы, дня
нет, чтобы здесь не сидел кто-нибудь из Совнархоза, наезжают ещё
представители какого-то важного органа, как я понимаю, координи
рующего работу военных и промышленности.
А всё равно, ничего не идёт. Одно, говорят самое важное, совсем
не получается, другое - с постоянными сбоями, а новые изделия ни
как не осваиваются. Раньше всем было известно - инструменталь
щики всё срывают. Теперь же, когда инструментальщики почти ни
чего не срывают, всем понятно - не умеем делать, нет специалистов.
Думаю, что наверное есть толковые ребята - университетчики. Толь
ко никто ни организовать их, ни подучить не может. С директорами
чехарда...” И далее положение на заводе со знанием дела, с анали
зом опытного человека.
Дело-то великолепно понял я. Никак не сломлен, никаких де
прессий. Все жизненные устремления остались, не напуган, а каза
лось бы надо.
По делу считал главное - металлообработка, если и наладить,
всё пойдёт. А её можно наладить, я всё уже продумал. Опять, как
говорят в Одессе, “где металлообработка, а где Окунь...” Но он ду
мал, конечно, примерял к себе. И при этом ни мысли о собственной
безопасности.
А сменявшие друг друга с частотой полтора года директора боя
лись его сами и не решались опального поставить на дело, которое,
понимали, является сложнейшим. Но пришлось. Это было ещё через
какое-то время.
Всё это время мы не виделись. Перестало моё тогдашнее началь
ство посылать меня в Саратов, неужели что-то чувствовали?
Но по письмам, ещё без восклицательных знаков, знал, как дви
жутся у него дела начальника главного и, практически, почти един
ственного механического цеха - тормоза в решении проблем завода.
Ему хватило полгода, чтобы завалить завод деталями. Когда началь
ство решило, что “Бисера” получаются “случайно” и нужно суще
ственно увеличить количество сборок, чтоб хоть так получить боль
ше приборов, стали ежедневно сдавать на сборку такое количество
комплектов деталей, которое каждый, хоть немного знавший раньше
положение дел, сказал бы: “Это невозможно, совершенно невозмож
но”. Ошибся в своём анализе и Георгий Ноевич. Взявшись за это
дело, он решил задачу, казавшуюся ему главной, но приборов так
и не было. Последний директор, вернее предпоследний, последним
был Умнов, как, впрочем, и первым, ещё не зная, что доживает по
следние дни, решил схватиться за эту палочку-выручалочку и пред
ложил Окуню должность начальника производства. Или я не знал,
или не помню, но приказ о назначении подписал не то предыдущий,
не то Умнов. Во всяком случае Окунь начал работать начальником
производства п/я 122 уже при Умнове, т.е. не ранее мая 1960 г. Я на
чал свою почти сорокалетнюю деятельность на будущем “Тантале”
в двадцатых числах августа того же года. За три с половиной месяца
умновского с помощью Окуня правления так и не начавший до этого
после ремонта танков по-настоящему работать завод, как утвержда
ло абсолютно большинство старожилов, совершенно изменился.
И наладившееся с первых дней взаимопонимание и сотрудни
чество директора со своим начальником производства было тому
одной из главных причин.
Окунь сразу, можно сказать, влюбился в Умнова. Ему в моло
дом директоре импонировало всё. Очень много у них было обще
го, а то, что совсем разное в подходах, было в областях, которые
не могли бы из-за этой разности вносить какие-то напряжения во
взаимоотношения.
Рабочие способности, даже таланты Окуня Умнов, со свой
ственной ему проницательностью, быстро уловил. Понял, что имен
но этот человек ставит выше много другого самостоятельность,
причём, в основном, не в решении отдельных вопросов, а работу в
какой-то области, по всему объему выполняемых в этой области ра
бот, не боится ответственности, при том, что весьма ответственно
относится к своим обязанностям. Вопросами и проблемами такти
ческими, а также и долгосрочными стратегическими, занимается,
не покидая и не забывая, пока не решит их до конца. Не проводит
жёстких границ своих обязанностей и занимается, если это необхо
димо, всякими возникающими безобразиями, с которыми столкнёт
ся, независимо к чьей сфере ответственности они относятся. По-
настоящему строг и требователен, никакого панибратства на работе
или по вопросам работы, бешеная энергия и много всего другого
весьма положительного и нечасто встречающегося. К числу недо
статков относил склонность к излишней конфликтности, в том числе
там, где можно найти другие пути, может быть несколько завышен
ное честолюбие. Вот, пожалуй, и всё.
