Литературный альманаха "Гражданинъ" №2

– А только здесь-то и жива природа, ***
Жива душа для правды и обид.
Не всю любовь отняли у народа. Сергею Никоненко
Живу я здесь, – Евгений говорит.
И выплыли чубатые туманы, Я родился, как всякий русский,
И вынесли лодчонку на простор. За рекою, за лесом – там
И царственные лунные поляны Облака голубой капустой
Нас уносили за сосновый хор. Плавно катятся по волнам.
И вновь Евгений смотрит через дали: Там у нас пузыри в кадушках,
– Я лето не люблю. Уж больно в нём И за плёсами, за мостом
Премного ликованья, а печали Мечет солнце икру по кружкам,
В России больше. Мы ведь тут живём. Бьёт стерлядка косым хвостом.
Нам ближе ко двору весна да осень: Разойдись, расступись, столица!
То счастья ждём, а то и грусть мила… – В мире каждому ведом рай.
Рогатые деревья, словно лоси, Дайте родиной насладиться,
Ночные разрывают трепела. Накружиться средь птичьих стай!
Скопа заре бросает рыбьи кости. Там, за дальними небесами,
И луч скользит по глади, как змея. Где медведи пасут коров,
Евгений говорит: – Не всё так просто. – Я услышу хоры Рязани,
– Но как желанно, – отвечаю я. – Словно гулкую в жилах кровь.
Умоешься – и рыбой пахнет воздух. Что за песня? Пойду я следом,
Откроешься – и ты непобедим. И прислышится невзначай:
Топляк со дна разглядывает звёзды Тихо бабушка шепчет деду:
И Млечный Путь склоняется над ним. – – Люльку с мальчиком покачай. –
И мы плывём. И нет над нами рая, Это я там проснулся, что ли?
А он вокруг, а он внутри болит. И закружится потолок,
Дыханьем сосен лето догорает, И застонет в копытах поле,
И сердце, словно угли, шевелит. И в глаза полетит песок.
  Эта скачка на смерть похожа.
Жжёт десницу звезда полей.
*** И – ножом по ухмыльной роже –
Пляшет во поле Челубей.
Оглянешься – полжизни пройдено, Мы такое не раз видали:
Но светят детства маяки: Луч у ворона на крыле,
Тысячеглазая смородина И рязанские свищут дали
И ежевика у реки. На ордынской, дрожа, стреле.
Я не похож на неудачника, Русь! Пора за себя, за брата
Хоть не нажил златых камней. Постоять, разогнать чертей!
Мне гладит щёку мать-и-мачеха Эко пашня твоя разъята!
Ладонью нежною своей. Эко мутен стал твой ручей!
И я люблю вас, подорожники, Я кричу! Я вздымаю руки,
И вас, холмы, и синий пруд. Поднимаюсь на смертный бой!
Мне только страшно, что безбожники …Дед спросонья качает люльку,
И вас, как души, продадут. Шепчет бабушка: – Спи, родной. –
И продают! Земля распорота. Их любовь мне и рай, и лето.
Но не купить небесный свет. Сердце бьётся ровней, теплей.
Как не греби деньгу и золото, Так спасибо, Господь, за это,
А у гробов карманов нет. На душе мне теперь светлей.
И за туманами, за деревцем Вот идут косари туманом,
Густеет солнце над рекой: Растворяют себе простор.
То золотой икринкой светится, И татарник по злым бурьянам
То плещет рыбкой золотой. Мёртвый падает под бугор.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 51

Время движет, снега несутся, ***
Рвут столетия, в прах круша.
Но не может душа проснуться, Огневица прошла по лесам и болотам Мещёры,
Как не может уснуть душа. Запалила брусничные угли в сосновых борах.
В этом снеге француз и немец От Криуши до Сынтула солнце накрыло озёра,
Опочили в полях Руси. И в берёзах заветрилось золото на куполах.
Шепчет бабушка: – Спи, мой месяц. Стали травы кудлаты и путаны, словно овчины.
От лихого тебя спаси. – И упруги, как юные груди, холмы облаков.
Я люблю этот край подсвешный, И набухли соски засидевшейся в девках рябины,
Где на взгорок через луга И хмелеют ветра от настоя лесных кабаков.
На молебен рядком неспешным, И тяжёлые, чёрные грузди настырно, угрюмо
Как монахи, идут стога. Прорывают покров под тяжёлым напором земли.
Я люблю эту дымку, заводь, И в пыли тополиной негромкая древняя Тума
Золотое урчанье пчёл. В бортовые машины ссыпает тугие кули.
Грозной тучи ржаную память Кулаки золотистой картошки, литая капуста…
Я по этим полям прочёл. Колокольные звоны и звоны осенних берёз.
Но и в зиму, где зори в дрожи Пролетят журавли – вот и снова становится пусто,
Глухариную алят бровь, Только синие лужи поутру оближет мороз.
Повторяю: спасибо, Боже, А вдали, на реке, где-то в Клепиках или в излуке
За дарованную любовь. У Мартына привольного бьются о берег мальки.
И стоят в торфяном полумраке зубастые щуки,
*** Неподвижные щуки, тяжёлые, как топляки.
Вот и гуси летят, оглашая прощанием веси,
Шла телега по большой дороге, Вот и серые гуси родную покинули сень.
Колею водила за собой. А под ними лесов и болот неумолчная песня,
Перепелка плакала у стога, А под ними плывут и плывут образа деревень.
И звезда мерцала над избой.

Шла телега с сеном ли, с поклажей ***
В жарких лентах свадеб и потех.
Шла телега по деревне нашей, Этот мир надо мной – белым облаком, птицей и
Но уткнулась в XXI век. Богом.
Колея скривилась, соскользнула Этот мир подо мной – муравьишкой, пыльцою веков…
С хоженой дороги под откос. Я люблю, когда небо целует дождями дорогу,
И телега тягостно уснула Заполняя копытца недавно прошедших коров.
Вот у этих пашен и берез. Я навек полюбил эти заводи, эту осоку,
Может быть, она навек устала Эти серые избы с певучим печным говорком.
Или просто горько поняла: Эти сосны шумят надо мной широко и высоко.
Этот век бензина и металла Говори со мной, лес, первобытным своим языком –
Колея ее не приняла. Торфяным, глухариным, брусничным, зелёным, озёр-
С думами о Боге и о счастье, ным,
С думами о счастье и о Боге Хороводным – в распеве сырых земляничных полян.
Шла телега в дождике нечастом, Ой, туманы мои! Ой, вы, жадные вороны в чёрном!
Шла деревня Скоморошьи дороги и ратная кровь по полям.
по большой дороге. Я прикрою глаза и услышу кандальные звоны,
Безысходный, по-бабьи, горячечный плач у берёз.
Как скрипучи дороги! Как мертвенно бледны иконы!
Как селенья ужались, и как растянулся погост!

Тишина на Руси, словно лодка стоит на приколе,
А накатится вихрь, так покуда её и видал.
Мужики-мужики, вам тесны и корона, и воля.
Кто считает деньгу, кто рубаху последнюю снял.

52 Россия 10.2020 [email protected]

Можжевеловый воздух поминками пахнет, как порох.
На серебряных перьях овса – предрассветная трель.
Сколько вражьих чубов причесалось о вилы и обух –
Помнят травы ночные, кровавый брусничный кисель.
И возносит звонарь колокольни стозвонные соты.
Но сжигает Иуда воздвигнутый предками храм.
И на каждой сосне – золотистая капелька пота.
И на каждой берёзе – полоскою чёрною шрам.
Говори со мной, лес, ведь и мне твоя тайна знакома,
Словно аистам в небе, хранящим на пёрышках синь.
Высоко надо мной золотая сгорает солома
И трепещут стрекозами синие листья осин.

ПО РЕКЕ

Мимо правого, левого берега, сёл крутоярных,
Мимо тропок, сбегающих к серым мосткам у осок,
По кочующим волнам, поющим в осоках туманных,
Я плыву и плыву, как оброненный ветром листок.
Эти воды не раз над землёй поднимались парами
От жемчужных озёр, от рубах мужиков на полях,
От солдатских дорог, от горючей слезы моей мамы,
Но очистились небом – и крыши мокры на домах.
И очищены небом под окнами вишни и груши.
И плыву я, плыву, и роятся на сердце стихи.
Кабы так вот дождями и наши очистились души!
Кабы так вот очистились боли и наши грехи!
У тебя под окном муравей на травинке хлопочет.
У меня под окном развесёлая птаха поёт.
Что он хочет от нас, этот мир золотой, что он хочет?
Я плыву по реке, и река подо мною плывёт.
И случайный листок проплывает то слева, то справа.
По загривку волны заревой растекается мёд.
Кто-то смотрит в прицел, выжидая гордыню и славу,
Кто-то завистью выжжен, а кто-то у брата крадёт.
В неустанной вражде берега затаились и воды,
Что же я, проплывая рекой, не пойму одного:
Ничего этот мир не желает, а только свободы,
И ещё, чтобы мы уважали за правду его.
И кукушка у дальнего бора о чем-то пророчит.
Огурцы под студёным туманом поникли плетьми.
Ничего-то от нас этот мир и не ждёт и не хочет,
Разве только, чтоб мы оглянулись и стали людьми.

Людмила Зотова
«Июньское разнотравье»

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 53

Ковчег

О поэзии Евгения Юшина

Не куплю я дали за рекою,
Ни лугов ромашковую песнь,
Ни боров брусничные покои –
Потому что это я и есть.

Евгений Юшин

Вячеслав Русская поэзия сегодня довольно скупо изображает окружающий человека мир. Как правило,
Лютый наиболее рельефные черты пейзажа или жанровой мизансцены в стихах присутствуют очень
выборочно, штучно – дабы подвести сюжет к конечному обобщению целенаправленно и не
отвлекать внимание читателя на нюансы, как бы схваченные боковым зрением. Почти не
встречаются природные панорамы, в которых одна деталь с непостижимой естественностью
и свободой соединяется с другой, третьей – и при этом авторская мысль никуда не уходит,
но явно возвращается в текст и обозначает общий лирический итог поэтического рассказа
только в финале.
Теперь всё больше внимание пишущего сосредоточено на интерьере, вещах мелких, ситуа-
циях обиходных. Сор, из которого произрастают стихи, по саркастической мысли Ахматовой,
ныне вторгся в поэзию и самоутвердился. В огромной степени это касается стихотворений
«либеральных» авторов, вплотную занятых проблемами самовыражения. Но и так называе-
мая «консервативная» лирика не чужда соблазну познакомить нас с мелочами жизни поэта и
штрихами его частной жизни. Гротескные картины городского быта здесь адресуются, скорее,
уму читателя, нежели его чувству и ощущению красоты.
Провинциальное или сельское житьё-бытьё дается в определённом смысле «по факту»:
герой – органическая часть создаваемой стихотворной композиции, а в интонации повество-
вания нет скрытой, практически невидимой стороннему глазу прикреплённости к городу.
Нет тайного сопоставления мегаполиса и деревни, когда удивительная по выразительности
картина, увиденная нынешним жителем «каменных джунглей» в сельском отчем крае, стала
бы главной и самодостаточной.
Одухотворённая во всех своих приметах и людях, эта поэтическая живопись, а порой и
рисунок, – редкость по нынешним временам. Поэты, которые выбрали для себя такой
художественный путь, во многом оказываются творческими наследниками Есенина. Внутри
подобного литературного окоёма можно найти разные и взаимно не похожие голоса. Стихот-
ворения Евгения Юшина – одно из самых ярких явлений этого корпуса современной русской
лирики.
У Юшина есть две строфы, которые могут служить своего рода духовно-творческой моделью
его авторской речи:

Вишни падают. Вся земля под деревьями – сыпью. Я люблю это время молочное в сахарных осах.
Тонкий ломтик луны у горбатых под сеном телег.
Подобрав гребешок, как заплата цветная, петух
Боком, боком, вприсядку по грядкам шаги свои сыплет. И всё смотрит куда-то сквозь поле и небо берёза.
И угрюмой индюшкой уткнулся в корыто лопух. Что-то знает душа, но не может понять человек.

 
В первых шести строках даны время и ближнее пространство. В предпоследней строке – про-
странство широкое, которому свойственно одиночество. В финале обозначена метафизика,
экзистенциальная невысказанность, неподвластная формулировкам: «не может понять чело-
век» – житейское; «что-то знает душа» – неземное.
В той или иной мере такой смысловой строй присущ очень многим произведениям поэта.

54 Россия 10.2020 [email protected]

Даже там, где изобразительная задача целиком владеет автором, и он закольцовывает сюжет
наглядными предметами, с которых и начиналась вещь. Даже там внутренняя раздвоенность
его чувств и сознания скрыто присутствует в тексте и сказывается в акцентах словесной кар-
тины. Именно потому жанровые и природные сюжеты у Юшина не становятся декоративны-
ми. У иного автора подобные детали только множатся. И едва ли не главным достоинством
поэтики такого сочинителя оказывается лишь этот, несомненно, важный приём и умение им
пользоваться «не по чину».
В стихах Евгения Юшина пейзаж не перегружен избыточными деталями. Но, обозначив явле-
ние или его фактурную, узнаваемую часть, автор перемещает свой взгляд дальше и создаёт
панорамное изображение. Склонность к панораме при соприкосновении с внешним миром
можно счесть главной особенностью зрения поэта. В этом движении певца-наблюдателя есть
некая затаённость. Его речь адресуется куда-то вовне – тем людям, которые должны «войти»
в поэтическое око и принять всё им увиденное: радостное, грозное, печальное, достойное
восхищения и поклонения, сочувствия и горькой слезы. В этом мерном переходе взгляда от
одного к другому можно найти образ целого, которое нельзя разъять, дабы не разрушить
красоту внешнего и глубину сокрытого. Совсем не так – во множестве современных «стихот-
ворений-телеграмм», переполненных разными мелочами и штрихами. В них интонационные
и сокровенные связки между срезами реальности и оттисками души, кажется, намеренно
изъяты из контекста, вырезаны виртуальными ножницами – характерным инструментом
лихорадочного рассудка стихотворца. У Юшина – иначе.

Здесь люди красивы, как вольного неба размах, Сгущаются красные сумерки возле домов.
Но взоры неспешны: душа не откроется сразу. И мчит колесо золочёной листвы издалече.
И девушки царственно носят озёра в глазах,
Придут Кочетковы, Степашкины, Коля Нырков,
И старый баян развернёт угловатые плечи.
А парни задумчивы, как мускулистые вязы.  
  Не только за чаем мы будем сидеть допоздна.
Пройдут, не спеша, перед нами дожди молодые,
Здесь дни широки, а полночные звёзды остры. Раскаты объятий, мурашки рассвета, весна –
Леса молчаливы, но всё о себе понимают. Вся жизнь пролетит, и накатятся слёзы седые.
Туманы буксуют на волнах коричневой Пры.
Лещи из густых омутов зеркала поднимают.
 
Потом все разъедутся. Встанет луна у ворот.
Притихнут собаки, и в сердце осядут печали.
И спелое яблоко гулко в траву упадёт,
И старый баян замолчит, пожимая плечами.

Стоит особенно отметить, что у Евгения Юшина всё, о чём он пишет, принадлежит нам всем –
даже когда речь идёт о чём-то личном. У него очень часто встречается или подразумевается
оборот «у нас тут» («только здесь», «нам ближе»). И кажется: входя в душу поэта, ты прини-
маешь как давно знакомое то, что лишь сейчас увидел и понял, почувствовал и оценил.

И только здесь, где поля – вволю,
Душа, страдая, познаёт
И липы голос колокольный,
И взгляд старухи у ворот.

У читателя – своё поле, и он догадывается, что душа познаёт мир, только страдая и отдавая
часть себя другому, может быть – всем («старуха») или всему («липа»). Но здесь возникает
ещё и контраст динамики происходящего: голос колокольный звучит, старуха смотрит при-
стально. Движение и покой в непостижимом единстве пронзают твоё сознание, скользящее
по лирической странице – оно принимает нарисованное как что-то личное, собственное, уже
неотделимое от твоей прошлой и настоящей жизни, от родной земли и певца, нашедшего
путь к ещё одному сердцу.

И нет над нами рая,
А он вокруг, а он внутри болит.
Дыханьем сосен лето догорает,
И сердце, словно угли, шевелит.

Юшин в стихах изобразителен, но не рассудителен. Он как бы даёт в финале очередной
истории свой маленький авторский комментарий. Между тем, комментатор не равновелик
увиденному. Будто выходя из живописного полотна, он взвешивает положенное на холст – и
существующее, а потом опять уходит в краски и линии, вышедшие из-под его руки, оставляя
читателю свет и тени, лица и пространство, домашний обиход и приметы леса, поля, неба и
земли. В его сюжетах всегда присутствует очень точный ключевой образ, который связывает
стихотворную ткань с визуальной, ум – со зрением:

Мы и живём-то, словно что-то просим,
Подобно зимним птицам на снегу.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 55

Отдельная от больших городов провинциальная жизнь, скудная и самодостаточная, по
полноте чувств такая же, как и в другом удалённом от шумного центра месте («И здесь живут,
и здесь чему-то рады, / И здесь хватает муки и страстей»). У поэта, зимнего жителя мегапо-
лиса, совсем не найти сухого, безжалостно трезвого ума, ныне особенно распространённого
в своём космополитическом изводе, но есть – безоглядная вовлечённость в русский мир. С
городом автор не связывает собственный путь – судьбу и творчество, потому что иллюзор-
ный асфальтовый рай высушивает человека. И он уезжает из города в деревню, в «домотка-
ную провинцию», возвращаясь к истинному ощущению жизни («Изо всех карманов город
выброшу...»).
Когда Юшин погружается в реалии природы, он почти всегда использует как художественный
приём олицетворение. Ткань его стихотворной речи мастерски принимает в себя этот троп,
который выполняет свою роль почти незаметно, не выходя на первый план, но будто «сши-
вая» собою отдельные фрагменты панорамы. В результате под пером поэта окружающий
мир (как правило, сельский) предстаёт удивительно живым, похожим на всё человеческое,
одновременно принимая в себя и самого человека – искреннего и открытого душой.

И хотелось свистеть, словно птаха,
И хотелось брести и брести
Мимо сосен в тяжёлых папахах,
Мимо рек, потерявших пути.

Отметим, что Юшин всегда присутствует в своём сюжете, так или иначе являя собственное
лицо и волю. И потому его поэтическая живопись никогда не наскучит, ибо в ней всё дви-
жется, меняется – не убегая от автора, но будто идя с ним рука об руку. Органичное чувство
полноты жизненного и природного круга позволяет поэту насыщать свои строки объёмом и
дыханием, соединять наглядно-близкое и смутно-далёкое. Самобытная и житейски узнавае-
мая образность, классическая ясность картины и взвешенная целостность многих произведе-
ний Евгения Юшина аукаются с лучшими образцами русской натурфилософской поэзии.

Поплыли селенья на том берегу, Выводит петух засидевшихся кур.
Поплыли холмы и овраги. От облака – длинные тени.
И всё, что недавно лежало в снегу, У Любки-буфетчицы – синий прищур
В весенней запенилось браге. И солнцами светят колени.
   
Пустынные дали разбил ледоход, Анюта соседу несёт молока.
Задвигали скулами льдины. Наладил сетёнку Василий...
У пристани старой проснулся народ, Пока что не громко, пока что слегка,
Скользит сапогами по глине. А всё ж оживает Россия.

 
Природные стихи у Юшина никогда не бывают угрюмыми. Кажется, знание о круговоро-
те времён года даёт ему уже чисто человеческие душевные силы и позволяет с радостью
встречать и весеннее обновление, и могучую стихию грозы. Он становится частью торжества
жизни и частью непредсказуемой стихии. Никакое буйство окружающего естественного мира
не устрашает его лирического героя, почувствовавшего своё родство с природой.

А сколько жить – на то не наша воля. И небо свободно, и пажити голы.
А сколько петь – на то не наш загляд. Совсем опустели и дали, и долы.
Черпнёшь волны, а в ней качнётся поле. И думать легко, и приятно смотреть
Черпнёшь небес, а в них вздыхает сад. На осень, на озимь, на синь и на медь.

………………………………………
Отмечая красоту и сказочную нерукотворность земли и неба, поэт всегда прикреплён к на-
стоящему времени. Радость бытия во многих его стихах вызвана восторгом проживаемого
мгновения. Но есть ещё прошлое и будущее. Вчерашний день у Юшина связан с ушедшими
родными и с тяжкими эпизодами русской истории. Эта «мемориальная» часть его поэтики
напитана грустью и тихим счастьем, горечью и гневом. И всякий раз автор находит окрашен-
ный чувством образ, сотканный из нитей родства и справедливости, нежности и надежды,
который в двух строках содержит неотделимые друг от друга русский смысл и русский порыв.
Прощание с отцом, дошедшим в Отечественную до Берлина: «Ты нёс на плечах меня май-
ским счастливым парадом. / Теперь вот другие тебя на плечах понесли».
Обманчивая тишина на Руси: «Сколько вражьих чубов причесалось о вилы и обух – / Помнят
травы ночные, кровавый брусничный кисель».
Предки, которые всегда с нами: «Разделят радость и спасут от горя, / Покуда сам я не забуду
их».
Негаснущая любовь к отчей земле: «К снегом запорошенному краю, / К сёлам, почерневшим
на крови».
Оглядываясь в минувшее, поэт просит Бога о будущем русских крестьян:

56 Россия 10.2020 [email protected]

Пожалей их, Господь. Без того им по жизни досталось Сохрани им любовь к этим пажитям, синим болотам,
То пахать, то косить, отправлять сыновей на войну. Буеракам и песням в исчерченных плугом полях.
Кроме этой избы с огородом у них не осталось Здесь полынь на меже пахнет кровью и дедовским потом,
Ничего. Ничего не вменяй им, Всевышний, в вину. И ладонями бабушки теплится мята в лугах.
 
