Узник Крэйфорд-хауза

во второй раз признаться в собственной глупости. – Когда я возвра-
щался в гостиницу, их украли вместе с кошельком.

- Не огорчайся, друг мой. Они тебе не понадобятся. Присядем?
Лорд Крэйфорд указал ему на одно из кресел в оконной нише
и почти силой заставил сесть. Усевшись на против, он по привычке
небрежно закинул ногу на ногу и повторил:
- Они тебе не понадобятся, потому что в ближайшее время ты
вряд ли сумеешь вернуть себе землю и дом. Поверь, даже если мой
царственный кузен соблаговолит прочесть твоё прошение, и даже
если я сам вступлюсь за тебя, это ничего не изменит. Видишь ли…
Сын виконта Бьюмонта, Джон, числится у него в фаворитах, и Эдвард
не станет ссориться с его отцом. Но ты не должен терять надежды:
фавор – вещь опасная и, главное, непостоянная, так что рано или
поздно Эдвард рассорится со своим обожаемым Джоном Бьюмон-
том… - «Как рассорился со мной», - мысленно уточнил лорд Крэй-
форд и тяжело вздохнул. – Одним словом, ты должен набраться тер-
пения и подождать, а там уж мы вместе что-нибудь придумаем, обе-
щаю.
- «Мы вместе»? Что ваша светлость имеет в виду? – неосо-
знанно подражая его ироничному тону, спросил Уолтем. – Неужели
мне будет позволено остаться в этом доме?
- Как, разве я не сказал? – изумился лорд Крэйфорд. – Ну, вот,
как всегда, забыл начать с самого главного! - Он посмеялся над своей
мнимой забывчивостью и весело продолжал: - Разумеется, мой ми-
лый, ты останешься здесь, потому что с сегодняшнего дня ты слу-
жишь у меня секретарём. Это должность без жалованья, но ты всегда
будешь сыт и одет не хуже меня самого. В твоём распоряжении ком-
ната рядом с моим соляром, два клерка, писец и личный слуга, Хам-
фри. Надеюсь, ты уже успел познакомиться с ним? Он будет тебе при-
служивать и подавать отдельно обед и ужин1, если ты не захочешь
трапезничать в холле в обществе моих джентльменов. И это лишь
начало, дружок. Если я останусь тобою доволен, я куплю тебе патент
и сделаю поверенным в делах. Что ты на это скажешь?
Уолтем ничего не сказал. Он устало прислонился к спинке
кресла и закрыл глаза: ему сделалось почти что дурно от этого потока
так неожиданно свалившихся на него милостей.
- Ты не решаешься ответить мне «да»? – спросил удивлённый

1 В те времена большинство англичан довольствовалось трапезой два раза в
день – обедом (около 9 или 10 часов утра) и ужином (около 17 или 18 часов вечера).
«На сон грядущий» богачи могли позволить себе бокал вина с лёгкой закуской, а те, кто
победнее – эль и хлеб.

101

его молчанием лорд Крэйфорд. – Или тебе не по вкусу должность сек-
ретаря?

- Нет, милорд, конечно, нет, но…
- Что «но»? Договаривай, раз уж начал!
- Я не смею злоупотреблять вашим великодушием и вашей
щедростью, милорд, - сказал Уолтем, довольно плохо понимая, что
именно он говорит, ибо ясно понимал только одно: он не мог и не хо-
тел получить все эти непрошенные милости только на том основании,
что вчера ему довелось изрядно напиться в какой-то таверне в обще-
стве переодетого лорда Крэйфорда, этого насмешливого и лукавого
притворщика, который по непонятной причине проникся к нему сим-
патией.
Лорд Крэйфорд, вполне понимая, но не разделяя его чувства, с
лёгким раздражением произнёс:
- Одно из двух: либо я сошёл с ума, либо вчера я собственными
глазами читал твоё прошение, в котором ты слёзно умолял меня взять
тебя на службу. Быть может, ты хочешь быть моим конюшим? Или
садовником?.. Отвечай, когда тебя спрашивают!
- Право, я… не знаю… Мне нечего ответить вашей светлости,
- проговорил Уолтем, запинаясь не столько от робости, сколько от
полной растерянности и досады на самого себя. – Не гневайтесь, ми-
лорд.
Но лорд Крэйфорд почти всерьёз рассердился.
- Ну что за упрямый мальчишка! – воскликнул он. По его мне-
нию, спесь Уолтема была сродни мальчишеской причуде - безземель-
ному джентри надлежало быть более сговорчивым в вопросах найма
на частную службу. - Не рассказывай мне басен! Уж я-то знаю истин-
ную причину твоего упрямства. Так вот, запрячь-ка подальше свою
несносную гордыню и не воображай, что моя щедрость обойдётся
тебе даром: я не позволю тебе бездельничать, и мой хлеб ты отрабо-
таешь сполна! Немедленно отправляйся в свою комнату, сейчас тебя
накормят! Скоро время обеда, но я догадываюсь, что ты ничего не ел
со вчерашнего дня. После к тебе придёт мой портной, снимет с тебя
мерку и подберёт для тебя что-нибудь из моего гардероба, поскольку
твоё новое платье будет готово не раньше, чем через пару дней: я не
допущу, чтобы мой личный секретарь ходил в обносках. А после
обеда я сам ознакомлю тебя с делами. Надеюсь, ты будешь сообрази-
телен, так что к вечеру получишь у казначея небольшую сумму на
карманные расходы. К слову, я не забыл и о твоей сестре. Кажется, её
зовут Элис, верно? Я бы охотно позволил тебе забрать её из мона-
стыря прямо сейчас, но юной девице не пристало жить здесь, в доме

102

холостяка, и потом… В ближайшие дни я собираюсь уехать в Йорк-
шир, но как только вернусь, я непременно попрошу герцогиню Йорк
позаботиться о её будущем. Даю тебе слово. Всё, ступай! Хамфри
ждёт тебя за дверью.

Услышав имя Элис, Уолтем вскочил с места и машинально
поднёс к груди молитвенно сложенные руки: нанимаясь на частную
службу, он отнюдь не рассчитывал на лёгкую и беззаботную жизнь,
но теперь поневоле усомнился, хватит ли ему отпущенной Богом
жизни, заполненной усердным и неустанным трудом, чтобы распла-
титься за все эти благодеяния.

- Милорд, видит Бог, я не знаю, чем я смогу отблагодарить вас.
– Его голос заметно дрожал, на глаза навернулись слёзы. Пытаясь
скрыть это, он смотрел себе под ноги. - Но я не заслуживаю и сотой
доли тех милостей, которыми вы…

- Это переходит всякие границы! – ледяным тоном перебил его
лорд Крэйфорд. – Вы только посмотрите на него – он смеет мне пере-
чить!.. Нет, я положительно не в силах понять, как это при твоей учё-
ности ты совершенно не обучен хорошим манерам. Сперва с криком
«Эдди! Дружище!» ты кидаешься мне на шею, а после только и дела-
ешь, что испытываешь моё терпение. Но, ничего, я научу тебя почте-
нию! – пообещал он с притворной угрозой. – Итак, мой милый, что ты
должен ответить своему господину, когда он велит тебе идти завтра-
кать?

Строгий и даже сердитый тон его голоса никак не вязался с лу-
кавым выражением его красивых ярко-голубых глаз, и Уолтем, не-
вольно поддавшись его обаянию, смирился, наконец, со своей уча-
стью. Желая подыграть шутке лорда Крэйфорда, он, как и подобало
покорному слуге, почтительно поклонился и ответил:

- Слушаюсь, милорд
- Ну? Что я говорил? Ты чертовски сообразителен… Ладно,
ступай. Хотя… Нет, подожди, я кое-что вспомнил.
Лорд Крэйфорд решительно подошёл к конторке, достал из вы-
движного ящичка перо, чернильницу и лист бумаги.
- Пиши! – коротко приказал он.
Уолтем безропотно взял перо.
Должно быть, желая убедиться в его учёности, лорд Крэйфорд
продиктовал ему по-латыни следующую фразу:

- Magnum hok ego duco, quod placui tibi, qui turpi secernis
honestum, non patre praeclaro, sed vita et pectore pura1. - Он диктовал

1 Горжусь я дружбою мужа, который достойных людей отмечает и не смот-
рит на род, а на жизнь и на чистое сердце (лат.). Квинт Гораций Флакк, «Сатиры».

103

медленно, но вовсе не потому, что плохо знал латынь – он вспоминал
выученные когда-то строки из «Сатир» Горация. – Ты кончил?

- Да, милорд, - ответил Уолтем, согласно этикету, с поклоном
протягивая ему листок.

Лорд Крэйфорд внимательно перечитал написанное и с улыб-
кой заметил:

- Подумать только, ни одной ошибки!.. Превосходно, друг мой!
Что ж, возьми эту записку, она предназначена для тебя. Можешь по-
весить её у себя над кроватью и перечитывать на досуге, пока ты не
поймёшь, чего я хочу.

- Чего же, милорд? – с грустной улыбкой спросил Уолтем, за-
ранее зная ответ.

- Сущей безделицы, мой милый: я хочу, чтобы ты гордился рас-
положением человека, способного ценить не твою родовитость, но
твоё чистое сердце и верность, которая непременно будет вознаграж-
дена.

- Милорд, видит Бог, моя верность – это то единственное, чем
я смогу отблагодарить вас за ваше великодушие и безмерную доб-
роту, - взволнованно произнёс Уолтем. – И мне не нужно другой
награды, кроме вашего расположения. Видит Бог, оно мне дороже
всех земных благ! Я постараюсь заслужить его и в будущем оправ-
дать.

- Я рад это слышать, Уильям, - признался лорд Крэйфорд, не-
много смущённый пафосом его тона. – Ладно, ступай. Ты, наверное,
умираешь от голода, а что может быть хуже голодного секретаря?
Только не забудь сказать Хамфри, чтобы он подал тебе хорошую пор-
цию вина – в моих запутанных делах трудно разобраться на трезвую
голову.

Он засмеялся над собственной шуткой, поскольку был в при-
поднятом настроении, несмотря на то, что позавчера его самого ли-
шили должности и с позором изгнали из королевского дворца: Уол-
тем, это его последнее приобретение, явно нравилось ему. По крайней
мере, теперь ему было с кем поболтать.

- Ступай, - повторил он.
Но Уолтем не ушёл. С виноватой улыбкой он взял его руку и в
знак благодарности припал к ней губами.
Ему не подавали руки, и этот его своевольный жест можно
было расценить как ещё одну непозволительную дерзость, однако
лорд Крэйфорд не рассердился. Снисходительно улыбнувшись, он по-
смотрел – сверху вниз – на его склонённую голову и подумал: «Да,
пожалуй, этот простодушный мальчик будет мне верен».

104

2.

Два дня спустя Крэйфорд-хауз невозможно было узнать, до та-
кой степени он напоминал место недавнего грабежа, оставленное це-
лым полчищем закоренелых разбойников: со всех полов и стен были
сняты ковры, шпалеры1 и драпировки; из буфетной исчезла посуда и
столовое серебро; следом за ними – подушки, одеяла, перины, по-
стельное бельё, весь гардероб хозяина дома и, конечно же, столь лю-
бимые им многочисленные дорогие безделушки. Всё это было акку-
ратно сложено в сундуки, которые внушительно выстроились вдоль
стены холла, приготовленные к отъезду.

В доме царила тишина: джентльмены занимались своими де-
лами, а домашние слуги, томимые бездельем, тихонько разбрелись по
углам; лишь из соляра слышался громкий и взволнованный голос
лорда Крэйфорда:

- … теперь ты, надеюсь, понимаешь, что королевский двор –
это рассадник ядовитых змей! Но я не намерен здесь больше оста-
ваться! Слишком уж это хлопотно – терпеть капризы и подозритель-
ность моего царственного кузена, чёрт бы его побрал!

Лорд Крэйфорд нервно прошёлся по комнате, обходя в спешке
перевёрнутый стул. Под его ногами зашуршали разбросанные по-
всюду обрывки бумаги и сломанные перья, которые, похоже, никто не
собирался убирать.

- Я сожалею только о том, что это не я привёл в Рай Холл людей
графа Уорика, - с горечью прибавил он и устало присел на краешек
стола.

Уолтем был ошеломлён. Его только что посвятили в события
последних недель и во все дворцовые интриги; у него даже голова
слегка закружилась от всех этих громких имён – лорд Хейстингс, граф
Уорик, граф Риверс, король Эдвард…

Слушая Эдмунда Нэвилла, которого до сего дня он был скло-
нен считать счастливчиком и баловнем судьбы, он неожиданно для
себя понял, что его лорд тоже был по-своему несчастен, и поймал себя
на мысли, что испытывает к нему чувство, похожее на жалость: слиш-
ком уж он горячился, доказывая то ли Уолтему, то ли самому себе,
что ему на всё наплевать и он ничуть не расстроен.

- Легко представить, как злорадствовал Риверс, когда узнал,
что я покинул двор. Что ж, пусть себе злорадствует. По мне, уж лучше

1 Шпалерами в те времена называли гобелены – тканые ковры с изображе-
нием библейских сюжетов, либо охотничьих или любовных сцен.

105

лишиться должности и жить в деревне, чем лизать сапоги этому пле-
бею в угоду королю и делать вид, будто я сожалею о погроме Рай
Холла. Пусть оба катятся ко всем чертям! – Лорд Крэйфорд натянуто
рассмеялся и добавил: - Завтра на рассвете я собирался уехать в Мид-
длхэм, к дяде Уорику. Поверь, я бы так и сделал, если бы не это
письмо.

- Какое письмо, милорд? – осторожно спросил Уолтем.
- Какого чёрта?! Ты обязан просматривать мою почту! Или тебе
нет никакого дела до своих обязанностей?!
- Не гневайтесь, милорд, тут нет моей вины. Если ваша свет-
лость говорит о письме, которое привезли вчера вечером, вы спрятали
его в шкатулку, как только прочли.
- Да? – удивился лорд Крэйфорд. Он достал из шкатулки не-
много помятый листок и протянул Уолтему со словами: - Прочти. У
меня нет секретов от собственного секретаря.
Уолтем развернул бумагу, слабо пахнущую розовой душистой
водой. Торопливым и не слишком аккуратным женским почерком
было написано:
«Милорд, кузен мой! Я пишу Вам по поручению моего дя-
дюшки и опекуна, графа Уэстморленда, с которым пятого дня случи-
лось большое несчастье: он упал с лошади, сильно ушиб голову и
занемог. Врачи говорят, что больше месяца ему не прожить, и мы все
теперь молим Бога, чтобы он даровал ему исцеление. Но он очень
плох и призывает Вас к себе, желая проститься с Вами и отписать Вам
в наследство кое-что из того немногого, чем он располагает. Ваша
светлость, будьте великодушны и не откажите моему умирающему
дяде в его последней просьбе!
С почтением и надеждой, Мэри Нэвилл, в замужестве леди
Дарфилд.
Писано января седьмого дня, года 1469 от Рождества Христова,
в девятый год правления короля Эдварда IV, в замке Брансепет, граф-
ство Дарем».
Уолтем сложил письмо и с искренним огорчением сказал:
- Мне очень жаль, милорд, что ваш дядюшка при смерти. Наде-
юсь, всё обойдётся.
- Может, и так. Но из-за этого письма мне придётся посетить
Брансепет, замок графа Уэстморленда, и только потом…
Лорд Крэйфорд не договорил: дверь, тихо скрипнув, приоткры-
лась, и кто-то осторожно заглянул в щёлку.
- Кто смеет мне мешать, когда я занимаюсь делами?! – сердито
закричал лорд Крэйфорд, спрыгивая со стола.