Хочу лишь сказать, что таких высказываний Умнова я н не слы
шал и делаю это заключение по косвенным признакам, в основном,
по реакции (не внешней, это он скрывал), а кажущейся, по крайней
мере мне, внутренней.
Быстро и в большом количестве развивающиеся события по
зволили Умнову в короткий срок и только в деле протестировать
правильность своих заключений по Окуню. Он стал не просто его
первым помощником по производству, но получил возможность кон
тролировать действия технических, хозяйственных служб по обе
спечению бесперебойного хода производства. Это был первый шаг в
по-крупному оптимальном разделении обязанностей на самом верху
капитанского мостика. То, чем занимался и обеспечивал требуемый
уровень, начальник умновского производства, было эквивалентно
тому, чем занимались больше половины первых руководителей со
ветских предприятий. Ни на что большее им не хватало времени. А
Умнов получил возможность и время заниматься преимущественно
этим другим - развитием предприятия, развитием и технической, и
социальной инфраструктуры, диверсификацией деятельности. Ко
нечно, для того чтобы этим заниматься, настоящему директору ну
жен дополнительный набор качеств, далеко не каждый их имел. Но
набор срабатывает, когда нормальны дела на производстве - иначе,
есть ли предприятие?
Итак, человек, могущий вести производство и доказавший это,
может поставить производство на рельсы современных требований,
рассматривающий все элементы производства как единую систему
- и тоже доказавший это- у Умнова есть. Далее, необходим переход
ный период, в рамках которого всё требуемое будет насажено, ис
полнители - обучены, система прохождения объектов и информации
в производстве задействована и даже в переходное время,а ускорено
по его окончанию, приращиваются показатели по объёму выпуска,
номенклатуре, выходам- было одинаково понятно и осуществля
лось
И при всём при том есть у производства специфика, которая
накладывает ограничения на то, что можно из опыта использовать,
и то, что нужно по-новому придумывать и осуществлять. У Умнова
был очень неплохой опыт 105-го завода, у Окуня - 447-го. В дискус
сиях между собой они намечали то новое, что должно стать опытом
122-го с учётом сложения их сил, знаний и творческих способно
стей. В эту копилку Умнов внёс в качестве основного приоритета -
ритмичность как в качестве звена, которое может и должно вытянуть
всю цепь коренного улучшения деятельности. Окунь понял ценность
этого приоритета и со всеми своими знаниями, умениями, настой
чивостью, “вязкостью” и энергией при полной поддержке Умнова
начал всё это проводить в жизнь. И здесь краеугольный камень его
рабочей философии - сменное задание - принесло в качестве важ
ного средства обеспечения ритмичности неоценимую пользу. Созда
ние системы производственной деятельности и переход на работу по
ней проводился в большом темпе. Оба уже по опыту знали, что, при
наших особенностях, подвигнуть народ на резкое изменение того,
к чему привыкли, эффективнее всего поддержанием в коллективе
какое-то время ускоренного темпа, конечно, делать это умело, чтобы
все выдержали и поняли, что сделано большое дело.
Много ещё можно написать о больших и малых, но важных де
лах, о том, как вырастали люди и о главном, как этот корабль посте
пенно разворачивался и становился на очень эффективный маршрут.
Но есть ещё даже работающие ветераны. Есть неработающие, кото
рые, собственно, всё это осуществляли. Они помнят и понимают, что
важнейшая часть перелома произошла именно в это время.
Окунь, узнавая, всё больше оценил Умнова, всё больше пони
мал, что работа с этим гигантом большое счастье, что никогда такой
масштабной, такого уровня эмоциональной и интеллектуальной на
грузки у него ещё не было, и вообще она была у немногих. Как-то,
смеясь, он сказал, что страшно обязан этому диспетчеру, который
при помощи ничего не подозревающего Георгия Константиновича
прогнал его с 447-го. Да. Сколь верно в пословице “Не было бы сча
стья...”