И теперь уже перед нами не упоённый земным существованием певец, но ходатай за всю
историческую Русь. Поминая «железный ветер» рубежа тысячелетий, он видит внутренним
взором давние дни и сегодняшние. Какая страшная доля выпала русскому человеку: одолеть
фашистского врага – и через полвека попасть под пяту либерального хищника с холодной и
циничной душой!..

В морщинах брёвен – пыль иного века.
Какие здесь гремели облака!
С войны вернувшись, гармонист-калека
Одной рукой растягивал меха.
 
И пел ведь, пел. И радости-печали
Любой избе хватало на судьбу:
И люльки, словно лодочки, качали,
И провожали ближнего в гробу.
И бабушка, и мама – молодые.
 И песни – не удержит соловей.
Какие здесь черемухи льняные!
Какие искры на глазах коней!

Любовь к русскому пахарю и русскому воину проходит через все стихи Юшина. Для него
это – то родное, что принимается целиком, без упрёка и рационального учёта достоинств и
недостатков. В его голосе нет отстранённости, судейской или ворчливой интонации. Напро-
тив, приподнятость авторской речи – здесь органическое и ничем не отменяемое свойство
характера и таланта поэта.
Между тем, несмотря на то, что иные сельские стихи поэта кажутся быстрой зарисовкой,
практически всегда в этих текстах есть пронзительное наблюдение или глубокий образ,
смысл которого множится. Называя родное «зелёное село» библейским ковчегом, который
плывёт по волнам, поэт неявно обозначает оба значения этого слова. Ковчег – корабль,
спасающий людей и животных. И одновременно – ларец, в котором хранились скрижали с
заповедями человеческого бытия. Сниженный до душевного обихода строгий исторический
символ насыщен теплотой и самыми разными приметами. Но в нём есть два кардинальных
смысла: Спасение и Наставление. Деревня спасительна для истерзанной души русского чело-
века, потому что даёт ей извечный закон, по которому устроены природа и главные ценности
русского мира: любовь, семья, память, труд, созидание, милосердие, детство, достоинство,
честность, самоотверженность, благодарность, уважение... Всё это хранит в себе простран-
ство русской деревни, знавшей на своём веку и покой, и беду.
Меняются времена, люди без рода и племени говорят, что сельский мир в России почти умер.
Однако здесь принято верить не лукавым пророкам, а вдохновенным поэтам:

И полетят другие гуси,
И песни новые вослед,
Но также будут пахнуть Русью
Полынь
             и этот белый свет.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 https://denliteraturi.ru/article/4951

57

Вязь затейливых извилин

УТРОЕ ДОБРО… нагло
грубо,
Утрое добро стихотворяне — бесцеремонно
Мудрые правнуки Велимира! целовала
Утрое добро в стынущие
российского Слова — словяне — губы.
Ювелиры баяно языческой лиры. И точно,
Утрое добро силы утроит. спохватившись,
Слово в устах свой почувствует вес. извиняясь,
И стихосквОрец к ногам сползала,
заливистым свистом устроит извиваясь,
Разоблачение тучных небес. по кожаным плащам,
Утрое добро, стихотворяне! щекам
Утрое добро, и мокрым шубам.
стихотворяне… И там,
блаженствуя
Юджин С-ТАЯ… и на подошвах
Велос тая,
Разгневанная вдруг превращалась
с неба в слякоть,
сорвалась зима, грязь и хлам
как стая вся эта обезьянья
белых обезьян, стая.
швыряя снегом
и шныряя по дворам Nature morte Со свечой
она спускалась в город
по деревьям, …Рожденные
по домам в смирительных рубашках,
из серых с ума сходили,
кирпичей, узнавая,
по тусклым что правда
фонарям, держится
Журча, на честном слове,
урча в котором
и хохоча, гласных меньше,
ругалась чем согласных.
водосточно …а если гласных
в трубах и согласных
заводских пополам,
печей, то это всё
подолы зовётся истина…
задирала … но отзывается стена,
тополям, стена,
на скользких стена,
улицах стена,
пыталась танцевать где в застенках
канкан, висит без гвоздя
и пьяной женщиной натюрморт
из кабака «…со свечою в ногах,
прохожих догоняла взаправду протянутых
в те времена,
58 где многие, сидя,
стояли
за истину…»

Россия 10.2020 [email protected]

ГОРОДСКАЯ ВЕРБА

Очарованный
ветреной
вербой,
стоящей
в весенней
фетровой шляпе
в промоченных
ботиках
у бордюра,
дирижирующей
сломанным
прутиком,
репетирующей
грачиную
увертюру,
Я кричу:
«Кто же ты?
Кто же ты,
таинственная горожанка,
зажатая между
домами
и гаражами?
Уходи, уходи!
Уходи же:
скоро люди
выйдут
с ножами!
У них дОма пустуют
стеклянные
банки,
вазы,
ванны
вместе с тазами.
Уходи,
оторви свои корни
с бордюра!
Ну, иди же!..
Тебе — пора.
Уходи,
длинноногая Баядера,
с городского
пустого
двора!

В 2011 году в некоммерческой ознакомительной серии Ростовского
регионального отделения Союза российских писателей «32 полосы»
вышел авторский сборник стихов «АммонитЪ».

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 59

Геннадий Лавренюк
Художник. СПетербург

Иллюстрации: фотопортрет Юджина Велоса
и графическая серия для книги Е. Чупрова
художника Геннадия Лавренюка.
АммонитЪ. Графика (линомонотипия).
Геннадий Лавренюк LAVR
Театральный сценограф, художник, график,
писатель. Санкт-Петербург, Россия.

ШЕЛЕСТА-ШЁПОТ

(в ночь на летнее солнцестояние)

Всю ночь — без сна,
Всю ночь — без сна…
В садах беснуется весна…
Среди лепечущих ветвей
Трепещет юная листва,
Перенося из уст в уста
Шаманское приветствие степей…
Положу ромашку
Спящей на рубашку,
И к нашей дружбе от вражды
Проляжет тропка ворожбы…
Купальщиц шёпот донесло,
Познавших мавок ремесло, —
В канун священного ночного бдения,
Пустивших по воде забвения
Венки, букеты из фиалок…
Оболью тебя болью соболью,
Обовью шелествянною шалью…
Слышишь, словно самой любовью
Всюду ландыши надышали?
О, эта звукопись весны,
Насквозь просвечивает сны,
В садах ночующих невест,
На ложе из белёсых лилий,
что в изобилии обвили
Страстями распростертый крест…
Мне бы в небо забросить невод,
Что сплетен из колосьев пшеницы…
Как же небу без зерен хлеба,
Если в нём васильковые птицы?..

60 Россия 10.2020 [email protected]

ТРИПТИХ Свет тлеет
В лампе керосиновой
Свет тает… листом осиновым,
Смола прибившимся
Стекает к окну,
по а за
подсвечнику окном —
ствола. сама
Эге-ге-ге-гей! осина,
От стоящая
прикосновенья в горящем
голоса, платье
с ветвей парусиновом,
посыпавшись, осеннюю
вспорхнула рассеивает
вспуганная тьму…
птичья стая.
Мгновенье —
птахи застывают
на весу
и исчезают,
набирая высоту…
В лесу светает…
Свет таит
роса,
свисающая
со стебля
проса,
сгибающая
восклицательнейший злак
в сутулый знак
вопроса.
Вдруг замечаешь:
по утру
в одно
мгновение
светает
на лугу
от прикосновенья
песни
к пастуху:
«…по вОду,
пО воду,
да по воде
поведу-ка я коня
на пОводе
под пастушечью дуду…“
Вот голос
затихает,
вот совсем
замолк…
Пастух
в молчании
смотрит
на восток.
Светлеет…

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 61

МОЛИТВА ViA COMBUSTA*

1 Пришел к своим,
Отче Вечный, очисти от нечисти, и свои Его не приняли.
честь по чести почисти в отечестве, — Евангелие от Иоанна.1.11.
научи сволочей человечности.
Отче, неужто наши возничие, Отпал от ветки блёклый лист,
волки, по сути, в овечьем обличии, но как легко ему в полёте!
алчут отчизну сделать добычею? Ни с чем не связан, всюду чист.
О, Господи, на исповедь сподобь, Блаженный — что с него возьмёте!
в беспамятстве чада не уподобь Дыханье, взятое взаймы
быть стадом, ведомым заведомо в топь. из почвы, влаги, тьмы и света,
2 в себе задолго до зимы
Да не оставят нас силы небесные он затаил помимо цвета.
в дни, когда точно судьбы безвестные Цветком снежинки на огне
бездны под нами зияют беззвездные. однажды так же я истаю.
Боже всевидящий и вездесущий, Тужить не надо обо мне,
надежду вселяющий и несущий — уж я-то лучше это знаю.
мне Слово, что пищи паче насущной. Мошкою в солнечном луче
Боже, услышь меня в этой глуши, жить, мельтеша, на этом свете?
путь лучший заблудшему укажи, По мне — так сгинуть на свече,
и в помощи немощным не откажи. чем стать поживой цепкой сети.
3
За всех невинно убиенных Не так на свете много мест,
со дня постыдной казни пленных где по ночам, по наши души
геенной огненной суди военных. качнут маячный благовест,
Пусть ненависти пасть отныне желая вызволить из стужи.
ко всем изменникам святыни Стою на выжженной меже,
в нас станет ненасытнее пустыни. между своими и чужими,
Но если в мыслях не остынет месть, для этих я — чужой уже,
помилуй нас, не дай нам днесь а те — не стали мне своими.
до сыновей сей суховей донесть. Давай уладим все дела,
а хочешь так, не глядя кинем,
кобыл возьмем под удила
и навсегда отсюда двинем.

Пускай тогда судачат квочки,
покуда месится квашня.
Яйца не стоит оболочки
делишек наших мельтешня.
Сойду с обочины в поля,
пущусь нехоженою стёжкой,
вослед, не глядя, тополя
махнут пуховою ладошкой.
Легка пушинка на подъем,
любого хватит дуновенья,
витать без цели над огнем,
избыв земное тяготенье.

*ViA COMBUSTA — Сожженный путь.

62 Россия 10.2020 [email protected]

ДО ВОСХОДА… КАНТЕ ХОНДО*
Доведя желток до смеси
Элегия клея, ляписа и масла,
за стволами мелколесья
Ангел, завидев смерть, солнце нехотя угасло.
медленно кружит в вышине Вслед за тем по снулой глади
и ткет из ледяных тьма скользит на ветхой лодке,
и лилейных слёз элегию… месяц в облачном окладе
Ф. Г. Лорка. смуту сеет в околотке.
Мнится путнику в тумане:
ДУЭНДЭ. Тема с вариациями на отшибе за селеньем,
некий знак дают цыгане
Несметным тиканьем цикад волчьей стае своим пеньем.
исполнен ход июльской ночи. Это значит — их кибитки
Луны сияньем заткан сад — за клубами белой пыли
дымком белёсым застит очи. постояли у калитки
На фоне смутном — вдалеке — и неспешно в степь отплыли?
стволов согбенных метловища, Это значит — в самом деле
в туманном стынут молоке кто- то слышал звон тимпана,
оконца дальнего жилища. и в течение недели
Обмолвить слово по душам видел дым степного стана?
мне до восхода больше нЕ с кем. А затем наплёл по пьянке,
Долина внемлет камышам, сидя с девками в станице,
полночным шелестам Летейским. дескать, шалые цыганки
В единый выдох воплотив не иначе как — волчицы.
погоста сельского останки, Дескать, был ему обещан
в ночи гуднёт локомотив амулет с пятью клыками
на одиноком полустанке. кем-то из цыганских женщин,
Под стук невидимых колёс, тех, что видел он с волками.
во тьме удвоенных на эхо, ТО, что он исчезнет — знать бы? —
нет сил унять позывы слёз — уточнили бы детали!
не то печали, не то смеха. Очевидца волчьей свадьбы
Такое чувство, что уже больше так и не видали.
вне бытия и вне сознанья Дед из дальнего улуса
идёт отсчёт в моей душе опознал лицо кутилы:
минут оставшихся дыханья. след от жуткого укуса
Восход едва велит лучом шел до самой шейной жилы…
коснуться лезвия мусАтом….* Если даже и на вече
Не сожалея ни о чём, уличат его в обмане,
уйду себе тенистым садом. не намного станет легче
Для Вас оставлю на полях ночью путнику в тумане…
свои невнятные пометки —
клубами вдаль пылящий шлях *Канте хондо (исп.) — глубинное пение.
вдоль колеи железной ветки. **На самом деле — „млиться“ — „млеться“;
Клочок непаханой земли означает — „представляться“, „чудиться“, „видеться“.
с ночными видами на небо, ***Млилко — дух, обитающий в безлюдных местах.
полыни запах, ковыли,
ломоть подсоленного хлеба,
Судеб смыкающую нить,
найдя на ощупь волоконца,
оставлю Вам — соединить…
…успеть бы… до восхода солнца…

* Мусат — стальная полоска для точки ножей, правки и
заточки косы. Мусатить косу или нож.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 63

ФОКУС
Виденье дантовых колец —
сквозь „губ глазных“ ** навод на фокус.
Отныне здесь я не жилец,
хлеб вам отныне — hoc est corpus…***
Деянья, сотканные мной,
и после нас однажды свяжут
вином, надуманной виной.
…ещё услышите — вам скажут.
Отец меняется в лице,
глядите — вот уже двоится.
Затменье солнца на венце
ко мне подтягивают птицы.
Весь путь осветиться земной.
Войдя — как пить — в исходный опус.
…Слова несказанные мной
с числа колец сбивают фокус…
Стою на стыке двух веков,
где век на век, идя на стенку,
лудит остатками оков
людей голИмую нетленку.
Дай волю — заживо спалят…
В одном глазу не станет даже
того, что следом обелят
иль осветЯт по пьяной блажи.
По знаку сведущих мужей —
когда и кем виток покину —
служаки дюжиной ножей,
откинут лишнюю мякину.
Они как следует пасут:
кому затем поступит глина,
когда воссозданный сосуд
собой займёт дыханье сына…
В загоне спит с овном телец,
восход давно дугою львиной
связал видение колец
одной двойною пуповиной.
Цвет у колец белёс и слеп…
…вкуси и выкуси — Канопус!****
…вам от меня вино и хлеб…
…отъезд — наезд, навод на фокус…

*Focus -латинское — очаг, точка пресечения или преломле-
ния лучей, отсвеченных или отраженных.
Точка отчетливого снимка.
Средоточие, центр.
По другому маловероятному мнению слово хокус (фокус)
восходит к изречению
Христа на тайной вечере, часто скороговоркой повторяемо-
му священником в церкви
***„сиё есть тело моё“ hoc est corpus meum».
«губ глазных» — метафора заимствована у самого Данта.
****Канопус находиться в созвездии альфа Киля, рядом с
Сириусом. Это и есть звезда счастья. Именно она спо-
собствует наполненности жизни человека, когда он пьёт
жизнь, как из чаши.

64 Россия 10.2020 [email protected]

ЗА ЧАЕМ АммонитЪ

Борьба между тем, что любишь, и тем, что не Век. Известковый слой в крови…
любишь — это болезнь ума. Горящий мел и грифель кормит
Сосан (третий патриарх дзен). С иконоборческой доски.
……………………………………. О. Мандельштам
Как победить эту болезнь? Просто засмей-
тесь и попросите чашку чая. Видимо, в наших венах не достаточно извести.
Ошо (Син Син Мин) И. Бродский

Посиди со мной за чаем, Но, когда я пытаюсь представить любовь без изъяна
день ли, ночь ли за окошком, Или жизнь после смерти, я слышу одно струение
хочешь, молча поскучаем? Подземных потоков и вижу один известняк.
Посиди со мной немножко. Уистон Хью Оден. Хвала Известняку
На восточном небосклоне
чуть видна полоска света — Бьёт холодное оконце
вот и небо в том же тоне из глубин ночной темницы.
молча ждёт от нас ответа. На исходе века солнце
Ты же знаешь, я — везунчик, гасит ясные зеницы.
или некто в этом плане, Набегут шальные тучи,
вот увидишь — будет лучик волоча дождей подолы,
пониманья между нами. думы тягостно-тягучи
…в ослепительном потоке наводнят поля и долы.
унимаются печали… Сменят зелени отливы
солнце всходит на Востоке… спешно волны водоема
…значит, всё как намечали? на цвета поспелой сливы
Жизнь в уездном захолустье, там, вдали, у окоема…
удалённом от столицы,
помогает мне, допустим, Непонятное волненье
ото всех уединиться, изливает свыше в тело.
потому как без финансов, В налетевшем дуновенье —
без каких-либо вложений, повесть извести и мела.
не ахти, как много шансов О божественном сеченье**
для сближенья отношений. в чудном свитке аммонита,
Жили-пили, спали-ели… о неведомом ученье
а хотелось бы с годами, на основе монолита.
знать — кто МЫ на самом деле. Завиток того моллюска,
И понять, — ЧТО движет нами.
Лёд истаивает в воду,
и собой питает землю*,
неизбежному исходу,
я уже, как видишь, внемлю.**
Погоди, давай помедлим:
путь по выжженной пустыне
может стать для нас последним
испытанием — отныне!
Нам дано понять эскизы,
всех путей в исходной точке…
… чай с кислинкою мелиссы,
… настояв на кипяточке.

…………………………………………………….

«Тающий лёд возвращается в воду, тело моё
возвращается в землю» — Гаутама.
Внимать -1) слышать, слушать что-либо. 2) Со-
средоточивать — концентрировать
на чем-либо внимание, а это уже медитация или
чань-дзен.
В русском языке, стало быть, всегда был искон-
ный термин для такого понятия как Дзен.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 65

находясь в девонском слое,*** костяными лопастями —
видом каменного сгустка унесет клубами взвеси
задевает за живое. бледно-желтого кальцита
Некто в статусе посланца, в основном составе смеси
мною виденный воочью, ледовитого Коцита.******
слоем аспидного сланца В устье топком эти воды,
водит между днем и ночью. неподкупного судейства,
Вдоль по линии изгиба, соискателям свободы,
по кольцу, скосив глазами, на витке исподнем действа,
он каймит изнанку лимба**** утолить не смогут жажды,
белой ночи небесами. власти алчущего тела.
То молчит себе веками, Тем и кончится однажды
точно сон ему так важен, повесть извести и мела.
то затеет плавниками О божественном сеченье
вытеснять огонь из скважин, в чудном свитке аммонита,
оплавляя в диком зное о незыблемом ученье
своих залежей излишки, на основе монолита.
подвигая всё земное Повесть каменного сгустка,
к тектонической подвижке.***** былью ставшее воочью,
Абы тиснуть судеб доски, воплощение моллюска,
ладно сбитые в колена, где-то между днем и ночью.
в известковые обноски,
извлеченные из тлена. *Аммонит — Амонов-рог, окаменелая допотопная
Или, судя по обломкам, раковина, похожая на бараний рог. Аммонитовые об-
донести в хитине спикул, ломки. (Словарь Владимира Даля.) Раковина свернута
в назидание потомкам, в плоскую спираль, но часть меловых аммонитов
по кольцу витому цикл. имеет развернутую или улиткообразную форму.
Плотью впитывая с камня Морские подвижные животные. Надотряд наружно
волновой поток наитий, раковинных головоногих моллюсков с известковой
в тусклой памяти восполня раковиной, свернутой в спираль, разделенную пере-
допотопный ход событий, городками на камеры.
чуждый выходец из толщи, **Не «золотое сечение», наименование, которое дал
неизменно втянет многих пусть и Леонардо да Винчи,
в ископаемые мощи а «Божественное Сечение». — Section divine.
неземных головоногих. ***Ранний Девон — поздний мел. Девонская система
Между полостями зева, (период) — четвертая система палеозойской эрите-
между тяжкими снастями мы.
их затем — путем отсева ****Лимб (лат. Limbus — кайма) католического ада,
где, по церковному учению,
пребывают души ветхозававетных праведников и
куда отправляют души младенцев, умерших без кре-
щения. Сюда же Данте помещает души всех добро-
детельных христиан.
*****Слово Аммонит по странному совпадению —
взрывчатое вещество, употребляемое в горном деле
для разрушения пород, а так же в военном деле.
На основе вещества аммонала. Слово из разряда
образований: динамит, мелинит, термит. (горючая
смесь).
******Ледяное, иначе ледовитое озеро Дантова ада
— Коцит (греч. Плач). Думаю, именно в него стоит
вмёрзшим Человек-Дерево на картине Иеронима
Босха.

66 Россия 10.2020 [email protected]

ЖАТВА из надломленных колосьев
я венок ему совью»…

Sator Arepo Tenet Opera Rotas.*

Она умерла вдруг, в поле во время жатвы… Что-то в этом есть такое,
М. Горький. (Жизнь ненужного человека) что помимо даже воли
побуждает о покое
неизбежном — думать в поле.
И когда человек перестаёт клубиться в этой

простой чистоте, ровно ничего не происходит, и Словно кто-то в ту минуту,
выясняется, что жизнь это просто шелест зана- став для ангелов уловом,
весок в окне давно разрушенной башни, и каждая унимает в душах смуту
ниточка в этих занавесках думает, что великая напоследок своим словом.

богиня с ней. И богиня действительно с ней.»

В.Пелевин (Generation «П.»)