106

Дверь открылась пошире, и в комнату вошёл юноша лет шест-
надцати, которого Уолтем видел впервые.

Юный незнакомец был среднего роста, худощав и казался
хрупким на вид. Его правое плечо было немного выше левого, и Уол-
тему подумалось, что бедняга страдает каким-то недугом или по не-
осторожности получил увечье. Это было достойно глубокого сожале-
ния, поскольку весь его облик невольно притягивал взгляд: красивое
и тонкое лицо, казавшееся немного бледным в обрамлении каштано-
вых вьющихся полудлинных волос; выразительные серые глаза под
тёмными бровями, смотрящие не по возрасту серьёзно и немного
настороженно; небольшой нос с едва различимой горбинкой и воле-
вой подбородок. Юноша был одет в скромный чёрный гаун с меховым
воротником и чёрный джекит с парчовой отделкой без новомодных
излишеств и даже без украшений, не считая кинжала в очень дорогих
золочёных ножнах и сверкающей броши из крупных драгоценных
камней, пристёгнутой к чёрной шляпе. Уолтем с сожалением посмот-
рел на юного незнакомца, предполагая, что сейчас рассерженный
лорд Крэйфорд налетит на него с бранью, но загадочный визитёр не
выказал ни испуга, ни смущения. Он лишь печально улыбнулся и ска-
зал:

- Я услышал ваш голос на лестнице и позволил себе войти без
доклада. Но, я вижу, вы заняты, кузен, и готов подождать.

«А, это кто-то из его родни», - решил Уолтем. Он обернулся к
лорду Крэйфорду и с изумлением, сменившимся нешуточным испу-
гом, увидел, что его светлейший лорд склонился в почтительном по-
клоне перед этим мальчиком. Поспешив сделать то же самое, Уолтем
в смятении подумал: «Господи! Уж не король ли это?.. Да нет, король
лет на десять старше и гораздо выше ростом… Кто же он?».

- Что значат все мои дела в сравнении с той высокой честью,
которую ваша милость оказала мне своим посещением? – почти-
тельно произнёс лорд Крэйфорд, поднимая валявшийся на полу стул.
– Прошу садиться, милорд.

«Да это же герцог Глостер!» - догадался, наконец, Уолтем и ти-
хонько попятился к двери.

Ричард Глостер послушно сел, но с мягким укором заметил:
- К чему эти церемонии, кузен? Как любит говорить мой цар-
ственный брат, «они осточертели мне ещё с самого утра». – Он снова
улыбнулся, но его глаза остались печальными, что придало его лицу
скорбное выражение. Он рассеянно огляделся. – Да у вас тут настоя-
щий погром! – не то с сожалением, не то с удивлением заметил он и
неожиданно указал на Уолтема, который стоял у двери, не смея уйти
без позволения. – Кто этот джентльмен? Мне кажется, в вашем доме

107

я вижу его впервые.
- Это мастер Уильям Уолтем, мой новый секретарь, ваша ми-

лость.
- Мастер Уолтем, будьте так любезны, оставьте нас наедине.
Это прозвучало как просьба, хотя любое слово в устах Ричарда

Плантагенета было равносильно приказанию даже для тех, кто был
познатнее безземельного сквайра из Уолтем-Уолдса. И обескуражен-
ный Уолтем с низким поклоном поспешно исчез за дверью.

Проводив его пристальным взглядом, Ричард с горькой усмеш-
кой сказал:

- У меня для вас плохие новости, кузен. Я даже не знаю, с чего
начать.

- Начните с самой худшей из них, - полушутя посоветовал лорд
Крэйфорд и попытался ободряюще улыбнуться. Он подошёл к
Ричарду и заглянул ему в глаза, точно надеясь прочесть в них всё то,
о чём ему предстояло сейчас услышать. – После того злополучного
ужина я уже ничему не удивлюсь.

Не в силах выдержать его взгляд, Ричард Глостер отвернулся и
с досадой произнёс:

- О том злополучном ужине, как вы изволили выразиться, я
знаю только со слов лорда Хейстингса, а он, как известно, мастер рас-
сказывать небылицы.

- О чём бы он ни наболтал вам в этот раз, я уверен, он был не
так уж далёк от истины.

- На этот раз, кузен, истину и в самом деле нетрудно понять: вы
надерзили королю, и за вашу неслыханную дерзость он лишил вас
должности и отлучил от двора. Вчера он публично объявил об этом.
А сегодня… Сегодня утром он позвал к себе Энтони Вудвилла и ска-
зал: «Я немало наслышан о твоей учёности, мой любезный Энтони1, и
хочу, чтобы отныне ты развлекал меня пересказом занятных историй
из Чосера2…». Одним словом, вместо вас, кузен, развлекать их коро-
левскую милость отныне будет лорд Скейлз. Но это ещё не всё. Их
королевская милость изволили послать в Графтон3 за старшим сыном
королевы от первого брака – Томасом Грэем. Ему уже исполнилось

1 Энтони Вудвилл носил титул лорда Скейлза по праву супруги – Элизабет
Скейлз, восьмой баронессы Скейлз; был одним из самых образованных людей в Англии
того времени.

2 Джеффри Чосер (1340 – 1400 гг.) – английский писатель, родоначальник
английской классической литературы, автор популярных и по сей день «Кентерберий-
ский рассказов».

3 Графтон-Реджис – поместье, расположенное недалеко от города Стони
Стаффорда в графстве Нортхэмптоншир, которое принадлежало отцу королевы графу
Риверсу.

108

четырнадцать – самое время начать придворную карьеру, благо, чем
меньше родичей короля остаётся при дворе, тем вольготнее чув-
ствуют себя все эти худородные выскочки.

- И тем наглее они становятся, - заметил лорд Крэйфорд и не-
естественно рассмеялся. Так смеются освистанные комики в дешёвом
балагане – смеются, чтобы не заплакать.

- Я вижу, вам весело, милорд, - холодно заметил Ричард, оби-
женный его смехом. – А я-то, глупец, собирался вас утешить.

- Прошу простить, ваша милость, но вы поневоле рассмешили
меня: я думал, до сыновей королевы очередь дойдёт ещё не скоро.

- Если вам весело, посмейтесь ещё немного: сегодня утром я
говорил о вас с братом.

- Неужели? Готов поспорить, я наперёд знаю всё, что он вам
сказал.

- И вы не боитесь проиграть спор, милорд? – Ричард порывисто
встал и подошёл к окну. – Какова же будет ваша ставка в этом споре?

- Готов поставить свою баронскую корону против вашей гер-
цогской.

Ричард посмотрел в окно – на улице начинался дождь. Желая
вразумить лорда Крэйфорда, этого легкомысленного болвана, он, не
оборачиваясь, с раздражением произнёс:

- Уж лучше приготовьтесь отнести её прямо на Тауэр Хилл1
вместе с головой в придачу.

Лорд Крэйфорд переменился в лице.
- Вы шутите, милорд? – сдавленным шёпотом спросил он.
- Боюсь, мне не до шуток, кузен, - задумчиво ответил Ричард –
он вспоминал это утро…

3.

…это утро, которое началось вполне мирно: король Эдвард был
в прекрасном расположении духа после сытного и немного торже-
ственного завтрака, с аппетитом съеденного им в обществе родичей
своей возлюбленной супруги.

Войдя в покои брата, Ричард застал их всех вместе: королева,
сильно подурневшая по причине очередной беременности, сидела в
кресле, сложив тонкие белые руки на своём раздувшемся животе; её
отец - граф Риверс, её братья - Джон и Энтони Вудвиллы и трое из

1 Тауэр Хилл – холм неподалёку от Тауэра, на котором публично казнили
государственных преступников (преимущественно знатного происхождения). Ныне в
их память там установлен мемориальный знак.

109

шести сестёр стояли подле неё и непринужденно болтали с королём
Эдвардом, который беззаботно смеялся над чьей-то шуткой. «Банда
почти в сборе», - подумал Ричард и поклонился одному королю.

Когда он объявил, что хочет говорить с ним наедине, Бэтси Ву-
двилл тяжело поднялась с места, опершись на руку своего брата Эн-
тони.

- Сир, супруг мой, я не смею мешать вам и покорнейше прошу
у вашей милости дозволения уйти, - мелодично проворковала она, как
всегда неподражаемо ловко разыгрывая подобострастие.

Ричард посмотрел на неё, почти не скрывая презрения, и поду-
мал: «Неужели наедине с мужем она ведёт себя так же?».

- Иди, душенька, иди, - отозвался король Эдвард и с нежностью
поцеловал её в губы.

Граф Риверс и его напыщенные отпрыски прямо-таки позеле-
нели от досады, но им не оставалось ничего другого, как торже-
ственно удалиться следом за ней.

- Так о чём ты хотел поговорить, любезный братец? - спросил
король Эдвард, приветливо улыбаясь.

Но стоило Ричарду произнести имя лорда Крэйфорда, как он
начал метаться по комнате и гневно кричать:

- Я слушать о нём не желаю! Да знаешь ли ты, вздорный маль-
чишка, что этот мерзавец назвал меня «неблагодарным», и это после
всего, что я для него сделал?!. Но, ничего, я с ним ещё расквитаюсь!
Он ещё запросит у меня пощады, этот негодяй! И не смей за него за-
ступаться! Ты меня понял?! Не смей! Я тебе запрещаю!

Эдвард редко бывал так груб, резок и не сдержан с ним, и
Ричард понял, что дело плохо. Так плохо, что, пожалуй, хуже и не бы-
вает. И он подумал: «Я должен его успокоить». Но успокоить короля
могли только веские доводы или соображения политической выгоды,
поэтому Ричард, вернувшись к интересующей его теме, пустил в ход
все свои дипломатические способности и начал издалека.

- Милорд, ходят слухи, будто на Севере граф Уорик собирает
против вас войска.

- И он ещё ответит за это!
- Пусть так, но наш брат, Джордж Клэренс, по-прежнему с ним.
- Он тоже за это ответит!
- Осмелюсь напомнить вашей милости, что речь идёт о нашем
брате и нашем кузене, который в своё время…
- Речь идёт о моих мятежных вассалах! – гневно перебил его
король Эдвард. – И родство со мной не спасёт их ни от парламент-
ского суда, ни от заслуженной кары!
- Без всякого сомнения, милорд, - спокойно согласился Ричард.

110

– Но наказать их вы сможете лишь тогда, когда они открыто нарушат
закон. Благодарение Богу, этого не случилось.

- Пока ещё не случилось!
- Пусть так, но ваша милость должна понять, что лорд Крэй-
форд примет сторону графа Уорика, если вы не передумаете и не вер-
нёте его ко двору.
По мнению Ричарда, это был веский довод, но король Эдвард
воспринял его совсем не так, как тому бы хотелось – он в бешенстве
крикнул:
- Ты думаешь, я этого не понимаю, глупый мальчишка?! Да я
твоего Крэйфорда завтра же отправлю на эшафот по обвинению в гос-
ударственной измене, мятеже и разбое! И пусть он попробует растол-
ковать суду пэров, где это он был во время погрома Рай Холла! Пусть
попробует!
Ричард не был трусом, но он всерьёз испугался, услышав из уст
короля эти страшные слова – государственная измена, суд и эшафот,
произнесённые им в адрес друга его детства. Он понял, что его доводы
идут только во вред его несчастному кузену, и едва не заплакал от
бессилия и досады. У него оставалось лишь последнее средство – взы-
вать к королевскому милосердию и молить о пощаде.
- Сир, мне трудно поверить, что вы можете поступить так с са-
мым преданным из ваших слуг, с вашим другом и кузеном, - жалобно
произнёс он.
- А кто мне помешает? Уж не ты ли, любезный братец?
- Нет, сир, я знаю, что не смогу вам помешать. Но вам помешает
ваша собственная совесть, честь и благородство. Ваша справедли-
вость и безграничное милосердие, наконец.
- А не кажется ли тебе, любезный братец, что кое-кто начинает
злоупотреблять и моим милосердием, и моим терпением?!
«Да, милорд, кажется», - хотел ответить Ричард, но промолчал
– он подумал о Вудвиллах. Это они, эти презренные безродные вы-
скочки, руководствуясь непомерной жаждой власти и личной выго-
дой, заставляют его брата забывать о чести и совести. Это они, умея
ловко подольститься и вовремя шепнуть на ухо гадкое словцо, разжи-
гают его подозрительность к ближайшим родичам и друзьям. Это они
научили его быть жестоким, коварным и скрытным, но разве таким он
был на самом деле?..
Для всех, кто, подобно Ричарду, знал его ещё с тех далёких вре-
мён, когда дом Йорков отстаивал свои права на корону Англии, Эд-
вард Плантагенет был и останется символом благородства, рыцарской
чести и мужества, символом воинской доблести. Именно таким

111

Ричард знал его с раннего детства, всегда стараясь во всём ему подра-
жать и превознося до небес его добродетели. Он и теперь продолжал
боготворить его, несмотря на эту произошедшую в нём перемену,
горькие плоды которой ему ещё предстояло вкусить сполна.

Да, Эдвард очень переменился за последнее время: он стал не-
предсказуем, и уже никто не может знать наверняка, что он скажет и
что он сделает в следующую минуту. Вот и сейчас он неожиданно
успокоился, уселся в кресло и заговорил холодным, надменным то-
ном, и Ричард не сразу сумел понять, что это на него вдруг нашло.

- Итак, милорд Глостер, вы утверждаете, будто, по слухам, граф
Уорик собирает против меня войска?

- Да, сир.
- И что герцог Клэренс по-прежнему с ним?
- Да, сир.
- И что я делаю большую глупость, предоставляя лорду Крэй-
форду возможность к ним присоединиться?
- Да, сир, - машинально ответил Ричард и невольно смутился. –
Простите, я хотел сказать, что ваша милость поступает необдуманно.
- Вы ошибаетесь, мой юный герцог. Я всё обдумал.
Король Эдвард уставился куда-то в одну точку мутными по-
красневшими глазами – за завтраком он выпил лишнего. Впрочем, в
последнее время он вообще много пил. А что ещё ему оставалось де-
лать, если его кузен граф Уорик, который когда-то возложил корону
Англии на его непутёвую голову, теперь, восемь лет спустя, вдруг ре-
шил, что она пришлась ему не в пору?.. Хорошо ещё, что его дражай-
шая матушка, герцогиня Йорк, уехала по делам в северный Йоркшир:
осуществляя свои далеко идущие планы, он не смог бы спокойно
смотреть ей в глаза – она тоже носила фамилию Нэвилл…
- Я всё обдумал, мой юный герцог: когда стая хищных волков
собирается вместе, их легче ловить, не так ли?
Ричард снова вспомнил семейство Вудвиллов, недавно ушед-
ших из этой комнаты.
- Но вместе они становятся опаснее, сир, - предостерегающе за-
метил он.
- Что ж, возможно вы правы. И если вы предлагаете мне ловить
их по одному, почему бы нам ни начать с лорда Крэйфорда? Клянусь
честью, охота выйдет забавной!
- Я полагаю, ему будет не так уж трудно доказать свою непри-
частность к погрому Рай Холла. Ручаюсь вам…
- Осторожнее, герцог Глостер! Вы ещё слишком молоды и
плохо знаете людей. Как бы после вам не пришлось пожалеть о вашем
ручательстве!