Но и Умнов понимал, что для него тоже серьёзная удача встре
тить и работать с человеком таких достоинств. Окунь был, навер
ное, единственным его подчинённым, которого в течение длитель
ного времени совсем, по крайней мере, при людях не критиковал, в
основном, прислушивался к его предложениям и рекомендациям. И
по максимуму всегда поддерживал.
Так прошло почти четыре года. Под руководством и, как гово
рили, личном участии и вовсе не вождя, а товарища Окуня была
внедрена система производственной деятельности предприятия,
ставшая уставом производственной жизни. Система уже без Окуня
корректировалась, постепенно автоматизировалась, но в основном
её главная линия сохранялась. Раз в неделю в 10.30 по понедель
никам текущим производством занимался директор, впоследствии
- генеральный. В основном, он сосредотачивался на каких-нибудь
сбоях или выявлявшихся недостатках системы. Это ему представля
лось работой его уровня. Что касается того, что нет меди вакуумной
плавки диаметром 20 или инструментальщики сорвали сдачу пресс-
форм на какой-нибудь корпус, вопрос мог поднять лишь вчерашний
школьник, остальные, понимая сущность системы и по-настоящему
единственную возможность нормальной работы в, мягко сказать,
различных условиях, не вопросы подымали - решали. И судя по
тридцатилетним делам предприятия - тридцатилетним! - хорошо
решали.
К концу 1964 года завод стал непросто другой. Он вышел на
уровень передовых заводов будущего Министерства. Дело в том, что
вскоре после снятия Н.С. Хрущёва с поста генерального секретаря
КПСС (октябрь 1964 г.) было решено вернуться к централизованно
отраслевой системе управления промышленностью. Начинали с
оборонной промышленности. Так что почти с начала 1965 года п/я
122 опять ушёл в управление Москвой.
В это время Окуню шёл сорок четвёртый год. Боже, какой же
был молодой, думаем мы теперь. И это была правда. Во всём, кроме
здоровья. Ранение, контузия, напряженнейшая 16-18 часовая работа
в обстановке ежедневных мелких стрессов и, даже на наших глазах,
нескольких крупных. Ему уже было по-настоящему трудно жить и
работать так же дальше. Вместе с Умновым было решено готовить на
его место специалиста, показавшего способности к такой работе, при
чём, готовить самым серьёзным образом. Окунь предложил Бориса
Спинына, работавшего начальником цеха № 1. Выбор Умновым был
одобрен. При этом была разработана программа обучения окунев-
ского преемника. До этого он работал уже в инструментальном цехе,
дорос д о ............................ Затем в 1-ом цехе штампо-механическом
- начальником. Показал себя, что называется, по всем статья с наи
лучшей стороны. П о сл е............... месяцев в металлообработке ему
была уготована должность начальника сборочного цеха, причём, са
мого большого № 19. Считалось, что теория соискателем осваивает
ся в нерабочее время самостоятельно, а вот практика и по предмету,
и по администрированию и управлению это как раз руководством
каждого из подразделений. При удачном прохождении сборочного
цеха замкнуть учёбу должно руководство отделом технического кон
троля, даже, более того, службой качества, куда этот отдел входил.
Такой шаг был продиктован представлениями Умнова о приорите
те качества под номером 1. Представления эти очень укоренились
на предприятии. Спицын успешно “сдал” все тесты. Но руководить
производством сильно разросшегося предприятия ему не пришлось.
Он был назначен директором ещё одного завода 1 ГУ МЭП в Сарато
ве - завода “Генератор”. Пока так обстоятельно готовился Спицын,
Окунь, должность которого к концу его производственной службы
была заместитель главного инженера по производству, был назначен
заместителем директора завода по экономике и организации про
изводства. Это была должность, назначение на которую произво
дил начальник главка. Трудно это далось Умнову, но он сдюжил. До
самого конца работы в производстве отношения Умнова с Окунем
не менялись. Они оставались восторженными со стороны Окуня и
весьма уважительными со стороны Умнова.
Но начинается новая эра. Умнов занимается тем, чем занимал
ся, Окунь уходит с острия атаки, у него другие задачи. Как считает
Умнов, они по-настоящему нужны, или он этой должностью отпла
тил заслуги Окуня перед фирмой?