Суетятся медуницы ** С высоты полёта птицы
на цветущих медоносах, он окидывает взглядом
спины гнут косцы и жницы поселян в волнах пшеницы,
над снопами на покосах. да большак с пылящим стадом.
Блеском масленого злата Восходящие потоки
на холме заметен купол… от земли бесплотной массы
…камня белого палата, восполнять должны в итоге
…полдень колокол отстукал.*** в небесах свои запасы.

Тянут сивки волокуши Свет луны длиною в милю
по жнивью полей озимых, заводь делит бледным мелом,
где уж нынче бить баклуши, небыль смешивая с былью,
— обмолот стоит в овинах! в душах спящих, между делом…
Свет полуденного солнца Сны похожи на общенье
зноем движет занавески, сквозняка и занавески,
позволяя из оконца в ткани видишь воплощенье
водоёма видеть всплески, плоти суетные всплески.

Суховей заходит степью, Вязь затейливых извилин
дуб в ответ шумит листами, в забытьё уводит — тонко,
Поселяне, движась цепью, здесь язык плести бессилен,
заводь щупают шестами. тут уже — своя плетёнка;
Остов лодки к небу днищем шеи, туловища, лапы,
из глубин на отмель вылез. вкупе с длинными хвостами,
— Не утопшего ли ищем? то ли птицы, — то ли жабы,
— Как же, с ног уже все сбились! то ли жёлуди с листами….
………………………………………………………………………………
Sator Arepo Tenet Opera Rotas.* — Сеятель и жнец совершают круг
работы, — римский магический квадрат.
Лентой дым валит из дома, Медуница — пчела, а не цветок (по словарю В. Даля)
заволакивая ниву,
мниться банная истома
с воблой, вяленною к пиву. «Медуницы и осы тяжелую розу сосут…» О.Э. М.
Так бы взять, и н`азло мухам, Полудница, полуденница, Дух полдня в облике женщины. Полу-
лютым паутам и зною денное время «принадлежит» полуденным Духам, напоминаю-
на себя единым духом щим полдневных демонов западноевропейской средневековой
осушить бадью с водою. традиции: в полдень жизнь человека находится в опасности от
«daemon meridianus».
«Согласно с самим именем Полудницы и немилостивым её обы-
чаям убивать в полдень людей, если они замешкались на работе,
В полдень, спёкшись на делянке, у нас в областных наречиях, а именно в Южной Сибири, употре-
в синь полудницыных глазок**** бляется глагол Полудновать в значении: „жить последние минуты
лёг на выводок медянки,***** перед смертию“ Отсюда обычная эпическая форма в древнерус-
отдохнуть малец — подпасок. ских стихах: «Едва душа в теле полуднует». (Ф.Буслаев 1861 г.)
Из витых волокон света Полудновать — «жить последние минуты» — Бассейн Белого
соткан тонкий кокон тела, моря.
пташкой, пойманной в тенета, ****Цветок- василёк в Сургутском крае именуют «полудницын
здесь душа своё отпела. глаз», что указывает на возможное «подземное» т.е. пекельное
обитание (происхождении Полудницы), подобные воззрения от-
мечены и в поверьях Русского Севера, в частности Архангельской
области.
Мёда, выпив, на полыни, *****Медянка часто отождествляется с веретеницей, почитается
голосит девица в сенцах, одной из самых «лютых» змей. В ряде районов России медян-
(суженого в домовине, ками именуют гадюк. По поверьям незрячая Медянка получает
понесли на полотенцах)… зрение раз в году и именно в Полдень года (с 7 по 19 июля), яд
«след извилистый полозьев свой она берет, выпивая из солнца (не связано ли это с солнечным
змейкой вьется по жнивью, ударом?).

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 67

Чтоб эту горечь в речь облечь...

О поэзии Юджина Велоса

«Чтоб эту горечь в речь облечь, В этом коротком стихотворении – квинтэссенция отношения поэта
Учу пространственную Азбуку. Юджина Велоса к поэзии и – шире - к языку: пытливое, бережное,
Не ту, что начертал Митурич, проникающее вглубь, в многослойную толщу и многомерность
А ту, что удалось сберечь, смыслов, оттенков слова. О себе Юджин Велос говорит так: «На-
Восстановив Азы по звуку правление, в котором пишу – «Велосамелос». Стремительный
напев. Устная музыка».
Ещё шумящего Азова...»

Юрий Слово поэта неразрывно связано корнями не только с речью, говорением, но и с жизнью, с
Фрагорийский основами существования человека. Осмысленная речь – в поэтической парадигме Юджина
(Птицелов) Велоса – божественный дар, необходимое условие, без которого человек теряет связь с Бо-
гом и Родом, а значит – утрачивает человечность как главный видовой признак.
Слово письменное и устное в стихах Велоса сливается воедино: отсюда скрупулёзное внима-
ние к графической стороне текста, топонимике и звучанию, где – согласно авторской доктри-
не – совершается великое таинство слияния звука, знака, смысла и музыки. В этом синтезе
– фокус, в котором преломляются история и культура, эпоха времени и географическое про-
странство, актуальность и вечность. В напряжённом, плотном поэтическом языке поэта скон-
центрированы смыслы, связывающие речь с русской культурой на уровне корневой системы.
И в то же время – смысловые нити стихосотворения пронизывают материю поэзии, связывая
её с культурой Европы и Азии. Православные «колокольные» ноты и магия природных стихий
переплетаются с ведическими архетипами, буддийскими воззрениями и образами, приходя-
щими из глубины языческой древности.
Его стихи многослойны: внешний слой – событийный – подобен художественному полотну с
неброским, но всегда точным и изящным рисунком, с внятным, взаимообусловленным сюже-
том. Внутренние слои раскрывают глубинные смыслы, буквально прорастающие из каждой
завершённой фразы.
При комфортности чтения текста, кажущейся лёгкости считывания его «верхнего слоя», более
глубокие содержательные слои насыщены общекультурными, «цивилизационными» смыс-
лами, с одной стороны – и мифологическими и фольклорными мотивами, с другой. Содержа-
ние текстов полнится образами, символами, архетипами, аллюзиями и реминисценциями.
Художественные образы теплы и человечны, и в то же время восходят к сакральным, фун-
даментальным понятиям человеческого бытия – жизни, смерти, судьбы, веры, любви – как
созидающего, связывающего все элементы мира, первоначала. В поэзии Велоса ощущается
мистическое отношение к языку, особая благоговейность, когда каждое слово – весомо, а
каждое поэтическое высказывание становится подобным молитве.
Персонажи произведений, как и авторский голос от первого лица – отличаются цельностью,
монолитностью. В поэзии Юджина нет раздвоенности, фрагментарности бытия, его рефлек-
сия в отношение языка лишена эмоциональной агрессивности, это - любование языком и его
элементами, сосредоточенное исследование природы человеческой речи, имён и свойств
внутреннего и окружающего мира.
Генеалогия поэзии Велоса связана, в первую очередь, с такими столпами русской словесно-
сти, как Хлебников и Мандельштам, Волошин и Заболоцкий. Переплетаясь между собой, эти
поэтические традиции питают собой авторскую речь и формируют особенное «смысловое
облако», которое становится для поэта отправной точкой в создании слово-звуковой материи
и лабораторией собственных смыслов.
Стихи Велоса – для гурманов, для вдумчивого чтения. К их чистому, родниковому языку,
наполненному энергией особого рода, спокойной, внутренне цельной и мощной – хочется
возвращаться.

68 Россия 10.2020 [email protected]

Магия слова

Кажется, что совсем особняком стоит ростовский поэт Юджин Велос – автор книги «Аммо- Марина
нитЪ». Этот автор ничего не пишет о себе, но может очень много рассказать своими стихами. Матвеева
Да даже таким необычным названием поэтического сборника. Наше с ним знакомство и
произошло на почве интереса к аммонитам и прочей палеонтологии, а также связанной с нею
эзотерике.
Когда в древности люди находили эту странную окаменелость – раковину аммонита, она на-
поминала им бараний рог, потому и названа была – «рогом Амона», посвящена Амону-Юпи-
теру. А форма этой раковины – спираль (галактика) – наводит на множество размышлений,
построений системы мироздания, проникновений в ее глубины.
<…>
В своих произведениях Юджин Велос – философ, историк, культуролог, естествоиспытатель,
мистик. Его эрудиция, видимая в аллюзиях, реминисценциях, наложениях смыслов и сим-
волов, метатекстуальных связях, звукобуквенных возможностях расширения и углубления
семантики – поражает. Это поэзия для тонких ценителей, в ней нужно разбираться, нередко с
лупой, как при работе с палеонтологическим материалом. Поэт считается основателем лите-
ратурного направления «велосомелос» – «стремительный напев», которое характеризуется
ощущением взлётности, невесомости, парения, устной музыки.
Нередки у него упоминания Крыма с его необычными явлениями, историческими странно-
стями, богатой культурой, неразрешимыми загадками. Таких загадок много во всем мире, в
человеческой жизни. А тот, кто питает неистовый интерес к их разрешению, поискам, откры-
тиям – «алхимик» – разве он не сродни сказочнику, магу?
Вот что пишет в предисловии к книге «Аммонитъ» поэт и филолог Надя Делаланд (о поэзии
вообще, но и применительно к творчеству Юджина Велоса): «Для поэтического языка как та-
кового характерна компрессия, стихи буквально невозможны по своим возможностям хране-
ния и передачи информации. Лотман писал, что если бы существование поэзии не было уста-
новленным фактом, то с легкостью можно было бы доказать, что ее не может быть, поскольку
одно небольшое по объему стихотворение содержит информацию большую, чем многие
тома нехудожественного текста». И верно. Прочтя научный том об аммонитах, «неподкован-
ный» читатель понял бы о них куда меньше (а прочувствовать – так вообще не довелось бы),
чем посредством тонкого и многомерного образа-трансметафоры в этом стихотворении.
Идиома «магия слова» известна всем, и даже уже считается штампом. Однако именно этим
простым словосочетанием можно озаглавить вышеприведенную цитату критика. Значит, все
поэты – маги и сказочники?
Впрочем, едва ли это нуждается в доказательствах. Иначе поэзии не было бы. И пусть попро-
буют доказать лингвисты, что она невозможна. У них все равно ничего не получится.

Фрагмент статьи, журнал «Контрабанда», 2013 г. (kbanda.ru)

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 69

Приближая человека к Богу

«Евгений находится в близкой мне поэтической системе координат.
Я имею в виду само ощущение языковой материи, отношение к слову.
Нетождественность стихового слова слову в естественном языке, с которым оно совпадает по
форме, - аксиома стиховедения. В общем-то, для поэтического языка как такового характерна
компрессия, стихи буквально невозможны по своим возможностям хранения и передачи
информации. Лотман писал, что, если бы существование поэзии не было установленным
фактом, то с легкостью можно было бы доказать, что ее не может быть, поскольку одно
небольшое по объему стихотворение содержит информацию большую, чем многие тома не-
художественного текста. Вот, к примеру, одно из стихотворений Евгения:
NATURE MORTE « СО СВЕЧОЙ...»
<…>
Синкретичность слова, обеспечивающая не линейный, а, пользуясь словами И.Бродского,
«кристаллообразный рост мысли», в текстах Евгения достигается различными способами:

- наложением друг на друга устойчивых сочетаний: «рожденный в рубашке», т.е. ‘счастли-
вый’ и «смирительная рубашка», как атрибут буйного сумасшествия;
- переносом внимания со значения слова на символику чисел, присвоенную количеству букв,
из которых это слово складывается («правда/ держится/ на честном слове/ в котором / глас-
ных меньше/ чем согласных/ а если гласных/ и согласных/ пополам/ то это всё/ зовётся ис-
тина»). Что, кстати, само по себе, не как стилистический ход, а как особенность мировоспри-
ятия, имеет традицию, например, в древнем еврейском языке, где слово истина содержит
в своем составе первую, среднюю и последнюю буквы алфавита, что наделяется глубоким
символическим значением, заключает в себе философию всеохватности истинного знания.
Вообще, многое в иудейском мистицизме и средневековой Каббале (как иудейской, так и
христианской) основано на понимании того, что слова обладают божественными качествами
созидания, приближая человека к Богу;

Надя - фонетической аттракцией, то бишь, звуковыми сближениями слов. Причем, в лучших тради-
Делаланд циях - уже поэтических, звуковое сходство становится залогом сходства смыслового: «зовётся
истина,/ но отзывается стена/ стена/ стена/ стена». Звуковое эхо стены в истине порождается
гулкостью застенков, в которых одни пытали других за эту самую истину, а другие за другую
истину в них стояли (сидели);

- возвращением словам их внутренней формы: в словосочетаниях «стоять за истину», «си-
деть за истину» глаголы утрачивают в своем значении прямое указание на характер распо-
ложения в пространстве, но значимое отсутствие в ближайшем окружении глагола лежать,
точнее, его имплицитное присутствие «[лежать] со свечою в ногах, / взаправду протянутых»,
напоминает нам об утраченных значениях, а за одно о бессмысленности стоять, сидеть и тем
более лежать за невозможную в этом мире истину. Сюда же можно отнести введение двумя
«макарами» в текст термина из живописи. В названии стихотворения он дан в своем искон-
ном виде на французском языке. Название, являясь одной из основных фигур выдвижения,
сразу же обращает наше внимание на значения слов nature - мертвая и morte - природа.
Взятое из стихотворения закавыченное «со свечой...» поддерживает тему смерти. В самом
тексте натюрморт уже транслитерирован, однако смерть в нем стала еще очевидней посред-
ством надписи под картиной, данной в кавычках и заключающей стихотворение:

где в застенках
висит без гвоздя
натюрморт
«... со свечою в ногах,
взаправду протянутых
в те времена,
где многие, сидя,
стояли
за истину...»

Из рецензии, опубликованной в книге Юджина Велоса «Аммонитъ»

70 Россия 10.2020 [email protected]

Перспективы писателей в Интернете

Интернет подарил писателям возможность публиковаться без всяких ограничений и в неогра- Леонид
ниченном количестве. Кутырёв-
Отсутствие внешней цензуры резко снизило качество произведений. Трапезников
Большинство авторов, признав это отсутствие внешней цензуры как благо, убили в себе и вну-
треннюю цензуру, что опустило качество произведений этих авторов почти до нуля.
В связи с этим в виртуальное пространство хлынул поток мусорной литературы, точнее, мут-
ный и грязный сель, смывающий всё прекрасное на своём пути.
Каковы же перспективы писателей в Интернете?
Первое. Публиковать всё больше и больше своих произведений, не заботясь об их качестве,
как говорится, брать количеством. Выбрасывать в Интернет ежедневно по нескольку своих
«нетленок». В чём смысл? Надежда на то, что тебя, в конце концов, заметят и отметят. Не за-
метят! Слишком много таких же авторов, которые надеются на то же самое… И пишут одно и
то же, и такого же низкого качества. Название всему этому – литературный мусор.
Второе. Публиковаться на множестве литературных сайтах. Искать новые и старые литератур-
ные сайты, регистрироваться и публиковаться. В чём смысл? Надежда на то, что на каком-то
сайте тебя когда-нибудь заметят и отметят. Не заметят! На реализацию этого плана уходит
колоссальное количество времени, учитывая то обстоятельство, что почти ежедневно необ-
ходимо заходить на все эти сайты, писать отзывы и отвечать на комментарии. Потратить всю
жизнь и ничего не добиться?
Третье. Создавать собственные литературные сайты и публиковаться на них. Таких литератур-
ных сайтов-карликов сотни тысяч. Они появляются, как мухоморы после дождя, и некоторое
время благополучно гниют, после чего так же благополучно умирают… На обслуживание таких
уродцев необходимо тратить немалые время и деньги. Это может позволить себе или очень
богатый, или очень глупый человек, ибо в результате его сайт обязательно благополучно сгни-
ёт на корню и покинет это мир, то есть Интернет. И никто не заметит!
Что же получается? Никаких перспектив…
Нет. Перспективы есть. Сам смысл в ином методе действий.
Первое. Надо включить для себя лично внутреннюю цензуру, ограничить для себя лично
выброс произведений-однодневок, сосредоточить все свои усилия на повышении качества
своих произведений, читать, а лучше изучать наиболее яркие образцы классической и совре-
менной литературы. Поверьте, это обязательно принесет свои плоды!
Второе. Надо понять главное – Вам нужна критика! Я уже говорил, что идти со своим твор-
чеством нужно не туда, где создаётся высокая массовость, а туда, где вашим публикациям
гарантирована высокая престижность. Надо выбрать для себя в Интернете те издания, где
существует литературная критика и цензура, которые ведут войну с мусорным ширпотребом,
а это благо для любого писателя и читателя.
Третье. И последнее – сосредоточьтесь на реализации своей литературной деятельности. Не
забывайте общаться с другими писателями и критиками (лучше с профессионалами). Надо
участвовать в литературной жизни страны (обсуждения произведений, конкурсы, проекты).
Старайтесь попасть в электронные сборники, а также в полиграфические издания. Избегайте
мошенников, кто предлагает публикации за деньги.
Через некоторое время вы выйдете на иной уровень, станете заметным литератором не толь-
ко в своем кругу. Вам откроются иные горизонты большой литературы.
Поверьте, это не иллюзия, это реальность!

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 71

Современная

Александр Новоскольцев (1853 — 1919)
Светлана

Это светлое
русское слово

72 Россия 10.2020 [email protected]

Ностальгия со знаком вопроса

История и мысли советского человека в современной России

Памяти Лилии Ивановны Беляевой,
с которой мы были единомышленниками

Чем дольше Алексей Фёдорович живёт, тем чаще вспоминает, как ждал родителей и деда с Григорий
фронта, внимательно слушая с бабушкой по радио все оперативные сводки с передовых, как Блехман
вырезал из журнала «Огонёк» портреты Сталина и что любимой его песней был довоенный
«Марш советских танкистов». Особенно нравились ему слова:
…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведёт…
………………………………………………………………………….
… Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим…
Как-то после войны он даже сказал дома, что Сталин нравится ему больше Ленина. Родители,
правда, попросили его больше этого не говорить, объяснив, что Сталин является учеником
Ленина.
И хотя Лёшка родителям всегда верил, не получалось у него представить, что любимый
вождь мог быть чьим-то учеником.
– Разве может быть чьим-то учеником человек, который сыграл самую важную роль в нашей
победе над фашистами? – думал Лёшка.
А то, что так и было, говорили все вокруг и даже по радио.
Он хорошо помнит всеобщее ликование и слёзы 9 мая 45 года и первые дни марта 53 года,
когда все ждали известий по радио и у репродукторов. И, конечно, хорошо помнит 6-е мар-
та, когда всех учеников выстроили в школьном коридоре, и директор, глотая слёзы, тихим
голосом объявил, что всем теперь нужно «сплотиться вокруг Центрального Комитета нашей
партии».
Помнит, как плакали учителя и ученики.
Ему тогда казалось, что плакали все. Хотя, такого, конечно, не было. Да и сам он не плакал и
от этого чувствовал некоторую неловкость. Но восьмикласснику Лёше Виноградову казалось,
что это не мужественно, и Сталин его слёз не одобрил бы.
Он ведь ещё с дошкольных времён мечтал стать пограничником и, рискуя жизнью, получая
боевые ранения, задерживать нарушителей. Мечтал совершить подвиг, о котором доложат
товарищу Сталину, а тот вызовет офицера Алексея Виноградова в Кремль, поблагодарит за
службу, пожмёт руку и лично прикрепит к гимнастёрке медаль. Или орден – Лёшка так и не
определился, что. Да это было и не важно. Важно, что он ответит товарищу Сталину: «Служу
Советскому Союзу!». И товарищ Сталин ещё раз пожмёт ему руку.
А теперь такого уже не случится – уже не пожмёт.
Однако его утешала мысль, что врагов ещё немало – он каждый день слышал об этом по
радио, – и у него наверняка будет возможность кого-нибудь поймать или уничтожить на гра-
нице и тем самым «продолжить великое дело Ленина-Сталина».
Лёшка мечтал его «продолжить» и был уверен, что принесёт много пользы своей великой
Родине…

***
Но через три года он услышит с самой высокой трибуны, что его кумир был вовсе не великим
полководцем, а злым и очень жестоким человеком, который «больше всего стремился к лич-
ной власти». И в конечном итоге её добился «самыми грязными, циничными и коварными
методами».
Потом пойдут газетные статьи о том, что в войне, с которой не вернулись его дед и дядя, где
мама была контужена, а папа за несколько часов стал седым, мы победили «не благодаря, а
вопреки Сталину».
И всё это потому, что мы «плохо подготовились к войне из-за многочисленных репрессий»
среди гражданских и в армии, где по известной 58-й статье оказались за решёткой многочис-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 73