112

- Сир, уверяю вас, я…
- И не смейте мне возражать!
Разгневанный упрямством Ричарда, король Эдвард встал и,
придав себе царственный вид, надменно произнёс:
- Мы достаточно долго слушали вас, герцог Глостер, и должны
признать, что ваше заступничество за лорда Крэйфорда, этого разбой-
ника и мятежника, кажется нам, по меньшей мере, странным. И мы
считаем своим долгом, долгом старшего брата и короля, прямо спро-
сить вас: вы намерены и впредь мешать осуществлению нашего пра-
восудия, или намерены нам повиноваться?!
Ричард упрямо сжал губы и промолчал. Он подумал, что, если
бы его брат говорил в подобном тоне со своими драгоценными Ву-
двиллами, они бы не осмелились подойти к нему ближе, чем на доб-
рую милю. То-то было бы славно!
- Вам нечего ответить, герцог Глостер?!
Ричард поднял на него свои выразительные серые глаза, пол-
ные обиды и горечи. И тихо сказал:
- Господь свидетель, я всегда был преданным слугой вашей ми-
лости и ещё ни разу не дал вам повода усомниться в моей покорности
вашей воле.
Его смиренный вид мог бы растрогать даже бесчувственный
камень. Но сердце короля Эдварда было отнюдь не каменным, к тому
же он решил, что уже достаточно помучил его.
- Ты прав, мой мальчик, - мягко произнёс он. – Прости, я не-
много погорячился.
Виновато улыбаясь, он протянул ему руку для поцелуя, и в
этом его жесте не было ни тени королевского высокомерия; скорее,
это был примирительный жест старшего брата, ведь он всегда любил
его, очень любил; он даже не мог на него долго сердиться. Стараясь
загладить свою вину, он наклонился к Ричарду и поцеловал его в лоб.
- Ты, часом, не болен, мой мальчик? У тебя губы, точно лёд, да
и лоб холодный… Не выпить ли тебе какой-нибудь микстуры или по-
догретого вина?
- Я здоров, ваша милость, - устало ответил Ричард. – Я рискую
снова разгневать вас, и всё же… всё же я осмелюсь напомнить вашей
милости, что Эдмунд Крэйфорд – мой друг. Во имя милосердия, по-
щадите его! Я готов на коленях умолять вас, но мне трудно поверить,
что ваша милость это допустит.
- Разумеется, Дик, я этого не допущу.
- Тогда дайте мне слово, что не станете наказывать его, если он
ни в чём не виноват!
По губам короля Эдварда скользнула странная улыбка.

113

- Конечно, Дик, конечно, не стану. Ступай, позови сюда моего
секретаря и капитана Лоренса Милвуда, и ты сам убедишься в этом…

… За окном начало темнеть. Дождь усилился и вовсю бараба-
нил в стекло, нагоняя тоску.

«Вот она, свобода! – думал юный герцог Глостер, печально
глядя на мокнувшие в саду деревья, потемневшую траву и косой мут-
ный дождь. – Как же легко её потерять!». Сегодня он впервые понял
это, и ему было так тяжело и тоскливо, как, наверное, не было ещё ни
разу в жизни. Ему казалось, будто за один этот день он повзрослел на
несколько лет. «Бедный Эдмунд!.. Видно, такова его судьба, и тут ни-
чего не поделаешь…».

Он помолчал ещё немного, потом, наконец, обернулся и тихо
сказал:

- Да, кузен, вы правы. Это была всего лишь глупая шутка. Про-
стите.

Лорд Крэйфорд – бледный, взволнованный и несчастный, мыс-
ленно послав ко всем чертям придворный этикет, светские условности
и даже почтение к герцогской короне этого мальчика, воскликнул:

- Тауэр Хилл – это не повод для шуток, мой милый! В следую-
щий раз, если ты захочешь пошутить, будь любезен выбирать выра-
жения!

- Прости, кузен. Сегодня у меня был трудный день. – Ричард
болезненно поморщился и без всякой связи прибавил: - Мне не следо-
вало сюда приходить. Нэд меня отговаривал, но я, как всегда, не по-
слушался… Прости.

- В чём дело, Дик? – спросил встревоженный лорд Крэйфорд,
хватая его за руку. – Ты что-то от меня скрываешь?..

Ричард Глостер отвёл глаза в сторону, стараясь не выказать
своих истинных чувств.

- Я думал, тебе будет легче узнать это от меня, чем от кого-то
другого… Вот, возьми.

Он протянул ему небольшой свиток с королевской печатью на
шёлковом шнурке.

- Что это? – дрогнувшим голосом спросил лорд Крэйфорд, ло-
мая восковую печать и разворачивая бумагу.

- Прочти. Ты сам всё поймешь.
Это был приказ короля Эдварда, который уведомлял его о ли-
шении всех должностей и предписывал ему не покидать пределов
лондонского дома до выяснения обстоятельств его поездки в Пике-
ринг-касл, графство Северный Йоркшир.

114

Он обронил бумагу, и она с тихим шелестом упала на пол. Не-
сколько секунд он смотрел на неё невидящими глазами, потом маши-
нально поднял и положил на стол.

- Это арест? – спросил он, и собственный голос показался ему
чужим.

- Домашний арест, - уточнил Ричард, подчёркивая первое
слово.

- В чём меня обвиняют?
- Тебя ни в чём не обвиняют, кузен. Тебя всего лишь подозре-
вают в причастности к погрому Рай Холла.
- Ты снова шутишь, Дик?
- Нет, кузен. На этот раз я не шучу.
- Неужели Эдвард подозревает меня всерьёз?
- Я полагаю, кому-то очень хочется, чтобы тебя подозревали, и
твоя поездка на Север – удачный повод для подозрений. Но ведь ты…
не виновен, правда?
Лорд Крэйфорд едва не задохнулся – так сильно у него сдавило
горло.
- Дик, пощади! – простонал он. – Если ты мне не веришь, кто
же тогда мне поверит?!
- Прости, кузен, я тебе верю, но мой брат… На днях он собира-
ется назначить следственную комиссию, и я постараюсь, чтобы в неё
вошли не только сторонники Вудвиллов. Надеюсь, моя матушка
скоро вернётся из Йоркшира и поможет мне убедить его в твоей не-
виновности. – Усилием воли Ричард заставил себя улыбнуться, но ка-
заться бодрым было выше его сил. – Успокойся, Эдмунд, всё не так
уж и плохо. Понимаешь, мой брат опасался, и, я вижу, не без основа-
ний, что ты уедешь к Уорику, и этот арест – всего лишь повод задер-
жать тебя в Лондоне. Должен признаться, мне бы тоже не хотелось,
чтобы ты уехал: никто не знает, что задумал граф Уорик, и чем всё это
закончится. Согласись, лучше какое-то время посидеть дома, чем ока-
заться втянутым в мятеж из одних только родственных чувств и после
ожидать вынесения приговора по обвинению в государственной из-
мене в каком-нибудь сыром подвале, кишащем голодными крысами…
Суд наверняка состоится, но, до тех пор, пока ты открыто не при-
мкнёшь к мятежникам, тебе ничего не грозит - тебя оправдают. Непре-
менно оправдают.
Герцог Глостер говорил с таким убеждением, как будто пы-
тался успокоить не столько своего кузена, сколько себя самого. Ста-
раясь подбодрить его хоть немного, лорд Крэйфорд согласно кивнул.
- Ты прав, Дик, меня непременно оправдают, - сказал он,
вполне сознавая, что это ложь.

115

Он понимал, что скоро, очень скоро Ричард будет вынужден
уйти отсюда, и, чтобы отдалить момент прощания хоть на несколько
минут, заговорил совсем о другом.

- Знаешь, мой дальний дядюшка граф Уэстморленд при смерти.
- Что??
- Вот, посмотри, - он протянул ему письмо леди Дарфилд, за-
бытое Уолтемом на окне. – Что ты об этом думаешь?
Ричард Глостер прочёл и загадочно улыбнулся – он по-своему
истолковал смысл этого письма.
- Я думаю, что граф Уэстморленд, этот старый хитрец, был и
остался превосходным наездником несмотря на преклонный возраст,
а леди Мэри была и осталась хитрым лисёнком. В детстве я обожал
дёргать её за косы. - Он замолчал, думая о чём-то с печальной улыб-
кой, и после неожиданно сказал: - А помнишь, однажды в Миддлхэме
мы играли с тобою в прядки? Я был ещё совсем маленьким… Я полез
под стол, задел скатерть, и на меня свалилась огромная фарфоровая
ваза… Её привёз венецианский купец, она стоила кучу денег и разле-
телась вдребезги. Помнишь?
«Бедный Дик!» – с болью подумал лорд Крэйфорд. Он любил
этого мальчика и сейчас, понимая, что эта их встреча, возможно, по-
следняя, и догадываясь о его чувствах, жалел его больше, чем самого
себя.
- Конечно, помню, - ответил он, пытаясь улыбнуться. – Был
ужасный скандал!
- Вот-вот. Кузен Уорик страшно рассердился: он вытащил меня
из-под стола и велел принести розги. А ты вдруг заявил, что я ни при
чём, и взял вину на себя. Я, кажется, разревелся и попытался доказать,
что я один во всём виноват, но ты настаивал на своём… Ты помнишь,
чем всё закончилось?
- Мы так настойчиво выгораживали друг друга, что, в конце
концов, граф Уорик рассмеялся и помиловал нас обоих.
- Да, Эдмунд, он нас помиловал. И я думаю, окажись на его ме-
сте мой отец, он поступил бы точно так же. Но Эдвард!.. Наверное, он
бы приказал высечь нас обоих, не разбирая, кто из нас виноват – он
по-своему понимает справедливость… И я прошу тебя, кузен, я очень
тебя прошу понять… и простить его за это.
- Боже мой, Дик! - Лорд Крэйфорд снова схватил его за руку.
– Я всегда это понимал. И я прошу – не пытайся за меня вступиться.
Что бы со мной ни случилось, я не смогу жить, сознавая, что ты по-
страдал из-за меня.
- Избави Бог, кузен, этого не случится. – Ричард улыбнулся ему
своей кроткой печальной улыбкой и прибавил: - Мне очень жаль, что

116

нам не удалось увидеться, когда ты вернулся из Олфорда. Сколько
всего я хотел тебе рассказать!.. Сюда запрещено пускать посетителей,
но я надеюсь, Эдвард позволит мне тебя навещать, и мы ещё успеем
наговориться.

- Нет, Дик, ради всего святого, не проси его об этом!
- Но почему??
- Ты… - Лорд Крэйфорд запнулся, но нашёл в себе силы дого-
ворить: - Ты всегда умел смотреть правде в глаза - со мною кончено,
мой мальчик. Увы!
- Нет, это неправда. И ты это знаешь.
- Это правда, Дик. И мы оба это знаем, верно?
- Прости, кузен, я должен идти, - вместо ответа сказал Ричард.
– На улице меня ждёт капитан Милвуд и его люди. Но я не хочу про-
щаться. До скорой встречи, Эдд.
- До скорой встречи, Дик.
Они стояли и смотрели друг на друга, и каждый из них думал,
что они видятся, быть может, в последний раз. Это было невыносимо.
- Иди, иди, тебя ждут, - сказал лорд Крэйфорд, который не вы-
держал первым.
- Прощай, - прошептал Ричард. Он порывисто обнял его и то-
ропливо вышел из комнаты.
В отчаянии лорд Крэйфорд повернулся к окну и, глядя в сине-
ватые зимние сумерки, подумал, что теперь ему больше ничего не
осталось в жизни, как ожидать рассвета. Отныне он каждый вечер бу-
дет ждать рассвета и наступления утра, пока одно из них не станет для
него последним…
За его спиной послышались шаги.
- А-а, это ты, Уильям… Прикажи распаковывать вещи, я ни-
куда не еду.
Ничего не понимающий Уолтем смотрел на него с тревогой и
удивлением.
- Милорд, в доме полно вооружённых людей! Что же это такое,
в самом деле?!
Лорд Крэйфорд не успел ответить: гремя оружием, в комнату
вошёл капитан Лоренс Милвуд, назначенный начальником стражи
Крэйфорд-хауза. Оглядевшись, он по-военному отдал честь и с мрач-
ной торжественностью объявил:
- Милорд, именем короля вы арестованы!

117

ГЛАВА V ЗАВЕЩАНИЕ ВИКОНТА БЬЮМОНТА

Поступайте честно, поступайте
честно, и Бог да благословит ваши начина-
ния.

У. Шекспир, «Генрих IV», часть II.

1.

В двадцатый день января её милость королева Англии благопо-
лучно произвела на свет девочку. Третью дочь короля назвали Сесили
- в честь бабушки, вдовствующей герцогини Йорк. Все без исключе-
ния (кроме, разумеется, сторонников Ланкастера) были удивлены и
раздосадованы, вернее, опечалены этим событием: королеве давно
уже следовало родить наследника престола. Лорд-чемберлен двора
Уильям Хейстингс даже позволил себе, как поговаривали, следующее
замечание в адрес её милости королевы: «Чёртова кукла! Проклятое
семя! Почти каждый год рожает, точно кошка, а наследника до сих
пор нет! Если так пойдёт и дальше, скоро придётся маленькую леди
Бэтси1 объявить принцессой Уэлсской!».

Но больше всех был огорчён король Эдвард. По причине своего
огорчения он приказал устроить во дворце пышный и торжественный
праздник, который получился до такой степени пышным и торже-
ственным, что больше напоминал похороны, нежели крестины. А ко-
гда ему наскучили эти слишком уж официальные и чопорные дворцо-
вые торжества, он намекнул своему другу Уиллу Хейстингсу, что
было бы неплохо как-нибудь вечерком наведаться к нему в гости.
Услышав это предложение, Хейстингс придал своему лицу радостное
выражение и тут же принялся подсчитывать, во что ему обойдётся
приём коронованной особы. Сумма получилась довольно внушитель-
ная, но… чего только не сделаешь ради лучшего друга!

Король Эдвард, не любивший ходить в гости одни, взял с собой
Джона Бьюмонта, а Хейстингс, чтобы оживить мужскую кампанию,
пригласил на ужин нескольких дам, в числе которых была, разуме-
ется, и его собственная супруга, Кэтрин Нэвилл, умело играющая
роль радушной хозяйки.

1 Речь идёт о старшей дочери короля Эдварда, трёхлетней принцессе Элиза-
бет.

118

Вечер получился довольно милый: они плотно поужинали, слу-
шали музыку и танцевали. Нэд Йорк по своему обыкновению воло-
чился за дамами, не исключая и леди Хейстингс, которая доводилась
ему кузиной. Но дальше лёгкого флирта, прозрачных намёков на про-
должение знакомства и незаметного пожатия рук дело не пошло, и
примерно за полчаса до сигнала к тушению огней дамы разъехались
по домам, а леди Хейстингс пошла спать, с тонкой улыбкой пожелав
гостям доброй ночи. Нэд Йорк собрался уже, было, расстроиться, но
Хейстингс объявил, что ужин ещё не окончен, и предложил гостям
пройти в соседнюю комнату, где их ожидал десерт. Бесспорно, десерт
заслуживал самого пристального внимания: ароматные вафли с мёдом
и орехами, сладкие французские булочки, пастила и щербеты, и, глав-
ное… три молодые отборные шлюхи, которые всё это подавали. Их
звали Нэлл1, Долли2 и Бриджит. У гостей было право выбора, и Эд-
вард выбрал брюнетку Долли, Джон Бьюмонт – блондинку Нэлл, а
Хейстингсу досталась златокудрая Бриджит.

