ют к чьей-нибудь спине.
Почти все биографы утверждают, что Островский сражается в Гражданскую в рядах 1-ой
Конной армии. Николай в те годы был еще несовершеннолетним, но среди бойцов это было
распространенным явлением. Однако до сих пор нет каких-либо реальных подтверждений
службы Островского в регулярной армии. И в автобиографии от 1924 года нет ни одного
упоминания об участии в Гражданской войне.
До наших дней дошел личный учетный листок Островского, который он сам заполнил в
1924-ом при постановке на партийный учет. И в графе «Участие в военных действиях и
служба в Красной армии» он поставил прочерк. А на следующей странице, перечисляя всю
свою трудовую деятельность, Островский повторяет факты автобиографии, никак не упоми-
ная о своем участии в боевых сражениях.
Может, это связано с тем, что будущий писатель числился не в регулярных частях РККА, а в
каких-то спецподразделениях?
В тридцатые годы во время чистки архивов Островского были изъяты документы, не соот-
ветствующие официальной версии его жизни. Сегодня о некоторых вещах можно узнать
только из его переписки с Люсей Беренфус, чудом дошедшей до наших дней и впервые
опубликованной в 1990 году. Но и эта публикация зияет купюрами. А сотрудники музея
тщательно скрывают эти изъятые из переписки места.
В письмах к Беренфус мы встречаем вдруг неожиданное признание Островского, что в
1920-ом он участвовал в усмирении 6-ой дивизии, восставшей против Советов при насту-
плении на Варшаву. Однако Островский пишет, что он в этом не хочет принимать участия,
не желает кого-то «душить», в результате чего ревтрибунал приговаривает его к нескольким
месяцам заключения.
Вот она, разгадка! Шестнадцатилетний Островский отказывается «душить». Он совершает
некий поступок. Дезертирует? Отказывается участвовать в расстреле? Что еще могло при-
вести к трибуналу?
Если верить автобиографии, в 1920-21 годах Островский продолжает работать помощником
кочегара на электростанции, куда его устроил брат Дмитрий. Но это не вся правда. Он, ко-
нечно, был свидетелем отдельных событий Гражданской войны, но обо всем случившемся с
ним тогда он предпочитал открыто нигде не упоминать.
«Вел руководящую работу в комсомоле…»
В романе Павка Корчагин, будучи активным комсомольцем, становится подлинным вожа-
ком молодежи. Он строит узкоколейку от станции Боярка и принимает участие во Всерос-
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 201
сийском съезде комсомола. Для самого Островского комсомольская жизнь начинается в
Шепетовке, где всего несколько десятков комсомольцев. Он активист уездного масштаба.
В августе 1921-го шепетовская организация направляет Островского на учебу на вечернее
отделение Киевского железнодорожного техникума. Киевский период — самый загадочный
в его жизни. О нем не сохранилось никаких достоверных свидетельств. Лишь на основе вос-
поминаний близких Островского и его самого мы сейчас знаем, что учиться ему практически
не пришлось. Ведь он несколько раз болеет тифом.
А как же узкоколейка в Боярке? Был ли этот героический эпизод в жизни писателя? Сейчас в
городе Боярка целых две мемориальных узкоколейки. Одну открыли в шестидесятые годы,
другую — в километре от первой — в восьмидесятые. Обе посвящены той самой, что описа-
на в романе.
Об узкоколейной железной дороге в этом месте существуют лишь устные воспоминания,
причем написаны они после выхода книги Островского. Никаких документальных свиде-
тельств ее существования до сих пор ни в одном архиве не обнаружено. Даже в своих пись-
мах Островский ни разу не рассказывает о строительстве, занявшем столь заметное место в
романе. Скорее всего, эпизод с узкоколейкой вымышлен писателем, который обобщил опыт
и воспоминания комсомольцев, участвовавших в Гражданской войне.
В Киеве с Островским происходит роковое для него событие. В конце 1922 года он вновь
пытается покончить с собой.
НЭП. Для многих коммунистов и комсомольцев это настоящая трагедия. Они считают, что их
предали. Возможно, эти же чувства испытывает и сам Островский. Он стреляет себе в грудь,
но остается живым.
Начало 1923 года он проводит в материнском доме в Шепетовке. Потом уезжает к старшей
сестре в Берездов, что неподалеку. Здесь он почти сразу становится освобожденным секре-
тарем райкома комсомола. Это его первая серьезная комсомольская работа.
Островского принимают кандидатом в партию и назначают политкомиссаром ЧОНа — части
особого назначения, которая сражается с бандитами. После Польской кампании украинский
Берездов является приграничным районом. Здесь в лесах и по деревням скрывается много
недовольных советской властью. «Я ведь тоже служил в ЧК», — скажет Островский позже.
Со следующего года он из-за болезни уже теряет возможность работать в комсомоле. Ему
двадцать лет. В отличие от Павки Корчагина комсомольская биография писателя заканчива-
ется на районном уровне.
202 Россия 03.2021 [email protected]
«Тяжело заболел…»
Павка Корчагин получает на фронте тяжелейшее ранение, результатом которого и становят-
ся постепенно развивающиеся воспалительные процессы, приводящие к страшной болезни
и полной обездвиженности. У Островского над правым глазом шрам. Считается, что это след
того ранения, которое он перенес на своего персонажа. Но в единственном сохранившемся
медицинском документе о ранении — ни слова.
Сам писатель утверждает в письмах, что первый раз болезнь дала о себе знать в шестнад-
цать лет, и это явилось следствием тифа. В результате начали болеть и опухать колени.
Врачи в Шепетовке выносят диагноз: туберкулез суставов. И в 1922-ом они категорически
требуют, чтобы Островский прошел курс санаторного лечения. Ему, восемнадцатилетнему,
предлагают выйти на пенсию по инвалидности.
Сегодня, когда медицинские документы писателя уничтожены, точно установить причину
настигшей его страшной болезни невозможно. Но современные врачи на основании сим-
птомов высказывают мнение, что у писателя могла быть болезнь Бехтерева, при которой
разрушается скелетно-мышечная система. Симптомы обоих заболеваний — туберкулеза
костей и болезни Бехтерева — схожи. Это дикие боли при любом движении. Именно боль
не дает возможности двигаться.
В 1924-ом году Островский вынужден отправиться на полтора года на лечение в Харьков.
Один за другим теряют гибкость суставы. Ноги и руки постепенно перестают сгибаться.
Через два года Николай уже с трудом передвигается на костылях, а еще через два он уже не
поднимается с постели. Врачи не оставляют никакой надежды. Более того, предсказывают
полную слепоту. Прикованный к постели, больше похожий на скелет, он все же пытается
как-то себя реализовать.
«Я не знаю женщин…»
Для Павки Корчагина революционная идея становится главным ориентиром в жизни. Ради
нее он жертвует всем личным, посвящая себя без остатка борьбе за справедливость. В жиз-
ни же самого Островского чувства играли далеко не последнюю роль.
Люсе Беренфус, своей первой девушке, он пишет трогательные письма. Жгучая, черноокая
красавица. Дочь главврача бердянского санатория. Ей было пятнадцать лет, ему восемнад-
цать. Они больше никогда в жизни не встречались. Но первое испытанное им романтиче-
ское чувство Островский хранил всю жизнь. Именно письма к ней содержат самые сокро-
венные признания Николая о себе.
В отличие от Павки Корчагина сам Островский — не аскет. Он ищет свою любовь, ищет жен-
щину, на которую смог бы опереться. И в 1924 году в Харькове такая женщина появляется.
Тося Городецкая — буфетчица-раздатчица из больничной столовой. Тося открыто говорит о
своих чувствах к нему, но именно это пугает Островского. Ему кажется, что простая буфетчи-
ца не подходит ему. И спустя некоторое время он ставит точку в отношениях с Тосей.
1926 год становится решающим в судьбе Николая Островского. В мае он уезжает в Евпато-
рию, и здесь происходит важнейшая встреча. Марта Пуринь — сотрудник отдела расследо-
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 203
ваний газеты «Правда». К чувствам Островского латышка Марта относится сдержанно. Сам
Николай находится в мучительных раздумьях.
И однажды Пуринь говорит ему: «Попробуй записать свои воспоминания на бумаге. Ты хо-
роший рассказчик и мог бы заняться литературным трудом». В Москве на это можно жить.
Тем более, что в стране проводится кампания: собирают воспоминания об истории комсо-
мола. Скоро юбилей — всех просят присылать материалы.
Марта обсуждает с ним некий план будущей работы, но Островский нерешителен, он еще
не уверен в собственных силах. Внезапно Николай открывает в себе странный дар: стоит
ему один раз задушевно поговорить с человеком или хотя бы дотронуться до него рукой,
как этот человек привязывается к нему.
В июле 1926-го Островский по совету матери едет в Новороссийск, к дальней ее родне —
семье Мацюк. Быт этой семьи далек от коммунистических принципов. Это угнетает Нико-
лая. Его раздражают бесконечные дебаты с хозяином, который все время иронизирует по
поводу фальшивых коммунистов. Единственное, что радует душу, — общение с дочерьми:
Еленой и Раей.
Островский пробует писать свои воспоминания о комсомоле и внезапно понимает, что ему
не хватает знаний. Болезнь отбирает последние силы, ухудшается зрение. Он чувствует, что
приближается полная слепота. И тогда он идет в городскую библиотеку и начинает читать.
День за днем, книгу за книгой. Но будет ли когда-нибудь литература для него источником
средств к существованию?
В сентябре 1926-го Островский внезапно все бросает и на костылях с трудом добирается до
Москвы. Он впервые в столице. Берет на вокзале носильщика и ищет Мясницкие Ворота и
Гусятников переулок, где живет Марта Пуринь. Только ей, истинной коммунистке, можно
довериться, только с ней можно посоветоваться. А если она все-таки ответит взаимностью
на его чувства…
Преодолевая дикую боль, он с трудом поднимается на шестой этаж. Бледный, с крупными
каплями пота на лбу — он стоит на пороге. Он никого не предупредил о своем приезде.
Марта все понимает без слов. Вечером в квартире появляется мужчина. Он слишком от-
кровенно обнимает Марту. Островскому все становится ясно. Он решает покончить со своей
душевной слабостью и делает вид, что все в порядке вещей.
На следующий день он говорит Марте: «Я приехал лишь для того, чтобы ты мне помогла.
Все остальное чепуха». Марта по достоинству оценивает проявленное мужество и в по-
следующие дни подключает все имеющиеся у нее связи, чтобы познакомить Островского с
нужными людьми: журналистами, издателями.
204 Россия 03.2021 [email protected]
Островский легко располагает к себе собеседников. С ним с удовольствием общаются, его
слушают, и благодаря этому он заводит множество знакомств. Некоторые из новых зна-
комых — очень влиятельные люди. Позже они не раз ему сильно помогут, как помогла и
направила Марта Пуринь.
В начале октября Островский уезжает обратно в Новороссийск. Ему нужна помощница. И
он использует все свое мужское обаяние в отношении двадцатилетней младшей дочери
Мацюков — Раисы. Через месяц Рая объявляет потрясенным родителям, что они с Никола-
ем стали мужем и женой.
С этого момента Рая становится для Остров-
ского всем: и женой, и сиделкой, и помощни-
цей, и ходоком во все инстанции. Она очень
нравится и матери Ольге Осиповне, а также
брату Дмитрию. Через 10 лет после смерти
Николая Островского Раиса по настоянию его
матери станет женой Дмитрия.
Островский продолжает жадно читать книги.
Он понимает, что без этого писателем не
станет. Библиотекари не выдерживают и от-
правляют его на книжный склад, где он сидит
и продолжает читать. За полгода он прочи-
тывает столько, сколько обычный человек за
двадцать лет. Ему очень нравится приклю-
ченческая литература. Он пытается хотя бы
в мечтах прожить ту жизнь, которую отняла
болезнь. 22 октября 27 года он пишет другу
Петру Новикову, что приступает к созданию
«историческо-лирическо-героической по-
вести».
«Я раньше не писал ни строчки…»
Конец двадцатых — время, когда газеты и
журналы вербуют все новых и новых раб-
коров – рабочих корреспондентов. Простых
рабочих и крестьян, которым на основе их
писем профессионалы помогают сделать ста-
тьи и очерки. Инициатором этого движения
становится Тарас Костров, являющийся на тот
момент главным редактором «Комсомоль-
ской правды» и членом Бюро ЦК ВЛКСМ.
Позднее Островский специально упомянет
его в качестве того, кто предложил ему сразу
создать роман или повесть. Вероятно, Ко-
стров также обещает профессиональную по-
мощь в редактировании, как только Николай
что-то напишет. Костров умрет в 1930-ом от
туберкулеза, и Островскому будут помогать
другие люди. Но после его смерти Остров-
ский с благодарностью вспомнит именно о
Кострове.