А Окунь-то сам сможет удовлетвориться работой, которая не на
острие атаки, держащей такого человека, как он, всё время в тонусе,
сможет ли он по-настоящему жить без тонуса? Потом, экономика со
циалистического предприятия. Это материя особая. Написано много
тысяч книг, защищены десятки тысяч кандидатских и тысячи док
торских диссертаций. Закройте их. Экономика делается по-другому.
Постичь как - не наука, а искусство, сможет ли Окунь им овладеть?
К организации производства он ближе - всю жизнь и успешнее боль
шинства он этим занимался. Однако, он руководил подразделения
ми, для которых это разрабатывалось, и руководил внедрением, при
чём, с самого начала - с постановки задач и до окончательного её
решения.
А будь ты самым высоким авторитетом в производстве, а Окунь
им, безусловно, был, а на непосредственно тобой не руководимой
территории всё менять даже ему это будет тяжело, если вообще воз
можно. Тяжело, это он привык, но это другое тяжело и преодолевать
нужно другое сопротивление.
И, наконец. Теперь эти два самостоятельных, не привыкших к
вмешательству в их дела - будут частично трудиться на одном поле.
Смогут ли эти люди, с их натурами, биографиями, делать это с до
статочной долей понимания друг друга. Задумывался ли над этим
Умнов? Не знаю. Глядя на то, как развивались события, мне пред
ставляется - не очень, хотя это и удивительно. У него было достаточ
но способностей, чтобы обдумать столь серьзную ситуацию. Думал
ли Окунь? Ещё больше сомневаюсь. Другой склад ума. Конечно, их
никак нельзя уравнивать. И по исходным возможностям, и по поло
жению на работе, и по складу ума они были разными. Но близкими
были многими чертами характера, причём, не всегда самыми хоро
шими. Это было замечательно, когда их интересы совпадали, и стало
совсем наоборот, когда они стали не то чтобы разными, но во всяком
случае - другими.
Окуню чего бы - мог спокойно работать над тем, что ему давали
делать, получал бы свою высокую зарплату, весь набор премий - и
пиши свои диссертации, и ходи в свои кино как раньше, и читай ещё
больше книг. Не мог он этого, такая жизнь была не для него.
Мучался может даже больше, чем при уходе с 447-го. Он впер
вые познал, как бы это выразиться, какое-то высшее наслаждение,
да-да его работа на п/я 122, его работа с Умновым для его бурной на
туры - была именно высшим наслаждением. Ну а Умнов, ничего не
потерявший, весь был в том, чем занимался, и думать, в общем-то,о
ущемлённом Окуне ему было недосуг.
Как бы события дальше развивались, трудно сказать. Самая
энергичная женщина нашего главка, руководствуясь разными со
ображениями, бескорыстные в них тоже были, пробила создание в
1 Г У при институте, который позднее назывался "Волна, ” отрас
левого отдела экономики и организации производства. Руководить
этим отделом пригласили Окуня, что было совершенно логично. Он,
похоже, без колебаний принял это предложение. Взялся за органи
зацию с энергией, на которую не рассчитывала даже создательница
этого отдела. Сумел набрать хороших специалистов, в основном, с
нашего электронного куста. Что называется, выбил в институте пло
щади, достаточное финансирование и отдельно важнейший тогда
фонд зарплаты. Опять - чего ему не жить. Ведь возможности хо
рошей жизни на п/я 122, о которых чуть выше написали - и здесь
были возможны. Но нет, их разработки предприятия главка плохо
внедряли. Он сам и его люди подолгу были в какой-нибудь Полтаве
или Орджоникидзе, но реальных результатов не было. Руководство
заводов были не Умновыми, недосуг им этим заниматься, они гото
вы подписать любой акт с любым эффектом, чего еще ему нужно?
А Окуню, видите ли, нужно само внедрение. По-крупному, жизнь не
налаживалась.
Никуда не деться, популярность Окуня перешла в “Тантале” на
втором план. Вопрос же, а что случилось с Окунем постояно задавал
ся. Вначале- ушёл в тень, здоровье. А дальше на другое предприятие.
Как всегда бывает, было много версий, много слухов. Те, кто счи
тал, что Умнов себе много позволяет, усиленно верили в версию, что
Умнов выжил Окуня, чтоб на всякий случай защитить своё кресло, до
этого он то же сделал с Радюком и Спицыным, а наиболее строгие,