ленные военные кадры.
Он прочтёт «Один день Ивана Денисовича», рассказы Варлама Шаламова о Колыме, «Крутой
маршрут» Евгении Гинзбург (в самиздате), «Тёркин на том свете» Твардовского и ещё немало
других художественных и документальных материалов и постепенно с горечью начнёт рас-
ставаться с мечтой своего детства – верно служить этому человеку, «продолжая его дело» …
Лёшку захватит «свежий ветер перемен».
Правда, невольно будут смущать разговоры у него дома, где родители-фронтовики и их бое-
вые товарищи, часто приходившие в гости, оказались единодушны в том, что «этот мститель-
ный, трусливый и корыстолюбивый Хрущёв безбожно врёт».
– Лишь много позже поймёт Лёшка, насколько точны были слова фронтовиков, оставшихся
верными Сталину. Из документальных материалов, обнародованных историком Евгением
Спицыным, он узнает, что в июне 1954 года была создана комиссия, которой на высшем
уровне поручили заняться пересмотром политических уголовных дел. Через десять месяцев
работы, после того, как комиссия рассмотрела 237 тысяч уголовных дел по политическим мо-
тивам, её результаты в виде докладной записки были направлены Хрущёву и другим членам
Политбюро ЦК. Оказалось, что из этих 237 тысяч человек реабилитации могли подлежать
лишь 3, 75 % осуждённых. Остальные были признаны преступниками. И несмотря на такие
выводы комиссии, по отношению ко многим из законно осуждённых, либо снизили меру на-
казания, либо применили амнистию. По РСФСР было рассмотрено 76, 5 тысяч уголовных дел.
Реабилитировали 4,8% осуждённых. В Украинской ССР, где с января 1938 года Хрущёв был
первым секретарём, занимая эту должность до декабря 1949 года, рассмотрели 93 тысячи
дел и реабилитировали 0, 91% осуждённых.
Т.е., подавляющее большинство – 95-99% осуждённых оказались по ту сторону колючей про-
волоки законно, что признали даже официальные лица, «заряженные» заранее на доказыва-
ние преступности сталинского режима.
Однако в 1956 году, уже после 20-го съезда партии, когда был провозглашён курс на деста-
линизацию, вышло постановление ЦК, согласно которому была создана ещё одна комиссия,
которую возглавил секретарь ЦК КПСС, член Президиума ЦК КПСС Аверкий Аристов. В рамках
этой комиссии было создано 97 местных комиссий, которые по территориальному принципу
были обязаны поехать в места лишения свободы и на своё усмотрение во внесудебном по-
рядке решать вопрос, кого освобождать, кого нет.
Вот откуда и появились сотни тысяч узников сталинских лагерей, якобы невинно осуждённых
и реабилитированных в годы хрущёвской оттепели.
Но об этом он узнает много позже.
А тогда, охваченный этим «ветром перемен», наслаждался им вовсю. Да и как не наслаж-
даться, когда «пал железный занавес», который, как стали говорить по радио и телевизору,
а также писать, «тормозил наше развитие тем, что не позволял общаться с миром». Один
Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Москве летом 1957 года чего стоил. Сколько
ярких красок, сколько знакомств, сколько «свободных мыслей» и пока ещё запрещённой в
Советском Союзе литературы «оттуда» !..
И постоянные слова по-русски – «МИР», «ДРУЖБА», ставшие символом фестиваля.
***
Атмосфера этого фестиваля, когда на улицах Москвы постоянно выступали музыканты, по-
эты… осталась и по его окончании.
28 июля 1958 года – Лёшка запомнит этот день на всю жизнь – во время открытия памятника
Маяковскому среди читающих стихи известных поэтов и любителей поэзии он увидит девуш-
ку, которая прочтёт «Стихи о советском паспорте».
Её чтение Лёшку не впечатлило, но девушка очень понравилась. И поскольку Маяковского он
любил и многое знал на память, повод познакомиться был как нельзя лучшим. Чем Лёшка и
воспользовался.
После того, как церемония открытия закончилась, подошёл к девушке и стал ей читать:
У меня в душе ни одного седого волоса
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду – красивый,
двадцатидвухлетний.
Она сказала, что так и не сумела воспринять эстетику «Облака в штанах», а вот: «Я сразу сма-
зал карту будня, / плеснувши краску из стакана…» или «Деточка, / все мы немножко лошади,
/ каждый из нас по-своему лошадь…» – это из её любимых, потому что очень любит лошадей
и любит «смазать карту будня».
Потом они долго гуляли по Москве, о чём-то говорили, говорили... Он проводил её домой.
Условились завтра увидеться. И так почти каждый день до конца лета – кино, театры, зал Чай-
ковского, Третьяковка, Политехнический, катание на лодках в Серебряном бору …

74 Россия 10.2020 [email protected]

***
В общем, с того дня Лёшка – давно уже Алексей Фёдорович и Лариса – давно уже Лариса
Анатольевна стали практически неразлучны, потому что любовь с первого взгляда, конечно
же, существует.
Оказалось, что оба – студенты. Лёшка учится в МВТУ им. Баумана, а Лариса на факультете
филологии МГУ.
Студенческая жизнь – бурная. Тем более на филфаке, куда постоянно приглашают поэтов,
прозаиков, музыкантов, артистов… Где идут модные в ту пору дискуссии между «физиками и
лириками», в которых активно участвуют и наши молодожёны.
Да и вообще, такое впечатление, что страна мечтает и стремится построить во всех отношени-
ях «справедливое общество».
А уж 80-й год, который объявлен у нас вехой построения коммунизма и вовсе воодушевляет
молодых учиться и трудиться не покладая рук.
***
Но как-то незаметно начинают возникать перебои с хлебом, у колхозников зачем-то «обре-
зают» их приусадебную землю почти до окон домов, лишая возможности вести собственное
хозяйство. Всюду стараются внедрять выращивание кукурузы вопреки здравому смыслу…
Да и те представители художественной интеллигенции, кто поначалу бурно поддержал «ини-
циатора оттепели», в конечном итоге «получили по мозгам» сначала в 62-м на Манеже, а
немного позже – в 63-м в Кремле.
Правда, «инициатор» потом утверждал, что его «умело спровоцировали на это притаившиеся
сталинисты», но к тому времени он уже наделал таких «ляпов», какие привели в заметному
уменьшению числа его сторонников.
А ещё вызвал недовольство в среде военных из-за серьёзного сокращения армии…
В общем, «доигрался», до того, что потерял власть и в 64-м был отправлен на пенсию.
Хотя таким, – всё же гуманным способом отстранения от власти потом гордился, подчёрки-
вая, что «при сталинском режиме об этом и помыслить было невозможно: в лучшем случае
посадили бы, но, скорее всего, расстреляли».
***
Леонид Ильич Брежнев, сменивший Хрущёва на высшей государственной должности, понача-
лу сделал немало хорошего. При нём сразу же вернулась во все источники массовой инфор-
мации историческая справедливость к имени Сталина и довольно скоро стало ощущаться
экономическое развитие страны.
Это развитие было связано с именем Алексея Николаевича Косыгина, который после отставки
Хрущёва стал Председателем Совета Министров СССР. Именно под его руководством была
разработана и в 1965 году стала внедряться в стране экономическая реформа.
Её суть состояла в разумном сочетании плановой и рыночной экономики или другими слова-
ми – частичный перевод экономики плановой на рыночные рельсы.
При этом была существенно расширена самостоятельность крупных предприятий и хозяйств,
а также введены методы экономического стимулирования.
Т.е., экономическая модель начинала напоминать многоукладность экономики, которая стала
развиваться в стране при Сталине и к завершению первой же пятилетки – к 1932-му году дала
заметный экономический эффект.
И действительно, первая пятилетка при Брежневе – восьмая по счёту в СССР, названная тогда
«золотой» – к 1970 году показала ощутимый результат, который почувствовали все.
Однако дальнейшего развития инициатива А.Н. Косыгина, который предлагал уходить от
уравниловки в оплате труда, расширять сферы самостоятельности предприятий и хозяйств,
развивать под контролем государства цивилизованные рыночные отношения, не получила.
И не получила потому, что успехи восьмой пятилетки очень напугали многочисленных – явно
превосходящих числом, необходимым для координации развития народного хозяйства –
чиновников разных уровней. Они почувствовали, что в такой многоукладной экономике
многим из них придётся расстаться с уютными кабинетами, из которых удобно командовать,
не отвечая за результат дела. А идти работать на производство им категорически не хотелось.
И они, вызвав у Брежнева ревность к возрастающей популярности имени Косыгина, убедили
его постепенно свернуть реформу. Этому способствовало ещё и ухудшающееся с начала 70-х
состояние здоровья Леонида Ильича.
В результате темпы экономического развития стали замедляться. И, к сожалению, этот про-
цесс остановить в дальнейшем уже не удалось.
Вот тут-то и появилось у нас поколение, которое вдохновить на бескорыстное, как при Стали-
не, строительство социализма стало заметно сложнее, чем даже в начальный период прав-
ления Хрущёва, когда в обществе ещё по инерции действовала атмосфера времён Сталина.
И, что самое печальное, вновь, как в последние годы правления Хрущёва, стало очевидным

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 75

едва ли не единодушное недоверие к власти.
– Да и как не возникнуть такому недоверию, когда уже налицо было начавшееся при Хрущёве
разложение в рядах партийной верхушки, которое немыслимо было при Сталине, потому что
он пресекал это жесточайшим образом, невзирая на лица и их прежние заслуги. Теперь же в
ряды КПСС всё больше стали вступать не из идейных, а из корыстных побуждений: продвиже-
ния по службе, облегчённость поездок за рубеж…
И хотя Л.И. Брежнев продолжал утверждать, что «мы неуклонно движемся верным курсом»,
этот «курс» к началу 80-х привёл к пустым продуктовым полкам даже в магазинах нашей
тогда ещё общей столицы – Москвы.
***
Этот процесс, начавшийся с постепенного разложения партийной номенклатуры, в конечном
счёте и уничтожил Советский Союз. В начале 90-х страна рухнула, распавшись на составные
части – её бывшие республики, которые стали отдельными государствами.
Но и в этих новоявленных государствах не получилось жить по нормальным экономическим
законам и процветать, как обещали новоявленные лидеры каждого из них.
Так что в итоге келейных «посиделок в беловежской баньке» мы с 91-го потеряли великую
державу, победившую фашизм, и всем, кроме кучек людей при власти каждой из новоявлен-
ных стран, а также их чиновничьей опоре и сомнительных бизнесменов, стало жить значи-
тельно хуже.
– О том, что в крушении Советского Союза не обошлось без участия Запада, где основную
роль сыграла Америка, общеизвестно. Но также общеизвестно, что вирус способен поразить
организм лишь в том случае, если в организме ослаблена иммунная система, т.е. утрачена
способность сопротивляться действию вредных для него факторов внешней среды. А за по-
слесталинские десятилетия – к концу 80-х иммунная система могучего в своё время организ-
ма под названием Советский Союз ослабла настолько, что «вирус Запада» сыграл свою разру-
шающую роль. При Сталине этот «вирус» был не менее, если ни более активен, но духовный
и промышленный потенциал сталинского СССР давал настолько мощный иммунитет, что
любые атаки извне (даже Гитлер при экономической и военной поддержке практически всей
Европы) оказывались бессильны.
***
Если чуть подробнее, то к концу 80-х всем уже стала отчётливо видна суть тех, кто когда-то
почуял угрозу от предложения А.Н.Косыгина, а также их последователей – молодых партий-
ных замов и комсомольских лидеров. Аппаратная выучка их не подвела. Этот «пласт» сумел
моментально сориентироваться и очень ловко представил себя в качестве радетелей модной
с середины 80-х фразы об «ускорении и перестройке». Причём именно фразы, потому что на
деле ничего подобного не происходило.
Многие из таких ораторов публично сжигали свои партийные и комсомольские билеты, от-
рекаясь от того, что ещё недавно их так хорошо кормило из «закромов Родины».
И они знали, что делали, потому что чуть позже – в 1992 году самый умный из них придумал
такую бумажку, которая якобы давала возможность каждому человеку пользоваться его за-
конной долей из этих «закромов».
Поначалу такой шаг производил очень сильное впечатление на соотечественников, поскольку
до этого подавляющее большинство из них привыкли только зарабатывать. А тут, оказывает-
ся, каждый имеет право на бумажку, стоимость которой равна стоимости двух машин «Волга»
– огромных по тем временам денег.
Эта бумажка была озаглавлена красивым названием «ваучер», что в переводе с английского
означает «расписка». Такой «распиской» государство якобы гарантировало «каждому в бли-
жайшем будущем его долю национального богатства».
С самой высокой трибуны было объявлено, что любой из соотечественников может выбрать
себе один из двух вариантов, как распорядиться этим «богатством» – либо обменять на акции
выбранного предприятия, чтобы получать определённую часть его доходов, либо обменять
на деньги, равные той самой стоимости двух машин «Волга».
Когда наступит это «ближайшее будущее», никто не знал, но многие надеялись, что оно
«светлое» и не за горами.
***
Смущало лишь то, что останавливались фабрики, заводы, закрывались лаборатории, КБ (кон-
структорские бюро), в одном из которых к тому времени уже в качестве руководителя отдела
работал доктор физико-математических наук Алексей Фёдорович Виноградов …
А ещё смущало, что никто не знал, в какое предприятие вкладывать эту «расписку».
Были, правда, заманчивые предложения от неких алмазо,- нефте - и газодобывающих кампа-
ний. Однако подавляющее большинство людей, вложивших туда эти «акции», получали через

76 Россия 10.2020 [email protected]

год отчёты о суммах собственных доходов, на которые разве что можно было купить несколь-
ко порций мороженого.
Тут же появились «жучки», предлагающие за ваучеры суммы, хоть и далёкие от объявленно-
го номинала, но существенно превышающие первые «доходы» новоиспечённых «акционе-
ров». И очень многие стали эти «бумажки» продавать, поскольку начали понимать, что ни о
какой стоимости двух «Волг» мечтать не стоит.
Но они ошиблись. Точнее, не ошиблись, а не знали и не могли знать, с какой целью «самый
мудрый перестройщик» – непотопляемый и процветающий по сей день – придумал эти вау-
черы.
Дело в том, что, если подавляющему большинству соотечественников они принесли лишь
разочарование – чувство, что их обманули, то идеологам такой «перестройки» и людям к ним
близким, т.е. полезным, эти бумажки принесли «золотые горы», поскольку их номинальная
стоимость, о которой уже шла речь, для их сделок осталась прежней.
Поэтому человек, приобретший – скупивший у разочаровавшихся соотечественников опреде-
лённое число таких ваучеров-акций – получал возможность стать владельцем или совладель-
цем какого-то предприятия: завода, фабрики, комбината…
И становился им, потому что определённым – довольно большим числом таких акций вроде
бы формально вложил или, как уже стали называть, «инвестировал» в предприятие серьёз-
ные деньги.
В средствах массовой информации такие «инвестиции» подвались как благие намерения
«акционеров» способствовать развитию тех предприятий, которые они приобретали.
На самом же деле никто их не обязывал развивать производство. Да и как можно было что-то
развивать, когда подавляющее большинство фабрик, заводов и комбинатов с развалом СССР
практически в одночасье лишились возможности что-то производить, потому что нарушилась
система заказов, а, следовательно, и продавать новое было некому.
Поэтому такие «акционеры» фактически становились владельцами недвижимости. И им
практически оставалось лишь сдавать помещения в аренду бесчисленным фирмам, которые
с начала 90-х стали плодиться, как грибы после тёплого дождя.
Суть работы почти всех этих фирм-арендаторов сводилась к продаже или перепродаже того,
что только можно было продавать или перепродавать. А можно было почти всё…
***
КБ, которое возглавлял Алексей Фёдорович на одном из оборонных предприятий, тоже пре-
кратило своё существование, потому что эта организация, как и многие другие оборонные
предприятия, новой России, хоть и назвавшей себя правопреемницей СССР, оказалась не-
нужной.
Новые «акционеры», получившие известным уже нам способом эту организацию в собствен-
ность, сначала пытались её перепрофилировать. Точнее, перепрофилировать частично. Сдав
большую часть помещений в аренду, стали в некоторых цехах на имеющемся оборудовании
делать предметы быта, которые можно было сразу продавать: вёдра, лопаты, грабли, лейки,
а также решётки для кладбищенских оград, оград для коттеджей тех, кого стали называть
«новыми русскими» …
Но вскоре выяснилось, что жизнеспособны (самоокупаемы) лишь те цеха, где и выполняют
заказы «новых русских», поэтому остальные производственные помещения тоже сдали в
аренду. Одно помещение – фирме, которая производила резиновые сапоги и калоши, другое
– кампании, долгие годы успешно продававшей в нашей стране гербалайф. Это средство
одно время широко рекламировалось у нас как пищевая добавка для сбалансированного
питания, способного творить чудеса, и с теми, кто хотел похудеть, и с теми, кто мечтал попра-
виться, и с желающими омолодить своё лицо и тело.
– С начала 90-х соотечественникам, как это всегда происходит в «смутные времена», предла-
гали много чудес для быстрого решения их вопросов за «разумные деньги». Но, как известно,
чудеса и «разумные деньги» – понятия не совместимые. И пока к человеку возвращалась эта
хорошо известная мысль, его «разумные деньги» в суммах, приятных для тех, кто предлагал
свои «чудесные» услуги, исчезали вместе с обещавшими чудо …
Что касается «новых русских», то ими стали называть тех, кто с начала 90-х в немыслимо
короткие для какой-либо другой страны сроки сказочно разбогател. А богатели они потому,
что теперь спекуляция, воровство, в том числе из бюджета страны, и «крышевание» стали
называть словом «бизнес».
В зависимости от сумм, которые можно было уворовывать или отбирать у одних «бизнес-
менов» в пользу других, обеспечивая вторым охрану, получившую название «крыша», такой
«бизнес» подразделялся на «малый», «средний» и «крупный».
***
Поначалу, правда, среди людей, создававших предприятия малого и иногда даже среднего

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 77

бизнеса были «белые вороны», поверившие, что успеха можно добиться в честной конкурен-
ции – без воровства и «крыш». И даже поверили в возрождение многоукладной экономики,
которая была при Сталине – некоторые из них её ещё застали. Но они быстро убедились,
насколько это нереально.
– Дело в том, что основатели «перестройки» и их продолжатели, которые не ушли дальше
хаоса рынка, на деле сохранили государственную монополию на всё. Т.е., добавив не укре-
пляющий экономику государства «хаос рынка», оставили страну такой, какой она стала после
того, как Хрущёв уничтожил сталинскую многоукладную систему экономического развития
– прикрыл работу образованных при Сталине производственных артелей, дававших в казну
государства ощутимую прибыль.
А монополия и конкуренция – понятия не сочетаемые.
Отсюда и печальный результат для честной конкуренции в малом и среднем бизнесе.
Да и бездельников – большей части чиновников, привыкших распределять заработанное
другими, как мы помним, был явный перебор, а теперь их с каждым днём становилось ещё
больше.
Потому и довольно скоро рухнули надежды этих «белых ворон». Они были вынуждены либо
оставить своё занятие, либо «уводить» доходы «в тень», понимая, что львиная их доля идёт
не на социальные нужды и другие благие дела, а в карманы чиновников или бандитов, кото-
рые, по сути, занимались теперь одним и тем же…
***
После того, как «акционеры» в конечном счёте вынуждены были сдать помещения КБ в арен-
ду уже полностью, сотрудники оказались не у дел.
Алексею Фёдоровичу повезло. В отличие от многих своих коллег, кто остался не востребован-
ным по профессии и вынужден был искать заработок на любой неквалифицированной рабо-
те или в торговле – среди большого числа появившихся в ту пору «челноков», – он получил
предложение преподавать информатику в одной из элитных гимназий.
Эту гимназию открыл приятель его детства Саркис, теперь уже Саркис Моисеевич, который
ещё в молодые годы устроился на овощную базу, успел дважды отсидеть за «экономические
преступления» своего начальства, стать заместителем заведующего, а в 90-е приватизировать
овощной магазин.
Уже в зрелом возрасте он оставил семью и женился на молодой красавице Анжеле, которую
присмотрел на конкурсе «Мисс Москва», являясь одним из его спонсоров. Красавица пона-
чалу никак не могла родить, поэтому жаждала деятельности. И чтобы удержать свою избран-
ницу от желания стать профессиональной моделью он открыл для неё гимназию, купив все
необходимые для этого разрешительные документы вместе с дипломом о её педагогическом
образовании.
Кроме того, он купил – теперь уже купить можно было почти всё – документы, позволяющие
Анжеле открыть при гимназии школу моделей для детей и подростков, где она сама препода-
вала один из предметов – дефиле.
Учебный же процесс был полностью на Алексее Фёдоровиче. Вместе с Ларисой они набрали
необходимых преподавателей, в частности, среди оставшихся без работы бывших коллег.
Лариса тоже стала учителем – преподавала словесность, уйдя из популярной московской
редакции, где все эти годы работала обозревателем отдела культуры, а потом и заведующей.
И где, как и во многих редакциях, в ту пору началась «чехарда». Да и обозревать то, что стало
называться «современной культурой», а это требовалось, она не видела смысла, поскольку
не видела в ней культуры.
Гимназия была на хорошем счету. Туда стремились попасть дети обеспеченных родителей, и
потому преподаватели были довольны заработками.
***
Однако 31 декабря 1999 г. страна узнала, что её лидер – один из троицы «беловежской афе-
ры» решил извиниться перед соотечественниками, что ему «не всё удалось сделать так, как
хотелось бы». И после покаяния объявил, что нашёл достойного преемника, который «безус-
ловно доведёт начатое дело до конца».
В первые годы своего президентства «достойный преемник» действительно что-то делал,
чтобы страна не рухнула в пропасть, на краю которой к концу века стояла. И ему удалось пре-
рвать тот хаос «перестройки».
Постепенно жизнь начала входить в некое упорядоченное русло, где ещё оставшимся бюд-
жетникам стали выплачивать зарплату, задерживаемую перед этим месяцами. То же про-
исходило и с выплатой пенсий, размеры которых с неприлично малых сумм увеличились в
конечном счёте почти до реального прожиточного минимума…
Но самое серьёзное внимание преемник уделил силовым структурам, и был прав, потому
что, заметно подняв жизненный уровень верхнему эшелону этой категории граждан, а также,

78 Россия 10.2020 [email protected]