А за окнами уже другая жизнь. Гражданская
война давно позади. Революция еще у всех в
памяти, но для молодых она уже как пре-
дание. В 1928 году Островский живет в Сочи,
скитаясь по разным подвалам и углам. Ему
приходится туго, ведь он практически недви-
жим и получает мизерную пенсию.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 205
Наступает слепота, и позарез нужен радиоприемник, чтобы не быть отрезанным от мира.
Рая продает все его носильные вещи — Островскому они уже не понадобятся. Сама рабо-
тает до глубокой ночи, но средств все равно не хватает. Новая добрая знакомая Жигарева
втайне переводит из Ленинграда кое-какие деньги прямо Раисе.
Работа над романом идет страшно медленно. Пока у Островского лишь одни наброски и
фрагменты. Осенью 1929-го Николай приезжает на лечение в Москву. Внутренне он уже
готов рассказать свою жизнь, как легенду, сочиненную им самим. То, что пережил он сам, и
то, что почерпнул из книг, надо сопрячь с полетом воображения и духовными ожиданиями
миллионов будущих читателей. И он мысленно переплавляет все события своей жизни, при-
спосабливая их к задуманному.
Именно поэтому Корчагин сыплет махорку в тесто священнику, сражается на Гражданской,
получает тяжелое ранение, несколько месяцев строит узкоколейку в Боярке… Потом участву-
ет в Союзном съезде ВЛКСМ, а не просто в районной конференции, как это было в жизни у
Островского.
После выписки из клиники не без помощи влиятельных знакомых Николай добивается полу-
чения комнаты в коммунальной квартире в Мертвом переулке. Писать роман важно именно
здесь, в Москве. Тут больше возможности добиться его опубликования. Он пытается писать
самостоятельно, но это почти невозможно. Руки не слушаются. Для того, чтобы строки не
наезжали друг на друга, делаются специальные трафареты. Но и это не помогает. Остается
единственный выход — диктовать роман помощникам.
Обстановка шумной коммуналки угнетает, она мешает сосредоточиться. Тишина наступает
только по ночам. Островский пишет друзьям, что состояние его таково, что это может закон-
читься катастрофой. Все эти годы у него под подушкой револьвер.
Начинается страшная депрессия. Врачи советуют Рае срочно вывезти мужа в Сочи. Новой
206 Россия 03.2021 [email protected]
попытки самоубийства удается избежать в последний момент. Через несколько месяцев у
моря врачам удается вывести Островского из тяжелого состояния. И он вновь возвращается
к роману.
Первая часть романа, несмотря на трудности, издается в 1932 году. К полному удивлению
профессионалов тираж разлетается мгновенно. Появляется новый литературный герой, на
примере которого будут воспитываться поколения советских школьников.
«Как закалялась стать» не обсуждается литературной критикой, на произведение нет от-
зывов в прессе, но в библиотеках выстраиваются немыслимые очереди. Провинциальные
издательства самостоятельно издают роман.
Настоящая слава приходит к Островскому только в 1935-ом году — с легкой руки известного
журналиста Михаила Кольцова. Из его очерка вся страна узнает о самом факте существо-
вания парализованного молодого писателя. Островского награждают орденом Ленина. Он
всего лишь третий писатель, его получивший.
В Сочи правительство Украины строит для него новую виллу, на улице его имени. Самому
Островскому уже ничего не нужно. Он перенес слишком много лишений, годы нищеты, а
теперь испытывает необычайный душевный покой, впервые за долгие годы.
Дом в Москве на Тверской улице — последнее его пристанище. Квартира на этой улице —
признание его статуса как классика советской литературы. Здесь писатель доживает послед-
ние дни.
С волнением слушает Островский радио — там сводки из Испании, где полыхает граж-
данская война. Превозмогая боль, он готовит к публикации второй роман — «Рожденные
бурей». Понимая, что смерть близка, рассылает родным свои гонорары. Покупает для жены
мечту всей ее жизни — пианино.
Смерть наступает 22 декабря 1936 года.
До сих пор остается загадкой, как Николаю Островскому, человеку, не получившему ника-
кого филологического образования, удалось создать произведение, ставшее бестселлером.
Тем не менее, его магический роман и сегодня вдохновляет многих людей, в том числе — за
рубежом. Может быть, это происходит потому, что такой роман нельзя было просто напи-
сать, его события надо было огненно пережить всей душой.
https://clck.ru/R5HAv
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 207
Илья Репин (1844-1930)
Пахарь (Л. Н. Толстой на пашне)
Под кистью мастера
208 Россия 03.2021 [email protected]
Радуги коснувшиеся руки
Своими воспоминаниями о Тойво Васильевиче для альманаха «Гражданинъ» поделилась
Главный хранитель Музейно-выставочного центра ЗАТО Железногорск
Галина Владимировна Харитонова.
Беседовала с Главным хранителем Музейно-выставочного центра ЗАТО Железногорск
Дина Сорокина
Тойво Ряннель. Народный художник РСФСР финского происхождения. Из семьи репрессиро- Галина
ванных, сосланных в Сибирь, но воспевший в своих полотнах суровую сибирскую природу, Харитонова
масштабные советские стройки и героев социалистического труда…
Дина
Родился 25 октября 1921 года в деревне Тозерово Петроградской губернии в зажиточной Сорокина
крестьянской семье. В 1931 году вместе с семьей был выслан в Удерейский, ныне – Моты-
гинский, район Красноярского края. Но, несмотря на это, смог реализоваться как ху-
дожник, поэт и писатель – член Союза художников СССР (1947 г.), заслуженный художник
РСФСР (1974 г.), народный художник РСФСР (1991 г.), член Союза российских писателей.
Полотна Ряннеля выставлялись во всех крупных городах СССР и пользовались неизмен-
ным успехом у публики. Надо сказать, что и поныне они считаются хрестоматийными в
жанре… героического пейзажа. На самом деле нет такого искусствоведческого термина
– «героический пейзаж»! Это меткая шутка самого Тойво Васильевича Ряннеля, которая
на удивление точно характеризует те чувства, которые испытываешь, созерцая сибир-
ские пейзажи художника.
Музейно-выставочный центр ЗАТО Железногорск и Тойво Васильевича Ряннеля связывают
давние узы творческой дружбы и сотрудничества. Художник неоднократно бывал в за-
крытом городе на открытии своих выставок, встречался с железногорскими поэтами и
писателями.
- Моё знакомство с Тойво-Отто Васильевичем Ряннелем состоялось в 2001 году. Я участвова-
ла в организации выставки и доставке его работ из Красноярска в Железногорск. Все выстав-
ки, проходившие в музее, тогда были и выставками-продажами. Так что отвечала я ещё за
реализацию его работ, не только живописных, но и за его литературное наследие.
С 2001 по 2013 год музей обрел 59 его работ, а до этого, в 1995 году, перед отъездом Тойво
Васильевича на жительство в Финляндию, были приобретены первые (для нашего музея) 11
работ художника. Всего в фондах Музейно-выставочного центра хранится 70 работ худож-
ника, выполненных в разных техниках на холсте, картоне и бумаге – масло, пастель, аква-
рель, карандаш, фломастер…
- Как именно состоялось ваше знакомство с Тойво Васильевичем? Можете поделиться Ва-
шими самыми первыми впечатлениями о нем?
- Как уже говорилось, мое знакомство с Тойво Васильевичем состоялось исключительно в
рамках профессиональной деятельности. В мои обязанности Главного хранителя входило, в
том числе, заключение договоров и обеспечение безопасности во время транспортировки
картин непосредственно из мастерской до музея.
Мастерская у Ряннеля была на ул. Ленина в Красноярске. Тойво Васильевич был первым
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 209
Выставка 2011 года в Красноярске
На фоне картины Ряннеля: вторая слева - дочь Ряннеля, Лариса Тойвовна
художником, чью мастерскую мне довелось посетить. Меня поразило само её построение.
Она у него была двухъярусной. На втором ярусе находилась творческая мастерская. Там
проходило множество встреч. Там Тойво Васильевича посещали, наверное, все известные
деятели культуры Красноярского края. В его мастерской бывали Владимир Высоцкий и Вале-
рий Золотухин. А познакомился художник с этими актёрами, когда они были здесь во время
съёмки фильма «Хозяин тайги». Это было на Мане. В том месте, где проводилась съемка,
сейчас находится турбаза. Там ежегодно собираются люди в день рождения Владимира Вы-
соцкого.
- Каким Вам запомнился Тойво Васильевич?
- Он был красноречив, в хорошем смысле слова. Говорил негромко, но всегда привлекал
внимание собеседника. Общался с людьми весьма уважительно. В каждом его высказыва-
нии ощущался посыл доброты.
Еще одна запоминающаяся особенность – когда Тойво Васильевич волновался или обдумы-
вал что-либо важное, его рука непроизвольно выводила контуры зайчика.
Как известно, его семью репрессировали в 1931 году. И на поселении, в одной из сибир-
ских изб, маленький Тойво увидел на белоснежной стенке русской печи нарисованного
кем-то из ссыльных зайчика. И этот зайчик сначала пробудил в мальчике желание рисовать,
а потом «проскакал» через всю его жизнь. У нас в музее хранилась маска зайчика, приоб-
ретенная для маскарадного костюма дочери Тойво Васильевича, но, к сожалению, во время
пожара в музее она была утрачена…
- Какие еще встречи с художником, кроме самой первой, Вам запомнились?
Хотя Тойво Васильевич с 1995 года жил в Финляндии, за ним в Красноярске сохранялась
мастерская. Не помню точно какой год был… Кажется, 2009. Случилась коммунальная ава-
210 Россия 03.2021 [email protected]
Слева-напрво: железногорская художница Людмила Маленкова, Тойво Ряннель,
главный хранитель Музейно-выставочного центра Галина Харитонова
рия. Протекла крыша. Пострадала мастерская Ряннеля. И тогда Тойво Васильевич решил,
сохранив картины, выкинуть этюды. Но мы с Людмилой Александровной Маленковой, это
железногорская художница, подоспели вовремя.
По моей просьбе Тойво Васильевича разрешил выбрать пригодные для музея этюды. Мы
взяли те, что были выполнены художником во время творческих командировок по Совет-
скому Союзу. Я считаю, нам невероятно повезло. Это серьёзное наследие, в котором от-
ражены строительство Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС, Байкало-Амурской магистра-
ли, сплав по сибирским рекам, суровые таёжные пейзажи и красота… Крыма. Эти работы
имеют еще и историческую ценность, что немаловажно для музея. Поэтому все эти этюды
вошли в основной фонд музея.
- Как бы Вы охарактеризовали творчество Тойво Ряннеля?
- Масштабность, мощь, суровая красота. Воспевание мощи сибирской природы. Восхи-
щение силой человеческого духа и масштабом социалистических строек. Исключительно
мужское отображение действительности - через борьбу, противостояние, упоение победой.
Тойво Васильевич не только сам черпал жизненные силы от сибирской природы, но и дру-
гим демонстрировал через свои картины мощь Сибири и духовную силу проживающих там
людей.
Одна из самых знаменитых картин художника – «Горные кедры» - метафорически отражает
судьбу художника, который вопреки тому, что был выходцем из семьи репрессированных,
не озлобился, состоялся как художник и писатель. С этими искореженными, но мощными
соснами ассоциировал себя и сам художник.
В этом полотне отражена парадоксальность судьбы Тойво Ряннеля: человек, сосланный
в Сибирь, благодарен месту ссылки, потому что именно там состоялся как художник и
писатель, обрел себя и поклонников своего творчества. В связи с этим невольно вспомина-
ется эпизод из биографии Тойво Васильевича: он с отличием окончил 5 класс, и, в качестве
награды, ему вместе с другими 11 детьми было разрешено поехать в Москву и посетить
Третьяковскую галерею.
Из той поездки юный Тойво привез кисти, краски, массу впечатлений и намерение стать
профессиональным художником. Но директор школы, Николай Алексеевич Рогов, позволив-
ший «сыну врага народа» отправиться в эту поездку, был арестован сотрудниками спецко-
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 211
Открытие персональной выставки Тойво Ряннеля, 2001 год. Слева –
директор Музейно-выставочного центра Валентина Попова
мендатуры. Однако по особому распоряжению той же спецкомендатуры юный Тойво в 1939
году смог поступить в Омское художественное училище. Такой вот парадокс судьбы, отра-
жённый и в поэтическом творчестве художника:
За мечтой летая высоко,
постигал я мужество и силу...
И всегда служили красоте
радуги коснувшиеся руки.