Они веселились от души: Нэлл съела на спор два горшочка
вишнёвого варенья, после чего проигравшей спор Долли пришлось
сбросить платье и в наряде Евы пуститься в пляс под аккомпанемент
лютни Уилла Хейстингса. Вдохновлённые её примером, Нэлл и Бри-
джит тоже сбросили платья и начали плясать, а потом все разбрелись
по отдельным комнатам.

Утром следующего дня лорд Джон вернулся к себе, в тот самый
дом, который он снимал у одного состоятельного джентльмена на Фу-
лем-роуд3. Большую часть ночи он проспал в доме Хейстингса, но,
несмотря на это, чувствовал себя разбитым и уставшим. Он сразу же
принял ванну и с таким остервенением тёр себя куском намыленного
холста, как будто хотел содрать с себя кожу, а вместе с нею всю грязь
и мерзость минувшей ночи.

Завернувшись в одеяло из заячьих шкур и усевшись перед пы-
лающим камином, лорд Джон продолжал содрогаться не столько от
холода, сколько от отвращения, потому что всё ещё чувствовал на гу-
бах приторный до тошноты, омерзительный вкус вишнёвого варенья,
которым объелась та чёртова шлюха. Но, Бог свидетель, он даже не
притронулся к ней; он просто не смог бы этого сделать, потому что
был слишком пьян, потому что ему сделалось дурно после первого же

1 Нэлл – уменьшительное от имени Элинор.
2 Долли – уменьшительное от имени Дороти.
3Фулем – в те времена – юго-западный пригород Лондона, где располага-
лась резиденция епископа Лондонского – Фулемский дворец.

119

поцелуя её липких и приторных губ, и потому, что она была чем-то
неуловимо похожа на его собственную жену. Он смутно помнил, как
грубо оттолкнул её от себя и послал к чёрту, а она обиженно заплакала
и попыталась уверить его, что «милорд останется ею доволен» - она
хотела честно отработать деньги, полученные от Хейстингса. Но он
велел ей сидеть тихо, а сам лёг на бархатные подушки, разбросанные
по полу, и крепко уснул…

Лорд Джон привстал и подбросил в камин несколько еловых
поленьев; пламя разгорелось сильней. Он печально смотрел, как по-
датливое дерево превращается в горстку раскалённых углей, и думал,
что пройдёт ещё немного времени, и угли превратятся в пепел, в се-
рый холодный пепел. Он бы многое, очень многое отдал, чтобы обра-
тить в пепел всё то, что вот уже столько лет терзало его душу – то горе
и страдание, которое он умело прятал от чужих глаз за показной весё-
лостью, и о котором знали или догадывались только близко знавшие
его люди, ибо он был несчастен, глубоко несчастен и, умей он читать
мысли своих недоброжелателей, он бы охотно согласился с герцогом
Глостером, полагавшим, что ему вообще не следовало родиться на
свет.

Лорд Джон плохо помнил своё раннее детство; в его памяти
оно было заслонено теми бедами, которые обрушились на его семью,
когда ему едва исполнилось десять лет. Всё началось с того, что его
отец, в ту пору носивший титул барона Бьюмонта, впервые взял с со-
бой на войну старшего сына, Джорджа, и вместе с ним принял участие
в битве при Сент-Олбансе1. После битвы отец нашёл его на задворках
какого-то дома; он лежал под кустом цветущего жасмина с широко
открытыми глазами, неподвижно смотрящими в небо – его сердце
было пробито стрелой. Лорд Бьюмонт отвёз его в Бивер-касл, их но-
вый замок, не так давно подаренный ему королевой Маргарет, и за
одну ночь, проведённую им у гроба своего первенца, превратился в
седого согбенного старика. На другой день мальчика похоронили; в
этот день ему исполнилось бы шестнадцать.

Но беда, как известно, не приходит одна. Не прошло и года, как
второй сын лорда Бьюмонта, Джеймс, тяжело заболел. Он угасал на
глазах отца медленно и мучительно, и врачи, так до конца и не разо-
бравшись в его болезни, ничего не смогли сделать, чтобы продлить
его дни – он умер, не достигнув совершеннолетия. Лорд Бьюмонт по-
чти обезумел от горя, потерял аппетит и сон. Ночи напролёт он ме-

1 Битвой при Сент-Олбансе (25 мая 1453 г.) начался первый этап войны, впо-
следствии получившей название войны Алой и Белой Роз.

120

тался по замку, точно призрак, и в его воспалённом мозгу с навязчи-
вым постоянством возникал один и тот же вопрос: кто виноват в
смерти его бедного мальчика? Нашлись услужливые люди и подска-
зали: это его жена, его вторая жена, мать его младшего сына Джона
отравила своего пасынка, чтобы её родной сын смог в будущем полу-
чить отцовское наследство. Вначале лорд Бьюмонт не поверил этому.
Он долго колебался, но, в конце концов, допросил врачей, и они не-
хотя, но всё же признали, что болезнь Джеймса была похожа на отрав-
ление ядом, вероятнее всего, мышьяком, но доказать это было уже не-
возможно. Невозможно, и всё же лорд Бьюмонт сумел отомстить: он
свёл в могилу свою несчастную неповинную жену, приказав запереть
её в башне, и публично отрёкся от младшего сына. Лорд Джон до
конца своих дней, до самого последнего часа не забудет лицо своей
умирающей матери, залитое слезами; он не забудет, как она судо-
рожно обнимала его, прощаясь с ним навсегда. Он горько плакал и
умолял не оставлять его одного, и она обещала, что непременно забе-
рёт его к себе на небеса, если ему будет плохо. Но она не сдержала
обещания, и её маленький Джон остался один во власти полубезум-
ного мстительного старика, ослеплённого ненавистью к собствен-
ному ребёнку.

Лорд Бьюмонт долго раздумывал, как с ним поступить, и, нако-
нец, приказал отвезти его в мэнор Макфилд Холл, принадлежавший
покойной леди Бьюмонт и теперь отошедший к её сыну. Для малень-
кого Джона это было равносильно тюремному заключению, ибо от-
ныне он был вынужден жить под постоянным присмотром своих слуг-
тюремщиков, лишённый родительской ласки, общения со сверстни-
ками и обычных в его возрасте развлечений. Единственным его «раз-
влечением» были слёзы и молитвы о спасении души его бедной ма-
тушки, да ещё, пожалуй, жестокие наказания, которым его подвергали
по приказу отца за малейшую провинность, будь то плохо выученный
урок или опоздание к обеду.

Когда он достиг совершеннолетия, в его жизни ничего не пере-
менилось: под страхом лишения наследства отец по-прежнему запре-
щал ему покидать пределы его поместья, доходы с которого он про-
должал беззастенчиво присваивать, и лорду Джону оставалось лишь
терпеливо ждать его смерти и уповать на милосердие Божие.

Между тем, война за королевский трон продолжалась. Стар-
ший брат лорда Бьюмонта, Джон, носивший титул виконта, погиб в
битве при Нортхэмптоне1. Король Эдвард, придя к власти год спустя

1 В битве при Нортхэмптоне (10 июля 1460 г.) силы йоркистов были разгром-
лены сторонниками Генри VI Ланкастера.

121

и не желая ссориться с лояльно настроенными к нему лордами Гарри
Ланкастера, не возражал против того, чтобы Ричард, барон Бьюмонт
получил наследственные земли своего племянника Уильяма, кото-
рый, как сын изменника, по закону лишился гражданских прав, ти-
тула, состояния и земель, и был вынужден покинуть страну и отпра-
виться в изгнание во Францию.

И вот, два года тому назад Ричард, новоиспечённый виконт
Бьюмонт, едва ли обременённый чувством благодарности к молодому
королю, неожиданно вспомнил о своём сыне и решил, что настала
пора заняться устройством его брака. Он немедля послал за ним и, как
только Джон предстал перед его очами, объявил, что хочет женить его
на леди Элинор Стэнли, и что помолвка состоится через неделю.

Выбор невесты показался лорду Джону несколько странным,
но, поразмыслив над ним, он понял, что, заключая этот брак, его отец
преследовал сугубо политические цели: старший брат леди Элинор,
Томас Стэнли, был женат на сестре графа Уорика, но, в зависимости
от обстоятельств, попеременно поддерживал оба королевских дома –
то Йорков, то Ланкастеров. Однако после того как Уорик рассорился
с королём, виконт Бьюмонт надеялся окончательно переманить его на
сторону короля Гарри.

Услышав о предстоящей помолвке, лорд Джон не посмел пере-
чить отцу, по опыту зная, что старик легко впадал в бешенство и мог
избить его в присутствии слуг или, того хуже, посадить в подвал на
хлеб и воду. И он лишь робко осведомился, сколько лет его невесте и
хороша ли она собой, потому что никогда её не видел. Виконт Бью-
монт ответил, что ей семнадцать лет, и что она слишком хороша для
такого мерзавца и негодяя. Но он слукавил: леди Элинор оказалась не
так уж и хороша; у неё было совершенно невзрачное лицо, болез-
ненно-бледная кожа, худощавая угловатая фигура, светлые волосы и
большие голубые глаза – единственное её достоинство. Впервые уви-
дев её в день обручения, лорд Джон с сожалением подумал: «Бед-
няжка! Она так пуглива и робка, что её можно принять за дочь дво-
рецкого. Боюсь, я никогда не смогу её полюбить».

Полюбить её он действительно так и не смог, и всё же виконт
Бьюмонт совершил большую ошибку, женив на ней своего сына: уже
через два месяца после свадьбы лорд Стэнли неожиданно решил под-
твердить свою преданность дому Йорков, для чего он незамедли-
тельно явился в Лондон и публично поклялся в верности королю Эд-
варду. В обмен на свою верность он получил почётную (и весьма при-
быльную) должность главного судьи городов Честера и Флинта. При-
ятно удивлённый той лёгкостью, с какой ему удалось добиться коро-
левских милостей, лорд Стэнли уговорил лорда Джона последовать

122

своему примеру, и тот с радостью согласился, готовый согласиться на
что угодно, лишь бы вырваться из-под власти своего тирана-отца.
Лорд Стэнли представил его королю Эдварду, который, как известно,
плохо распознавал людей с первого взгляда. Не удивительно, что мяг-
кость характера лорда Джона и его неумение отказать, он по ошибке
принял за готовность угодить любой ценой, и в знак благодарности
сделал его своим личным другом и собутыльником. Конечно, это
влекло за собой некоторые неудобства, вроде бессонных ночей и раз-
гульного образа жизни, но лорд Джон охотно закрывал на это глаза,
потому что теперь он был независим и свободен. Совершенно свобо-
ден.

Узнав обо всём этом, старый виконт Бьюмонт снова едва не ли-
шился рассудка. Он долго вынашивал план мести и преступил к его
осуществлению, когда узнал, что его невестка беременна. Под пред-
логом заботы о её здоровье, он приказал ей немедленно оставить рас-
путного мужа и явиться в Бивер-касл. Лорд Джон хотел уже, было,
просто-напросто послать его к чёрту, ведь то, чего он требовал, про-
тиворечило всем законам – Божеским и человеческим, ибо никто не в
праве разлучать мужа и жену, соединённых Богом. Но, поразмыслив,
он согласился отпустить леди Элинор в отцовский замок, и вовсе не
потому, что его снова пугали лишением наследства (он давно уже
начал подозревать, что этого самого наследства он в любом случае не
увидит), - просто ему хотелось до конца сыграть свою роль покорного
сына, и, кроме того, он видел, что его жена глубоко страдает из-за его
постоянных ночных отлучек, из-за того разгула и разврата, в который
он был втянут по милости короля. И хотя с её губ ни разу не сорвалось
упрёка или сожаления, лорд Джон решил оградить её от всего этого,
всерьёз опасаясь за её здоровье и, главное, за здоровье их будущего
ребёнка.

Когда она уехала в Бивер, для него опять начались дни томи-
тельного ожидания, потому что его дражайший батюшка так и не со-
изволил уведомить его, благополучно ли она доехала, не говоря уже о
том, кого она произвела на свет, когда подошло время. По подсчётам
врачей, это должно было произойти ещё в начале декабря, но ни в де-
кабре, ни в течение января лорд Джон не получал никаких известий,
однако так и не решился послать к отцу кого-нибудь из слуг, заранее
зная, что его посыльный не вернётся.

И вот, наконец, вчера утром, в воскресенье, в двадцать девятый

123

день января, к нему приехал гонец из Бивера, сын тамошнего бэй-
лифа1 Джеффри Шелтон. Он рассказал, что третьего дня леди Элинор
родила сына, которого назвали Ричардом, в честь виконта Бьюмонта,
что роды были тяжёлыми, она слегла в горячке и до сих пор ещё не
оправилась от болезни. Лорд Джон с тревогой спросил, хорошо ли за-
ботятся о ней и их ребёнке, на что Джеффри ответил: более чем хо-
рошо, потому что виконт Бьюмонт собрался объявить наследником
новорождённого внука, лишив наследства своего сына – вот, оказы-
вается, в чём заключался коварный и вместе с тем нелепый замысел
выжившего из ума старика! Услышав об этом, лорд Джон рассмеялся.
Нет, это, в самом деле, было забавно – до конца своих дней оставаться
лордом Макфилдом, будучи отцом наследника короны виконта!..
Насмеявшись вволю, он спросил, успел ли его батюшка составить за-
вещание или это были только пустые угрозы. И Джеффри Шелтон
рассказал, что завещание было составлено при самых трагических об-
стоятельствах: по случаю крещения внука виконт Бьюмонт устроил в
замке шумное торжество, на котором изрядно напился, и к утру сле-
дующего дня с ним случился удар. Он лишился дара речи и когда по-
нял, что конец его близок, знаками дал понять своему бэйлифу, что
хочет составить завещание. При этой процедуре, бывшей вопиющим
нарушением закона2, присутствовали только три человека: замковый
бэйлиф, назначенный душеприказчиком виконта, стряпчий и капел-
лан замковой часовни. Они заверили документ своей подписью, а по-
сле удалились в часовню и втайне долго совещались о чём-то.

Лорд Джон удивился, но и виду не подал, что удивлён. С ис-
кренним участием он осведомился о состоянии здоровья отца и к сво-
ему прискорбию узнал, что, по мнению врачей, виконт Бьюмонт про-
живёт не больше недели, и что именно поэтому все обитатели Бивер-
касла сообща решили послать Джеффри Шелтона в Лондон, чтобы от
имени леди Элинор и всех слуг просить его поскорее приехать в за-
мок. К тому же, добавил от себя Джеффри, старый виконт так всех
измучил, что его слуги почти в открытую сыплют проклятия на его
голову и ждут не дождутся, когда же лорд Джон приедет в Бивер и
наведёт там порядок.

Но лорд Джон, с ранней юности привыкший действовать

1 Бэйлиф – в данном случае имеется в виду замковый бэйлиф, то есть управ-
ляющий в замке.