выстроив вертикаль власти, бывший подполковник КГБ обеспечил себе несвергаемое пре-
бывание на высшей государственной должности.
Но, поскольку «новая метла метёт по-новому», с какого-то момента в стране начинается пере-
дел собственности, под который попадает и здание гимназии, расположенной в одной из
бывших школ-интернатов.
Все разрешения, какие получил Саркис Моисеевич на аренду того здания, оказались «липо-
выми», и по окончании 2005-го учебного года его отобрали, «перепрофилировав» в физкуль-
турно-оздоровительный комплекс с тренажёрами, сауной, массажем и прочими недешёвыми
и даже пикантными удовольствиями.
Саркис Моисеевич понял, что и с магазином может случиться нечто подобное. Поэтому не
стал ждать и продал его. После чего вместе со своей красавицей Анжелой и пятилетним
сыном, которого она ему всё же родила, перебрался в Испанию, где незадолго до этого купил
виллу и небольшой ресторан.
А Алексей Фёдорович и Лариса Анатольевна оказались не у дел и попробовали жить на свои
пенсии.
Они, конечно, знали, что это непросто, но теперь почувствовали на себе, каково быть пенсио-
нером в России начала 21 века.
Оказалось, что если очень скромно, то прожить можно. Точнее, выжить. Да и то не каждому.
Потому что, если требуются лекарства, а они с определённого возраста требуются в том или
ином количестве и ассортименте практически всем, то пенсии не хватает. Тут или приходится
подрабатывать, или помогают дети.
Алексей Фёдорович и Лариса Анатольевна тоже подрабатывали, давая частные уроки. И хотя
они могли не делать этого, т.к. их сын – программист и дочь – преподаватель английского, за-
рабатывали неплохо, получать от них помощь было неловко. Поэтому подрабатывали, считая,
что пока в состоянии жить так, их дети должны заботиться о своих детях.
А поскольку деду с бабушкой тоже хотелось иногда побаловать внуков, делать это тоже по-
зволяла лишь подработка.
Но они знали многих людей, дети которых были не в состоянии помочь, а здоровье не позво-
ляло уже работать. На таких пенсионеров, если что-то до этого не скопили, а скопил мало кто,
больно было смотреть.
***
Ну и, конечно, оставалось непонятным, почему человек, честно трудившийся несколько деся-
тилетий «на благо Отчизны», не заслужил у своей Отчизны должного уважения.
Алексей Фёдорович помнил, что в Советские времена люди при его учёной степени, долж-
ности в КБ и правительственных наградах получали пенсию от 140 до 160 рублей в месяц, а
средняя пенсия по стране была 100 рублей в месяц.
Произведя несложные расчеты, он обнаружил, что, если ориентироваться даже на послеста-
линский Советский Союз, правопреемником которого Россия себя провозгласила, то средняя
пенсия по стране должна быть, как минимум, втрое выше.
Конечно, такое положение – позор для власть имущих, но если бы единственный.
Он знал, какие заработные платы у обычных учителей, преподавателей ВУЗов, сплошь переи-
менованных теперь в университеты и академии, у врачей, учёных, инженеров, число которых
за ненадобностью с каждым годом резко сокращалось.
Знал, как убого во многих школах и ВУЗах (всё же он их так называл) стали учить и как плохо,
иной раз даже преступно, лечить.
Знал об аферах в ЖКХ, в строительном бизнесе… Да и куда ни глянь, сплошь возникали
какие-то идеи по реорганизации, которые на словах были направлены на то, чтобы улучшить
согражданам жизнь – «оптимизировать» работу организаций, а на деле эти реорганизаторы
«уводили» у людей бюджетные деньги, пользуясь очень изобретательными «схемами», по-
зволяющими «спрятать концы в воду».
***
Алексея Фёдоровича всё больше смущало то, что он не понимал, куда идёт страна. Если во
времена его юности, молодости и определённой зрелости молодые люди стремились стать
врачами, учёными, геологами, инженерами, конструкторами, космонавтами, журналиста-
ми…, позже – с конца 80-х – юристами, экономистами, бизнесменами…, то теперь их подавля-
ющая часть мечтает быть чиновниками, сотрудниками рекламных агентств, пиар кампаний,
попасть в систему шоу-бизнеса…
И, если в Советском Союзе он в общих чертах понимал, чем занимается та или иная орга-
низация, то теперь никто не мог ему объяснить, какое благо стране приносят бесчисленные
офисы, в которых непонятно чем занимаются бесчисленные клерки, именуемые «офисным
планктоном».
Единственное, что он понимал – идёт постоянная торговля или услугами, или перекуплен-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 79

ными товарами, но не замечал, чтобы что-то путное производилось, кроме ограниченного
ассортимента бытовых предметов, в большинстве своём сомнительного качества.
В общем, не получалось у него, родившегося и выросшего в стране, где была принципиально
иная шкала ценностей, к этому привыкнуть.
***
Но не только экономический путь развития смущал бывшего конструктора. Он не мог понять,
для чего проводятся бесчисленные реформы начального, среднего и высшего образования,
суть которых в конечном счёте ведёт к атрофии логического мышления.
Если раньше в первую очередь обучение начиналось с основ любой области знания, её исто-
рии и логики развития, то теперь всё сводится к способности нажать нужную кнопку, чтобы
найти нужный ответ, не задумываясь, почему так, и может ли быть иначе.
Поэтому теперь сплошь и рядом можно было видеть детей, подростков, молодых людей за
нажатием кнопок, и всё реже эта «новая поросль» стала выказывать тягу к серьёзной книге.
Если замечалась с книгой, то чаще с такой, что уж лучше с пультом. Хотя нередко и на экране
тоже была не меньшая степень убогости.
Что касается гуманитарного образования, то на реформу в этой области вообще можно было
смотреть, как на преступление, потому что программы меняли в сторону постоянного сокра-
щения классики. Т.е. того, что время – наш самый беспристрастный судья – сохранило в веках.
А сохранило потому, что в таких книгах есть постоянное стремление героев «дойти до самой
сути», и главенствует там совесть, а также глубина постижения человеческой психологии.
– Меняются времена, степень развития цивилизации, формы, в которых художникам удобнее
выражать свои мысли, и ещё многое, но со времён библии не меняются основные вопросы
и заповеди для каждого, кто мыслит и хочет быть человеком, а не его подобием, живущим
лишь на уровне инстинктов.
И именно в этом суть и бессмертие произведений классики при всём разнообразии их сюже-
тов и способов выражения.
Потому и печально Алексею Фёдоровичу от того, что теперь даже среди приятных и успешных
молодых людей часто встретишь таких, кто понятия не имеет, откуда: «Друзья мои, прекра-
сен наш союз», «Я помню чудное мгновенье», «Быть или не быть», «Всё смешалось в доме
Облонских», «Деточка, все мы немножко лошади», «Печально я гляжу на наше поколенье»,
«Свежо предание, а верится с трудом» … и ещё очень многое, что не так давно считалось не-
приличным не знать человеку даже со средним образованием.
Т.е. поколение перестройки очень скоро утратило черты того, что именуется культурой, и с
каждым днём всё отчётливее становится поколением того, что именуется цивилизацией.
Хотя цивилизация без культуры – это пародия на самоё себя.
Отсюда и происходит странная, на первый взгляд, метаморфоза – глубина знаний уступает
место стремлению к голой информации из интернета, зачастую абсолютно дилетантской.
И что не менее печально, утрачивается богатство словарного запаса русского языка, а значит,
и богатство мысли.
Оттого и строчка: «Печально я гляжу на наше поколенье» всё чаще оживает в его мыслях.
Ведь теперь эта строчка отражает печаль и его поколения, которому хотелось видеть у детей
и внуков иной труд души – такой, какой вёл бы их к истинному, а не поверхностному или
даже псевдоинтеллекту.
Время от времени приходит к нему мысль, что, может, им это и не надо. Пока им и так хоро-
шо. Похоже, они начинают привыкать к тому, что называется «обществом потребления». Раз-
влечений сейчас много, и если хорошо зарабатывать, видимо, можно не думать, «куда несёт
нас рок событий».
Хотя думать, конечно, надо, чтобы не оказаться здесь лишними…
***
Что касается слова «лишний», то оно в последнее время всё чаще посещает Алексея Фёдоро-
вича.
Он пришёл к предположению, что все эти изменения намеренны. Что они продиктованы
состоянием, в котором к сегодняшнему дню оказалась страна. А она оказалась в положении
очень напоминающем сырьевой придаток, поскольку почти всё, что было хорошего в Совет-
ском Союзе, разрушено.
Поэтому слова знаменитой соотечественницы, cказанные почти век назад: «Всё расхищено,
предано, продано», точно отражают и наш сегодняшний день, так как основной упор совре-
менной России делается «на трубу» с её ограниченными отводами, «кормящими» лишь тех,
кто «удачно перестроился». А остальные граждане, кто не обслуживает эту «трубу», становят-
ся для страны лишними.
И главным образом – старики, кто глубже молодых понимает сущность происходящего. По-
тому и такая «забота» о пенсиях. Да и среднее поколение всё больше приходит в недоумение

80 Россия 10.2020 [email protected]

от беспомощности власть имущих и степени их примитивного «хватательного рефлекса».
Отсюда и понятны реформы в гуманитарном образовании. Ведь именно человек культуры
может задумываться и задавать вопросы, подобные, например, таким: «Зачем нам вступать в
ВТО?» или «Для чего нам нужна была база НАТО в Ульяновске?», или «Почему люди уходят из
села, оставляя брошенными целые деревни?», или «Как бюджет страны может быть сопоста-
вим с бюджетом отдельных её граждан, когда подавляющее большинство соотечественников
едва сводят концы с концами?», или «Как можно было оставить на произвол судьбы наших
соотечественников в Донбассе?» или «Почему, когда в стране случаются локальные, но очень
резонансные катастрофы с многочисленными жертвами (затонувшая подлодка «Курск» -
2000 г., пожары в тайге Сибири и Дальнего Востока – особенно масштабный летом 2019 г…),
глава государства своей «страусовой политикой» напоминает Горбачёва?» …
Да и мало ли ещё на какие «неудобные» вопросы нужно отвечать перед очередными «де-
мократическими» выборами, которые своим «демократическим порогом явки» и системой
подсчёта голосов «прославились» уже на весь мир.
А так – минимум забот. Кому не нравится, милости просим – выбирайте себе другую страну.
***
Но не хотят ни Алексей Фёдорович, ни Лариса Анатольевна что-то выбирать. Слишком многое
связано в памяти с тем, что было дорого для них здесь. Хотя теперь, конечно, «здесь» – лишь
территориально, потому что тогда страна была принципиально иной.
Однако инерция привычки и эмоциональная память – категории стойкие.
И, наверное, поэтому всё чаще вспоминает Алексей Фёдорович о кубанской станице, где про-
шло его детство. О том, что там постоянно – с весны до зимы шла работа на полях, засеянных
пшеницей, рожью, кукурузой, засаженных огурцами, помидорами и арбузами. О гудящих
день и ночь тракторах и комбайнах. О том, что отца – работника МТС (машинно-тракторной
станции) с ранней весны до поздней осени не было дома. И о том, с каким уважением отно-
сились к тем, кто трудился на совесть.
И хотя жили скромно, уверенность в том, что все станут жить лучше, и к этому стремились,
помнит отчётливо.
Трудно ему сегодня поверить в печальное состояние станицы на его малой Родине – Кубани,
о котором рассказывают земляки, и где он помнит землю, куда «воткни сухую палку, вырас-
тет дерево».
Подавляющее большинство земляков переселились в города, а те, кто остались, вынуждены
ездить туда на заработки. Да и не в каждом городе можно теперь найти хоть какую-то работу.
Примерно то же он слышит о судьбах жителей других станиц, деревень и посёлков не только
Кубани и соседнего Ставрополья, а повсеместно…
Вспоминают они с Ларисой и «их Москву». Он, начиная с 50-х, она, поскольку коренная мо-
сквичка, – с 40-х.
Сейчас это сложно представить, но Москва до времён распада Советского Союза была кра-
сивым городом со своим лицом, черты которого в её центральной части определяли купе-
ческие особняки и находящиеся с ними в эстетической гармонии фундаментальные дома
сталинского ампира.
Город был зелёным, москвичи приветливы. Садовое кольцо отражало своё название, потому
что высаженные в два ряда деревья почти не позволяли пешеходам видеть летом и в начале
осени идущие по кольцу машины. Не менее зелёным было и бульварное кольцо с многочис-
ленными уютными скамеечками для влюблённых.
Зелёными были и дворы – знаменитые московские дворики, где, как и в домах, все друг
друга знали.
Москва была уютной, и по ней можно было гулять ночью, любуясь приземистой архитекту-
рой каждого особняка, многих домов сталинского ампира, московскими фонарями и улочка-
ми, которые не переставали удивлять своими неожиданными поворотами…
Они с Ларисой часто гуляли до утра, читали стихи, среди которых:
Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.
Тянет свежесть с Москвы-реки,
В окнах теплятся огоньки…
Тогда ещё во многих местах города приходили на память эти строчки Анны Ахматовой о Мо-
скве, которую она – ленинградка тоже любила.
Сейчас гулять до утра по ночной Москве не в центре вряд ли кому в нормальном состоянии
придёт в голову. И потому что опасно, и потому что смотреть на её необратимо изуродован-
ные черты не хочется даже днём, когда потоки машин слегка приглушают безвкусицу архи-
тектурных «изысков и композиций» …
Они вспоминают, как любили ходить в кино, иной раз отстаивая длинные очереди за билета-
ми на фильмы Герасимова, Шукшина, Хуциева, Тодоровского, Иоселиани, Германа, Данелия,

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 81

Тарковского, Феллини, Антониони, Бергмана, Куросавы, Вайды…
В Доме кино был кинолекторий, куда приглашали известных и начинающих режиссёров, опе-
раторов, артистов, кинокритиков, которые до просмотра рассказывали о каких-то эпизодах
работы над фильмом, а после сеанса обсуждали его со зрителями…
В зале Чайковского и библиотеке им.Ленина (сейчас Российской государственной) посто-
янными были литературные вечера, где лучшие артисты читали по памяти произведения
классики. Причем, в выходные днём они читали для детей и школьников…
За билетами в театр «Современник», «Театр на Таганке» и на некоторые спектакли других
театров стояли с ночи, и многие постановки смотрели по нескольку раз…
Долгое время в непримиримых спорах схватывались читатели журнала «Новый мир» с чита-
телями журнала «Октябрь», поклонники Шукшина, Распутина, Белова, Астафьева, Трифонова,
Владимова, Абрамова… – с поклонниками Кочетова, Софронова, Маркова…
С какого-то момента на устах уже постоянно были Хемингуэй, Ремарк, Сэлинджер, Фолкнер,
Бодлер, Верлен, Рембо… и русские поэты Серебряного века.
Ну и, конечно, поэты Великой Отечественной войны, а также те, кого стали называть «шести-
десятниками».
Фильмы и спектакли, как и публикации в журналах или книги обсуждали на работе, среди
друзей, да и, порой, с незнакомыми при случайно заведённом разговоре.
В общем, литература и другие виды искусства занимали видное место в жизни людей. И
значимость произведений определялась мнением просвещённых читателей или зрителей
– тогда их было много, – а не коммерческой составляющей от сомнительных издателей и
продюсеров, которые сегодня в погоне за сиюминутной прибылью насаждают молодым без-
вкусицу.
Может, поэтому не говорили тогда массово: «Играет значение», «Имеет важную роль»,
«Очень прекрасно», «Зал переполнен до отказа» … И много ещё подобных словосочетаний,
которые в ту пору резали слух и были предметом шуток, а сейчас можно слышать не только
на улице, но и в эфире от немалого числа молодых теле- и радиоведущих.
И хотя страна была значительно более многонациональной, по-русски говорили намного
лучше, чище и грамотней, чем в нынешней России…
Несмотря на то, что цензура была жёсткой, что-то всё равно постоянно «просачивалось». И
люди умели «читать между строк».
Может, потому и умели, что был должный уровень интеллекта для восприятия языка Эзопа.
– Не думали они, что доживут до того дня, когда получат свободу в таком виде, какой можно
назвать свободой от общей культуры и совести, потому что явно не о том мечтали и не к тому
стремились.
***
В какой-то момент, анализируя происходящее, Алексей Фёдорович пришёл к предположе-
нию, что, может быть, в период прежней несвободы мы сохраняли лучшие человеческие
черты, потому что были ещё живы истинные русские интеллигенты, кто не уехал из страны в
17-м.
Они несли в себе высшие духовные ценности, близкие 10 заповедям, и передавали их тем,
кто потом вместе с ними отстоял страну в тяжелейшей Великой Отечественной войне.
А теперь их уже нет. Да и тех, кто перенял у них эти духовные ценности, осталось сегодня не-
много. Во всяком случае, наверное, недостаточно для того, чтобы удержать молодых всецело
поклоняться денежному знаку, а всё остальное ставить в зависимость от него.
Так думает Алексей Фёдорович, и когда в очередной раз узнаёт о купле-продаже учёных
степеней и званий, дворянских званий, кресел депутатов и практически любой выборной и
невыборной должности, а также недр, которые до декабря 93 года – ельцинской Конституции
– были лишь государственной собственностью и, следовательно, только народным достоя-
нием. А теперь недра практически всецело в частной собственности, поэтому к народному
достоянию отношения не имеют.
И ещё он думает о том, что не было в его бывшей стране засилья иностранных определений
в виде «менеджеров», «брокеров», «дилеров», «дистрибьюторов», «риэлторов», «продюсе-
ров», «кастингов», «перформансов» …, а были русские названия того, чем занимался или в
чём участвовал человек.
Вспоминает Алексей Фёдорович, что в его прежней стране жили русские, армяне, евреи,
татары, узбеки, чеченцы, грузины, осетины … и все остальные народности, которые объеди-
няло понятие советский человек. Но основополагающим, и это всегда подчёркивал Сталин,
был русский народ, вокруг которого и цементировалась дружба между всеми остальными
нациями и народностями.
Такая дружба и привела к тому, что вопреки ожиданиям всего мира мы победили в Великой
Отечественной войне практически объединённую армию Европы, а потом на удивление все-
му миру в кратчайшие сроки не только восстановили довоенный уровень развития народного

82 Россия 10.2020 [email protected]

хозяйства, но и быстро его превзошли.
И, наверное, поэтому не было на территории Советского Союза межнациональных войн,
страшнее и бессмысленнее которых может быть лишь гражданская война.
В общем, много чего из «достижений» нынешней «свободы и цивилизации» не испытывал
Алексей Фёдорович до 90-х.
И ему гораздо уютней было жить даже при всё больше раздражающих своей декларативно-
стью лозунгах заметно деградировавшей после Сталина КПСС, членом которой он поэтому
и не стал, несмотря на то, что, отказываясь от «такой чести», дважды терял возможность
серьёзного роста в карьере.
Мог ли Алексей Фёдорович тогда представить, что такой – поначалу желанный «ветер надежд
на перемены к лучшему», повеявший со второй половины 80-х, приведёт страну туда, где она
теперь окажется.
И что так многого им с Ларисой будет не хватать из той – прежней страны, которую они дваж-
ды мечтали серьёзно изменить в лучшую сторону.
***
Когда он думает об этом, то испытывает чувство вины, что его поколение не сберегло Совет-
ский Союз, который отстояли родители-фронтовики, и теперь детям и внукам остаётся жить в
нынешнем «уродце с полуфеодальным устройством», именуемом современной Россией …
Ведь никуда не уйдёшь от того, чтобы сегодня понимать: ещё сравнительно недавно его
великая страна стала после Сталина скатываться по наклонной плоскости. Сначала медленно,
сохраняя всё же общую цель, а с девяностых и по сей день – угрожающе стремительными
темпами, когда во главу угла встало лишь личное благополучие любым путём.
Да и от многих подобных мыслей не уйдёшь.
Правда, порой ему кажется, что даёт о себе знать возраст и, может быть, на девятом десятке
лет уже трудно воспринимать какие-то положительные стороны нынешней жизни без но-
стальгии по многому из прежней. И потому не всё хорошее он замечает.
В таких раздумьях вспомнил однажды Алексей Фёдорович знаменитые строчки Александра
Блока:
Сотри случайные черты –
И ты увидишь: мир прекрасен.
Вот он и старается, не являясь по своей природе скептиком, увидеть то, что так хотел бы ви-
деть.
Но пока не понимает, где эти «случайные черты».
И случайны ли они.
Поэтому – всё чаще вспоминает слова, сказанные его родителями-фронтовиками после 20-го
съезда КПСС: «Это до добра не доведёт».
Не довело. И сегодня, несмотря на то, что власти всячески пытаются очернить Сталина, всё
чаще доводится слышать современные анекдоты подобные, например, такому:
– Никак не пойму, почему при Сталине ракетами занимался ракетчик Королёв, а не журна-
лист-неудачник? А атомный проект возглавлял выдающийся физик Курчатов, а не выскочка-
«киндерсюрприз?»
– Да это тиран так куражился над страной.
***
Как-то в одной из публикаций увидел Алексей Фёдорович отрывок доклада Сталина на объ-
единённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) от 7-го января 1933 года, посвящённый итогам первого
пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР:
«… У нас не было чёрной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть
теперь. У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было
автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было станкостроения. У нас
оно есть теперь.
У нас не было серьёзной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было действительной и серьёзной промышленности по производству современных
сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь. У нас не было авиационной промышлен-
ности. У нас она есть теперь.
В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь
мы выдвинулись на одно из первых мест. В смысле производства нефтяных продуктов и угля
мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест. У нас была
лишь одна-единственная металлургическая база – на Украине, с которой мы с трудом справ-
лялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали ещё новую угольно-
металлургическую базу – на Востоке, составляющую гордость нашей страны. Мы имели лишь
одну-единственную базу текстильной промышленности – на Севере нашей страны. Мы до-
бились того, что будем иметь в ближайшее время две новых базы текстильной промышлен-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 83

ности – в Средней Азии и Западной Сибири.
И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в
таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры евро-
пейской индустрии…».
Прочитав, он подумал: «Что бы на эту тему мог сказать о современной России её нынешний
глава?..»
И даже представил себе выражение его лица. Отчего ему стало смешно и горько.
Наверное, поэтому всё чаще приходит на память знаменитое: «Да, были люди в наше вре-
мя…»
И, наверное, поэтому всё чаще вспоминает любимую песню его детства – «Марш советских
танкистов» и ещё – как любил играть с боевыми орденами и медалями своих родителей,
которые бережно хранит в той же коробочке из сороковых, на какую тогда наклеил вырезан-
ный из журнала «Огонёк» портрет Сталина.
Такие воспоминания в последние годы постоянно вызывают у Алексея Фёдоровича вопрос:
«Почему система государственного устройства и управления, выстроенная Сталиным и так
успешно при нём функционировавшая, дала после его ухода сбой – что у Сталина не полу-
чилось, а может, он не успел сделать, чтобы и после него этого сбоя с такими печальными
последствиями не было?»
Но ответа пока не находит.