После презентации персональной выставки. Очередь за автографом любимого художника
212 Россия 03.2021 [email protected]
Тойво Ряннель читает на камеру свои стихи
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 213
Картины, этюды и эскизы Тойво Ряннеля
Этюд «Пешеходный мост». Этюд «Свянская ГЭС»
Бумага, акварель, пастель Бумага, акварель
Картина «Утро на Сисиме» Этюд «Правобережный котлован»
Холст, масло 89х70 см Бумага, акварель
Картина «Пещера Хийси» Картина «Береговые сосны»
Холст, масло, 81х100 см Бумага, акварель 56х76 см
214 Россия 03.2021 [email protected]
Картина «Березы на Томи»
Бумага, акварель, 80х47 см
Картина «Утро на Белом озере» Картина «Залив Бирюсы»
Холст, масло, 70х100 см Бумага, акварель, 47х60 см
Этюд «Копны» Картина «Туман и иней»
Бумага, акварель, 36,5х51 Бумага, акварель, 47х60
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 215
Эскиз на Славянскую тему
Бумага, акварель
Эскиз «Причал»
Бумага, акварель, 42х60,5 см
Этюд «Большой бетонный»
Бумага, акварель
216 Россия 03.2021 [email protected]
Картина «Береза»
Бумага, акварель
На её обороте – автограф
Ряннеля
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 217
Карл Брюллов (1799-1852)
Последний день Помпеи
Аналитические
очерки
218 Россия 03.2021 [email protected]
Обратная перспектива Сергея Князева
Говорить о стихах Сергея Князева необходимо, поскольку пишущих Читайте на странице 23
людей сегодня развелось немало, но, как и в прежние времена,
складывать слова в рифму и быть поэтом – не одно и то же. Наталия
Единственность явления настоящего поэта и уникальность его места в литературном контек- Гашева
сте времени тем более очевидна, что кризис современной цивилизации и мутации чело-
века, каким-то, невиданным до сих пор в истории культуры, образом, чужды подлинной
поэзии, не оставляют для нее места. В условиях тотальной экспансии постмодернистского
проекта, когда повсеместно и поголовно наблюдается рациональное («без божества, без
вдохновенья») «художественное» конструирование некоей квазиреальности, в ситуации
воинственной вакханалии псевдолиберализма, когда, как в трюках рыночных напёрсточ-
ников 90-х годов прошлого уже века, усыпляя внимание праздной толпы, на наших глазах
осуществляют рокировку правды и лжи, на место соборности подставляя коллективное
бессознательное (перечитайте роман «Мир и хохот» Ю.Мамлеева), требуется большое
мужество сохранять верность не суетному, старинному ремеслу стихотворца, прозревать в
непосредственном словотворчестве знаки Божественной тайны, понимать вдохновение как
Дар, а творческий процесс как синергию, благоговеть перед Бытием и переживать этиче-
скую причастность к истории своего народа, вопрошать Господа о судьбе родины и мыслить
поэзию как смыслополагание, удивляться и радоваться чуду жизни, близким людям, меч-
тать, надеяться, любить, - и претворять всё найденное и открытое в мире и в своей душе, - в
гармонию слова: «Пою о Родине,/ О матери тихой моей,/ Об осени в Болдине,/ О гнездах
среди ветвей…» Такие стихи хочется читать вслух, перечитывать, запоминать, они делаются
нашими любимыми стихами.
Драматически напряженный и художественно сосредоточенный поэтический мир Сергея
Князева – это серьезное явление русской поэзии последних десятилетий, но явление, ока-
завшееся до сих пор, до конца не прочитанным и не узнанным. Отчего так произошло?
Оттого ли, что Сергей Князев принадлежит к поколению «восьмидесятников» XX века, чья
судьба оказалась промежуточной между двух эпох (уходящей в прошлое, советской) и
новой, неясной и не изведанной никем из соотечественников, перестроечной, а вскоре и ,
катастрофически наступающей, постперестроечной, хаотической современности. Рубеж сто-
летий – всегда трагичен для свидетелей грандиозных социально-исторических, ментальных
сломов и перемен.
Общественная, духовная и эстетическая смута подталкивала к выработке нового видения
мира и иных форм человеческого и творческого поведения. В критике появлялись вырази-
тельные формулы, характеризующие общие черты творческого поколения восьмидесятни-
ков: «пристальное поколение», «поколение, вымалчивающее себя».
Эти качества, говорящие о стремлении к внутреннему сосредоточению, вдумчивому и
серьезному поиску себя, глубинному процессу самосознания, самосовершенствованию и
самособиранию, побуждают Сергея Князева к успешной и плодотворной самореализации
своих творческих возможностей на путях кинорежиссуры. И всё же перед нами стихи кино-
режиссера или мы имеем дело с поэтом, профессионально занимающимся кинематогра-
фом? Думается, что поэтическое призвание здесь все-таки перевешивает.
Вместе с тем мы понимаем, что имеем дело с поэзией кинорежиссера: в самой внутренней
структуре его поэтического высказывания визуальная выразительность, зримая символи-
ка – главный инструмент создания поэтического образа: «Вокзал! Мешочник. Казначей./
Шальная вотчина бичей./ Отчизна праздного цыгана». Да и композиционно стихи его- само-
достаточные и законченные киносценарии, с тщательно простроенным сюжетом- кадр за
кадром, разворачивающим внутреннее, психологическое действие, развёртывающим тра-
екторию авторской субъективности: «Секунда или же минута/ Прошла. Но минуло сто лет./
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 219
И всё свершилось. Почему-то/ Меня уже на свете нет». По существу своего художественного
созерцания Сергей Князев тяготеет к экзистенциальной проблематике человеческого бытия,
сосредоточен на исследовании метафизической связи смерти и рождения, истребимости и
хрупкости жизни, трагичности небытия. И вместе с тем его поэтическое творчество с непод-
дельной глубиной выражает бесценность духовной свободы, самостояния и сокровенность
индивидуального мира личности.
В свое время Марина Цветаева размышляла о поэтах с историей и поэтах без истории. Пер-
вые проходят в своем становлении путь развития от этапа ученичества к зрелости. Вторые
– уже в первых стихах являют раз и навсегда определившийся художественный мир. Сергей
Князев относится к поэтам без истории. Разделенные, порой, десятилетиями, его стихи до-
полняют и взаимно комментируют друг друга, составляя своеобразные микроциклы. Эти
черты поэтики Князева сближают его творчество с музыкой, чья гармония слагается из со-
четания основных тем и лейтмотивов с вариациями, сливающимися в сложном многоголо-
сии, полифонии, либо образуя сложный контрапункт ассоциаций и смыслов, либо сюитное
переплетение родственных, но не однотипных мелодий.
Единство и внутренние сцепления поэтического мира Князева обеспечиваются и особен-
ностями самопрезентации лирического субъекта, чей образ автопортретен, биографичен,
конкретен, вписан в обстоятельства истории, социума, хронотопа «малой родины», русской
провинции, советского и постсоветского времен, узнаваемых реалий скудной повседневно-
сти, тяжелого быта и тяжкого бытия всего народа: «Зимний вечер да томик «Родная речь»./
Дом холодный – и все-таки мы под крышей…» Важнейшие вехи судьбы автора можно
реконструировать по его стихам. И дело тут не столько в канве событий (рождение, детство,
мать, отец, сестра, брат, дед, бабушка, утрата родного дома, взросление, перемена участи),
сколько в психологической конкретике, точности деталей, эмоциональных реакций, пласти-
ческих и духовных жестов, индивидуальном голосе автора, звучащем в стихах, неповтори-
мой авторской интонации, ритме, сквозном рефрене, связующем всё и вся в сокровенный
художественный космос: «Подрезаны маки в любимом саду./ Должно быть, к округе живут
наркоманы…» Это узнаваемая князевская тональность (сплав нежности, жалобы, плача),
одновременно сокровенная и исповедальная, молитвенная, преодолевающая границы свет-
ского стиха, сближающаяся с церковным, православным песнопением.
Поэзия Князева-это процесс напряженного самопознания: «Душа не знает, где остаться ей
– / И рвётся прочь, и просит постоянства». Время личной судьбы и время эпохи, страны, в
конечном счете, соединяются в усилии самоопределяющегося человека. В свое время Нина
Берберова в мемуарах «Курсив мой» убедительно отметила, как важно художнику, и во-
обще каждому человеку, в процессе самопознания «уметь найти «структуру» индивидуаль-
ной символики и ее связь с символикой мира».
Без открытия собственной символической проекции, утверждает Берберова, «я только
кости, мускулы, кожа…Эта символика – моя форма, которая есть и мое содержание… В ней
я умираю и воскресаю всю жизнь, держась за нее, потому что без нее я – не я, потому что
бессмысленность и непрочность мира начинает показывать мне свое лицо. Только в себе
можно найти то, на чем можно и нужно стоять… Если человек не распознал своих мифов,
не раскрыл их, - он ничего не объяснил ни себе, ни в самом себе, ни в мире, в котором он
жил…» У Сергея Князева есть свои символические формы самоидентификации, личная
мифология, связывающая его собственную архетипику (Адама, соработника Бога, дающего
имена сущему) с образом библейского Эдема. Вновь и вновь встретит читатель в стихах
настойчивое стремление автора к связыванию в поэтическом высказывании мифа об утра-
ченном Рае с личным самоощущением. Мотивы вариативны, оппозиционны: Рай и ад, дом
и сиротство, блаженство детского существования и неведения и трагические этапы возму-
жания , травмирующие душу моменты инициации, родина и чужбина, жизнь и умирание,
места воспоминаний о счастье и любви и кладбищенские погосты, сладость бытия и соль
страданий. И, конечно, важно сказать еще об одном временном отношении, еще об одной
траектории сознательного самоопределения авторского «Я» , присутствующего в полифонии
князевских стихотворений, - это измерение человеческих времен с точки зрения Вечности, в
«обратной перспективе». И тогда становится явственным катарсическое прозрение лириче-
ского субъекта, открывающего для себя красоту времени и места, в которых ему было суж-
дено родиться, жить, претерпевать испытания судьбы, любить, творить, страдать и умирать:
«Нам Радость отворила образа,/ Преображая и земную ось,/ И всё, что здесь Отчаяньем
звалось».
220 Россия 03.2021 [email protected]
Поэзия Натальи Доровской
Выправит красным карандашом осень ошибки в нас. Читайте на странице 35
Наталья Доровская
Эта книга о любви, жизни и смерти — о том, что нас интересует Елена
более всего, и одновременно это ответы, которые мы ищем во Рышкова
всех письменных источниках мира с незапамятных времён. Оче-
редные ответы ещё одного поколения…
Книга Гостьи не вещь в себе и не предмет, но духовный инструмент самопознания и интуи-
тивно угаданный метод совершенствования себя и собственного пути. Это так и именно так,
но лишь для тех, кто найдёт, услышит в ней соразмерные себе и своему внутреннему миру
интонации и мотивы. К счастью для автора, он уже нашёл и продолжает находить такие
образы, которые созвучны великому множеству душ, и можно с уверенностью говорить о
явлении нам истинного поэта.
Известно, если слово не западает в душу, оно не является для нас литературой. Какие-то
литературные тексты закрыты для читателя просто потому, что они не совпадают с нашим
жизненным опытом и с самым главным актом — актом раскрытия, узнавания себя в том, о
чём говорит нам впечатление от прочитанного.
Если я не узнаю себя в том, что читаю, то оно остается для меня пусто, и я не смогу ничего
объяснить себе в тексте так, чтобы, сопереживая ему, осмысливая его, расширить как опыт
познания книги, так и свой опыт читателя.
В сборнике Натальи виден путь человека. А личный «Путь», если брать это слово с боль-
шой буквы, это направление, по которому человек выходит из какой-то личной темноты: из
темноты своей жизни, из темноты впечатлений, из своего обыденного «Я», из материальной
скорлупы носителя духовного, и затем должен придти туда, куда указывает стрелка компаса,
образованного в нём его уникальным личным опытом.
Вся жизнь истинного автора в каком-то смысле означает его способность получать максимум
из того, что с ним однажды произошло и продолжает происходить, и тех чувств, тех пере-
живаний, которые он испытывает. Это и способность выразить имеющийся опыт на вербаль-
ном уровне так, чтобы он органично стал опытом других людей. Ибо только так, осознавая
себя через текст, через сопричастность к прочитанному, приходит и к автору, и к его читате-
лю понимание самого себя и возможность стать понятным и близким другим.
Именно поэтому чтение сборника Натальи можно считать увлекательным жизненным актом,
соразмерным с любым другим значимым актом личного опыта.