2 Формально английские магнаты сами не могли передавать земли и титулы
по наследству; наследники получали их от короля, внеся за доступ к наследованию осо-
бую плату, именуемую рельефом, которая обычно равнялась годовому доходу с земель.
Получение земли и титула по завещанию являлось нарушением закона.

124

осмотрительно, не любил принимать поспешных решений. Он пообе-
щал Джеффри подумать над его словами и вечером как ни в чём не
бывало отправился вместе с королём в гости к лорду Хейстингсу, ни
словом не обмолвившись о болезни своего отца. Лишь на другой день,
приняв ванну и спокойно отобедав, он надел лучшее своё платье (что
было у него признаком некоторого волнения) и поехал в Вестминстер.

Он пришёл вовремя: король Эдвард собирался в Гилд Холл1 на
званый обед. Он заканчивал одеваться, стоя перед зеркалом в окруже-
нии своих камердинеров, но едва лорд Джон переступил порог ком-
наты, жестом приказал им уйти и весело спросил:

- Ну, как я, по-твоему, выгляжу?
Он любил роскошную одежду и всегда очень тщательно под-
бирал свой наряд. Сейчас он был весь в золотой парче и чёрном бар-
хате, расшитом драгоценными камнями, которые ослепительно свер-
кали, выгодно подчёркивая его молодость и красоту.
- Ты, как всегда, неотразим, Нэд, - с улыбкой ответил лорд
Джон. – Готов поклясться, ни одна из приглашённых дам не сможет
перед тобой устоять.
- Надеюсь, так оно и будет, - смеясь, произнёс король Эдвард и
подмигнул собственному отражению в зеркале. – Ты тоже неплохо
выглядишь, Джек. К слову, а что ты тут делаешь? Или ты решил со-
ставить мне кампанию?
Лорд Джон подавил вздох.
- Прости, Нэд, но я не смогу составить тебе кампанию.
- Это почему же?
- Я пришёл просить у тебя позволения уехать.
- Уехать?! – Король Эдвард резко обернулся и надменно спро-
сил: - И куда же вы намерены уехать, мой любезный Макфилд?!
Он обращался к своим друзьям по названию их поместий в
крайне редких случаях, и лорд Джон понял, что своей неожиданной
просьбой испортил ему настроение.
- В Бивер-касл, ваша милость, - ответил он, потупившись.
- Да? И что же вы там забыли, лорд Макфилд?
- Мне сообщили, что мой отец при смерти.
- Что???
Голубые глаза короля Эдварда сделались почти круглыми от
удивления. Он не поверил ему.

1 Бэйлиф – в данном случае имеется в виду замковый бэйлиф, то есть управляющий в замке.

1 Формально английские магнаты сами не могли передавать земли и титулы по наследству; наследники получали их от

короля, внеся за доступ к наследованию особую плату, именуемую рельефом, которая обычно равнялась годовому доходу с земель. Полу-

чение земли и титула по завещанию являлось нарушением закона.

125

- Вы, должно быть, шутите, милорд?
- Ваша милость полагает, что я могу шутить такими вещами?
- Неужели виконт Бьюмонт так серьёзно болен?
- С ним случился удар, и я опасаюсь, что не застану его в жи-
вых. Я прошу у вашей милости позволения уехать немедля.
Король Эдвард задумался и по своему обыкновению уставился
в угол. В полном оцепенении он молчал минуту или две, и по его лицу
нельзя было догадаться, как он отнёсся к полученному известию.
Наконец, он смерил лорда Джона рассеянным взглядом и произнёс:
- Разумеется, вы можете уехать, друг мой. Вы можете уехать, и
находиться там столько, сколько будет необходимо. – Он помолчал
немного и шутливым тоном прибавил: - А мне остаётся надеяться, что
за время вашего пребывания в Бивере виконту Бьюмонту и его при-
ближённым не удастся сделать из вас пылкого приверженца Гарри
Ланкастера.
Лорд Джон смутился. «Неужели он всерьёз этого опасается?» -
подумалось ему. Но король Эдвард смотрел на него ясными глазами
и дружески улыбался – было похоже, что он пошутил.
- Сир, клянусь Богом, я приложу все усилия к тому, чтобы
оправдать надежды вашей милости, - заверил его лорд Джон, подыг-
рывая его шутке.
Они оба засмеялись и обменялись рукопожатием, совсем как
старые добрые друзья, которые понимают друг друга с полуслова.
Они и в самом деле прекрасно друг друга поняли.

2.

Тяжёлые, косматые тучи вереницей плыли по небу, гонимые
ветром на север. Заходящее солнце окрашивало горизонт в алый цвет,
похожий на цвет крови, размытой по стеклу. Отсюда, с высокого
холма, на много миль вперёд были видны безлюдные чёрные поля и
соломенные крыши крестьянских хижин, в которых допоздна не за-
жигали огней.

На вершине холма, грозно возвышаясь над окрестной долиной,
стоял замок. На фоне гаснущего неба он казался угрюмым и злове-
щим; его мрачные стены зыбким, неясным силуэтом отражались в
мутной воде глубокого рва. Казалось, они скрывают от людских глаз
какой-то иной, призрачный мир, населённый не то злыми духами, не
то демонами преисподней.

«Вот я и дома», - с тоской подумал лорд Джон.

126

Копыта лошадей гулко простучали по дощатому настилу подъ-
ёмного моста, который вслед за тем был поспешно поднят. Потом
снова послышался лязг и грохот тяжёлых цепей, и острые зубья мас-
сивной решётки ворот коснулись каменных плит, устилающих внут-
ренний двор.

«Западня захлопнулась», - подумал лорд Джон, не в силах по-
бороть охватившую его тревогу.

Во дворе замка было пустынно. В узких зарешёченных окнах
не было света. Тишина, тревожная и пугающая, нарушалась лишь сла-
бым шорохом – это ветер раскачивал длинные чёрные полотнища,
свисающие из окон.

- Похоже, мы опоздали, милорд, - вполголоса заметил Джеф-
фри. – Видите? – Концом кнута он указал на чёрный флаг, в знак тра-
ура поднятый на главной башне.

Лорд Джон не ответил. Он и сам давно уже понял, что они опоз-
дали, но это не принесло ему облегчения. Спрыгнув с коня так по-
спешно, что никто не успел придержать ему стремя, он тревожно
огляделся, пытаясь сосчитать количество часовых, стоящих на стенах.
До самой последней минуты он не знал, да и не мог знать, какой приём
ему здесь окажут, и горько сожалел, что в его свите было только де-
сять человек.

Неожиданно в окнах первого этажа мелькнул свет, и на
крыльце появился замковый бэйлиф, Франсис Шелтон; с ним было
несколько ливрейных слуг, которые несли факелы, хотя ещё не стем-
нело.

- А вот и отец, – радостно заметил Джеффри.
Франсис Шелтон медленно приблизился к своему лорду и оста-
новился на расстоянии трёх футов от него. Глаза старика, полные смя-
тения и испуга, смотрели куда-то в одну точку, и, проследив направ-
ление его взгляда, лорд Джон понял, что тот смотрел на плеть, кото-
рую он держал в руке. «Похоже, старик боится меня. Неужели я по-
хож на чудовище?» - подумал лорд Джон и с лёгким презрением
усмехнулся:
- Хотел бы я знать, мастер Шелтон, за кого вы меня принима-
ете?
Бэйлиф, слишком напуганный, чтобы понять истинный смысл
этого вопроса, обречённым тоном ответил:
- Со дня смерти вашего батюшки я, как и все остальные слуги,
живущие в этом замке, почитаю вас как моего законного господина,
хозяина Бивер-касла и прочих владений вашей светлости.
С тихим вздохом, похожим на стон, старик в подтверждение
своих слов опустился на колено и приложился губами к руке лорда

127

Джона, вернее, к его перчатке. К безмерной радости старого бэйлифа
лорд Джон не отнял руки, что было знаком, если не милости, то, по
меньшей мере, снисхождения, на которое он совсем не рассчитывал.
Заметно ободренный, он встал и произнёс начало приветственной
речи, заготовленной им специально на этот случай:

- Я счастлив вновь видеть вашу светлость в Бивере, и…
Лорд Джон не дал ему закончить.
- Когда умер мой отец? – спросил он, досадливо морщась.
Бэйлиф не понял, к чему относилась его досада, но с готовно-
стью отозвался:
- В последний день января, ваша светлость, в пять часов попо-
лудни. Похороны назначены на завтра.
- Моя жена и сын здоровы?
- Да, ваша светлость.
- Прикажите разместить мою свиту и накормить людей.
- Будет исполнено, ваша светлость.
- И проводите меня… к отцу.
Эти последние слова лорд Джон произнёс тихо, едва слышно.
Старый бэйлиф осмелился поднять на него глаза и к своему удивле-
нию прочёл на его лице отражение собственных чувств – горя и обре-
чённости. Он сделал приглашающий жест и повёл его в замок, думая
на ходу: «Бедный лорд Джон!… Я всегда знал, что у него доброе
сердце…».

Стены комнаты были затянуты чёрным. На высоком столе, по-
крытом чёрным шёлком, стоял гроб, по краям украшенный резьбой и
позолотой. Три монаха, приглашённые из соседнего Грэнтемского аб-
батства для чтения заупокойных молитв, сидели на скамейке перед
висевшим на стене распятием и теребили чётки. Когда лорд Джон во-
шёл, они встали и почтительно отошли в сторону.

Лицо того, кто лежал в гробу, было худым и страшным: жёлтая
кожа собралась в складки на лбу, правая сторона лица, изуродованная
параличом, исказилась, и казалось, будто мертвец усмехается чему-
то; запавшие глаза под седыми бровями были закрыты. Навсегда за-
крыты…

Лорд Джон смотрел на него – и не узнавал. «Разве это – мой
отец? – думал он. – Разве он был таким?». И вдруг он понял, что даже
тот, кого он в последний раз видел два года назад, тот худощавый ста-
рик со злым лицом и надменным голосом, который назвал его «небла-
годарным негодяем» и наотмашь ударил по лицу в присутствии сво-
его бэйлифа только за то, что он осмелился уехать из замка без его

128

позволения, - он тоже никогда не был его отцом. Его отцом был дру-
гой, совсем другой человек; у него были добрые карие глаза и мягкая
улыбка… Лорд Джон вспомнил его так отчётливо и ясно, как никогда
прежде: отец стоял у окна, держа его, маленького, на руках; мать
уехала на богомолье, а он плакал и просился к ней; чтобы отвлечь его,
отец взял его на руки и стал рассказывать ему сказку, интересную и
страшную, про доблестного рыцаря, который победил огненного дра-
кона и получил в жёны прекрасную принцессу. «Ну, вот, - сказал отец,
смеясь, - ты и перестал плакать. - Он пригнул к себе его голову и
ласково поцеловал в лоб. – Когда ты вырастешь, мой мальчик, ты ста-
нешь таким же сильным и храбрым…».

Но тот, настоящий его отец, умер уже давно. Очень давно. И
только сейчас поняв это, лорд Джон ощутил в груди тупую и ноющую
боль. Он беспомощно вцепился пальцами в край стола и, опустившись
на колено, сдавленно прошептал:

- Отец… Отец, простите меня, я был вам плохим сыном… Но я
умоляю вас… умоляю, простите меня так же, как я простил вас…
Давно уже простил…

От запаха горящих свечей и благовоний ему сделалось дурно.
Он тяжело поднялся на ноги, склонился над тем, кто лежал в гробу, и
кого он прежде так сильно ненавидел, коснулся губами его холодной
костлявой руки и, немного пошатываясь, пошёл прочь.

Он бы, наверное, упал, если бы Франсис Шелтон, ожидающий
его в коридоре, не подхватил его под руку.

- Что с вами, сэр? – участливо спросил он. – На вас просто лица
нет… Позвольте, я позову вам врача и прикажу постелить постель.
Вы, верно, устали с дороги.

- Нет, не нужно, - холодно ответил лорд Джон, постепенно при-
ходя в себя. – Я хочу видеть моего сына.

Бэйлиф не осмелился возразить.
- Как будет угодно вашей светлости. Я провожу вас.
Они пошли на женскую половину, в покои леди Элинор. Ста-
раясь не думать о том, что когда-то здесь жила его мать, лорд Джон
спросил:
- Так вы говорите, моя жена здорова?
- Не совсем так, милорд. Больше месяца она пролежала в го-
рячке, но сейчас ей гораздо лучше. Врачи разрешили ей вставать…
Бэйлиф толкнул дверь её комнаты и, войдя первым, торже-
ственно объявил:
- Его светлость лорд Макфилд!
Леди Элинор радостно вскрикнула, вскочила с кресла, в кото-
ром сидела за прялкой, и бросилась к нему навстречу.

129

- Джон!… Боже мой, Джон!… Как я ждала вас!
Она спрятала лицо у него на груди, плача от счастья. Её худые
плечи вздрагивали, и лорд Джон подумал, что она очень подурнела за
последние месяцы: она была так худа и бледна, что походила на при-
ведение, особенно в этом просторном домашнем платье бледно-голу-
бого бархата, которое совершенно не шло к ней.
Он с жалостью посмотрел в её заплаканные, но счастливые
глаза, и сказал:
- Я знаю, душенька, вы подарили мне сына. Лучшего подарка
вы не смогли бы мне сделать. Я хочу поскорее увидеть его.
Пышногрудая и розовощекая кормилица протянула ему мла-
денца, завёрнутого в шёлк и кружева. Как и все молодые отцы, впер-
вые берущие на руки своего ребёнка, лорд Джон сделал это неумело
и неловко, опасаясь его уронить. Он долго разглядывал его маленькое
морщинистое личико, его тёмные редкие волосики и тёмно-карие
глазки, и с грустной улыбкой заметил:
- Как он похож на меня!
Ребёнок не испугался и не заплакал. Казалось, он тоже при-
стально разглядывал своего отца.
- Видите, Джон? Он сразу признал вас, - сказала леди Элинор,
вытирая платком глаза.
- А почему бы ему и не признать меня? – с той же грустной
улыбкой спросил лорд Джон. Он помолчал немного и обратился к сво-
ему сыну: - Ну что ж, ваша светлость, милорд виконт, позвольте пред-
ставить вам вашего батюшку и покорного слугу.
В его голосе не было и тени иронии. Леди Элинор испуганно
ахнула за его спиной и схватила его за локоть.
- Завещание ещё не оглашено, Джон, - прошептала она.
Он продолжал смотреть на своего ребёнка, делая вид, что не
расслышал её слов.
- Я бы охотно расцеловал вас, милорд, сын мой, да только
нельзя – я весь грязный с дороги, а вашу светлость надобно беречь…
Возьмите же его, Нэлл.
Он отдал ей сына; она прижала его к груди, точно оберегая от
невидимой опасности, и тихо повторила:
- Завещание ещё не оглашено.
- А разве это что-то меняет, дорогая? – спросил лорд Джон.
Так и не дождавшись ответа, он поклонился ей с той холодной
учтивостью, которая всегда отличала его обращение с женой, и пошёл
переодеваться.

130

Пламя пяти свечей, горевших в золочёном подсвечнике, отра-
жалось двумя жёлтыми огоньками в чёрных, слегка прищуренных
глазах молодого человека, одетого в траурное платье, который сидел
за столом в отцовском соляре и молча смотрел прямо перед собой. Его
лицо было спокойным, пугающе спокойным, только смуглые щёки
покрывал едва заметный румянец – признак подавляемого раздраже-
ния.