Фотография Эллины Савченко

84 Россия 10.2020 [email protected]

Актуально о прошлом

В повести Григория Блехмана «Ностальгия со знаком вопроса» органично сочетаются пу- Людмила
блицистический и художественный стиль. Стремительность исторических перемен в нашей Семёнова
стране с середины 50-х полифонией отражает тихая грусть лирического героя о прошлом.
Жизненные вехи главного героя Алексея Виноградова неразрывно связаны с судьбой страны.
Детали, такие, как фото Сталина из «Огонька», наклеенное на картонную коробочку, дают
зримое представление об облике и характере молодёжи, выросшей и сформированной в
эпоху этого выдающегося руководителя государства.
Любовь этих юношей и девушек начиналась не на дискотеках, в ночных клубах, а в библиоте-
ках, театрах, музеях, филармониях… Основанные на духовной близости, эти узы сплачивали
на всю жизнь.
Отрывок, посвящённый старой Москве, её переулкам, купеческим особнякам, зданиям ста-
линского ампира, цветущим палисадникам, липовым аллеям на бульварах и добрососедским
отношениям потомственных москвичей – это гимн родному русскому городу. Цитируемые
поэтические строки и строфы воскрешают дух поколения, его верность классическим законам
мироустройства.
Душа человека – его совесть, а взрастить эту гуманную категорию помогали книги классиков:
«В таких книгах главенствует сама совесть, а также глубина постижения человеческой психо-
логии».
Повесть Григория Блехмана актуальна уже потому, что напоминает нам об истоках меха-
низмов многих проблем, с которыми столкнулась сегодняшняя Россия. Они невольно были
запущены ещё во времена Советского Союза, а точнее – правления Хрущёва.
И для того, чтобы решить эти проблемы в настоящем, чтобы выбраться из них, необходимо
понимание первопричин их возникновения.
И в этом нам могут помочь не только максимально отстранённый взгляд политологов и ана-
литиков, но и взгляд художников слова, одним из которых выступает здесь автор повести.
Ведь один и тот же исторический факт глазами историка и глазами писателя имеет совершен-
но разные онтологические диапазоны. И значит, образуется различная перспектива воспри-
ятия одного и того же исторического процесса. В центре писательского осмысления истории
всегда человек, личность. Не вообще, а конкретный человек – звено и деятель этой истории.
Историчность каждой отдельной личности реализуется именно в её отношении к происхо-
дящему сейчас и анализу прошлого. Ведь взгляд на историю – это совокупность психологий,
самоощущений отдельных людей. Вглядевшись в судьбу одного человека, художник всегда
создаёт тип, который может приоткрыть нам что-то важное в историческом ходе событий.
Только все ли поймут эту боль автора, выраженную в тексте? Вряд ли…Слишком изменилась
страна, молодёжь мыслит другими категориями. Хотя есть ведь ещё генетическая память. А
реалии советского прошлого, явленные в тексте, помогут её воскресить. Ностальгия со знаком
вопроса…

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 85

Три рассказа

Борис Аксюзов:
Я отношусь к поколению, которое сейчас называют Дети Войны... Я всегда пишу эти два
слова с заглавной буквы, потому что мы выстояли в великой войне рядом с защитниками
нашей страны, воочию видели смерть и горе, испытали голод и лишения, потеряли наших
родных и близких... Почти на моих глазах немцы расстреляли моего отца, начальника по-
левого госпиталя, который спасал жизни своих и чужих... Поэтому больше всего на свете
я ненавижу фашизм и насилие... А люблю я превыше всего детей и справедливость... Всю
жизнь проработав учителем, понял, что дети — это не только наше будущее, это —
наше настоящее, наша совесть и откровение... Они не дают нам завираться и поступать
несправедливо по отношению к другим... Об этом я, в основном, и пишу... Мое литератур-
ное кредо: писать о том, что знаешь, о том, что пережил...

Смотровая площадка

Посвящается Дню Победы, празднику «со слезами на глазах»

Борис Я приехал в это глухое местечко на Украине, чтобы повидать дядьку Кондрата, удивитель-
Аксюзов ного человека, многому научившего меня в этой жизни. Официально он был сапожником, но
местечковые женщины несли к нему все, что ломалось, рвалось и портилось, и он ни разу не
сказал никому из них: «Забери, этого я не могу сделать».
Но, самое главное, Кондрат был замечательным философом, убежденным в том, что и мир
наш можно «отремонтировать», а человеческие души сделать совершеннее и чище.
Об этом мы говорили с ним ночи напролет, сидя под огромными звездами на кургане среди
бескрайней украинской степи.
Но, приехав сюда через 15 лет, я узнал, что дядько Кондрат умер, а местечко, как и его жите-
ли, очень изменились.
Появилась синагога, вернее, возродилась из старого кинотеатра, в который превратили
ее большевики; почти на каждом втором домике запестрели вывески магазинчиков, кафе,
парикмахерских и других точек бытового обслуживания; заасфальтировали главную улицу и
поставили памятник Шолом-Алейхему: маленький бюстик на бетонном столбике.
Ну, а люди… Люди стали совсем другими: недобрыми, суетливыми, с головой ушедшими в
свои заботы.
Вероятно, именно поэтому никто не заметил моего появления в этом невзрачном, малень-
ком городке, где раньше было событием появление каждого незнакомца.
На мой стук в окно хаты дядьки Кондрата вышел хмурый, небритый мужик и на мой вопрос,
где хозяин, коротко бросил: «Вмер». И ушел, даже не спросив, кто я такой.
Я поселился на той же улице в небольшом гостевом доме с вызывающей вывеской: «Hotel».
Утром сам хозяин этого заведения, пожилой еврей в ермолке, пригласил меня к завтраку. Я
спустился в крошечное кафе, где было всего два столика и шесть стульев.
- Вам кофе с коньяком? – мило спросила улыбчивая официантка, очень похожая на хозяина.
- Спасибо, без, - ответил я.
- А мне с коньяком! – раздалось вдруг из другого угла.
Я оглянулся. За вторым столиком сидел всклокоченный старик в свободных и, как мне по-
казалось, не совсем чистых одеждах.
Я узнал его сразу: это был Соломон Куц, один из закадычных приятелей дядьки Кондрата.
- Соломон, здравствуйте! – радостно воскликнул я. – Вы меня не узнаете?
Старик достал из кармана холщовой рубашки очки с многочисленными завязками и долго
водружал их себе на нос.
- Извините великодушно, что не признал вас сразу! – взволнованно сказал он, взглянув на
меня через очки. – А теперь я вижу, что мы действительно встречались в прошлой жизни. Вас
зовут Валентин, и вы живете в Москве на Мещанской. Только не говорите, что я в чем-то оши-
баюсь, моя память работает, как швейцарские часы моего дедушки Юзи Куца, лично знавшего
наркома Кагановича.
Он проглотил свой кофе с коньяком и засуетился:
- А чего мы здесь сидим? Давайте возьмем у Сёмы Левинзона совсем маленькую бутылочку
коньяка, пойдем на речку за смотровой площадкой, где мы любили сидеть с Кондратом Юхи-
мовичем, и помянем его тихим добрым словом.

86 Россия 10.2020 [email protected]

-Давайте! – согласился я.
Мы вышли на главную улицу и направились к станции, где, судя по всему, только что прошел
бердичевский поезд. Нам навстречу шли торговки, возвращавшиеся домой в подавленном
настроении: немногочисленные пассажиры не могли раскупить предлагаемое им изобилие
продуктов.
Мы пересекли две колеи железнодорожных путей, обогнули обшарпанное ветрами и до-
ждем здание вокзала и очутились на зеленой полянке межстанционных строений.
- Вот это и есть наша смотровая площадка, - сказал Соломон и, присев, зачем-то погладил
зеленую травку.
- Какая же это смотровая площадка, если с нее ничего не видно? – удивился я. – Сзади – вок-
зал, впереди – речка за кустами да кусочек поля. Смотровые площадки обычно устраивают на
возвышенных местах, откуда открывается вид на красивый город или пейзаж.
Соломон смотрел на меня изумленно и потерянно:
- А вы разве не знаете? Разве Кондрат ничего не говорил вам об этом месте? Нет? Тогда я
вам расскажу. Вот дойдем до речки, сядем на бережку, и я вам расскажу. Только вы, пожалуй-
ста, запомните вот ту голубую будочку с голубем на крыше.
Мы прошли по тропинке к узкой, заросшей ряской протоке и присели на вытоптанный пята-
чок, облюбованный, видимо, любителями выпить на лоне природы.
Но Соломон почему-то не спешил доставать заветную бутылочку. Он смотрел на воду и о
чем-то думал. Потом неожиданно стал говорить, глухо и медленно.
- В тот день моя мама зачем-то надела на меня рубашку – вышиванку и расчесала мне во-
лосы.
Когда в наш двор вошли немец и полицай, она перестала стирать, вытерла руки о фартук и
посмотрела на них, как на соседей, которые пришли позычить соли.
- Собирайся, - сказал ей полицай, а немец схватил меня за шиворот и толкнул меня к ней. Я
уткнулся прямо в мамин живот, а она прижала меня еще сильнее, согнулась, будто от боли, и
прошептала мне на ухо:
- Иди к Дацюкам, они тебя покормят.
А потом она оттолкнула меня от себя так, что я чуть не упал, и закричала:
- Это не мой ребенок, это соседский, вы что, не видите?
Здесь я должен сказать вам, что в детстве я был ужасный блондин. Потом, правда, я стал ша-
теном, а сейчас, как видите, я – сивый мерин. Мои белесые кудри, которые вы редко увидите
в какой-либо еврейской семье, и украинская рубашка с петухами, вероятно, заставили этих
хазеров поверить, что я не сын мамы Розы.
- Иди до дому, - сказал мне полицай.
Но я не пошел, а спрятался за тыном и стал смотреть, что будет дальше. А когда они повели
маму на улицу, пошел за ними.
По дороге из других дворов тоже выводили женщин – евреек и гнали их до станции. А там
уже стояли вагоны, а в них кричали женские голоса… По перрону бегал маленький солдатик и
стучал в двери вагонов прикладом:
- Мольчать! Schweigen!
Чтобы меня не заметил этот недоросток, мне пришлось обойти весь поезд, и, когда я вы-
брался на задворки вокзала, я увидел страшную картину…
Женщины стояли шеренгой на той площадке, которую я вам показал, и были совершенно
голыми…
А перед ними ходил немец в офицерской форме со стеком в руке и рассматривал при помо-
щи его наших женщин. Он открывал им рты, поднимал груди и раздвигал колени…
Вы знаете, это сейчас я понял, что это был самый обыкновенный примат… Обезьяна, кото-
рую Гитлер обучил сначала чистить банан, потом орудовать этим стеком и стрелять из писто-
лета. А тогда я думал, что он человек, и мне было страшно…
Из-за будочки, за которой я спрятался, я увидел, как немец подошел к моей маме. Она была
молодой и красивой, и он улыбнулся ей. Потом провел стеком по ее груди… Один раз, другой,
третий… Но этого ему показалось мало, и он взял ее грудь в ладонь.
И тогда моя мама размахнулась и ударила его по лицу…Очень громко…
… Немец медленно расстегнул кобуру, достал из нее пистолет и выстрелил моей маме в
живот…
Мамин крик, который раздался после этого, был невыносим для ушей любого человека, и
все женщины закричали тоже, а мне показалось, что закричал весь мир. Почему не закричал
я, не знаю…
Я только видел, что немец сделал три шага назад и выстрелил в мамину голову…
Дальше я ничего не помню…
… До самой Победы я жил у Дацюков, для которых стал третьим сыном. Когда пришли наши,
я пошел в школу, а на День Победы мне исполнилось ровно девять лет.
Ночью к нам в окно постучала соседка. Она сказала, что выступал Левитан и сообщил, что

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 87

война закончилась.
Утром все пошли на митинг, а меня словно кто-то толкнул в спину, и я обошел шумную пло-
щадь и направился на станцию.
Там стоял воинский эшелон. На перроне весело танцевали молодые солдаты. Скорее всего,
они ехали на войну, а она закончилась….
… Я вышел на смотровую площадку, упал на нее и поцеловал молодую траву на том месте,
где Она стояла… И сказал Ей, что войны больше нет…
Соломон замолчал, и над миром повисла оглушительная тишина, которая ужасней самого
страшного крика…
- Выпейте, - услышал я потом, и в ладонь мне ткнулась фляжка с коньяком. – Я вижу, что не в
себе вы… Зря я рассказал вам это, на вас совсем лица нет…
- Не зря, - ответил я, сделав терпкий глоток. – Такое надо знать… И помнить…
- Это вы верно сказали, - грустно отозвался Соломон. – Если мы это забудем, все повторит-
ся…

Пушкин моего детства

                                                      
  Я начал читать с пяти лет. Сам процесс обучения этому чуду не сохранился в моей памяти, но
ясно помню такую картину.
  Ранним солнечным утром я лежу на животе в своей кроватке, задрав ноги кверху, и читаю
вслух:
                       «У лукоморья дуб зеленый,
                       Златая цепь на дубе том…»
  - Мам!- кричу я. – Что такое «лукоморье?
  Мама возится на кухне, приготовляя завтрак для отца, которому надо быть на работе раньше
всех, потому что он главный врач районной больницы. Сейчас он тоже сидит на кухне и, как
всегда, читает газету, думая, что он помогает этим маме. Она, действительно, иногда просит
его подать ему продукты и посуду из шкафчика. Но он всегда отвечает ей: «Обожди, я сейчас
дочитаю до конца эту заметку». И тогда она достает все сама и советует ему перейти в гости-
ную, так как он только мешает ей готовить завтрак.
  Но на мой вопрос о лукоморье она отвечает сразу же.
  - Не знаю! – кричит она слегка раздраженным голосом.
  И я слышу, как она говорит отцу:
  - Я предупреждала тебя, что не надо было учить Борю читать в этом возрасте. Теперь он за-
мучит нас своими вопросами.
  Отец ей ничего не отвечает, зато входит в мою комнату, наклоняется над моей кроваткой и,
показывая пальцем на картинке место, где стоит дуб, говорит:
  - По-моему, лукоморье – это берег моря, который здесь изгибается, как лук. Ты видел когда-
нибудь лук, из которого стреляли древние воины?
  - Видел, - отвечаю я, вспоминая какую-то картинку из другой книжки, где стоят люди в шле-
мах с луками в руках, а у них над головами летят тысячи стрел.
  - Ну вот, - облегченно вздыхает отец. – Лук и море – получается «лукоморье».
 Довольный тем, что он так легко объяснил это трудное для меня слово, он уходит на кухню
завтракать. Когда я дочитываю до конца это вступление к «Руслану и Людмиле», он уже сту-
чит каблуками по ступенькам нашего деревянного дома, уходя на работу. Читать саму поэму
мне неохота: она очень длинная и во многом мне непонятная. К тому же я знаю, что мама
уже принялась готовить завтрак для нас двоих и сейчас заставит меня умываться холодной
водой, чего я страшно не люблю.
  Не знаю почему, но вся моя библиотека в то время состояла из сочинений Пушкина. Мне
вспоминается, что мама так и кричала на меня, приходя домой после работы, когда я остав-
лял книги там, где читал, и все комнаты были буквально усеяны ими:
  - Ты снова разбросал своего Пушкина по всему дому! А ну-ка, сейчас же собери его и положи
на свою этажерку!
  Она говорила именно так, никогда не употребляя слова «книжки»...
  Это были тонкие книжечки разных размеров с яркими цветными обложками, но рисунки
внутри их были черно-белыми.
  Первая книга, которую я прочитал сам от начала до конца, называлась «Сказка о рыбаке и
рыбке».
  По непонятным для всех причинам, эта сказка понравилась мне больше всего, и вскоре я
знал ее почти наизусть. Из нее же я пополнял запас слов и выражений, чем не раз удивлял

88 Россия 10.2020 [email protected]

своих друзей, которые еще не могли читать и черпали свой лексикон из разговоров в семье и
на улице. Поэтому я, в свою очередь, не понимал их, особенно, когда они ругались. Это
сейчас я понимаю, что порой это был самый обыкновенный взрослый мат, блеснуть которым
мои друзья старались при всяком удобном случае. А случаев таких предоставлялось им в
избытке, так как в завершение каждой встречи на улице должна была состояться драка.
  В этих кровавых разборках я никогда не участвовал, за что получил прозвище «докторский
пацан», которое было для меня обиднее, чем «маменькин сынок».
  Но однажды произошло так, что именно Пушкин помог мне избавиться от этого позорного
прозвища и стать полноправным членом уличной компании.
  Рядом с нашим домом стоял небольшой особнячок, который, как говорили, принадлежал
родителям адмирала Головко. Туда летом приезжала чудесная девочка Юля, которой было
скучно, как и мне, без настоящих друзей. Она играла на пианино и тоже много читала. Мы
подружились с ней именно на этой почве: она увидела меня через решетчатый забор читаю-
щим, полюбопытствовала, что я читаю, и попросила дать ей какую-нибудь книгу, так как
прочла всю литературу, которая была в доме у бабушки и дедушки.
  Бабушка и дедушка у нее были очень строгие люди, которые гордились тем, что вырастили
такого знаменитого сына, и абы кого во двор к себе не пускали. Поэтому Юля стала приходить
к нам и уходила только тогда, когда ее звали на обед и ужин.
  Но однажды был очень жаркий день, и я предложил сходить на речку искупаться. Она
охотно согласилась, и мы, взявшись за руки, пошагали вниз по дороге к реке, которая называ-
лась Малка.
   Она, берущая начало в Приэльбрусье, летом была бурной и грязной, поэтому малышня
купалась в мелком затоне, где вода отстаивалась и изрядно прогревалась.
  Но, подойдя к этому месту, мы с Юлей увидели, что весь берег этого затона кишит мелкой
ребятней. Мою подругу это не смутило, и она уже потянула через голову свое светлое платьи-
це, чтобы залезть в воду, как вдруг раздался голос предводителя этой компании, хорошо мне
известного по дракам на нашей улице:
  - А вы чего сюда припёрлись? Мы девчонок к себе не принимаем.
  Рыжий и толстый шкет с сурово сведенными бровями с трудом влез на дамбу, на которой
мы стояли, и уставился на Юлю, как на врага народа. Потом взял ее за плечи, развернул
лицом к городу и дернул за косичку. И тут со мной произошла метаморфоза, которую я от
себя никак не ожидал. Я сделал два шага вперед, толкнул его в грудь и закричал:
  - Не трогай ее, дурачина-простофиля!
  Все, кто был на затоне, оцепенели. Они знали, что этот пацан может сейчас сделать со мной,
что захочет. Ему было нипочем одним ударом сбросить меня с дамбы, прямо в мутные волны
Малки, или протащить волоком к затону и утопить меня в нем, как котенка.
  Но предводитель тоже застыл, как статуя, и смотрел на меня растерянно и глупо. Не знаю,
чем бы это закончилось, но тут Юля дернула меня за рубашку и сказала:
  - Пойдем домой. Я не хочу купаться вместе с этими хулиганами.
  При этих словах вожак ребятни еще пуще захлопал своими рыжими глазами и принялся
усердно вытирать пот с лица. А мы с Юлей повернулись к нему спиной, снова взялись за руки
и пошли домой. И никто за нашими спинами не произнес и слова.
  Не знаю, откуда мои родители и Юлины бабушка с дедушкой узнали об этом эпизоде, только
после него Юлю перестали выпускать со двора, а со мной дома состоялся серьезный разго-
вор, который спустя минуту после его начала перестал быть серьезным.
  - Ну-ка, расскажи мне, сын, что там у вас произошло на затоне? – голосом Тараса Бульбы
спросил меня отец.
  - Ничего не произошло, - ответил я искренне, так как не придавал этому происшествию
никакого значения. – Мы пошли с Юлей купаться, а какой-то мальчик начал прогонять ее,
потому что она девочка. И тогда я ему сказал, чтобы он не лез к ней.
  - И как ты это сказал? – уже улыбаясь, спросил отец.
  - Я сказал: «Не трогай ее, дурачина-простофиля!»
  - И откуда ты взял эти нехорошие слова: дурачина, да еще и простофиля?  - уже совсем
весело продолжал допытываться у меня отец.
  - Как нехорошие? – удивился я. – Они в сказке у Пушкина написаны. Так старуха старику гово-
рила, когда он у рыбки ничего не просил.
  - Да, это верно, - согласился со мною отец. – Но старик на это не обижался, потому что имя у
него было другое, чем у мальчика, которого ты обидел. Его зовут Филя, и когда ты сказал, что
он просто Филя, для него это было большой неожиданностью.
  Теперь уже смеялась и мама, да так заразительно, что в комнату заглянула моя прабабушка
Сара, которую я называл «баба Ох» из-за ее постоянных стенаний, и попросила рассказать,
отчего это в нашем доме такое веселье.
Услышав мою историю, она тоже рассмеялась, что было вообще невообразимо …
  Потом пришла война…