Романтическая поэзия, к которой я могу смело отнести поэзию Натальи, непосредственно
и глубоко связана с жизненным, изначальным для каждого человека поиском смысла, а ис-
кусство словесного выражения автора есть способ существования истины, которую нельзя
внушить научением и которая не предсуществует нигде в готовом виде. Она, как мифиче-
ский Феникс, рождается каждый раз снова и снова при каждом новом прочтении, опираясь
на жизненный опыт следующего читателя.
Я всегда говорила, что читатель — это соавтор поэта и без талантливого читателя поэзия
не рождается. Или, родившись, остается неузнанной. Она, как зеркало любого жизненного
пути, отражаясь в личном опыте и в самой себе, способна изменять как личное восприятие
реальности, так и реальные координаты человеческих дорог.
Что касается автора, то лишь в стихе, в процессе его написания, он обретает своё обновлён-
ное «Я», смысл и значимость которого порой неизвестны ему до конца стихо-творения. То,
что написано и состоялось как волнующее сердца слово, — это своего рода купель, в кото-
рой автор освобождается от чего-то отжившего или мелкого и проходит какой-то неожидан-
ный для самого себя жизненный путь благодаря стиху.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 221
В этом смысле каждый стих Натальи - это акт переосмысления и исправления собственной
жизни, акт ещё одного рождения собственного «Я», это кармический опыт
самосожжения птицы Феникс. Пруст говорил, что истину неоткуда взять, кроме как лишь
создать её самому, и Наталья посредством стиха ставит себя в точку испытания актом творе-
ния и с его помощью, посредством его заново обретает себя.
Любой стих большого поэта обладает определённой степенью таинственности. Это имма-
нентное свойство поэзии говорит нам о том, что стихи не пишутся для выражения уже со-
зревшей, выношенной мысли, некоего, уже состоявшегося «Я», какой-то готовой и неизмен-
ной истины. Они живут своей собственной внутренней жизнью и только когда поэт пишет,
он сам впервые узнаёт, что он думал и что он испытывал. Только такая степень искренности
делает стих неподражаемым и влекущим для читателя.
Стихи Натальи нельзя предсказать в процессе чтения. Её метафоры и восхитительно меткие
повороты мысли всё время держат читателя в напряжённом ожидании подарка. И автор
никогда не обманывает своего читателя-соавтора.
Импульс впечатления, получаемый от стихов Гостьи, рождаемый ими, уникален для каждой
души и настолько силён, что заставляет её мучительно напрячься в поисках собственного
жизненного опыта, реального или мнимого, но подтверждающего этот импульс, сливающе-
гося с ним, создающего единую для автора и читателя образную систему координат.
Именно эта душевная работа, в которую вовлекает автор читателя, заставляет перезагрузить
память и воссоздать себя, свои жизненные впечатления согласно полученному от стихотво-
рения импульсу, расширяет индивидуальность читателя до совместного с автором микро-
косма.
Влияние стихов Натальи на читателя, несомненно, как несомненно и то, что сам автор изме-
няется с каждым стихом, прорастая через него своей возрождённой душой.
Читайте, пока свет ещё с вами, растите вместе с автором и его стихами, сопереживайте им,
привнося в наш несовершенный мир истину, которую неоткуда взять, кроме как из ваших
ищущих душ.
И если вы упустили эту секунду, то ничему уже не быть, ибо все необратимо и несделанное
нами никогда не будет сделано, даже если будет сделано кем-то другим.
Если автор с читателем не поймут друг друга, то часть мира уйдёт в полное небытие.
Ибо бытие никогда не умещается в существующее — в том числе и в то, что получило суще-
ствование силой литературного текста. Оно всегда «вытеснено» из текста, «утоплено» в нём.
Истинная поэзия как раз и отличается
тем, что в ней есть голос, есть скрытый
смысл, в отличие от явного содержания.
Его невозможно не услышать.
Я уверена, что книга Натальи относится
к истинной поэзии. Прочтите её. Не по-
жалеете.
222 Россия 03.2021 [email protected]
О поэзии и богах
заметки на электронных полях стихотворений Натальи Доровской
О поэзии и богах (заметки на электронных полях стихотворений Читайте на странице 35
Натальи Доровской»
Я начну не с того, с чего начинают рецензии. Впрочем, и сама моя Вячеслав
рецензия не совсем традиционна: обычно литературная крити- Теркулов
ка работает с книжно овеществлённым материалом – стихами, собранными в сборники.
Никаких сборников, по крайней мере, в видимом мне издательском пространстве, у Натальи
Доровской нет. Ну или просто я об этом ничего не знаю. Да это и не важно: здесь я буду го-
ворить о тех стихах, которые обнаруживаются в интернет-источниках. Это не сборники – это
россыпи, поэтические россыпи.
Так вот о чем я? Об особенностях сетевой поэзии. После освоения поэтами и теми, кто счита-
ет себя поэтом, интернета мировой лирический океан захлестнули потоки промышленного
мусора: пишут все и обо всём, беспощадно и негуманно, не думая о тех, кто вынужден это
читать. Постепенно читатели стали на вес золота, ибо пишущих на сегодняшний день значи-
тельно больше, и они выливают на бедные головы грамотного народонаселения все свои
страдания и глубокие и неповторимые мысли о несовершенстве мира. А оно нам надо? Нам
жить хочется и радоваться этому, а не сострадать поэту-мерчендайзеру, которого бросила
возлюбленная. Банально их бросают, банально они страдают, да и винят во всем не себя,
а мировой заговор против продавцов унитазов и оргтехники, на нашу беду научившихся
писать и знающих, что такое рифма. Сложно жить в таком мире. Потому что поэзия нужна,
действительно нужна. Потому что поэзия творит новые миры, но это – настоящая поэзия.
Когда-то Юрий Тынянов очень точно определил, чем настоящая литература отличается от
повседневного похабства: она позволяет читателю двигаться в новых семантических про-
странствах. Иначе говоря, ты поэт, если ты даришь мне возможность увидеть новый мир. Но-
вый! Не тот, который я уже видел. Я глубоко сочувствую рифмоплёту, которому изменила в
изощрённой форме возлюбленная из МакДональдса. И еда там не фонтан. Но вот читаешь,
что он написал, и понимаешь эту девушку: какой же он нудный и примитивный. А девушке
нового хочется, каких-нибудь пина колад и свингерских вечеринок. Вот на этом и закончим о
сетевой поэзии и девушках мерчендайзеров. И поговорим о поэзии настоящей. Нет сетевой
поэзии, философской поэзии, эпической поэзии – это всё, как мне кажется, уловки и оправ-
дания. Есть поэзия настоящая и не-поэзия. И вот теперь о Доровской.
Она старомодна. Она любит образы, а не себя. И в этих образах живёт. Это какой-то Сере-
бряный век в эпоху гаджетов. – Старомодно, – скажет тот, кто не читал или не проникся. – И
Бог с тобой, родимый, – скажу я. Потому что настоящая поэзия не ищет читателей. Они сами
ищут её. И я ищу и жду стихов Натальи.
Да, они филологичны. А почему они не должны быть такими? Почему в стихах не должен
воплощаться весь опыт изящной словесности? Бернар Шартрский когда-то сказал: «Мы
подобны карликам, усевшимся на плечах великанов; мы видим больше и дальше, чем они,
не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что выше их, но потому, что они нас
подняли и увеличили наш рост собственным величием…» Стихи Блока велики не только по-
тому, что Блок велик, но и потому, что до Блока были Пушкин и Лермонтов. Филологическая
поэзия, а Наташа по образованию филолог, сильна уже потому, что филологов на занятиях
по теории литературы натаскивают на премудрости поэтики и поэтического миротворения:
они знают, если это настоящие филологи, КАК строится и КАК живёт этот мир – мир, вопло-
щённый в слове, а посему они избавлены от шероховатостей слога, от неточных словоупо-
треблений и прочих ошибок поэтов-любителей. Они профессионалы. Правда, не всегда это
осознают: неожиданные и новые образы их стихов вырастают из воспринятого и осознан-
ного отличия своего мира от миров банальных и обыденных, из осознанного раз и навсегда
посыла о том, что мир, сотворённый словом в слове, имеет все свойства стать миром гармо-
нии, ибо сам язык – гармония и Бог.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 223
Я люблю стихи Наташи. Раньше не хотелось думать почему. А сейчас хотя бы у меня появи-
лась цель – написать рецензию. Я перечитал все самое любимое и, кажется, определил то,
что мне, возможно, и кажется главным.
Стихи Н. Доровской отличает от всяческой эрзац-поэзии то, что у неё авторское «я» растворя-
ется в мире, заполняет собой этот мир и поэтому перестаёт быть «я». Настоящий поэт пишет
не о себе, а о том, что делает его миром, вселенной. Я не буду анализировать множество
стихотворений, потому что читателя нужно воспитывать: в капле воды из-под крана он дол-
жен сам научиться видеть океан. Я поговорю только об одном творении, в котором пишется
вроде бы о том, о чем сочиняют страдающие сетевые поэты, – о любви и расставании. Вот
посмотрите – это стихотворение могло бы стать банальным нытьём оставленной женщины:
…И был со мною бог, диковинный, как «здравствуй»
Чужого языка, и здешний, как «прощай».
И я ему была и пассией, и паствой,
И зеркалом – легко нажить и обнищать.
Едва он задышал – мои вспылили степи
И выкатилась спесь скрипучим колесом…
Зеркальная душа все вынесет и стерпит.
Не помня ничего, но зная обо всём.
До судорог зрачков бесстыдно и бессонно
Изнежив, как волна, и ободрав, как наст,
Мой близорукий взгляд монгольского фасона
Увидит все, как есть. Но виду не подаст.
От «здравствуй» до «прощай» все было не однажды –
Несвежестью белья, оскоминой во рту.
Проточность бытия, усиливая жажду,
Шлифует серебро, и подгоняет ртуть,
И уменьшает боль соломою настила,
Оставшейся от жатв у прошлости в горсти…
…И был со мною бог. И я его простила,
Как равного себе. Как он меня простил.
Однако не стало. Хотя бы потому, что непонятно, как говорила моя бабушка по поводу
героинь сериалов: остался он с ней или не остался. И вообще, можно ли понять здесь, о чём
пишется и страдается, да и важно ли это?
В этом мире нет возлюбленных и расстающихся, хотя именно они и ощущаются постоянно
и беспрекословно. В этом мире всё сложнее и серьёзнее. Не мужчина рядом из плоти и
крови, а бог, правда, языческий, потому что пишется со строчной. И этот бог был не между
здравствуй и прощай, а сам воплощался в «здравствуй» на диковинном языке (это когда
само «здравствуй» становится непонятным и таинственным – сакральной формулой, закли-
нанием) и в «прощай» на здешнем наречии. Ничего не напоминает? В начале было сло-
во… И оно, как вы помните, было у Бога, но что самое главное – оно было Бог. Именно его
«здравствуй» на диковинном языке и сотворило этот мир. А прощай он сказал на «здешнем»
языке: не на русском, а на здешнем – это не какой-то конкретный человеческий язык, это
все тот же язык бога, но он уже стал её языком. Самое главное, что прощай и прости – слова
однокоренные. Помните фразу «Бог простит»? Что она значит? Только то, что самое главное
прощение для человека – это прощение милостивого Бога. Правда, здесь оно стало неожи-
данным: прощает не только бог, прощают и его:
…И был со мною бог. И я его простила,
Как равного себе. Как он меня простил.
Любовь к богу, который, конечно же, мужчина, сделала богом или богиней, имеющей право
прощать, и ту, которая любила. И конечно же, прощай стало «здешним», хотя и осталось на
«диковинном» языке, потому что оно было сказано на языке бога. Просто бог и она стали
говорить на одном языке – на языке, способном творить миры.
Это уже не рассказ о вероломном изменщике, не рассказ о том, как тяжело людям быть вме-
сте. Это рассказ о том, как изменился мир, как влюблённый человек, страдающий, болею-
щий, воплощённый в слове, становится богом в пространстве своей любви.
Помните, что произошло после этого услышанного «здравствуй» и предвосхищаемого «про-
щай»?
224 Россия 03.2021 [email protected]
И я ему была и пассией, и паствой,
И зеркалом – легко нажить и обнищать
Три ипостаси влюблённой женщины: пассия – любовница, паства – последователь, зерка-
ло – отражение! Но отражая, вбираешь в себя, ибо, с одной стороны, «зеркальная душа все
вынесет и стерпит». А что ей остаётся – зеркало может только отражать, но не изменять, не
приукрашивать, но ведь именно поэтому она, с другой стороны, «увидит все, как есть», но,
правда, «виду не подаст». Потому что зеркало сильнее бога: оно видит его несовершенство.