Перед столом стояли, почтительно склонив седые головы, ду-
шеприказчик покойного виконта Бьюмонта Франсис Шелтон, стряп-
чий Уильям Маклэйд и капеллан замковой часовни Томас Митчелл.
От их неподвижных фигур по полу протянулись три длинные причуд-
ливые тени.

Молчание затягивалось. Поняв, что они так и не решатся
начать первыми, лорд Джон холодно произнёс:

- Я вас слушаю, джентльмены.
Франсис Шелтон нерешительно подошёл к столу и с поклоном
подал ему свёрнутый лист бумаги.
- Мой долг передать вам этот документ, милорд.
Лорд Джон развернул бумагу. Это было завещание его покой-
ного отца. Он внимательно прочёл его, не выказав ни удивления, ни
гнева, и на несколько мгновений задумался.
Он знал, что король Эдвард давно искал повод, чтобы вернуть
себе земли виконта Бьюмонта, когда-то конфискованные по закону об
измене, но в итоге доставшиеся его покойному отцу совершенно не-
заслуженно, ибо он так и не подчинился власти нового короля. Лорд
Джон знал, что на карту поставлено слишком многое – почти всё, чем
он мог бы владеть. Но он готов был рискнуть, понимая, что это един-
ственно правильный выбор.
- Вы уже огласили завещание, мастер Шелтон? – спросил лорд
Джон тем же бесстрастным тоном.
- Нет, ваша светлость.
- Почему?
- Я не осмелился огласить завещание без позволения вашей
светлости.
- Полагаю, теперь вам ничто не мешает это сделать. А что ка-
сается вас, мастер Маклэйд, соблаговолите снять копию с этой бу-
маги.
- Копию, милорд? – робко переспросил стряпчий.
- Да, копию, - терпеливо повторил лорд Джон. – Я должен от-
везти подлинник в Лондон, чтобы король Эдвард утвердил за моим
сыном титул виконта, если, конечно, на то будет воля его королевской
милости.

131

- Пресвятая Дева Мария спаси нас и помилуй! – сорвалось с
белых, как мел, губ отца Томаса, и над головами присутствующих по-
висла гнетущая тишина.

Не понимая, что это значит, лорд Джон окинул стоящую перед
ним троицу удивлённым, чуть презрительным взглядом и сухо произ-
нёс:

- Разве я выразился недостаточно ясно?
Мастер Уильям Маклэйд и преподобный отец Томас посмот-
рели на Франсиса Шелтона, и ему поневоле пришлось ответить:
- Нет, ваша светлость, более чем ясно.
- В таком случае, джентльмены, ступайте и исполняйте свой
долг!
Они, как по команде, опустили седые головы, но не тронулись
с места.
- Вы свободны, джентльмены, - отчётливо повторил лорд
Джон, не повышая голоса.
Они даже не пошевелились.
Он поставил локти на стол и прижал ладони к пылающим ще-
кам. Посидев так немного, чтобы успокоиться, он встал и не спеша
пошёл к двери, но за его спиной раздался взволнованный голос Фран-
сиса Шелтона, похожий на крик отчаяния:
- Милорд! Я умоляю вашу светлость выслушать меня!
Лорд Джон обернулся. Старый бэйлиф стоял перед ним на ко-
ленях, в знак покорности крестом сложив на груди руки, и по его бе-
лому морщинистому лицу текли крупные слёзы.
- Встаньте, мастер Шелтон.
- Я не смею, милорд!
- Как вам будет угодно. Я вас слушаю.
Старик прерывисто вздохнул, словно ему не хватало воздуха, и
приглушённо, взволнованно заговорил.
- Милорд! Я с содроганием вспоминаю, сколько зла я причинил
вам, как и многие другие слуги вашего отца. Но я никогда не осме-
люсь умолять вашу светлость о прощении из боязни злоупотребить
вашим великодушием и милосердием. У вас есть право наказать меня,
и я смиренно стерплю любое наказание, ибо я виноват перед вами и
признаю это. Но я готов Бога призвать в свидетели, что никогда не
причинил бы вам зла по доброй воле – я лишь выполнял приказы ва-
шего батюшки. Но теперь он мёртв. Он мёртв, и уже не заставит меня
совершить последнюю и самую гнусную несправедливость по отно-
шению к вам – лишить вас того, что принадлежит вам по праву насле-
дования, как сыну своего отца, рождённому в законном браке. И я
прошу, я на коленях умоляю вашу светлость лишь об одном – сожгите

132

завещание! Сожгите его, милорд, заклинаю вас именем вашей покой-
ной матушки!

Старик умолк. Лорд Джон долго смотрел на него, упрямо сжав
губы.

- Я вас не понимаю, мастер Шелтон, - сказал он, наконец, ста-
раясь сохранять спокойствие и чувствуя, что это всё труднее ему уда-
ётся. – Чего вы хотите?

Франсис Шелтон поднял голову и с мольбой заглянул ему в
глаза.

- Я… Мы все хотим лишь одного, милорд. Мы хотим соблюсти
закон. Мы просим вас сжечь завещание и простить нас за то, что мы
не осмелились сделать это сами. Поверьте, кроме нас троих его никто
не видел, но мы будем молчать. Клянусь, милорд, никто ничего не
узнает! Только сожгите эту проклятую бумагу! Богом вас заклинаю!

- Мы никому ничего не скажем, милорд, - подтвердил Уильям
Маклэйд.

- Ни одной живой душе, - заверил его отец Томас и для убеди-
тельности перекрестился.

- Всё это очень странно, джентльмены, - задумчиво произнёс
лорд Джон. – Неужели в этом замке никто, кроме вас, не знает о заве-
щании?

- Напротив, милорд, - робко возразил стряпчий, - о завещании
знаю все. И чтобы не возбуждать лишних подозрений и не навлекать
на вас недовольство церковных властей1, мы… мы слово в слово пе-
реписали ту часть завещания, где говорится о небольшом денежном
вознаграждении, которое ваш батюшка пожелал оставить кое-кому из
слуг, а также… о драгоценностях, отписанных им Грэнтэмскому аб-
батству… Одним словом, мы составили новое завещание, милорд.
Оно кажется нам более…справедливым и… законным. Мы подписали
его и поставили печать милорда виконта, так что никто не заподо-
зрит… подлога.

- Неужели? – удивлённо спросил лорд Джон. Его удивление от-
носилось не столько к их наглости, сколько к его собственному тер-
пению: ему всегда казалось, что он унаследовал суровый нрав своего
отца, однако, окажись на его месте покойный виконт Бьюмонт, он бы
давно уже приказал повесить этих мошенников без суда и следствия.
– Стало быть, вы обо всём позаботились, мастер Маклэйд?

- Да, милорд, - не без гордости подтвердил стряпчий. – И я
осмелюсь напомнить вашей светлости, что по закону при составлении

суда. 1 Контроль над исполнением завещаний входил в юрисдикцию церковного

133

завещания полагается присутствие семи свидетелей, но я нарочно
ограничился тремя.

- Позвольте узнать – почему?
- Это даёт вашей светлости право оспорить завещание, если вы
пожелаете оставить себе упомянутые в нём деньги и драгоценности.
- Прежде, чем оспорить его, я бы хотел на него взглянуть.
- Сию минуту, милорд.
Стряпчий открыл маленький кипарисовый ларчик и достал от-
туда аккуратно свёрнутую и скреплённую печатью бумагу. По виду
она ничем не отличалась от той, что лежала на столе. Искушение за-
глянуть в неё было велико, очень велико, но лорд Джон не стал этого
делать: он поднёс её к пламени свечи и сжёг, не читая.
- Какова бы ни была воля моего отца, она будет исполнена! И
не вам судить о том, законна она или нет! – крикнул он, больше не
утруждая себя попытками сдерживать раздражение и закипающий
гнев. – Я вижу, вы тут все посходили с ума! К лицу ли вам, святой
отец, роль искусителя?! Вам ли, мастер Маклэйд, принуждать меня к
соучастию в подлоге?! И вам ли, мастер Шелтон, толкать меня на путь
лжи и обмана?!. О, я вполне понимаю вас: во искупление своей вины
передо мной вы готовы бесчестным путём увенчать меня короной ви-
конта, и где уж вам подумать о том, смогу ли я носить её, не пряча
глаз от стыда!!. Всё, с меня довольно. Сейчас, мастер Шелтон, вы со-
берёте всех слуг в большой зале. Вы прочтёте им завещание моего
отца – я не намерен делать из него тайну. А если вы откажетесь мне
повиноваться, я буду вынужден наказать вас, как вы сами изволили
это заметить, хотя, признаюсь, мне бы очень не хотелось прибегать к
крайним мерам в первый же день моего приезда сюда. Так что мне
остаётся уповать на ваше благоразумие. Это относится и к вам,
джентльмены! И не заставляйте меня напоминать вам, что я мог бы
обвинить вас в мошенничестве и отдать под суд, но я не стану этого
делать из уважения к вашим сединам. Впрочем, вы сами их и без того
уже опозорили. Всё! Убирайтесь отсюда и не рассчитывайте на мою
благодарность!!
Эта речь, едва ли не самая длинная в его жизни, произвела на
присутствующих весьма тягостное впечатление. Не смея произнести
ни слова в своё оправдание, стряпчий и капеллан поспешили откла-
няться и, пятясь, исчезли за дверью. И только старый бэйлиф, не в
силах подняться и уйти, с трудом проговорил сквозь глухие рыдания:
- Простите, милорд… Простите глупого старика… Я хотел сде-
лать, как лучше…
Тонкие губы лорда Джона тронула горькая усмешка.
- Да, мастер Шелтон, я готов простить вас, - сказал он тихо, с

134

тем же пугающим спокойствием в голосе. – Я прощу вам всё и больше
никогда не вспомню, что это вы не пускали меня к матери, когда она
медленно умирала от голода и жажды, запертая в башне по приказу
отца; что это вы приносили мне чёрствый хлеб и гнилую воду, когда
он приказал бросить меня в подвал шесть лет тому назад; что это вы
не остановили его, когда я был здесь в последний раз, и он в вашем
присутствии разбил мне в кровь лицо только за то, что я осмелился
отлучиться из дома без его позволения… Я прощу вам это и многое
другое, мастер Шелтон, только назовите мне имя… Имя человека,
оклеветавшего мою мать. Вы ведь знаете его, не так ли?

В глазах старика застыл ужас. Он молчал.
Лорд Джон приподнял его голову за подбородок – он хотел ви-
деть его лицо.
- Вы ведь знаете его, не так ли?! – повторил он громко и отчет-
ливо.
Старик не выдержал его взгляда. Он закрыл глаза и тихо про-
стонал:
- Да, милорд… Я его знаю…

3.

Лорд Джон медленно поднимался по главной дворцовой лест-
нице, на ходу снимая перчатки. Всё было уже позади: и звон погре-
бальных колоколов аббатства Грэнтэм, где был похоронен его отец, и
безутешные, горькие слёзы, пролитые им на могиле матери, и та бес-
конечно-долгая ночь, которую он провёл в борьбе с самим собой…

Тот, кто являлся причиной всех его бед, был схвачен и сидел
под замком; лорд Джон был вправе произнести одно лишь слово, одно
единственное слово – смерть – и тот человек был бы повешен… Но
он не произнёс этого слова. Три дня он собирал свидетельские пока-
зания против него, и список его преступлений едва уместился на де-
сяти листах. А потом он отправил его под надежной охраной к ше-
рифу графства Лестершир, приложив к этому списку пять фунтов и
свою личную просьбу – повесить этого негодяя на месте его послед-
него злодеяния. Он не сомневался, что его просьба будет исполнена;
он сомневался в другом – сможет ли он когда-нибудь вычеркнуть из
памяти его ненавистное имя?..

Лорд Джон был взволнован и раздражён. Он никогда ни с кем
не лукавил (и, прежде всего, с самим собой), но сейчас он не решался
ответить на вопрос, который мучил его с самого утра: зачем он так

135

торопился сюда? Неужели только за тем, чтобы после двух лет, про-
ведённых на королевской службе, лишиться отцовского наследства?..
Если так, то Эдмунд Крэйфорд был прав, когда сказал: «Вот она, ко-
ролевская благодарность!»…

Лорд Джон остановился, собираясь стряхнуть с гауна таявший
снег, и в этот момент кто-то налетел на него с разбега, едва не сбив с
ног. Он обернулся и увидел какого-то дерзкого юнца, который бежал
вниз по лестнице, сломя голову.

- Поди сюда, паршивец! – гневно крикнул лорд Джон ему
вслед. – Ты забыл извиниться!

Услышав этот окрик, юноша замедлил шаги, остановился в раз-
думье и повернул назад. Неторопливо подойдя к лорду Джону, он
поднялся на три ступеньки вверх, неприязненно посмотрел на него
сверху вниз и надменно произнёс:

- Вы, кажется, изволили что-то сказать, лорд Макфилд?
«Господи, почему я всегда на него натыкаюсь?!» - с досадой,
близкой к отчаянию, подумал лорд Джон, спустился на одну сту-
пеньку и почтительно поклонился герцогу Глостеру.
- Покорнейше прошу простить, ваша милость, я принял вас за
пажа.
- Полноте, милорд. Это я должен принести вам свои извинения
– я принял вас за лакея. Да и немудрено: они здесь все на одно лицо и
все с одинаковой наглостью проходят мимо членов королевской се-
мьи, забывая поклониться.
Лорд Джон сжал в руке перчатки, пытаясь терпеливо перева-
рить это оскорбление: его только что назвали «наглым лакеем».
- Я вижу, вы в трауре. Неужели ваш батюшка скончался?
Лорд Джон промолчал.
- Что ж, примите мои поздравления… с получением наслед-
ства, лорд Макфилд. О, простите, я должен был сказать «виконт Бью-
монт». Уверен, так вам больше понравится.
Лорд Джон и на этот раз промолчал.
- А вы, верно, к моему брату? Не советую вам идти к нему сей-
час, он в дурном расположении духа, и Энтони Вудвилл тщетно пы-
тается его развлечь. Впрочем… Нет, ступайте. Известие о смерти од-
ного из приспешников Гарри Ланкастера наверняка поднимет ему
настроение.
Ангельское терпение лорда Джона имело свои пределы. Он
огляделся: они стояли на лестнице одни, не считая офицеров и солдат
дворцовой стражи, которые не имели обыкновения распускать язык –
вполне подходящий момент, чтобы образумить этого дерзкого маль-
чишку.

136

- Я сомневаюсь, - сказал он тихо, - что в роду благородных
Плантагенетов найдётся хотя бы один человек, способный радоваться
горю своих друзей. Но, встречая вас, я каждый раз вспоминаю пого-
ворку «в семье не без урода».

Герцог Глостер переменился в лице. Его рука машинально
легла на эфес кинжала, с которым он никогда не расставался.