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 89

  Папа с мамой ушли на фронт, где лечили раненых солдат, я поочередно жил у дедушек и
бабушек, но когда немцы подошли к Северному Кавказу, отец, бывший уже начальником
госпиталя, взял меня к себе.
  В госпитале я продолжал много читать, вернее, перечитывать книжки, которые мы смогли
взять с собой. Понятно, что их было немного, и почти все из них были сочинениями Пушкина.
  Отец погиб первого ноября 1942-го года, почти на моих глазах, когда немецкая разведка
наскочила на нашу машину, застрявшую в речке.
  Я продолжали «служить» в папином госпитале, где мама была операционной сестрой, а в
1944-м году ее демобилизовали из-за меня, и мы вернулись в родные края.
  Ни дома, ни какой-либо квартиры теперь у нас не было, и мы скитались по родственникам,
разбросанным по всему Северному Кавказу. Из вещей у нас был всего один чемодан с
минимумом нехитрой одежды, но на самом его дне лежали несколько книжек Пушкина,
которые я привез с войны.
  Я пошел в школу, учился так себе, не понимая, почему там учат тому, что я уже хорошо знаю.
Вероятно, потому, что у меня было много свободного времени, я начал писать стихи. Есте-
ственно, это были стихи о войне, о нашей победоносной армии и ее главнокомандующем
товарище Сталине.
 Нашей учительнице Екатерине Дмитриевне, очень пожилой и старомодной женщине, мои
стихи, как ни странно, понравились, и она заставляла меня читать их на уроке моим одно-
классникам. Так я получил вторую кличку в мой жизни - «писатель».
  Но однажды случилась удивительная история, после которой я еще сильнее полюбил
Пушкина, и уже не как поэта, а как человека. Таким он сохранился в моем восприятии до сих
пор: великий поэт и человек с великою душою.
  Помню, что мы снова собирались куда-то переезжать, и мама укладывала наш видавший
виды чемодан. И вдруг я услышал ее вскрик:
  - Ой, что это такое?
  Я обернулся и увидел, что она держит в руке обыкновенную почтовую открытку, правда,
изрядно пожелтевшую от времени.
  - Почитай, - сказала она.
Я взял из ее рук открытку и прочел красиво написанное от руки короткое приглашение:
   «Уважаемые товарищи!
  Приглашаем вас сегодня в 18.00 в районную библиотеку на «Пушкинские чтения» в честь
100-летия гибели поэта.
10-го февраля 1937-го года».
  - Мы ходили туда с папой, - грустно сказала мама. – Это был рабочий день, у нас было много
операций, и я так устала, что ни о каких чтениях и слушать не хотела, А папа посмотрел на
меня с таким удивлением, будто я от своего любимого мороженого отказалась: «Это ведь
бывает раз в сто лет, и такого уже не будет. Ты понимаешь, кто тогда погиб? Ты еще будешь
Борьке рассказывать, как тебе повезло: услышать стихи Пушкина ровно через сто лет после
его смерти».
  - Расскажи мне о том, как он погиб, - попросил я ее, так как, к своему стыду, тогда ничего не
знал о биографии поэта.
  Услышанное потрясло меня до глубины души.
  - Этот Дантес… - сказал я с дрожью в голосе, не зная, как можно назвать человека, убившего
Пушкина.
  - … дурачина – простофиля, - подсказала мне мама и улыбнулась, вспомнив, вероятно,
историю, приключившуюся со мной до войны на берегу Малки.
  Я тоже улыбнулся, так как после того узнал уже много других бранных слов, гораздо более
оскорбительных.
  Я еще раз перечитал открытку, и мне вдруг пришла на ум интересная мысль.
  - А знаешь, Пушкин погиб десятого, а одиннадцатого родился я.
  - Понимаю, - снова улыбчиво произнесла мама. – Я нашла недавно целую тетрадь с твоими
стихами. И даже знаю, как прозвали тебя твои одноклассники. И сейчас ты тщеславно поду-
мал, что тебе было суждено придти ему на смену как поэту. Не так ли?
  Я стыдливо промолчал, а мама закончила наш разговор в веселом тоне:
  - Это было бы здорово, только Пушкин погиб 10-го февраля, а ты родился 11-го января. На
целый месяц раньше …
  Мне стало грустно.
  Потому что мне по-детски хотелось именно того, о чем она сказала раньше: сначала Пушкин,
а потом – я…

90 Россия 10.2020 [email protected]

Первая, но поздняя любовь ...

Эльвира Антоновна Затонская, некогда блиставшая в театре и кино, в свои шестьдесят пять лет
не потеряла интереса к жизни и по-прежнему была красива и энергична. Уже будучи на пен-
сии, она дважды выходила замуж, играла в престижном московском театре далеко не второ-
степенные роли и снималась в сериалах. На данный момент у нее был сожитель, которого она
называла «мой знаменитый и талантливый бой-френд Майкл», хотя все его звали Мишкой
Вайнштейном, и он служил в захудалом театре на задворках столицы, играя там, в основном,
роли вторых любовников и немецких офицеров.
Но главным ее увлечением стала работа в театральном училище, где ей доверили вести класс
очень одаренных студентов, зачисленных, как говорят, «по признаку родственных связей с те-
атром». То есть, это, в основном, были дети и внуки тех актеров, имена которых в свое время
гремели по всей стране.
Работать с ними было трудно, так как они считали, что переняли у своих родных и родствен-
ников все навыки актерского мастерства, но и интересно, ибо они могли не только играть, но
и думать.
Больше всего Эльвира Антоновна боялась, что не сможет на протяжении всего курса обучения
поддерживать их интерес к учебе, и старалась разнообразить задачи, которые ставила перед
ними, как только могла. Главным ее советчиком в этом вопросе был старый актер Марк На-
умович Левин, которого недавно отстранили от преподавания, потому он начал на занятиях
слишком часто сморкаться в огромный фуляровый платок и рассказывать студентам истории о
своих связях с молоденькими актрисочками.
Именно он подсказал Эльвире Антоновне тему ее очередного занятия.
Она вошла в аудиторию своей бесподобной энергичной походкой, ослепительно улыбнулась
всем и каждому в отдельности и объявила:
- Сегодня я ставлю перед вами сверхзадачу…
Она привычно выдержала паузу, чтобы у студентов вскипел интерес к предстоящей работе, и
продолжила:
- Представьте, что вам признается в любви человек намного старше вас… Он или она робко
подходит к вам и говорит: «Я люблю вас…». Нарисуйте в своем воображении образ этого
человека, не стесняясь в деталях. Может быть, у него нет зубов, он неряшливо одет, вы видите
его дрожащие руки. А потом ответьте ему. Как хотите … Принимая его любовь или отвергая ее.
…Говорите кратко, ничего не объясняя. Просто ответьте. Только так, чтобы я поверила вашему
чувству. Будь это сострадание, презрение или, чем черт не шутит, сама любовь… На подготов-
ку даю десять минут. Совещания исключаются…
Не успела она присесть, как с места раздался голос:
- А вопрос можно?
- Да, пожалуйста, - благосклонно, но с некоторым раздражением разрешила Эльвира Анто-
новна, считая, что она объяснила поставленную задачу исчерпывающе полно.
В среднем ряду встала студентка, которая ей очень нравилась, потому что она напоминала ей
себя в далекие годы молодости. Девушку звали Люся, она была внучкой знаменитой актрисы,
уже ушедшей в мир иной.
- Я хотела бы знать, а что за человек признается мне в любви, - сказала она, улыбаясь и зная,
что сейчас этой ее улыбкой любуются все юноши группы.
- Но я же объяснила! - почти что возмущенно ответила Эльвира Антоновна. – Пожилой чело-
век, образ которого вы должны дорисовать сами. В вашем случае это будет мужчина, а Венеч-
ке Крылову объяснится в любви пожилая женщина, предположим, нынешняя Софи Лорен.
Это уж как у него фантазия взыграет.
В аудитории раздался дружный смех, но Люся не обратила на него никакого внимания, произ-
неся с каменным выражением лица:
- Я хотела бы знать его социальный статус. Мой ответ ему будет зависеть от того места, какое
он занимает в обществе.
- Ну, так и определите ему сама это место, - ответила ей Эльвира Антоновна, радуясь тому,
что раздражение ее прошло после всеобщего смеха. – У вас очень широкий выбор: от главы
государства до бомжа.
Снова пронеслась волна смеха, правда, уже не такого дружного.
Эльвира Антоновна тоже рассмеялась, понимая, что иначе она будет выглядеть глупо.
- Спасибо, - ответила Люся с нехорошей улыбкой. – Вы просто развязали мне руки. Теперь я
блестяще сыграю поставленную вами сверхзадачу, так как считаю, что в наше время не только
для женщин, но и для мужчин основное значение имеет именно это…
- Но я все же думаю, - остановила ее Эльвира Антоновна, - что мы имеем дело не с меркан-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 91

тильными расчетами человека, а с его чувствами, с его первичным ощущением сказанных
ему слов. Впрочем, я могу и ошибаться… Поэтому прошу встать всех, кто считает так же, как
Люся.
Встали все. За исключением Кирилла Климова.
Он был одним из самых талантливых студентов ее группы, который мог сыграть любую роль,
не ожидая ее установок. Но у него был один серьезный недостаток, из-за которого его дваж-
ды собирались отчислить из училища: он не любил учить роли.
На курсовой спектакль, в котором он играл главного героя, Кирилл пришел полностью не
готовым, и нес на сцене такую отсебятину, что его партнеры терялись, не зная, как отвечать
ему в диалогах, а театральные мэтры, знавшие эту роль до запятой, были до глубины души
возмущены такой вольностью в ее трактовке.
С большим трудом ей удалось тогда отстоять его, но он не заметил ее стараний и продолжал
вести себя по-прежнему: выходить на сцену, не заглядывая в текст пьесы, и играть то, что
казалось ему достоверным, согласно жизненным восприятиям автора и его собственным.
Увидев перед собой стену поднявшихся с мест студентов, чего она никак не ожидала, Эльвира
Антоновна растерялась и решила искать спасение именно в этой одинокой фигуре сидящего
Кирилла Климова.
- А вы, Климов, как считаете? – спросила она с некоторой дрожью в голосе.
Он встал и, чувствуя себя неудобно среди полностью стоящей группы, скомандовал вместо
нее:
- Садитесь.
Все рассмеялись, и он, довольный этим, почесал нос и изобразил мыслителя с воздетой к по-
толку рукой.
- Я считаю, - задумчиво начал он, глядя поверх своих пальцев, - что ни один пожилой человек
никогда не будет объясняться в любви ни одному из нас. И доказательством тому является
совершенно оправданное выступление нашей лучшей студентки Люси, которая в будущем
обязательно сыграет роль Джульетты в непревзойденном шедевре Вильяма Шекспира. И все
зрители будут дружно рыдать, не зная, что перед тем, как признаться Ромео в любви, она
взвесила все материальные и социальные достоинства родов Монтекки и Капулетти и реши-
ла: «А чем черт не шутит!». Но я в душе – актер… И готов играть предложенный вами этюд
без всяких предварительных условий. Мне не важно, кто признается мне в любви: доярка из
Хацапетовки, вышедшая на пенсию, или графиня де Монсоро, уцелевшая после всех француз-
ских революций. Для меня важно одно: я должен ее услышать …
Эльвира Антоновна задумалась лишь на мгновение, ответив ему с улыбкой, которую сама
считала самой обаятельной в мире театрального искусства для актрис ее возраста:
- Но, к сожалению, у нас в группе нет женщин пожилого возраста.
Он тоже улыбнулся ей, заученно и мило, и неожиданно сказал:
- А вы?
В аудитории вдруг воцарилась мертвая тишина, в которой можно было услышать, как за ок-
ном приглушенно шумит первый в этом году негромкий весенний дождик.
- А ты, Климов, однако, хам! – раздался вдруг возмущенный Люсин голос и, словно повинуясь
ему, все студенты вновь вскочили со своих мест.
- Садитесь, - на сей раз скомандовала сама Эльвира Антоновна, потому что ей захотелось
видеть этого нахального мальчишку одиноко стоящим посреди этой огромной аудитории. –
Будущий великий актер Кирилл Климов совершенно справедливо считает, что для того, чтобы
сыграть этот этюд, ему требуются определенные условия. И я ему не вправе отказать …
Она достала из сумочки свои очки в золотой оправе, которые стеснялась носить постоянно, и
надевала лишь в тех случаях, когда ей было надо отчетливо видеть лицо своего собеседника,
протерла их шелковым платочком и изящным, заученным движением водрузила на свой пре-
красный нос. Затем она встала из-за стола, что было подобно легкому взлету бабочки с цвету-
щего куста, и пошла, а, скорее, полетела навстречу приключению, которое придумала сама.
Подойдя к Климову, она сначала взглянула в его растерянное лицо любящим и робким взгля-
дом, затем опустила глаза долу и сказала взволнованно, но тихо:
- Я люблю вас …
Ей показалось, что Климов слишком долго выходит из своего ступора, случившегося с ним
сразу после того, как она пошла к нему по проходу меж онемевших и остолбеневших студен-
тов, и уже была готова повернуться и уйти на свое место, как вдруг он взял ее руку, поцеловал
ее долгим и нежным поцелуем и сказал:
- Спасибо… Но я вас недостоин …
За этими словами и за тем, как они были сказаны, крылась целая человеческая судьба, и на
какой-то миг ей стало по-настоящему стыдно, что она заставила человека изображать это
страдание, но потом в ней возобладал опыт профессиональной актрисы, и ей захотелось
играть этот этюд дальше.
Эльвира Антоновна легким движением погладила его шелковистые волосы и сказала:

92 Россия 10.2020 [email protected]

- Глупый вы мой… Я бы поверила вам, если бы прожитые годы не научили меня быть недо-
верчивой к словам… Как проще было вам сказать: «Но я вас не люблю…»
Климов еще держал в своей руке ее внезапно похолодевшую ладонь, и вдруг вновь поднес ее
к своим губам, потом к щеке, и она увидела на его глазах слезы.
Неизвестно, чем бы это могло закончиться, если бы аудитория вдруг не разразилась бурными
аплодисментами….
… Она возвращалась домой, как обычно, пешком.
«А каков этот мальчишка! – думала она, не обращая внимания на надоедливый мелкий до-
ждичек и лужи под ногами. – У него врожденный талант актера, талант сопереживания. Он
даже заплакать готов, если его партнер искренен. А, в общем, это занятие было лучшим во
всей моей педагогической практике. Завтра обязательно надо поблагодарить Марка за его
идею».
Перед спектаклем она зашла в гримерку, которую администрация никак не решалась ото-
брать у Левина, потому что на ее двери после его фамилии было указано слишком много
почетных званий.
Марк сидел на диванчике и пил пиво, так как сегодня гримироваться ему было не нужно: он
играл «голос за сценой».
Она не успела и рта раскрыть, чтобы рассказать об успехе его идеи, как он заворчал:
- Слышал, слышал… Весь театр шумит по поводу твоего эксперимента. И чувствую, что
добром это не кончится. Так что, ты особо не распространяйся насчет моего соавторства. При-
шьют мне еще какую-нибудь пакость, похлеще пьянства и романчиков с инженю.
- Марк! – возмущенно повысила голос Эльвира. – Ты это о чем?! Я впервые увидела в своем
ученике рождение настоящего, большого артиста, а ты…
Закончить эту гневную тираду она не смогла: на глаза ее накатились слезы, голос предатель-
ски задрожал и прервался.
- Ну, будет, будет…, - виновато забормотал Левин. – Тебе Раневскую нынче играть, а ты на
меня свои эмоции тратишь… Пива выпьешь? Мой давний поклонник, который никак не
может забыть меня в образе Гамлета, подарил мне сегодня целый ящик чудесного датского
пива.
Поняв, что Марк не в состоянии понять ее высокие чувства, переживаемые ею после удав-
шегося урока, она убежала в свою гримерную вне себя. Но сев перед зеркалом и взглянув на
свое лицо, которое всегда становилось особенно прекрасным в гневе, Эльвира Антоновна
сразу же успокоилась и принялась гримироваться.
На следующий день у нее были занятия в училище, но она шла на них неохотно. Во-первых,
потому, что устала после трудного спектакля, а, во-вторых, ей казалось, что ее студенты могут
воспринять их общий успех на предыдущем уроке так же холодно и опасливо, как это сделал
Марк.
Каково же было удивление Эльвиры Антоновны, когда группа встретила ее бурными апло-
дисментами! Она застеснялась, замахала руками: «Садитесь!», но они продолжали стоять и
хлопать ей.
Закрыв глаза руками, она тяжело опустилась на стул и тут вдруг заметила, что одновременно
с нею на свое место сел лишь один студент. Это был Кирилл Климов.
Это как-то неприятно кольнуло Эльвиру Антоновну, но тут аплодисменты стихли, все заняли
свои места, и надо было начинать урок. Но сначала ей захотелось выяснить причину такого
восторженного приема ее особы.
Понятно, что она была прекрасной актрисой и не хотела, чтобы группа обнаружила в ее во-
просе этот жгучий интерес, а потому, когда все стихли и расселись, не спеша разложила на
столе свои конспекты, нацепила очки и спросила равнодушным голосом:
- А в честь чего такое торжество?
Как всегда, с места сорвалась вездесущая Люся и закричала в экстазе:
- В честь Вашей вчерашней Раневской и нашего прошлого занятия! Мы гордимся тем, что Вы
преподаете у нас!
Услышать такое Эльвире Антоновне было очень приятно, но что-то мешало ей расчувство-
ваться и пустить слезу. И этим «что-то» вновь оказался Климов. Почему-то она сразу после
радостного Люсиного выкрика взглянула на него и увидела совершенно спокойное, даже
скучное лицо, на котором застыла снисходительная улыбка человека, не верящего громким
похвалам.
- А что было такого особенного в моей вчерашней Раневской? - изогнув брови, невозмутимо
спросила она.
Почти все студенты закричали разом что-то восторженное, из чего она поняла только то, что
такой Раневской они ни у кого из актрис еще не видели.
Когда шум стих, Эльвира Антоновна неожиданно для себя сказала слишком скупые и даже
равнодушные для такого торжественного момента слова:
- Спасибо, конечно. Но мне все же хочется, чтобы кто-либо из вас, например, ... студент Кли-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 93

мов связно объяснил мне, что поразило вас в моей вчерашней игре.
Все головы разом повернулись к Кириллу, а он неохотно встал и вновь принял позу мыслите-
ля.
- Я согласен с тем, что такой Раневской в нашем театре еще не было, - менторским тоном про-
изнес он, ни на секунду не задумавшись. – И она была прекрасна, заслужив те аплодисменты,
которыми вы были встречены сейчас. Но, извините, … это была не чеховская Раневская. И,
думаю, что вряд ли режиссер спектакля, наш милейший Вячеслав Львович, мог благословить
вас на такую трактовку этого образа. Но это все детали. Зритель забыл про Чехова, но… по-
любил вас.
Такого Эльвира Антоновна не ожидала: оказывается, она совершила революцию в театраль-
ном искусстве и сыграла Раневскую совсем не такой, какой ее задумал великий Чехов!
- Так объясните мне, наконец, какая же она, эта новая Раневская? – взволнованно спросила
она, обращаясь ко всей группе.
Но ответил ей все тот же Климов, коротко и твердо:
- Влюбленная…
И, как ни странно, этот ответ вернул равновесие расстроенным чувствам Эльвиры Антоновны,
более того, он рассмешил ее до слез.
- И в кого же она влюблена? – спросила она сквозь смех, доставая из-под манжеты носовой
платочек.
- Не знаю, - хмуро ответил Кирилл, полагая, что она смеется именно над ним. – Но уверен, что
это не купец Лопахин…
- И не помещик Симеонов - Пищик! – выкрикнула с места Люся, привыкшая всегда высказы-
вать свое мнение.
- И не конторщик Епиходов! – громко добавил Венечка Крылов.
-Ну, конечно же, и не лакей Фирс, - подвела итог сама Эльвира Антоновна, но шутка ее
почему-то смеха не вызвала.
Наступило молчание, которое спустя минуту было прервано робким девичьим голосом с за-
днего ряда:
- А, может, это студент Петечка Трофимов?
Раздался общий хохот, который благополучно завершил этот трудный для Эльвиры Антонов-
ны разговор…
…Этим вечером должен был придти ее бой-френд Майкл, то бишь, Мишка Вайнштейн, но
почему-то не пришел, нарушив расписание, составленное для него лично ею с щадящим
уклоном, так как она знала, что у бой-френда есть жена Маша и еще одна любовница из де-
партамента культуры, не будь которой, он бы уже давно вылетел из театра.
Эльвира Антоновна расстроилась, потому что не терпела пренебрежительного отношения к
своей особе, выпила стакан французского вина и, уютно устроившись на диване, включила
телевизор.
Показывали старый сериал, в котором она сыграла героиню, так как главным режиссером
фильма был ее тогдашний муж Акоп Оганесян. По его замыслу она должна была изобразить
страстную и самоотверженную любовь, и роль у нее не пошла сразу, потому что ничего по-
добного в ее жизни не было.
И тут, забыв про сериал, она начала вспоминать всех своих мужей и любовников, пытаясь
уяснить для себя, а любила ли она кого-либо из них вообще. И без всякой досады она вдруг
обнаружила, что она только послушно отвечала на их любовь, порой очень глубокую и
пылкую, а сама не страдала ни разу. Разве что всего лишь один раз, в далеком и счастливом
детстве испытала подобие любовной муки, когда ее сосед по парте Гоша перестал провожать
ее после школы, плененный первой красавицей в классе Лорой Беридзе.
«Боже мой! - подумала она с грустной усмешкой. - Как это мои студенты смогли увидеть во
мне влюбленную Раневскую?»
И вдруг она почувствовала в себе какое-то щемящее, непонятное чувство, похожее на слад-
кую боль. Ничего подобного она в своей жизни еще не испытывала, и даже не поняла, поче-
му у нее что-то болит, а ей приятно.
«Неужто это оттого, что Мишка не пришел?» – подумала она, но тут же отмела эту мысль с
каким-то брезгливым чувством.
И тут, помимо ее воли, перед ней возник этот мальчик в аудитории, Кирилл Климов. Она
даже ощутила, как он целует ее руку, услышав прекрасно сыгранное ею признание в любви.
«Господи! – пронеслась у нее в уме безумная мысль, заставившая замереть ее сердце и по-
холодеть кончики пальцев. – Похоже, я влюбилась!»
Она встала с дивана и сразу увидела себя в большом зеркале, перед которым часто разучива-
ла роли. Что-то поразило ее в облике пожилой и неряшливо одетой женщины, увиденной ею
там, но ей не хотелось признаться в правоте мысли, только что мелькнувшей у нее в голове, и
она попыталась успокоить себя ироничной и снисходительной улыбкой.
Но она у нее не вышла. Это была улыбка внезапно помолодевшей, растерянной женщины, не

94 Россия 10.2020 [email protected]

знающей, что ей делать дальше.
Но она не сдавалась. Закурила, подошла ближе к зеркалу и пустила струю дыма себе в лицо.
«Дуреха! – мысленно сказала она себе. – Вот заявится Мишка, обнимет, поцелует, и все это
пройдет. Ты же любишь его, да? А мальчишке надо просто получить «пятерку», вот он и ста-
рается».
Она тут же поняла, что думает ерунду, потому что перед нею сразу возникло его лицо со
слезами на глазах.
Эльвира выключила телевизор, потом свет и подошла к окну.
Шел дождь, грустные фонари отражались в мокрой мостовой, а на другой стороне улицы под
зонтом целовалась влюбленная парочка.
И тогда она окончательно поняла, что влюбилась.
В первый раз в своей жизни…
По-настоящему…
Но слишком поздно…

Фотография Эллины Савченко

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 95

И о войне, и о любви...