Я немного забежал вперёд: в начале есть фраза о том, какой мир сотворён:
Едва он задышал – мои вспылили степи
И выкатилась спесь скрипучим колесом…
Вот это то, на что мерчендайзер от поэзии и его пассия не способны: они могут страдать в
мире своего физического существования. А здесь страдает пространство степей в душе, а
значит, страдает мир, вернее, изменяется не человек, изменяется само мироустройство. Я
здесь только на одно укажу: у Доровской огромное количество удачных образов: удачных
потому, что они строятся на ощутимых деталях. Она не будет рисовать мир через отвле-
чённые абстрактные картины. У нее «нисходящая метафора»: вселенское воплощается в
деталях обыденного бытия: любовь – пылящая степь. Это, как мне кажется, что-то чеховское,
когда в осколках бутылки на причале видится луна.
Кстати, образы не теряются, а последовательно обосновываются и развиваются: нет лишне-
го – все нужно, все необходимо. Если появились степи и колесо, нужно, чтобы появилась и
причина образа. И она появляется: «мой близорукий взгляд монгольского фасона». И сразу
понимаешь, кем видит себя влюблённая женщина: татаркой, монголкой, пришедшей на
Русь, прошедшей степь. И тут уж заложено все: бог к ней пришёл как миссионер – дикий
языческий народ в свою веру обращать. Но вот с дикими и вольными народами сложно: они
научаются, они, как зеркало, вбирают в себя все, затем обретают плоть и сами становятся
богами.
Но между «здравствуй» и «прощай» прошла жизнь. Правда, не так, как у всех:
От «здравствуй» до «прощай» все было не однажды –
Несвежестью белья, оскоминой во рту.
Проточность бытия, усиливая жажду,
Шлифует серебро, и подгоняет ртуть,
И уменьшает боль соломою настила,
Оставшейся от жатв у прошлости в горсти…
Да, здесь есть что-то от обыденности людской: несвежее бельё и оскомина во рту. Это
«проточность бытия» … Но, чёрт возьми, даже это стало причиной изменения не человека,
не любви, не мужчины и женщины: это «шлифует серебро» и «подгоняет ртуть». Алхимия,
однако, сотворение золота. Правда, это и собирает солому, которой много осталось от про-
шлых жатв, прошлых богов, прошлых ощущений.
Я слишком много говорил. Слишком много писал. Оправдывает меня то, что я много писал
о настоящих стихах, но и одновременно о самых простых стихах Натальи Доровской. Я не
жаден. Я оставляю вам, дорогие читатели, испытать то же самое, что испытал я: самостоя-
тельно, без подсказки. Удовольствия вам….
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 225
Где он проходит, наш рубикон?..
поэзия Татьяны Сабаньской
Читайте на странице 50 Где он проходит, наш рубикон?..
Татьяну Сабаньску знаю давно. Помню, как в 95-м она впервые
пришла на заседание только что образовавшегося городского ли-
тобъединения «Горячий Ключ». Принесла с собой подборку своих
стихов и скромно прочитала несколько из них.
До сих пор не могу забыть того впечатления, которое оставила в душе поэтесса. Её потрясаю-
щие образы поистине живым воплощением наполняют мир, обогатив его и украсив. На-
столько многообразна палитра лингвистического мольберта Татьяны, что, ощутив однажды
волшебство художественной магии, навсегда остаёшься очарованным творческим потенци-
алом мастера.
Мощный метафорический напор в произведениях Сабаньской буквально повергает в смя-
тение сознание, ибо по-иному не воспринимается её поэтический голос. Взять любую из
работ, хоть ранее написанную, будь то «Карнаухий колокол», или из последних – «Рубикон»,
все они глубоки по содержанию и на грани душевного надрыва. Не может слушатель оста-
ваться равнодушным, когда на него вихрем обрушивается бытующая действительность с её
бьющей наотмашь житейской правдой.
А кто станет возражать, что в поэме «Рубикон» не сама эпоха гвоздями сурового рока распя-
ла грехи нынешнего поколения, чёрной кровью порока хлещущие из больного тела. Ведь это
мы сами породили того ужасного уробороса, то отвратительное чудовище, которое пожи-
рает самоё себя. Все эти истины из «Рубикона» врезаются в сознание, словно бессмертные
тексты в скрижалях, отчеканенные Творцом на вечные времена. А по-другому и не воспри-
нимается изложенное автором, поскольку сам глас народа взывает красноречивым слогом к
разуму, совести и милосердию современника.
Владимир Татьяна глубоко верующий человек, а посему библейские мотивы естественным образом
Зангиев звучат из её уст, органично совмещаясь с повседневным током реальности. И своей прозор-
ливостью она безошибочно улавливает божественные откровения. Вот как она определяет
суть «слабой половины человечества»:
…Важнейшая её примета –
Каприз последних холодов,
Голубки кротость
и змеи укус –
Почти готов
мужской душе искус…
Впечатляет такая оценка женской природы. И кому, как не женщине, озвучивать столь крити-
ческие суждения. Не покидает ощущение, что это же сказано о самой себе.
Да, и не сочтите сие высокопарным, но в России поэт всегда являлся воплощением чего-то
большего, чем просто автор текстов. И Татьяна Сабаньска являет собой достойный образец
того самого оракула, который ниспослан провидением, чтобы вещать о грядущем, а так-
же комментировать тему текущего дня. Её гражданская позиция всегда выражена весьма
определённо, пусть даже это будет лирическое произведение вроде «Осени» или «Снежных
мазков». Всё пронизано неизменной любовью к родине.
Однако в поэме «Рубикон» патриотические чувства, присущие перу поэтессы, наиболее ярко
проявляют себя хлёсткими выражениями сложившегося в Отечестве политического эпоса.
Несомненно, именно так можно охарактеризовать творческую деятельность мастера слова,
накрепко связанного с древней народной традицией былинной литературы. Тонкое ощуще-
ние текущего момента обязательно присутствует в авторской речи, в подтексте, в смысле
изложенного. Символическое наполнение стихотворных строк вполне можно отнести к на-
родному эпосу минувших времён, пусть даже если это не традиционно изложенная баллада
«Сказ о красавице Шамсет, князе Алийхане и игрушечном соловье».
226 Россия 03.2021 [email protected]
Для непосвящённых объясню, что речь здесь идёт о древней легенде одного из многочис-
ленных народов, населяющих нашу необъятную родину, а именно, об адыгах. Ведь это тоже
наше общее достояние, тем более, что Татьяна проживает на территории, некогда обжитой
этим народом. Вот она и впитала в себя это наследие. А оригинальность подачи материала
в данном случае подчёркивает авторскую индивидуальность и глубокую связь с опытом
предыдущих веков. Читая её «Рубикон», не покидает мысль, что история трагических эпох
нашего мира неразрывно связана с сегодняшним днём и продолжается кипением стра-
стей не меньшего накала. Что талантливо и самобытно выражено в неповторимых перлах
Сабаньской.
Если же сравнить ахматовский «Реквием» с «Рубиконом», то по эмоциональному наполне-
нию, пожалуй, они равнозначны. Оба произведения отмечены печатью личностного воспри-
ятия: у Анны в горниле мирового пожара сгинул любимый сын, у Татьяны – погиб близкий
друг в украинском майдане. Не смею судить, которое из произведений масштабнее, пусть
это решит сам читатель. Но со своей колокольни замечу, что отдаются набатом в душе моей
вот какие строки:
...Держали шеренги –
Истово…
Держали шеренги –
Жертвенно…
Отряды поредевшего
«Беркута»,
Избитые цепями.
А в воздухе
Тянуло серой,
Палёной шерстью
И лживыми
Расхожими речами…
И надо заметить, едва соприкоснувшись с текстом, погружаешься мгновенно в него, ото-
ждествляясь с изложенными событиями и проживая их вместе с автором. Читатель неволь-
но становится очевидцем и участником, настолько проникновенно доносятся до него все
отзвуки оживших картин. Кинематографом сменяющихся кадров можно назвать авторскую
интерпретацию трагических событий, живо предстающую в воображении. И вспоминаешь
горящий Киев, безумные призывы безответственных лидеров, пылающих живыми факелами
беркутовцев, посулы заморских златоротцев… и кровь, пули, трупы, а сверх того неисчерпае-
мый океан скорби.
И не осмыслить, как в человеке вмещается столько духа, чтобы выдохнуть его с неимовер-
ной мощью наружу запоминающимися образами и красочными метафорами. Неужто сей
божий дар ниспослан во благо избраннику для предначертанной счастливой участи? Или,
может, это тяжкое бремя, наложенное всевышним для исполнения некой миссии? Во вся-
ком случае, в «Рубиконе» устами поэта глаголет сама эпоха, вздыбленная неистовой силой и
брошенная на плаху всемирного эшафота.
Не в том дело, что бытие определяет сознание, но в том, что личность вещающего в массы
имеет закономерность определять духовные ориентиры, утверждать нравственные крите-
рии. Безусловно, любой гражданин, адекватно оценивающий текущий момент, воспримет
должным образом воздействующие извне враждебные силы и поймёт, насколько важно
сплотиться в едином народном монолите. И тут к месту будет мастером точно сказанное
слово. Помните, как в бессмертном гимне «Священная война» обрела зримое воплощение
народная воля, всколыхнув воодушевлённые праведной идеей массы? Вот так и «Рубикон»
духом нынешнего времени питает нас, вдохновляя на патриотические чувства к отечеству.
И преклоняюсь пред авторским мастерством Татьяны Сабаньской за то умение передать до-
стоверно и ощутимо энергетику исторического момента, очевидцами которого нам выпало
стать. Ещё от себя добавлю: знакомьтесь с достойным автором и, убеждён, в ваших душах
зажжётся свет нового маяка. Незабываемый свет истинного поэтического дарования.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 227
Мания быть никем
О поэзии Натальи Юркевич
Читайте на странице 42 Поэзия Натальи Юркевич удивительна, в первую очередь, особен-
ной, тёплой, уютной и естественной – атмосферой. В ней читатель
чувствует себя «как у себя дома». О чём бы ни писал поэт, будь то
неброский пейзаж захолустного городка или характерный портрет
того или иного человека, сценка из непростой и не всегда весёлой
человеческой жизни или картинка из собственной автобиографии – написанному веришь
безоговорочно. Её поэзия полна выразительных деталей, узнаваемых примет, и от того – до-
стоверна, зрима и ощутима.
Если охарактеризовать сердцевину поэзии Н. Юркевич её строками, наверное, наиболее
точными будут слова из её стихов:
Мания быть никем…
Юрий Автор всегда присутствует в тексте «за кадром» или «в кадре», но нигде, никогда не пре-
Фрагорийский тендует на личную исключительность. Авторское начало проявляется в стихах как тонкая
(Птицелов) наблюдательность, проницательный взгляд со стороны. Её литературные герои и героини
удивительно похожи на реальных, живых, простых героев, в которых вроде бы и нет ничего
«героического», но на которых держится неустойчивый, подчас взрывоопасный, подчас -
жестокий и равнодушный современный мир. Он состоит из обыкновенных людей, живущих
с каждым из нас на одной лестничной площадке, в одном городе, на одной планете. Каждое
стихотворение – законченный, гармоничный портрет маленького человека, в чертах которо-
го чудится что-то родное, знакомое:
Нас тут знает каждый кустик,
Каждый камень у реки.
Потому что в Захолустье
Все по-своему близки.
Строго рядом – домик к дому,
Этажей не больше двух.
Вон идёт соседка Тома.
Вон в углу сидит Лопух.
(Захолустье)
Стихи Н. Юркевич не бывают безлюдными, они всегда включают в себя портрет человека на
фоне мира, меняющего облик от современного урбанистического пейзажа до старомодной
провинциальной окраины. Внешние круги пространства могут быть узкими, как бы высвечи-
вая мир очеловеченных предметов, обжитый человеком, пропитанный личностным нача-
лом. Мир человеческих вещей, индивидуальный, неповторимый, обладающий памятью и
живым теплом:
Безмолвствуют, но видят всё и помнят
Свидетели обид и торжества,
Хранители тепла обычных комнат,
Впитавшие и взгляды, и слова,
Метания, разлуки, муки, встречи,
Признания и даже тишину,
Слепой рассвет и самый долгий вечер,
И чью-то непрощенную вину…
В её стихах всегда присутствует внутренний стержень, ценностная константа. Но это не умоз-
рительные философские концепции, не абстрактные «прекрасные идеалы», а сама жизнь,
сам человек, с его маленькими ежедневными драмами, маленькими неприятностями и
большим горем, мимолётным счастьем, трогательными радостями, горькими разочаровани-
ями, личными страхами. Отношения человека с жизнью в поэзии Н.Юркевич всегда соотно-
228 Россия 03.2021 [email protected]
сятся с ценностями, с человеческой совестью, с любовью и нелюбовью – поэт подтверждает
эти простые истины каждой строкой.