- Вы забываетесь, лорд Макфилд!!
- Не более чем вы, герцог Глостер!!!
Лорд Джон грубо нарушил этикет: не поклонившись, он тороп-
ливо взбежал по ступенькам, слегка задев Ричарда плечом. Если бы
сейчас он мог владеть собой, он бы десять раз подумал, прежде чем
осмелился оскорбить брата своего короля. Скорее всего, он вообще не
стал бы этого делать.
Но он был просто взбешён и не мог успокоиться. Он не услы-
шал, как дежурный привратник объявил королю его имя, он даже не
заметил Энтони Вудвилла лорда Скейлза, вышедшего из комнаты с
томом «Кентерберийских рассказов» в руках. Он очнулся лишь тогда,
когда король Эдвард обратился к нему с вопросом:
- Что я вижу, милорд? Вы в трауре? Неужели ваш батюшка
скончался?
Лорд Джон почтительно склонил голову и тихо ответил:
- Да, ваша милость.
- Когда же это произошло?
- В последний день января, ваша милость.
- Бог мой! – вздохнул король Эдвард и жестом предложил ему
сесть. - Какая жалость!
Король Эдвард сказал чистую правду: ему было очень жаль. До
слёз жаль, что восемь лет тому назад, после битвы при Таутоне, ста-
рого лорда Бьюмонта так и не удалось привлечь к суду за измену, в
отличие от его племянника Уильяма, чьи конфискованные земли (с
титулом в придачу) он имел глупость подарить этому неблагодарному
старому негодяю. Если бы не это досадное недоразумение, он бы
давно уже получал доход с его богатых поместий, а это по самым
скромным подсчётам составляло около семи сотен фунтов годовых.
Помножив в уме семь сотен фунтов на восемь лет, король Эдвард со-
всем опечалился и повторил с неподдельной искренностью в голосе:
- Какая жалость!
Лорд Джон был тронут. Он грустно и признательно улыбнулся,
но промолчал.
- Да-а-а, - задумчиво продолжал король Эдвард, - все мы во вла-
сти Божьей. Однако я надеюсь, что, несмотря на вашу скорбь, милорд,
вы найдёте время и возможность отметить приятное событие. Я имею

137

в виду получение вами наследства.
Лорд Джон смутился. Он достал спрятанное на груди завеща-

ние своего отца, встал и с поклоном, как это полагалось по этикету,
протянул его королю.

- Что это?
- Прошу вашу милость прочесть.
Король Эдвард с интересом углубился в чтение; он даже забыл
снова предложить ему сесть, и лорд Джон так и остался стоять перед
ним в почтительной позе.
- О! Так у вас есть сын?? – закончив читать, удивлённо произ-
нёс король Эдвард, как будто его удивило только это обстоятельство.
– Странно, но прежде вы о нём даже не упоминали.
- Он родился два месяца тому назад, но меня забыли уведомить.
И я... И я пришёл покорнейше просить вашу милость утвердить за ним
титул виконта.
- В самом деле??. Что ж, я не стану огорчать вас отказом, ми-
лорд, тем более что это единственная ваша просьба со дня нашего зна-
комства. Но не объясните ли вы мне причину столь странного жела-
ния вашего покойного батюшки?
Лорд Джон скромно потупился.
- Вашей милости известна эта причина.
- Вы говорите загадками, милорд. В чём же она?
- В моей верности вам.
- Да, конечно… Но, в таком случае, ваша верность должна быть
вознаграждена. Просите же у меня, чего пожелаете, и я охотно ис-
полню любую вашу просьбу. Если, конечно, это будет в моих силах.
Лицо лорда Джона зарделось. Не поднимая глаз, он тихо ска-
зал:
- Я бесконечно благодарен вашей милости за щедрость, кото-
рой я не заслужил, но вы уже слышали мою просьбу.
- И это – всё? И вы больше ничего не хотите у меня попросить?
- Нет, сир. Если вашей милости будет угодно отметить скром-
ные заслуги вашего покорного слуги, я полагаю, вы сами найдёте спо-
соб это сделать.
Король Эдвард хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и
раздражённо произнёс:
- А вы, оказывается, гордец, лорд Макфилд! Признаюсь, для
меня это большая новость!
Лорд Джон не посмел возразить: он знал, что король был прав.
- Но не угодно ли вам объяснить мне, мой любезный лорд
Макфилд, зачем вы показываете мне эту нелепую бумагу и что-то там

138

бормочете про вашего сына, если у вас на лице написано одно един-
ственное желание – получить от меня корону виконта?!

В одно мгновенье все краски исчезли с лица лорда Джона: он
почувствовал примерно то же, что чувствует преступник, пойманный
с поличным на месте преступления.

- Но ваша несносная гордость, лорд Макфилд, не позволила вам
прямо сказать мне об этом, хотя вы, я уверен, заранее знали, что я ни-
когда не соглашусь признать законным завещание вашего отца!..
Ладно, покончим с ним раз и навсегда!

Опасаясь передумать, король Эдвард решительно встал, подо-
шёл к камину, разорвал завещание на мелкие клочки и бросил их на
раскалённые угли. Сырая бумага плохо горела, но через минуту от неё
осталась лишь горстка пепла.

- Что это значит, сир? – растерянно спросил лорд Джон.
- Это значит, милорд, что, в соответствии с законом, я сохра-
няю за вами права наследования. А по сему, с этой минуты вы являе-
тесь виконтом и пэром. Утром я соберу мой двор и объявлю об этом,
если, конечно, вы пожелаете уплатить мне рельеф.
- Да, сир, я готов это сделать в ближайшее время.
- Тем лучше. Но вы должны понимать, что ваш новый титул
кое-кому придётся не по вкусу. Причина тому – имя вашего отца, так
и не признавшего моё право на корону Англии. Но это лишь отчасти.
Как ни странно, при вашем мягком характере вы успели нажить себе
немало врагов и завистников, поэтому церемония инвеституры1 со-
стоится на днях в домашней часовне, а не в капелле святого Стефана2,
и будет не такой пышной, как мне бы того хотелось. Надеюсь, вы не
станете возражать?
- Нет, сир, избави Бог.
- Превосходно. Ступайте. Хотя, нет, подождите, я едва не за-
был. На пятницу назначено заседание Совета, и, коль скоро вы являе-
тесь его членом, вам надлежит там присутствовать. Вы будете приве-
дены к присяге, так что соблаговолите заранее ознакомиться с её тек-
стом. Всё, вы свободны, виконт Бьюмонт. Не смею более задерживать
вашу светлость.
Король Эдвард указал ему на дверь, чтобы избавить этого гор-
деца от необходимости выражать благодарность. Но тот, кто минуту
назад стал виконтом Бьюмонтом, пэром Англии, членом парламента
и королевского Совета, никуда не ушёл. Он стоял и грустно думал о
том, что тринадцать лет унижения и страданий оплачены сполна, что

1 Инвеститура – торжественная церемония вступления во владение, во время
которой произносилась клятва верности королю.

2 Капелла святого Стефана – королевская капелла Вестминстерского дворца.

139

Господь в безмерной доброте своей смилостивился над ним, и что вот
этот красивый молодой человек, стоящий перед ним, - его король и
его господин, – единственный из всех ныне живущих на земле людей,
кто был по-настоящему добр к нему.

Виконт Бьюмонт прижал к сердцу немного дрожащие руки и
сказал, тихо и подавленно:

- Мой государь и сюзерен! Я бессилен найти слова, чтобы вы-
разить вам мою безмерную благодарность, и умоляю вашу милость
простить меня.

Король Эдвард усмехнулся - скорее, грустно, чем насмешливо.
- Иного я и не ожидал от вас, милорд. Вы никогда не умели мне
льстить, но именно это я ценю в вас больше всего. Ступайте.
- Как прикажете, сир, но…
- Вы сказали «но»?
- Но неужели ваша милость не подаст мне руки в знак своего
расположения? Или… или я не заслужил этой чести?
Король Эдвард, который за восемь лет пребывания на англий-
ском престоле так и не успел привыкнуть к подобным церемониям,
смущённо улыбнулся.
- Вы заслужили большего, милорд, - сказал он. – Прошу изви-
нить мою забывчивость. Извольте.
И он протянул ему обе руки.
Виконт Бьюмонт упал к его ногам. Он осыпал поцелуями его
руки с такой беспредельной благодарностью, что король Эдвард
охотно простил ему всё: и его несносную гордость, и его неумение
польстить в нужный момент, и даже те злополучные семь сотен годо-
вых, которые он сам только что ему подарил. В проявлении своего
великодушия он зашёл так далеко, что позволил ему ещё две недели
отлучки для наведения порядка в его делах, и очень обрадовался,
услышав, что все свои дела он предусмотрительно успел привести в
порядок.
Виконт Бьюмонт вышел из королевских покоев, слегка поша-
тываясь. Его чёрные глаза лихорадочно блестели, щёки пылали, а на
губах застыла странная, рассеянная улыбка, так не вязавшаяся к его
траурному платью.
Его приветствовали вежливыми поклонами, но он ничего не за-
мечал вокруг: перед его глазами стоял туман, а мысли разлетались в
разные стороны – неуловимые, приятные и лёгкие, точно бабочки,
танцующие на лугу летним утром. Но самой приятной из них почему-
то была мысль о том, что теперь король Эдвард, пожалуй, уже никогда
не потащит его с собой в Саутуорк, и уже никогда не позволит себе
пренебрежительно назвать его «Джеком».

140

141

ГЛАВА VI ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

Ваш пёс в опале, сир. Под ним холодный пол,
А некогда он спал сладчайшим сном в постели…
Теперь он бит, его не кормят по неделе.
Неблагодарность, сир, горчайшее из зол.

Агриппа д,Обинье.

1.

Снаружи послышался звук отодвигаемого засова. Потом дверь
открылась, и в комнату вошёл стражник. Он поставил на стол кувшин
свежей воды, рядом положил ломоть пшеничного хлеба и с поклоном
сказал:

- Ваш завтрак, милорд.
Стражникам было строго запрещено разговаривать с аресто-
ванным, но этот добродушный деревенский парень по имени Робин
из Файфилда всегда нарушал запрет, потому что от всего сердца жа-
лел сидящего перед ним в кресле болезненно-бледного, худого и
несчастного молодого человека. С подчеркнутой небрежностью заки-
нув ногу на ногу, тот всем своим видом хотел показать, что ему напле-
вать и на свой арест, и на все те унижения, которые он терпел по при-
хоти короля, и на весь белый свет в придачу. «Может, ему и напле-
вать, - думал Робин, - да только глаза у него больно несчастные, со-
всем как у побитой собаки».
- Как ваша светлость чувствует себя сегодня? – спросил Робин.
- Неважно, - честно ответил лорд Крэйфорд.
- Мне сказали, что за последние дни вы совсем ничего не ели.
Это правда, милорд?
- Правда.
- Но почему??
- У меня нет аппетита, Робин.
«Ещё бы! Откуда у бедняги появится аппетит, если он целыми
днями сидит взаперти, лишённый прогулок и даже свиданий?.. Инте-
ресно, чего это он такого натворил, что с ним, лордом и пэром, прика-
зано обращаться хуже, чем с последним бродягой из Ньюгейта или
Флита1?».

1 Ньюгейт, Флит – лондонские тюрьмы.

142

- Я умоляю вашу светлость поесть хоть немного!
- Мне не хочется, Робин.
- Но это свежий хлеб, милорд! Провалиться мне на этом месте,
если его принесли из пекарни больше получаса тому назад! Когда его
резали, он был ещё тёплым!
- Мне не хочется, Робин. Ничего не хочется. Если бы ты пред-
ложил мне жареную индейку, я бы и от неё отказался.
По бледным губам лорда Крэйфорда скользнуло подобие иро-
ничной улыбки, и Робин из Файфилда понял, что уговоры на него не
подействуют.
- Вы погубите себя, милорд, - горестно вздохнул он, безна-
дёжно махнув рукой.
Посмотрев на дверь, которая закрылась за ним, лорд Крэйфорд
задумчиво произнёс:
- Я давно уже погубил себя, дружок. Гораздо раньше, чем ты
думаешь.
Теперь он часто разговаривал с самим собой или размышлял
вслух. Правда, он где-то слышал, что эта привычка является призна-
ком помешательства, но разве он не был помешанным? Право, только
помешанный мог вступиться за своего дядю после того, как король
открыто обвинил его в измене. Господи, разве это было так трудно –
стерпеть, промолчать?… Но, что проку мучить себя теперь? Сказан-
ного – не воротишь…
Лорд Крэйфорд машинально поднял руку и прижал ко лбу хо-
лодную ладонь. Ему нездоровилось: голова болела и кружилась силь-
нее, чем обычно, и при малейшем движении перед глазами расплыва-
лись тёмные пятна. К тому же ему очень хотелось спать, потому что
всю прошлую ночь, не смыкая глаз, он просидел в кресле у окна, боясь
заснуть и ещё раз увидеть во сне кошмар, мучивший его несколько
ночей подряд: стаю чёрных ворон, плавно кружащих над Тауэр Хил-
лом, и сцену собственной казни. Со стороны это выглядело не осо-
бенно привлекательно, если не сказать, совершенно омерзительно. И
хотя его врач и астролог1 уверял его когда-то, что сны, особенно кош-
марные сны, следует толковать наоборот, он не слишком верил, что в
ближайшем будущем его простят и вернут ему свободу. Напротив, он
бы даже не удивился, если бы однажды за ним пришли и без суда и
следствия отвели его на Тауэр Хилл. «Но я уже не дойду туда без по-
сторонней помощи, - подумал он и мрачно усмехнулся. – Нет, что за
глупости, право, лезут в голову? Пойду-ка я лучше вздремну. Днём,
Бог даст, ничего такого не приснится».

1 В те времена врачи совмещали должности астрологов.

143

Он хотел подняться с кресла, но снова услышал скрип отодви-
гаемого засова. На этот раз в комнату вошли двое: начальник стражи
капитан Лоренс Милвуд, и с ним тюремный цирюльник, довольно не-
приятный тип неопределенных лет. Они всегда приходили вместе по
средам и субботам. «Интересно, сегодня среда или суббота?» - поду-
мал лорд Крэйфорд. Он давно уже потерял счёт дням.

Цирюльник расставил на столе принадлежности для бритья, и
когда он занялся делом, сэр Лоренс принялся нервно расхаживать из
угла в угол, что-то раздражённо говоря и для большей убедительности
размахивая руками. Усилием воли лорд Крэйфорд заставил себя при-
слушаться к его словам и не пожалел об этом – он услышал много
любопытного.

- … и ваша светлость не может не понимать, что я человек под-
невольный и должен выполнять полученные приказы. Но меня никто
не спрашивает, как я к ним отношусь. Меня спрашивают лишь об их
исполнении. Я даже не знаю, в чём вас обвиняют или подозревают, но
я знаю, что государственные преступники не сидят под домашним
арестом. Они сидят в Тауэре, милорд. Разве не так?.. Лично мне вы не
сделали ничего плохого, и у меня нет причин желать вам зла. Вы мне
не верите? Извольте убедиться: я никому не сказал, что накануне аре-
ста вы собирались куда-то уехать. И герцог Глостер, насколько я
знаю, тоже никому ничего не сказал… Кстати, недавно он снова про-
сил за вас, но ему отказано. Категорически отказано.