Заметки о трёх рассказах Бориса Аксюзова

Ольга Собственно, из трёх рассказов Бориса Аксюзова теме любви в её лирической коннотации
Флярковская посвящен только один («Первая, но поздняя любовь...») – да и то не совсем любви, а влю-
блённости, к тому же настигшей героиню слишком поздно. Два других («Смотровая площад-
ка» и «Пушкин моего детства») в строгом смысле посвящены войне. Что и справедливо, и
оправданно – ведь автор ставит акцент на своей принадлежности к поколению Детей Войны,
воспринимая это как нравственный и творческий долг.
Борис Валентинович Аксюзов прочно и незаметно вошёл в русскую словесность рубежа
веков, пройдя несуетный путь становления как прозаика в советские годы. Прочно – потому
что он нашёл свои темы и нишу, имеет верных читателей и ему не нужно доказывать своё
право называться русским писателем, а незаметно – потому что толстые журналы о нём,
скорее всего, не знают, ибо душевные силы он тратил не на продвижение произведений, а на
творчество и преподавание.
Аксюзов – учитель в почти забытом на сегодня, старомодном, высоком значении этого слова
– то есть человек, стоящий в начале становления личности ребёнка, человек, объясняю-
щий детям смысл нравственных ориентиров, представитель самой романтической и самой
нервной, изматывающей профессии... Знаю, что его ученики, сами уже немолодые и часто
заслуженные люди, – хранят верность своему «Валентинычу», приезжают, звонят... Они же
являются и его первыми читателями.
Если говорить о литературной преемственности, то рассказы Бориса Аксюзова развивают,
как мне кажется, линию Юрия Казакова – это и невероятная острота проживания события, и
психологизм, и лиризм, и глубокое отражение события и конфликта в душе героя при ясном,
лаконичном, четко прочерченном сюжете.
Рассказ «Смотровая площадка» представляет один небольшой эпизод военного времени, а
именно отправку еврейских женщин из глухого украинского местечка недалеко от Бердичева
в фашистский лагерь, в Германию. Немецкий офицер со стеком в руке бесцеремонно осма-
тривает донага раздетых узниц, заставляя их открывать рты, терпеть грубые прикосновения,
послушно раздвигать колени... Одна из них, молодая и красивая, мать одного из героев рас-
сказа, Соломона Куца, тогда совсем ещё мальчика, не стерпев унижения, отвешивает немцу
громкую пощёчину... Два выстрела, последовавших один за другим, в живот и голову, ставят
точку. «Крик, который раздался после этого, был невыносим для ушей любого человека, и все
женщины закричали тоже, а мне показалось, что закричал весь мир. Почему не закричал я,
не знаю… Я только видел, что немец сделал три шага назад и выстрелил в мамину голову…»
Сам Куц, колоритный старый еврей, давнишний знакомый лирического героя рассказа, в тот
день спасся чудом. Что-то почувствовавшая мать с утра расчесала его светлые кудри на про-
бор и надела на него вышиванку... В нужный момент она с такой силой оттолкнула от себя
сына, что тот чуть не упал: «Это не мой ребенок, это соседский, вы что, не видите?» Здесь я
должен сказать вам, что в детстве я был ужасный блондин».
Трагизм эпизода умело оттеняется автором мягким юмором в изображении старика, велико-
лепно переданным своеобразием местечковой речи. Ошарашенный происходящим, мальчик
не отправляется к соседям по наказу, который успела-таки шепнуть ему мать, а тенью устрем-
ляется за ней, за ними – женщинами, выходящими со дворов в сопровождении полицаев и
фашистских солдат, к месту казни, на смотровую площадку меж двумя вагонами...
Сила спасительной, мудрой материнской любви противопоставлена в рассказе расчеловечи-
ванию фашизма. Рассказчик так говорит об изувере: «Вы знаете, это сейчас я понял, что это

96 Россия 10.2020 [email protected]

был самый обыкновенный примат… Обезьяна, которую Гитлер обучил сначала чистить ба-
нан, потом орудовать этим стеком и стрелять из пистолета. А тогда я думал, что он человек, и
мне было страшно…»
Философски звучащий финал рассказа элегантно закольцован автором: «Утром все пошли
на митинг, а меня словно кто-то толкнул в спину, и я обошел шумную площадь и направился
на станцию. Там стоял воинский эшелон. На перроне весело танцевали молодые солдаты.
Скорее всего, они ехали на войну, а она закончилась…»
Танцы солдат после Победы на месте убийства женщины, матери. Праздник избавления на
месте жертвоприношения.
«…Я вышел на смотровую площадку, упал на нее и поцеловал молодую траву на том месте,
где Она стояла… И сказал Ей, что войны больше нет…»
Второй рассказ ведётся Борисом Аксюзовым от первого лица, нет сомнения в том, что всё
произошедшее было лично пережито автором в детстве. Нагнетанию ужаса первых военных
лет в повествовании противопоставлена Книга, а точнее, тонкие детские книжки пятилетнего
мальчика Бори – довоенные издания Александра Пушкина в цветных обложках с черно-
белыми картинками. Ими была постоянно усеяна его детская территория в доме, для них
всегда находилось место в видавшем виде единственном чемодане матери и сына, в 42-м
году при эвакуации госпиталя оставшихся без мужа и отца, чемодане их странствий.
Собственно, рассказ и начинается с выяснения у родителей тайны волшебного слова Лукомо-
рье: «Мама возится на кухне, приготовляя завтрак для отца, которому надо быть на работе
раньше всех, потому что он главный врач районной больницы. Сейчас он тоже сидит на
кухне и, как всегда, читает газету, думая, что он помогает этим маме».
Сплетение весёлого юмора и лиризма – одна из характерных черт прозы Бориса Аксюзова,
умеющего писать смешно до слёз. Этот юмор сродни радости, а не злости, возникает от
душевной полноты и доброты, а не от обиды и злобы, в нём не чувствуется пародийных или
сатирических нот. Такое пленительное сочетание смешного и трогательного отсылает к об-
разам «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера, покоряя читателя редким обаянием написан-
ного.
Именно Пушкин приходит на помощь маленькому герою в тот день, когда в нём родился
защитник, мужчина. Приходит невероятным образом: через пополнение лексикона вычи-
танными бранными словами «дурачина ты, простофиля». Обидчика чудесной девочки Юли,
за которую неожиданно для себя смело заступился «докторский пацан» Боря, по стечению
обстоятельств звали как раз Филей... Неожиданное пушкинское слово совершенно сбило с
толку предводителя местных мальчишек.
Война стремительно разрушила привычный милый мир с вечно занятым отцом-хирургом,
мамой, заботящейся обо всём в доме, мир, где живёт рядом, наполняя дом причитаниями,
прабабушка «баба Ох», где смотрит через забор светлыми глазами Юля, родственница адми-
рала Головко...
Стилю Бориса Аксюзова свойственны пластичность и краткость, интенсивность эмоциональ-
ной подачи материала и умение выхватить прожектором слова ту, единственную, деталь, ко-
торая начинает расти до разворачивающейся метафоры. Такой деталью во втором рассказе
Аксюзова стало случайно выпавшее из книги пожелтевшее приглашение на Пушкинские чте-
ния в библиотеку в честь мрачной даты -100-летия со дня гибели поэта. Мать повзрослевше-
го за войну Бори вспомнила, как, уставшая за день в операционной, ни на какие чтения идти
не хотела, но отец не мог понять её, потому что это же – Пушкин! И провидчески обмолвился
тогда: «Это ведь бывает раз в сто лет, и такого уже не будет. Ты понимаешь, кто тогда погиб?
Ты еще будешь Борьке рассказывать, как тебе повезло: услышать стихи Пушкина ровно через
сто лет после его смерти».
Расстрелянный фашистами на Северном Кавказе врач военного госпиталя и убитый Дан-
тесом творец Лукоморья. Съёмные углы, сиротство и немыслимая радость Победы, долг и
гибель, тонкие детские книжки, нежная любовь к матери и память об отце на всю жизнь...
Всё перемешано в этом мире. Или едино?..
И вот только в третьей новелле автор напрямую заговорит с читателем собственно о любви.
О сильнейшем лирическом, переворачивающем внутренний мир чувстве, след которого
всегда саднит или светит в душе, чувстве, в котором во всей полноте проявляется личность.
Вернее, заговорит о трагической для героини невозможности испытывать настоящую любовь
хотя бы в её начальной фазе, о суррогатах любви, опошлении, подменах.
Не случайно Борис Аксюзов выбирает для повествования мир театра. Известная актриса
по совету стареющего любовника предлагает студентам своей мастерской такое задание:
мотивированная реакция на признание в любви человека старшего возраста... Студенты
реагируют на предложение по-разному, любимая ученица выдвигает критерием реакции
материальное или социальное положение того, кто влюблён. Свойственен ли такой рацио-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 97

нализм молодости? Не знаю. А вот самый талантливый, но и самый непредсказуемый ученик
согласен мгновенно сыграть этюд, если признаваться в любви будет... сама руководитель-
ница мастерской. В рассказе ярко описываются движения, произошедшие в душе героини и
живая реакция на признание молодого человека, вдруг блеснувшие на его лице слёзы, когда
он склонился перед педагогом, целуя её руку.
А дальше с ней начинают происходить удивительные вещи, включая новое прочтение роли
Раневской, где впервые была сыграна, и сыграна блистательно, влюблённая женщина... Но
влюблённая (по сюжету рассказа Аксюзова) неизвестно в кого. Что ж... Ведь Раневская и у
Чехова – влюблённая женщина, она говорит об обманувшем её любовнике: «...но что же
делать, голубчик мой, что мне делать, он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит
за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство? И что ж тут скрывать
или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю, люблю… Это камень на моей шее, я иду с ним на
дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу...».
В пьесе адресат чувств героини назван точно и недвусмысленно. В рассказе он находится
вообще за рамками действующих лиц, вне сцены. Но для автора не это главное. Главное
в другом: впервые за свою долгую человеческую и сценическую жизнь героиня рассказа
Эльвира Антоновна ощутила прилив настоящего чувства: «Шел дождь, грустные фонари
отражались в мокрой мостовой, а на другой стороне улицы под зонтом целовалась влюблен-
ная парочка. И тогда она окончательно поняла, что влюбилась. В первый раз в своей жизни…
По-настоящему… Но слишком поздно…»
Аксюзов словно говорит читателю: с чувствами нельзя шутить, с ними нельзя играть, ими
надо ж и т ь.
Разные лики любви. Разные судьбы. Прекрасные в своей достоверности воспоминания о
семье и детстве, трагический рассказ о войне и гибели еврейской матери, спасшей своего
ребёнка, и немного отвлечённый рассказ-этюд, сыгранный автором наподобие музыкаль-
ного произведения, взволнованно и слегка нечётко... Для Бориса Аксюзова тема любви
является наиважнейшей, как и для всякого художника, в центре творческого мира которого
– душа человеческая, тайна из тайн, а любовь – единственная данная нам возможность для
её постижения.

Фотография Эллины Савченко

98 Россия 10.2020 [email protected]

Тайны природы человека

Чудесен колокольный звон Алла
Борисова
— Может, передумаете? У программиста есть шанс. Жильё, какое-никакое, но определят.
Пусть и социальное, и не сразу...
— Нет, доктор. Я ничего не знаю о том, что за этими стенами, да и возраст уже не тот.
— Знаете, Павел, я не желаю вам зла. Вы много пережили, и я понимаю ваши страхи. Мой
совет — попробуйте.
— Попробовать что? Четверть века я провел среди душевнобольных, и попробовать жить
там, где у меня никого и ничего нет?
— Не слишком ли обречённо?
— Как есть. Мир изменился — это электронные джунгли, а я...
— Ну что вы такое говорите, просто многое стало иным, а вы как-то слишком...
— Слишком? Доктор, а где в последние годы весь медперсонал?
— Он больше не нужен. Достаточно меня одного. Всё остальное — работа для роботов.
— Вот именно. И я — программист, пройдя переобучение, кем-то стану?
Врач отошёл к окну, остановился, глядя на улицу.
— Вот видите, у вас нет ответа, — Павел ухмыльнулся.
— Но это хоть какой-то шанс, а вы выбираете уйти в никуда, даже не догадываясь, — что там
за куполом?
— Да мне без разницы. Может, меня вообще не волнует, где моя жизнь кончится. Раз меня
выписывают отсюда, хотя не очень понимаю, почему нельзя было ту же эвтаназию, то остаёт-
ся одно — дожить остаток дней в том самом лесу, которым вы тут меня пугаете.
— Я не могу больше оставлять вас здесь — вы здоровы и давно. Эвтаназия? По крайне мере,
официально — запрещена. У вас есть выбор, и я не понимаю, почему вы не хотите попробо-
вать.
***
Его сломал кризис? Разве? Это так начиналась первая запись в медицинской карте. Только
кризис, лишь взял его за руку и подвёл к распахнутому окну. А всё то, из-за чего он тогда
спрыгнул, было гораздо раньше.
Да, этот чёртов кризис отнял последнее. Но ведь он всегда понимал — это только способ за-
крыть пустоту, не более.
Он был хорошим специалистом — ценили. Люди на работе; редкие встречи с друзьями;
люди прохожие, онлайн друзья — всё это было.
Только по вечерам он оставался один, и никакие самые интересные книги, фильмы, тренинги
не могли убрать грызущее чувство ненужности. Развлекать, отвлекать себя он умел. Но как
часто стал падать из этого состояния в другое. Часами курил, стоя на балконе, всматриваясь
в громадный город, в бескрайний мир, думая о том, что никому, абсолютно никому, он не
нужен. И нет в этом бескрайнем тех, кто нужен ему.
А потом стали приходить они...
Как это случилось? Так обыденно, что невозможно было не поверить. Что там вытворяла его
психика, отлично знающая — это мираж, тени? Мама, вяжущая пестрый свитер и улыбаю-
щаяся, болтающая как ни в чём не бывало. Светка, вешающая его пиджак в шкаф, гладящая
бельё, поливающая цветы... Каждый вечер она говорила: «Доброй ночи, родной», — уходя
сквозь зеркало, стены, растворяясь в ночи...
Они приходили и исчезали когда хотели, и он научился их ждать. Научился чувствовать себя
дома, зная, что это болезнь, но только так он мог каждый день возвращаться домой.
— Глупо спрашивать, но всё-таки, — Павел старался казаться ироничным, — где рой любящих

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №2 99

родственников и друзей? Они встречают меня у выхода? А я так не празднично выгляжу.
— Если бы кто-то за все эти годы...
— Понятно, доктор. Мне готовят секретную вечеринку с шампанским. Да ладно, ладно, — я
шучу. Что мне там полагается с выпиской? Паёк в дорогу? Карта местности?

***
Маленький грустный вертолёт приземлился у кромки леса. Павел летел один. Дверь откры-
лась, а он продолжал сидеть, всматриваясь в синеву леса.
— Пункт назначения, — Павел вздрогнул. — Право выйти. Ориентиры местности — радиус
десять километров — выданы. Доброй дороги.
— Ишь ты, железяка вежливая, — спрыгнул и впервые за долгие годы ощутил ветер, бьющий
в лицо.
«Зачем крылья, если не чувствуешь ветра в лицо?».
— Откуда эта фраза? — Не помню, а ветер в лицо и правда здорово. Вот только крыльев мне
не смастерили. Запредельный мир? Ещё бы зачарованным назвали.

Он проследил, как вертолёт нырнул в светящийся купол и исчез.
— Может, стоило попробовать? Поболтался бы по ночлежкам. Как там доктор сказал? — По-
собия хватит до конца, если не найдёте работу.
Зачем тянуть. Здесь быстрее найду то, что нужно. Эвтаназии у них нет, а зря, гуманисты хре-
новы. Типа сам выбрал — сам помрёт? И то верно.

Странная штука свобода. Когда-то я так к ней рвался, а когда она пришла, попробовал сбе-
жать от неё через окно. Как живут другие? Ведь живут же, а мне, чёрт побери, всегда был
кто-то нужен. Нет, не всегда. Или всегда врал сам себе, пытаясь соединить не соединяемое,
— делать что хочу и как хочу, и пусть другие принимают таким, как есть. Вот только пусть
остаются, ждут, пока найду на них время. Даже Светка не выдержала и ушла. Откуда я мог
знать, что её собьёт машина? А ещё хуже — знать, что ничего нельзя вернуть, хоть расши-
бись.

***
Он шёл куда глаза глядят. Пробежав через четыре заросших просеки, дорога привела его к
полуразрушенному зданию.
— Это-то здесь откуда? — искренне удивился Павел, глядя на покосившиеся стены древней
церквушки. На тусклых куполах даже крестов не было, да и мох полз по стенам. И всё-таки
она казалось такой живой, тёплой после сырой дороги в лесу.

Он пошёл вперёд, мечтая прикоснуться к стенам.
— Вот же глупость какая. Уж верующим я никогда не был, да и эта белостенная, видать, ни-
кому уже не служит. И всё-таки как странно, что это первое творение рук человеческих, что я
вижу в своей новой свободной жизни, где одна дорога — в никуда.

На ступеньках седой старичок, согнулся над плетёной корзиной.
— Ещё одно виденье. Такие корзины — на картинках в детстве, да и дед оттуда.
— Что смотришь, садись. — Взгляд у дедушки оказался лучистым и бодрым, будто эти глаза
не среди глубоких морщин, под белыми бровями.
— Эх, солнышко сегодня ласковое, а дорога тебя привела. Откуда будешь?
— Оттуда, — Павел показал рукой в сторону леса.
— Сам ушёл или выпроводили? Да ты садись, в ногах правды нет.

Павел сел рядом, и ему показалось на минуту, что всё это во сне. И поляна, и разрушенный
храм, и старик, сидящий на ступеньках, едва выступающих из травы. Опять? Оглянулся по
сторонам, готовый увидеть жену или мать, но никого не было.

Протянул руку, дотронулся до плеча старика.
— Во даешь, — дед усмехнулся, и Павел вдруг увидел, что он вовсе не так стар, — Думаешь,
мерещусь? Скорее, ты мне? Оттуда ведь мало кто к нам приходит. Ты второй за последние
пять лет. Что, не ужился в раю?
— В раю?
— А как же. За куполом избранные, наверное. Комфорт, супертехнологии, а ты по лесу бега-
ешь.

***
Он никогда бы не подумал, что можно вот так с ходу, не обращая внимания на льющиеся
слезы, рассказать всё совершенно постороннему человеку. Одетому в нелепую одежду, пах-

100 Россия 10.2020 [email protected]