Девочка на шаре
Ночь ложится тёмной шалью.
Город щурится во мгле.
Сколько девочек на шаре?
Столько, сколько на Земле.
Снег идет, и солнце жарит,
Где-то теплый дождь прошёл.
Все мы держимся на шаре
Очень даже хорошо
За деревья и озера,
За большие города,
И за то, что будет скоро,
И за то, что никогда;
За тропинку и калитку,
Утонувшую в кустах,
И за старую открытку,
Что хранится просто так.
Вот и листья зашуршали.
Путь прозрачней и ясней.
Люди держатся на шаре
Силой собственных корней.
Не в азарте, не в угаре,
А спокойно, не спеша,
Люди держатся на шаре.
Люди держат этот шар.
Человеческая совесть – то, что неотделимо от человеческой души, то, что делает человека
– человеком, и в то же время – ставит жёсткие границы для человеческих поступков, застав-
ляя отказываться от выгоды, лёгкости решений, эмоционального беспредела, комфортного
бессовестного бытия:
Это тот, кто мешает, мешает мне жить,
Бьет меня по руке, потянувшейся взять...
Принуждает шептать, когда хочется крыть,
Направляет потоки бурлящие вспять.
(Это тот…)
Стихи Н. Юркевич по-настоящему психологичны. Поэт делится собственным – и, судя по сти-
хам, нелёгким – жизненным опытом, становится для читателя другом, собеседником. Тем,
кто всегда рядом, кто готов протянуть руку помощи, подставить плечо, кто подскажет, как не
споткнуться на жизненном пути:
Нужно только вернуться,
Найти ту исходную точку,
День, когда начала
Разрываться на части душа.
(Точка отсчета)
Поэт будто приглашает читателя разобраться с самим собой, внимательно взглянуть на соб-
ственную жизнь, на главное в ней – отодвинув второстепенное, очистив наносное:
А наша жизнь по-своему легка.
Лишь иногда по-своему жестока.
Так разберись, подумай и отсей
Всю мишуру и мусор посторонний…
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 229
В этом лёгком и одновременно напряжённом, постоянном диалоге с читателем стихи поэта
полнятся человеческими чувствами – состраданием, милосердием, пониманием того, на-
сколько беззащитен, хрупок человек в стихии собственного бытия:
Кто-то, может быть, от тебя устал,
Будто ношу нес непосильную.
Не всегда легко различаем мы.
(То ли облако, то ли кружево.)
Ты сама поймешь: все нечаянно.
Кто же знал, что ты безоружная.
(Моя дурочка)
Стихи Н. Юркевич – очень русские, как песни. Недаром в её тексты так часто вплетается
музыка, а фонетическая музыкальность стихотворений привлекает множество музыкантов.
Большая часть стихов Н. Юркевич, едва будучи опубликованными, превращается в песни
разных жанров – от непритязательной бардовской песни до джазовых и рок-н-рольных
композиций.
Её стихи просты и светлы. И полны надежды, которой автор щедро делится с читателем:
Надежда есть в просторной тихой песне,
В последней капле, что лежит на дне.
Надежда есть в любом коротком «если»,
И в тишине, и в маленьком окне,
И в ледяной прохладе улиц узких,
И в суете несущихся машин…
...Шумел камыш воистину по-русски.
А как еще…умеют камыши?
230 Россия 03.2021 [email protected]
Поэзия воспоминаний
о стихах Аркадия Стебакова
Поэзия Аркадия Стебакова относится к традиционному направ- Читайте на странице 30
лению, где самыми характерными чертами являются реализм,
широкий спектр тематики, силлабо-тоническая система стихос-
ложения, четырёхстрочная строфика, упрощенная художествен-
ность, «эклектическая» рифмовка.
Я долго размышляла над тем, почему для одних стихи Аркадия Стебакова интересны и при- Вероника
влекательны, а для других – нет. Астрова
И нашла ответ. Но о нем в конце этого критического очерка.
Вот, к примеру, стихотворение «Не отпускай меня в утро…»
Поэт здесь обращается к женщине, у которой он случайно заночевал. Обращается, что
очевидно, уже утром с просьбой – оставить его, не отпускать… Иными словами, продолжить
или продлить прошедшую ночь, где всё, наверное, было очень хорошо и приятно для обоих
любовников.
Лучшая, условно говоря, строфа в этом стихотворении – первая.
Не отпускай меня в утро и снежную бодрость!
Как никогда не хочу уходить от тебя.
Сделай же что-то, придумай весёлую подлость,
или халат распахни, поясок теребя
Худшая строфа – третья, где всё построено крайне неуклюже, а повторяемость смысла за-
шкаливает.
Счастьем наполнено сердце, весёлая радость
в клеточке каждой играет бесёнком смешным.
Преодолеть попытавшийся плотскую жадность,
я - на пороге, а мысли – предельно грешны
Итак, выяснили. Содержательная часть этих стихов – иронично-игривая эротика.
Мне – уже не наивной девушке – смысл этого стихотворения более, чем понятен. Это всё
красиво, если рассматривать, как приглашение к повторению адюльтера. Естественно, поэт
своё интимное желание к полуголой женщине облекает в привлекательную, да еще и риф-
мованную форму. Если бы утром с этой женщиной проснулся какой-нибудь симпатичный
сантехник, то он, конечно, не сумел бы всё выразить так ярко и ясно…
Но вот вопрос: что читатель почерпнет в этих стихах для себя? Мужчины, наверное, посме-
ются над любвеобильным ловеласом. А женщины?
Те, что с пониженной социальной ответственностью, одобрят желание поэта.
А вот я – женщина, связанная с литературой и прочитавшая множество книг, – не принимаю
это стихотворение. Почему?
Да потому, что здесь ничего больше нет, кроме откровенной эротики. Я вижу некоторые
примитивные рифмы одного морфологического ряда (бодрость-подлость, радость-жад-
ность), неуклюжие фразы (Как никогда не хочу уходить от тебя), редкую и упрощенную
образность (снежная бодрость, весёлая подлость, яд любви), штампы (кровь мою вновь
разогрей и опять приласкай; этот сладостный рай; счастьем наполнено сердце; играет бесён-
ком смешным).
Итог. Меня, молодую женщину, такой мужчина точно не покорит и не соблазнит, а поэт тем
более…
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 231
Вот еще одно стихотворение «Тихо скажи, что – нужен».
Здесь искренние чувства поэта оформляются в рифмованную речь. Обыгрывается пара све-
чей с помощью такого художественного приёма, как олицетворение. И это хорошо!
Лучшая строфа вновь – первая. Худшая вновь – третья.
1.
Тихо скажи, что – нужен,
долгих не жду речей.
Может, устроим ужин
в таинстве двух свечей?
3.
Дай мне свои ладошки,
рядом со мною сядь.
Я дорожу до дрожи
счастьем тебя обнять.
(рифмы: ладошки-дрожи, сядь-обнять; стилистика фразы: «Я дорожу до дрожи счастьем
тебя обнять»)
По сути, в этих стихах нет эротики. И, как это ни странно, получилось не совсем так, как ожи-
далось. Эротика добавила бы правды в эту идиллию. А так я вижу что-то среднее между пер-
вым свиданием и последним вечером перед расставанием, чему читатель вряд ли поверит.
Почему?
Да потому, что вот эти по-детски наивные строки всё портят:
«будем сидеть, мечтая,
с них не спуская глаз…»
Сами по себе стихи-то не плохие, где искренность и нежность проявляются в полной силе
поэта, но вот нюансы, к сожалению, портят общее впечатление.
Я нашла в подборке поэта два наиболее ярких стихотворения: «Эти листья осенние…» и
«Таганская шпана».
В первом много художественной образности, во втором – острого реализма.
И вот именно такие стихи говорят, что Аркадий Стебаков – хороший поэт.
Я обратила внимание на следующую строчку:
или всё же цепляться за ветки мне ветхозаветно?
Здесь и метафора, и игра слов, и музыкальность – вот что нужно для того, чтобы начиналась
настоящая поэзия.
А вот строки из второго стихотворения, где поэт бросает читателя в самый черный реализм
прошлого:
в умах ребят с прилипшей папиросой,
которые равняли жизнь и смерть…
И силу этим строчкам придаёт великолепная метафора: «в умах ребят с прилипшей папиро-
сой». Кто скажет, что это не поэзия? И не имеет значения: случайно эти строчки получились
или по замыслу поэта. Они есть, их можно прочитать. Что еще надо?
А вот еще одна замечательная строфа из первого стихотворения:
Полечу в никуда, обгоняя бродячую псину....
А ещё хорошо прилепиться на мокрый багажник
и хихикать довольно и ... беспородно-осиново,
и сорваться с него в то неведомое заовражье,
232 Россия 03.2021 [email protected]
Здесь всё художественно-свежее, остро-искреннее, с большой работой над словом и поис-
ком рифмы.
В целом, эти стихи несут в себе эмоцию отчаяния. И, быть может, именно на этом чувстве
поэт создаёт такое яркое произведение.
В стихах «Таганская шпана» главную роль играют воспоминания поэта о тех временах, когда
он только покидал своё детство. Но рядом с памятью встаёт осознание причинно-следствен-
ных связей: «Я позже понял: это всё – война, забравшая отцов и старших братьев».
И самая сильная строфа:
Какая радость быть могла в глазах
шпаны, что чудом выжила в бараках
и каждый день в кровавых страшных драках
доказывала право (в автозаках
с конвойными) подпитывать ГУЛАГ.
И вот что интересно для меня – женщины: мне ближе всего гражданская лирика и отчаян-
но-дерзкая лирика сентиментального философствования от Аркадия Стебакова. А вот его
любовная лирика меня совсем не вдохновляет и не влечёт…
Вот последний пример – «Ностальгический сонет».
Это вновь стихи-воспоминания, но в то же время – подведение итогов жизни. Такие, где есть
философия, стихи удаются поэту. Одна развернутая метафора в самом начале стоит много-
численных одномоментных и второразрядных любовных стихов:
Из спелой души доставая созревшие строчки,
А вот как тонко поэт показывает читателям меняющееся время и возраст:
взгляну удивлённо на свой изменившийся почерк,
пойму, как ценю мой теперешний мирный покой,
В этом и состоит сила поэзии, когда говорят не напрямую, а через картины жизни, которым
не верить невозможно – вот такая реальность.
И, конечно же, когда поэт умело и своевременно вставляет в стихи ироничность по отноше-
нию не только ко всему окружающему миру, но и к себе, вот тогда получается произведение
самого высокого уровня:
И вспомнив былое, улыбку в усах затаив,
повою с собакой забытый любимый мотив.
Подведу итоги.
Я поняла, почему для одних стихи Аркадия Стебакова интересны, а для других – нет.
Первых привлекает искренность поэта, доведенная в некоторых случаях до наивности, и
несколько устаревший романтический стиль, который переполняет его стихи, а также частое
привлечение к стихам своих воспоминаний о прошлом, о той далекой жизни, что прошла.
Что отталкивает?
Очевидная стандартность во многих стихах, употребление штампов в поэтической речи, от-
сутствие каких-то новых форм и направлений развития.
И я подметила, что у Аркадия Стебакова в неудачных стихах о любви присутствует необычай-
но сильное желание понравиться публике, особенно женщинам. А это идёт от
одиночества, от постоянного сидения на литературных сайтах, от получения лайков от люби-
тельниц общения.
Интернет с его слабым литературным контингентом портит поэтов.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 233
Уравнение с двумя неизвестными
Фантастика Фантастика — жанр, объединяющий
и мистика художественные произведения,
Читайте на страницах 71 и 78
в которых повествуется о событиях,
мирах и героях,
нарушающих границы реальности.
«Словарь современного читателя»
на сайте издательской группы «Эксмо»
https://eksmo.ru/slovar/fantastika/
Дина Согласно многочисленным опросам среди всё ещё читающей публики, фантастика —
Сорокина один из самых популярных жанров современной литературы, а, возможно, и самый попу-
лярный.
Фантастика XXI века похожа на гигантский шкаф, внутри которого есть полки и разноо-
бразные ящички. Полки — это известные всем интернет-книголюбам поджанры: научная
фантастика, фэнтези, хоррор (вырос из готического романа конца XVIII в.) и мистика. Да-да,
мистику, некогда бывшую самостоятельным жанром, современные литературоведы склон-
ны понизить до поджанра фантастики, что, впрочем, логично, если брать на вооружение
определение из «Словаря современного читателя», предложенного издательской группой
«Эксмо».