«Бедный Дик!» - подумал лорд Крэйфорд.
- Милорд, вы всегда славились добротой и великодушием, так
неужели вы можете допустить, чтобы мои бедные дети умерли от го-
лода? У меня четверо детей, милорд, и больная жена… Вы пятый день
ничего не едите, на вас невозможно смотреть без содрогания, но, ви-
дит Бог, я бессилен помочь вам. Я лишь могу умолять вашу светлость
не отказываться от пищи и не изводить себя понапрасну. Если с вами
что-нибудь случится, я лишусь должности, а, стало быть, и жалова-
нья, и мои бедные дети умрут голодной смертью. Милорд, сжальтесь
над ними, умоляю вас!
«И это говорит начальник моих тюремщиков, который морит
голодом меня самого!» - подумал лорд Крэйфорд. Ему стало смешно,
но смеяться не было сил, и он лишь слабо улыбнулся.
- Милорд! Скажите хоть что-нибудь! Вы обещаете не отказы-
ваться от пищи?!
Лорд Крэйфорд смотрел на него, улыбаясь, и молчал. Что он
мог ответить ему?
- Если вы объявили голодовку, скажите об этом прямо!.. Вы не
хотите со мной разговаривать? Я сожалею, милорд, но мне придётся

144

доложить обо всём их королевской милости. Боюсь только, что после
этого он прикажет перевести вас в Тауэр, но там вы будете сговорчи-
вее, нежели здесь!

Всё ещё улыбаясь чему-то, лорд Крэйфорд провёл ладонью по
левой щеке, желая убедиться, насколько хорошо она выбрита.

- Сегодня среда или суббота? – спросил он вдруг.
Сэр Лоренс вздрогнул и посмотрел на него так, как смотрят на
сумасшедших – с брезгливостью, жалостью и недоумением одновре-
менно.
- Сегодня суббота, милорд, - ответил он, стараясь быть терпе-
ливым.
- А число и месяц?
- Восемнадцатый день февраля, милорд.
Улыбка исчезла с лица лорда Крэйфорда. Он больше ни о чём
не стал спрашивать и даже не слышал, что говорил ему сэр Лоренс,
пока цирюльник был занят его правой щекой. Наконец, эти двое ушли,
причём сэр Лоренс, явно чем-то рассерженный, с треском захлопнул
за собой дверь.
- Значит, сегодня восемнадцатый день февраля, - произнёс лорд
Крэйфорд, оставшись один. – Кто бы мог подумать, что время тянется
так медленно?
Иногда ему казалось, что время остановилось вообще. Пожа-
луй, так оно и было: время остановилось для него ещё месяц назад.
Ровно месяц назад, в ту самую минуту, когда он узнал, что арестован.
Бедный маленький Дик! Он убеждал его, что ничего страшного
не произошло… Нет, лорд Крэйфорд не сомневался в его правдиво-
сти; он был уверен, что этот доверчивый мальчик не знал, да и сейчас,
наверное, ещё не знает, что произошло на другой день после его аре-
ста…
На другой день в его соляр вошёл капитан Лоренс Милвуд.
«Мне очень жаль, милорд, - сказал он, - но, согласно новому приказу
их королевской милости, полученному мною сегодня утром, вас
надлежит содержать в строгом заключении». «В строгом заключении?
– удивлённо переспросил лорд Крэйфорд. – Что это значит?». Это зна-
чило, что отныне ему запрещалось выходить из его спальни, на окна
которой поставили железные решётки, а на дверь повесили засов, за-
прещалось видеть кого бы то ни было, включая собственных слуг, за-
прещалось иметь при себе бумагу и чернила, запрещалось вступать в
разговоры со стражей, особенно на недозволенные темы, к числу ко-
торых относились и его тщетные попытки узнать, что происходит под
окнами его собственного дома; кроме того, ему были запрещены сви-
дания, прогулки и развлечения, даже такие безобидные, как чтение

145

книг или игра в шахматы с самим собой. Зато два раза в день ему при-
носили хлеб и воду, два раза в неделю позволяли (правда, в присут-
ствии самого капитана Милвуда) пользоваться услугами тюремного
цирюльника, и два раза в месяц меняли ему бельё и одежду. Но этот
кошмар продолжался пока ещё только месяц. Вернее, уже целый ме-
сяц...

- Но до следующей смены белья вы едва ли доживете, милорд,
- сказал лорд Крэйфорд, обращаясь к самому себе.

Он усмехнулся. У него хватило сил на усмешку и даже на то,
чтобы продолжить этот странный диалог с самим собой.

- Так вы ещё можете шутить?
- Нет, уже не могу. Я только пытаюсь.
Итак, прошёл целый месяц. Но «следствие по делу мятежного
барона Крэйфорда», как было бы сказано в официальных бумагах,
судя по всему, ещё не началось. Ему даже не предъявили обвинения.
Его просто похоронили, заживо похоронили в его собственной
спальне, что значительно упрощало дело: никаких расходов на судеб-
ный процесс, никакой огласки, никаких сплетен… Такова оказалась
расплата за те несколько необдуманных слов, которые он в запальчи-
вости обронил в адрес своего царственного кузена: «Вот она, королев-
ская благодарность!»…
От слабости, голода и утомления его клонило в сон, но стоило
ему хотя бы на миг закрыть глаза, он видел одно и то же: стаю чёрных
ворон, с надрывным криком, похожим на сдавленное рыдание, плавно
кружащих над Тауэр Хиллом, и там, внизу, прямо под ними – доски
помоста, скользкие от крови, толпу притихших зевак…
- Господи, что за вздор! – пробормотал он раздражённо.
Конечно, всё это только приснилось ему. Действительность
была намного… печальней. В действительности одиночество, изнуря-
ющее ожидание суда и приговора, нестерпимое унижение и голод
были более медленным, но не менее надёжным способом убийства,
чем топор палача.
- Неужели Нэд сам додумался до этого?
Нет, ему наверняка подсказали. Но, кто – Хейстингс, Макфилд,
Риверс?.. Разумеется, Риверс, этот негодяй, этот мерзавец! Только он
мог надоумить короля обречь своего кузена на медленную смерть,
предварительно лишив его возможности просить о помиловании под
тем предлогом, что ему запрещено писать письма. Но, ничего, Бог
даст, граф Уорик когда-нибудь посчитается с ним за всё! Бог даст,
ждать осталось недолго!..
- Жаль только, что мне не суждено дожить до этого дня, - тихо
сказал лорд Крэйфорд.

146

Он всё чаще думал о смерти, и, как ни странно, подобные
мысли отчасти утешали его; любая смерть, даже позорная смерть на
эшафоте, начинала казаться ему избавлением от того нестерпимого
унижения, которому его подвергали…

Первые три недели после ареста он ещё продолжал на что-то
надеяться и, всякий раз, когда к нему приходил капитан Милвуд, он
просил его принести перо и бумагу, чтобы написать покаянное
письмо. «Это запрещено, милорд, - почтительно возражал Милвуд, -
но я готов передать их королевской милости любую вашу просьбу».
Лорд Крэйфорд в отчаянии кричал: «Передайте, что я прошу его про-
стить меня! Слышите?! Я умоляю его простить меня!». Однако все
попытки Милвуда увидеться с королём неизменно оканчивались не-
удачей: он то охотился в Уиндзоре1, то никого не принимал, то отсы-
пался после очередного ночного приключения… И пять дней назад
лорд Крэйфорд наконец понял, что всё это было бессмысленно. Бес-
смысленно и глупо, потому что на свете нет ничего глупее и бессмыс-
леннее, чем просить прощения у человека, который не хочет тебя про-
стить…

- Но я заставлю его пожалеть об этом, - произнёс лорд Крэй-
форд и мрачно усмехнулся.

Он поднял глаза и посмотрел на распятие, висевшее над крова-
тью. «Нет, не сейчас, - подумал он. – У меня ещё будет время помо-
литься о моей грешной душе. Я знаю, Бог простит меня - он милосерд-
нее, чем земные владыки».

- Я в Твоей власти, Боже! – прошептал он и перекрестился.
Потом он встал и неторопливо, опасаясь упасть, подошёл к
окну. Там, за мутным оконным стеклом, за железными прутьями ре-
шётки, висела сизовато-серая утренняя мгла. Порывистый северный
ветер с завидным упорством бился о стену дома, швыряя в стекло при-
горшни мелких дождевых капель вперемежку с хлопьями мокрого
снега.
- Какая славная погода, - с горькой усмешкой заметил лорд
Крэйфорд, настежь открывая окно.
Сырой ветер, ворвавшийся в комнату, разметал его волосы, об-
жёг лицо и шею колючим холодом. Он инстинктивно отступил назад,
но, собравшись с духом, заставил себя вернуться на прежнее место.

1 Уиндзор – королевская резиденция, расположенная неподалёку от Лондона
в графстве Беркшир.

147

Прошла минута, пять, десять… Ему было по-прежнему хо-
лодно. Очень холодно. Но он старался не думать об этом. Вцепившись
руками в ледяные влажные прутья решётки, он стоял и думал о своём
кузене Эдварде Йорке.

«Как же ты мог, Нэд? Как же ты мог поступить со мною так
несправедливо?» - мысленно спрашивал он, и ему начинало казаться,
будто всё, что связывало их прежде, было всего лишь сном или нава-
ждением: их детские игры, ссоры и примирения, дни, проведённые в
Сандале, верховые прогулки по окрестностям Сэлби1, совместные ве-
сёлые пирушки… Ему вдруг вспомнилось, как восемь лет назад, свет-
лым и солнечным июньским утром, он, совсем ещё мальчишка, стоял
на паперти собора святого Петра2, гордый и счастливый; стоял и,
точно завороженный, слушал торжественный перезвон колоколов,
медленно плывущий над Вестминстерским аббатством – в то утро его
кузен Эдвард Плантагенет стал королём Англии. С тех пор прошло
восемь лет, и за это время многое переменилось. Переменился и его
кузен: добродушный весельчак, неистощимый на выдумки, он неза-
метно для окружающих превратился в расчётливого и жестокого дес-
пота, для которого нет и не может быть ничего святого, и который,
повинуясь минутному капризу или соображениям сомнительной вы-
годы, способен, не задумываясь, без всякого сожаления, перечеркнуть
и давнюю дружбу, и родственные чувства, точно одним движением
руки, бесстрастно и хладнокровно, подписать приговор – и кому?! –
верному слуге, другу и кузену!..

- Воистину, вот она, королевская благодарность! – с болью про-
изнёс лорд Крэйфорд.

Стоять у окна больше не было сил: ноги подкашивались, от хо-
лода перехватило дыхание, пальцы онемели. Его знобило, как в лихо-
радке.

- Не забраться ли вам под одеяло, милорд? – спросил он себя и
сам себе ответил: - Пожалуй.

Не раздеваясь, он лёг в постель и с головой укрылся одеялом.
Ему стало немного теплее, но он знал, что согреться уже не сможет, и
это радовало его.

- Ты ещё пожалеешь о том, что сделал со мною, Нэд Йорк! –
зло прошептал он. – Ты ещё пожалеешь!..

Он повторил эти слова несколько раз, но они не принесли ему
облегчения, потому что в его сердце не осталось уже ничего, кроме
горечи, обиды и боли, и даже эти его мысли о мести отнимали у него

1 Сэлби – аббатство в графстве Йоркшир.
2 Собор святого Петра– главный собор Вестминстерского аббатства; по тра-
диции в нём проводятся церемонии коронации Английских королей.

148

последнюю надежду и заставляли его страдать от сознания своего бес-
силия и беспомощности. Беспомощности перед тем, что ожидало его
впереди и называлось одним коротким и страшным словом –
СМЕРТЬ…

Он ещё долго и мучительно размышлял об этом, но слабость и
усталость после бессонной ночи оказались сильнее его: он не заметил,
как уснул.

Его разбудил какой-то странный дребезжащий звук. Он испу-
ганно поднял голову и увидел Робина из Файфилда, стоящего возле
его постели.

- Прошу простить, милорд, я не хотел вас тревожить. Я только
закрыл окно – оно было настежь открыто.

- Я проветривал комнату и, наверное, забыл его закрыть.
- Здесь очень холодно, милорд. Позвольте мне попросить для
вас второе одеяло?
- Не нужно. Который час?
- Шесть часов пополудни, милорд. Я принёс вам ужин. Умо-
ляю, поешьте хоть немного!
- Мне не хочется, Робин.
- Вы погубите себя, милорд!
Оставшись один, лорд Крэйфорд в отчаянии подумал: «Боже,
сжалься надо мной - возьми мою душу! Я больше не вынесу этого!».

То, чего он хотел, случилось гораздо раньше, чем он ожидал:
он почувствовал себя совершенно больным уже к утру следующего
дня и решил не вставать с постели. К вечеру у него начался жар, и ему
сделалось хуже. На другой день жар усилился, начала невыносимо бо-
леть голова, появился глухой отрывистый кашель и боль в груди, и он
начал задыхаться. Что было потом, он не помнил: он впал в беспамят-
ство.

И однажды то ли в бреду, то ли во сне, а может, и наяву – кто
знает? – он вдруг увидел своего врача, Роберта Доу, безутешно пла-
кавшего над ним:

- Милорд, я умоляю вас выпить лекарство!
Но он сказал ему:
- Нет, Роберт, не нужно… Оставь меня, я хочу умереть…
Потом он увидел самого себя мальчиком лет десяти. Он гостил
в Сандале, замке герцога Йорка, и его кузены - Нэд, Джордж и Дик -
были с ним. Не было только Эдмунда Ратленда.

149

- Тётушка, а где Эдмунд? – спросил он Сесили Нэвилл, герцо-
гиню Йорк.

Она ответила:
- Он умер, Эдди. Давно уже умер. Разве ты забыл?
Конечно, он не забыл. Просто сперва он подумал, что попал в
рай, и только потом догадался, что и его отец, сэр Томас Нэвилл, и
герцог Йорк, и граф Солсбери, и юный граф Ратленд, нашедшие свою
смерть под стенами Сандала, остались в настоящем раю. Здесь были
только живые – он и его кузены.
Они играли в саду в битву при Пуатье1. Ему досталась роль
французского военачальника. Нэд взял его в плен и потребовал за него
большой выкуп.
- Это нечестно, Нэд! Где мне взять столько денег?!
- Тогда тебя придётся убить.
Он обиделся и едва не заплакал.
- За что?! Разве я тебе больше не друг?!
Нэд засмеялся.
- Конечно, ты мой друг. Но ведь это игра, понимаешь?
Но он не понял. Он всегда плохо понимал, где кончалась игра
и начиналась реальность. И Нэд, который так и смог ему этого объяс-
нить, с досадой махнул рукой и ушёл.
Он побежал за ним следом.
- Нэд! Нэд, прости меня! Пожалуйста, прости меня!
Он долго искал своего кузена, но его нигде не было. Он остался
один в саду. Совсем один, и ему стало страшно.
Когда начало темнеть, герцогиня Йорк позвала его на ужин, но
он пришёл с опозданием: все уже сидели за столом. И маленький Дик
вдруг расплакался:
- Матушка, Эдди и Нэд поссорились! Прикажите им поми-
риться!
Она сокрушённо покачала головой и сказала:
- Так нельзя, мальчики. Вы должны помириться, ведь вы не
просто друзья – вы кузены.
- Но мы вовсе не ссорились, матушка, - возразил Нэд. – Верно,
Эдди?
- Значит, ты простил меня, Нэд? Ты больше не сердишься?
- А кто тебе сказал, что я на тебя сержусь?
Он всегда был добрым, этот красивый голубоглазый мальчик с
обаятельной улыбкой и великодушным сердцем. Он отрезал большой

1 В ходе Столетней войны между Англией и Францией в битве при Пуатье
(1356 г.) английские войска одержали блестящую победу.

150