Если продолжить сравнивать фантастику со шкафом, а известные поджанры – с полками,
то выдвижными «ящичками» можно назвать поджанры, появившиеся не так давно – пост-
фьючерс, киберпанк, стимпанк, ретрофутуризм и др. Поджанры, в свою очередь, можно
разбить на «коробочки» или свертки, типа фэнтези о попаданцах, драконах, магических
академиях и пр.
Так сложилось, что в XXI веке фантастика существует, в основном, в виде «сериалов»
(циклов), насчитывающих от двух до двадцати и более книг (заметьте: не рассказов!), объ-
единённых либо единым местом действия, либо приключениями одного или нескольких
героев. А вот рассказ или цикл рассказов (не книг!) – редкость, причём, ценимая лишь
«антикварами от литературоведения». А жаль! Ведь рассказ, в силу своей относительной
краткости (бывают и слишком длинные), требует от автора куда большего мастерства,
нежели любой книжный «сериал», обычно создаваемый по востребованному
издательством клише.
Признавая тотальную популярность фантастики, редколлегия альманаха ввела в его струк-
туру рубрику «Фантастика и мистика», отдав предпочтение «яичку не простому, а золотому»
- то есть, рассказу.
Итак, знакомьтесь! Новообразованную рубрику в альманахе представляют два, почти
полярных по отношению друг к другу, автора – Надя Делаланд и Антонуан Бурый. Как все,
наверное, уже догадались, это вовсе не имена с фамилиями, а псевдонимы.
Начнем, разумеется, с дамы.
ЭХОЛОКАЦИЯ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО
Псевдоним автора вполне сопоставим с обложкой книги. И, подобно тому, как судят о со-
держании по обложке, попробуем извлечь максимум информации из псевдонима – Надя
Делаланд.
Делаланд – какая изящная, даже где-то кокетливая, звукопись! Сразу понятно, что автор
данной прозы – поэт, даже если в реале стихов не пишет.
А теперь обратите внимание на имя – не Надежда, а Надя. Значит, мы имеем дело с авто-
ром, позиционирующим себя как выходца из детства.
«Родом из детства» – это явная отсылка к автору, типа Сент-Экзюпери, с особым, до одури
ярким и слегка наивным, видением мира, не детским, конечно, но приближенным к детско-
му. А значит, почти со стопроцентной вероятностью нам предстоит погружение в «атмосфер-
ную» прозу, которая густо замешана на переосмыслении зыбких детских воспоминаний и
«под завязку» наполнена различными аллюзиями, парадоксальными метафорами и всякого
рода рефлексией. Плюс – вероятен некий гипнотизирующий ритм, способный ввести в транс
даже любителей экшена (action).
Думаю, такого «гадания на псевдониме» вполне достаточно, чтобы слегка заинтересовать-
234 Россия 03.2021 [email protected]
ся автором.
А теперь давайте «забросим невод» в интернет-пространство, чтобы вытащить информа-
цию покрупнее, «держа в уме» тот факт, что размещенные в альманахе рассказы Нади Дела-
ланд «Стеклянный дом» и «Зеркало», вроде бы, относятся к «Рассказам пьяного просода».
Набираем в поисковой строке: «Рассказы пьяного просода», и, опля, вуа-ля, «поймалась»
целая подборка ссылок, анонсов, рецензий и прочих высказываний – от самой Нади Дела-
ланд, от критиков, блогеров, журналистов и простых читателей. Не так много, чтобы назвать
автора известным, но вполне достаточно, чтобы объявить его (в данном случае – её) обрета-
ющим известность.
Предлагаю ВАШЕМУ вниманию фрагмент анонса к изданию на Litres «Рассказов пьяного
просода»: «...это история двух мистически связанных душ, в одном из своих земных вопло-
щений представших древнегреческой девочкой Ксенией (больше всего на свете она любит
слушать сказки) и седобородым старцем Просодом».
А теперь – внимание! – вопрос: что такое «просод»? Ведь не имя же собственное, в самом
деле!
Ответ находим по ссылке
https://zen.yandex.ru/media/id/5f10c62e1fd9a4548572f9ec/vyshel-moi-pervyi-roman-
5fdcfa688ae4867dad7a75df
в публикации Юрия Дружкина в «Литературной гостиной» – «О просоде, девочке, зеркалах,
бездне и их непростых отношениях в условиях комплексной реальности»:
«… часть нашего уравнения — «ПРОСОД». Тут я двигаюсь, как говорится, на ощупь. На-
сколько я понимаю, просодия – это комплекс всевозможных фонетических средств (высота,
громкость, протяженность звуков и общий темп…), действующих на разных уровнях органи-
зации речи. То есть, это не столько сами слова, сколько способ их артикуляции, и не столько
граммати-ческая структура фразы, сколько ее живая «лепка» в процессе произнесения.
Тогда, просод – не просто исполнитель песен, а их экстатический «артикулятор»».
Иначе говоря, называя свое сочинение «Рассказами пьяного просода», автор обозна-
чил для потенциальных читателей две главные особенности своей прозы: во-первых, это
предпочтительность восприятия её на слух, а не визуально; во-вторых, это почти физически
ощутимая лепка каждого следующего образа так, чтобы именно образ формировал сюжет, а
не сюжет раскрывался с помощью образов.
Ну, а если уж объяснять совсем по-простому, то получится следующее: пребывающий в
трансе рассказчик сам не знает, чем, в итоге, закончится его повествование. Звуки, интона-
ции и паузы собственной речи ведут его во времени и пространстве, подобно духам, направ-
ляющим шамана.
А теперь, будучи не только заинтригованными, но и уже подкованными теоретически,
вчитаемся в текст рассказа «Стеклянный дом»: «Искрящееся море всасывало себя сквозь
голливудский оскал прибрежной гальки и снова с размаху наскакивало мне на ноги оза-
боченным пуделем тёти Зины, давно ослепшим от старости, но не утратившим интереса к
прохожим конечностям».
Уже в первых строчках рассказа видна та самая «лепка» каждого следующего образа.
Обратите внимание на то, что практически каждому существительному в данном тексте со-
путствует его описание: море «искрящееся», оскал «голливудский», галька «прибрежная»,
пудель – «тёти Зины» «озабоченный» и «давно ослепший», но «не утративший интереса».
Никак не обрисованы лишь «ноги» рассказчика и «тётя Зина». Но и без них в предложении
наблюдается явный перебор с описаниями и характеристиками. Однако это излишество
ничуть не раздражает, и замечается, лишь когда начинаешь специально удерживать на нём
внимание.
...Шум волн, перемежающийся звуками всасывающейся воды и перекатывающихся ка-
мешков, гипнотизирует. «Спотыкание» происходит только на «прохожих конечностях». Мозг
лениво подсказывает: «конечности прохожих» - так будет правильно. Но тут накатывает ле-
денящая волна ужаса: тот, кто видит мир в таком ракурсе, лежит на земле??? Потом «прихо-
дит» подсказка: «Да нет же! Просто так видит собака, пудель тёти Зины. Стоп! Он ведь давно
ослеп, значит, видеть не может». Однако сконцентрироваться на этих мыслях не получается
– автор предлагает всё новые и новые «головоломки» из нагроможденных друг на друга
описаний, которые требуют «немедленного решения». Но полностью решить «задачу»
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 235
мешает мощный «обстрел» аллюзиями, самая яркая из которых – чайник вместо головы у
сидящего в кресле «чучела». Сразу вспоминается прикидывающийся сумасшедшим Бурго-
мистр из пьесы Евгения Шварца «Дракон»: «Я чайник! Вскипятите меня!». Потом следует
ещё одна аллюзия, и опять – из Шварца, только на этот раз из пьесы «Обыкновенное чудо»,
где Сказочник, он же — писатель, придумывает историю, чтобы поговорить с Женою о люб-
ви. Но персонажи обретают самостоятельную жизнь, переставая подчиняться автору.
Однако долго «балансировать» на аллюзиях из Шварца автор читателю не позволяет:
многочисленные аллюзии плавно перетекают в одну гипотезу, общеизвестную и безумно
красивую. Суть её в том, что мир и люди — это, изначально, способ Творца познать самого
себя...
Пока сознание читателя лихорадочно пытается одновременно следовать за лепкой об-
разов и решать словесные головоломки, ловя на лету автоматные очереди из аллюзий,
сердце переполняется тревогой, а интуиция прямо-таки вопит: где-то в конце повествования
автором подготовлен какой-то весьма болезненный «сюрприз»! И — да! — интуиция не
ошибается...
...Однако не буду портить читателям сюрприз: добирайтесь до финала сами!
Лишь замечу напоследок: рассказ «Стеклянный дом», хотя и стоит несколько особняком,
уже хотя бы потому, что повествование в нём ведётся от лица мужчины, но именно он, с
моей точки зрения, является «ключом» к «Рассказам пьяного просода».
ОДНА, НО САМАЯ ИСКРЕННЯЯ МЫСЛЬ
Мой жизненный опыт, тётки, которой под шестьдесят, подсказывает, что мужчины-эмпа-
ты обычно стесняются этой своей способности, которую считают женской и, следовательно,
стыдной, и потому всячески маскируют её либо нарочитой грубостью, либо натужным вы-
пендрёжем, переходящим то в карикатурность, то в кривляние.
Эта ассоциация посетила меня, едва я увидела псевдоним - Антонуан Бурый. Сочетание,
не то, чтобы совсем нелепое, вроде Галадриэли Пупкиной, но и не без выкрусов с попыткой
прикрыть собственную чувствительность самоиронией. В общем, если следовать алгоритму,
уже примененному к творчеству Нади Делаланд, то получится, что от рассказов Антонуана
Бурого можно ожидать, во-первых, ироничной научной фантастики в духе Кира Булычёва;
во-вторых, фантастики лирической, которой часто «грешили» советские фантасты восьмиде-
сятых. Может возникнуть вопрос: «Откуда бы тут взяться лирике, если
автор – Бурый?». Отвечаю: от лёгкого кивка Антона в сторону Антуана де Сент-Экзюпери.
«Лирическая фантастика» у авторов 80-х годов прошлого века, как правило, была замеша-
на на любви, причём, не обязательно – между мужчиной и женщиной. Гораздо чаще речь
там шла о любви к детям, родителям, предкам, к Родине, наконец! И самый распространён-
ный посыл лирической фантастики – спасение погибшего в Великую Отечественную войну
родственника. Кстати, этот сюжет умело и мощно воплощён в песне и клипе «О той весне».
Клип доступен по ссылке:
https://clck.ru/TYweg
Далее, следуя избранному ранее алгоритму, попробуем выяснить, насколько известен
(или не известен) интернет-сообществу автор Антонуан Бурый. И вот он – результат: данный
автор известен много меньше, чем Надя Делаланд, хотя отыскать его страницы и кое-какие
диалоги с другими членами различных интернет-сообществ всё же можно, причём, боль-
шинство высказываний этих самых членов по отношению к рассказам Антонуана Бурого,
вполне себе безжалостны и часто — несправедливы. Из обнаруженного микса реплик,
мнений и оправданий лично мне нравится только кредо Бурого, размещённое на
портале stihi.ru: «Хвалите меня, ругайте меня, превозносите меня, втаптывайте меня в
грязь! Но только не будьте равнодушными :-)». Что ж, выказывание известное и популяр-
ное, правда, на правах дамы, уже обременённой внуками, так и хочется шепнуть молодому
человеку на ушко: «Нарываешься, друг! Напрасно полагаешь, что, предложив «втаптывать
тебя в грязь, ты этого самого «втаптывания» избежишь! Да, согласна, дразня толпу по-
добными высказываниями, наверняка обратишь на себя внимание, но, будучи человеком
крайне чувствительным (о таких говорят - «без кожи»), сможешь ли выдержать ТАКОЕ
внимание?»
Ну, а теперь обратимся непосредственно к рассказам Антонуана Бурого «Обратный снег»
и «Кирпич». Оба этих рассказа можно считать своеобразной ностальгией по фантастике
236 Россия 03.2021 [email protected]
80-х годов прошлого века. Никакой «вывернутости», надрывности и гиперсексуальности,
свойственных современным авторам, здесь не наблюдается, лишь отчетливый сюжет и
адекватные герои, причём, адекватные, несмотря на то, что совершают необычные поступ-
ки, которые, впрочем, вполне по-человечески объяснимы.
Не могу сказать, который из двух рассказов мне нравится больше – они разные. «Обрат-
ный снег» – чистейший образчик лирической научной фантастики. А «Кирпич» - фантастика
ироническая. Причем, оба рассказа, несомненно, относятся к фантастике научной.
Что касается рассказа «Обратный снег», то, если б не знала, кем и когда он написан,
запросто отнесла бы его к творчеству какого-то неизвестного мне советского фантаста –
уверяю вас, это не ругательство, а похвала! В рассказе есть и пронзительность повести
«Чучело» Владимира Железникова, так здорово переданная в одноимённом фильме Ролана
Быкова, и отголоски подростковой фантастики Владислава Крапивина. И все это отнюдь не
на уровне аллюзий, как у Нади Делаланд. Это некий однородный сплав, состав которого и
уровень обработки известны лишь Антонуану Бурому.
Сюжет рассказа «Обратный снег», казалось бы, избитый – путешествие во времени – но
как красиво закручен! Обратный ход времени, и люди, двигающиеся спиной вперёд, как
при перемотке киноплёнки. Или другая ассоциация – разворачиваемая и сворачиваемая
обратно, по желанию одного человека, «рулетка времени».
Рассказ «Кирпич», который, кстати, я прочла раньше «Обратного снега», был подобен
для меня кирпичу, упавшему на голову (прошу прощения за неудачный каламбур)! Вроде
бы простейшая идея лежит в основе его сюжета, но, – поди ж ты! – додумался до неё лишь
Бурый. Во всяком случае, ничего похожего лично мне читать не довелось. Однако не буду
раскрывать «фишку» этой истории!
Очень надеюсь, что и читателей альманаха рассказ «Кирпич» удивит и насмешит.
Стремление к необычному
Рассказ Н.Делаланд «Стеклянный дом» Фантастика
и мистика
Не буду строгим, но буду справедливым защитником читателя. Читайте на страницах 71 и 78
Начну с первой фразы рассказа - «Искрящееся море всасывало себя
сквозь голливудский оскал прибрежной гальки и снова наскакивало мне на ноги, озабочен- Лев
ным пуделем тёти Зины, давно ослепшим от старости, но не утратившим интерес к прохо- Казарин
жим конечностям»
Первое, что скажу. Предложение необоснованно длинное. Читатель такие не любит.
Теперь о смысле прочитанного текста. Море всасывало себя сквозь голливудский оскал...
Что мне, как читателю, при этом надо представлять? Белоснежные зубы кинодив в оскале?
Или под образом гальки здесь имеются в виду чудеса американской стоматологии. И как
можно всасывать себя в себя? Слава Богу, что это море, а не сотрапезник напротив.
В этой замысловатой фразе два образа. Первый - это голливудский оскал, второй - озабо-
ченный пудель тети Зины. Хорошая собачка! Слепой, слепой, а всё ещё озабоченный. Но
этого мало. Читатель должен не только разобраться в образах моря, но ещё и предста-
вить проходящие конечности. Да, здесь есть возможность развить свою фантазию!
Идём дальше. «Я шлёпал, подкатив джинсы». Это что за картинка? Куда подкатили
джинсы? Что это за такое средство передвижения – джинсы? И почему, и кого шлёпал
автор? Но главная головоломка – это действия «забывчивой руки». Что ж, и не такое бы-
вает! Забывчивая рука бултыхала бесполезные сланцы, истекающие морем.
Интересно, а если бы рука не была забывчивой, бы делами она нас удивила?
Герой нас успокоил – «Делал он это легко и весело».
Первый абзац заканчивается фразой – «Но здесь, когда забредёшь оттуда – всё ещё по-
прежнему. Автор дал описание того, что стоит за словом оттуда.
Оттуда – это кабаки, мусор, извергаемый отдыхающими с невероятной плодовитостью и
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 237
дрянная музыка. Полный набор «культурного» досуга дикарей.
А вот что прячется за – всё ещё по-прежнему описания не удостоилось. Получается не по-
честному. Негативом нас (читателей) облили, а что было по-прежнему, утаили. Обидно.
Приступаем ко второму абзацу. Опять автор сумел нас удивить, но уже в строительном
деле. Не сразу. Сначала надо завернуть за утомительно уходящую в море скалу и потом
моментально увидеть - чудо! Дом, начисто лишенный несущих стен. Но всё, же герою
удалось обнаружить одну из призрачных стен. К тому же гостеприимно приподнятую.
Конец второго абзаца у меня, как у читателя, вызвал веселье. Так как герою постучать
было некуда, то он - «робко потоптавшись, холодно высыхающими на ветерке и, наконец,
пригодившимися сланцами, зашёл вовнутрь. Вошёл, как к себе домой» Вот и слова Богу!
Из прочитанных двух абзацев выделяю особую любовь автора к сланцам. Чувствуется, что
для автора это не просто временная обувь, а что-то большее. Они у него и морем истека-
ли, и в холодном ветерке мучились. Может, в рассказе им уготована особая судьба? Что ж,
узнаем!
И третий абзац нам представляет возможность пофантазировать. Герой попадает в слож-
носочиненный гибрид. Как здесь не порадоваться. Бывают не только сложносочинённые
предложения, но и комнаты! Гибрид кухни, гостиной и библиотеки.
Прошу обратить внимание на последовательность. Кухня стоит на первом месте. Но внима-
ние героя сразу же «привлекли высокие, в потолок книжные стеллажи».
И герой загляделся бы на них подробнее, «охамев окончательно, от простоты, с которой
сюда проник».
И он бы охамел. Кто бы сомневался! Но «невнятное ощущение движения,
в просвечивающим в другую комнату, проёме» не позволили герою опустить планку своей
нравственности.
Значит, стены всё же были. Без стен проём представить сложно.
«Приблизившись к проёму, я остановился в некотором замешательстве».
Ещё раз употреблять слово «проём» – излишне. Далее мы узнаём, по какой причине слово
«кухня» стоит на первом месте в перечислении.
Причина тому – эл. чайник. Но атрибуты, к нему приложенные: вязаная шапочка, хлам
и прочее тряпьё, придающие чайнику форму «Собеседника», не дают нам объяснения о
приоритете слова «кухня».
Вот мы дошли до четвёртого абзаца, где нас продолжают радовать находками в образах.
«… повернул голову и бородато посмотрел прямо мне в глаза». Так и хочется согрешить и
чуть-чуть подправить, на – «Повернул голову и бородато посмотрел прямо в мою глаза-
стость».
Пропускаем для экономии времени абзацы, где Александр знакомится с Александром. И
переходим к дальнейшему описанию «сложносочинённого гибрида»
«Кроме того проёма, в который вошёл я, и в котором скрылся Александр, я насчитал ещё че-
тыре выхода». Это даёт нам право считать проём, через который вошёл герой и через него
же вышел Александр, пятым выходом. Интересная загадка! Как герой определил, что это
именно выходы, а не входы? Но это спор для пожарных. Не будем его развивать. Раз автор
рисует перед нами только выходы, значит, он, приготовил для читателя сюрприз.
«На стенах висели в рифму проёмам светящиеся картины». Такое описание у поэтов может
вызвать восторг. Но как на фоне раскалённого солнца можно увидеть чайку?
Это загадка или особенности в способностях!
И вот мы подошли к главному. К окончанию. И как читатель, скажу, что окончание меня при-
ятно удивило и порадовало. Здесь и находится главная разгадка. Почему автор нас старался
запутать в странных предложениях и мыслях. И за это я ему всё прощаю. И прошу проще-
ния для себя. Это по-христиански. Ведь не будучи христианином, понять и главное поверить
в то, что Отец и Сын и Дух Святой едины, невозможно. Это также невозможно, как увидеть
чайку на фоне раскалённого солнца.
Но если ты её видишь, значит, с другой стороны видят и тебя.
Рассказ А.Б Бурого «Обратный снег»
Фантастику причисляю к особо любимому жанру в литературе.
Не соврать – истории не рассказать. Слово «врать» в фантастике носит добрый смысл.
И виртуозами доброго вранья, являются - Р. Шекли и М. Булгаков.
И для начала, как и в первом моём отзыве на работу Н.Делаланд, рассмотрим одно из
первых предложений в рассказе А.Б Бурого «Обратный снег»
«В любом детском коллективе найдётся один ребенок – не от мира сего, чем-то раз-
238 Россия 03.2021 [email protected]
ительно отличающимся от остальных детей и поэтому не любимый ими»
Знакомая ситуация. Проходил через такое испытание, когда ты один, а против тебя все!
И ни одного дружеского плеча.
Обычно такое происходит, когда новичок попадает в сложившийся коллектив. Здесь
только два пути: или на вершину, или в низину .
Читая рассказ, я мысленно старался определить возрастную группу героев. За ориентир
я взял фразу – «Я уже хотел захохотать на весь класс и закричать, что она дура и не
знает, что динозавры давно вымерли, настолько давно, что она даже представить себе
не может, но осёкся»
Судя по той искренности, что вызывала возмущение о таких незнаниях, я определил,
что это максимум второй класс.
Хотя сейчас и в старшей группе детского сада много чего знают о вымерших динозаврах.
Это не моё личное занудство, а начинающееся представление героев.
Далее мы выходим на информацию, где указан предмет –биология.
Биологию начинают проходить с пятого по одиннадцатый класс. Вот диапазон для наших
возрастных догадок. Ниже мы к этой мысли вернёмся.
Понравился сюжет с муравьём. И этот сюжет породил вопрос, который я также задам поз-
же. А сейчас похвалим наших великих фантастов, озвученных в начале моего текста. У
них средства для передвижения в прошлое более фантастические. А здесь самовнуше-
ние, мне показалось малоэффективным способом передвижения. Создаётся впечатление,
как от сна, гипноза или галлюцинаций.
Порадовал трюк с голой Светкой Никоноровой. Здесь всё правильно. Нужная гектарная
направленность. Порадовала реакция на такое желание.
« – Дурак – прервал мои размышления Лидкин голос»
Читателю надо давать такие зацепки для динамики, чтобы не заскучал.
А вот этот момент в рассказе слабый, не убедительный: « – Инквизиция ? – переспросил
я – А что это?»
Молодого человека вожделеющего голую Светку , а значит, уже созревшего, незнания о
инквизиции опускают до планки невежды.
И по этому поводу хотелось бы знать причину Лидкиного интереса к такому другу.
Но будем справедливыми. Герой не смотрится «недорослем», когда не говорит , а рас-
суждает про себя. Для таких молчание – это истинное золото.
Не могу пройти мимо ответа мамы Лидки. Не фантастический он, какой-то обыденный.
– «Да опять небось куда- нибудь в прошлое умотала. Её разве удержишь». Здесь автор
приравнял поход в другой мир с походом в кино. Словно это пустяковое дело.
Где нет ничего страшного и опасного и необычного. А значит, нет и волшебства.
В дальнейшем мы видим встречу двух героев через годы и через сон. Но рассказ по-
строен так, что сон – это не совсем сон. Это скорее - видение, в виде сигнала из прошло-
го, куда снова попала Лида. И, посылая такой сигнал, Лида просит помощи. Вот здесь, я
как обещал выше, вспоминаю гигантского муравья на уроке биологии. Если из прошло-
го был перемещён артефакт, то это означает, что «туда –сюда» могут перемещаться не
эфемерные частицы сознания, а материал. Т.е улетела не мысль погулять, а сам объект.
А если так, то становится непонятной история с инквизиторским костром. В таком случаи
надо было создать в прошлом «ловцов» . Тех, кто обладал возможностью вычислять и пле-
нить пришельцев из будущего. Не корректно смотрится фраза:-«Толпа мне хотела сказать,
что она хочет слушать. Мои крики были не интересны этой толпе». Толпа может показать
своё настроение, желание, но «сказать» – для толпы – не приемлемо.
В последнем абзаце герой не выглядит инфантильным и приём с поворотом времени
понравился.
В своём отзыве я не старался уменьшить ценность рассказа. По - честному поделился
своими впечатлениями. Буду рад, если автор не обидится.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 239
Обзор десяти авторов
или почему простота Соцреализма лучше воровства Постмодерна?
Поэзия 10+ Владимира Тарасенко
Читайте на страницах 87-96 Таксист Владимира Тарасенко, в одноимённом стихотворении,
словно акын, пишет о том, что видит, только взгляд героя устрем-
лён не на проносящиеся мимо пейзажи, а на пролетающую за «ба-
ранкой» собственную жизнь. Всё-таки русская культура – словоцентрична, поэтому и акыны
у нас не простые, а продвинутые.
Роман «Не в Афгане и не с фрицем,
Тихонов Войнами не опален,
Мне от ближних бы отбиться,
Я ведь не Наполеон»
«Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой» – писал совре-
менник Наполеона - Вольфганг Гёте. С тех пор мало что изменилось…
Куда же едет таксист Владимира Тарасенко, к чему стремится? Даю приоритеты лирического
героя в авторском порядке: научиться стрелять; стать настоящим охотником; написать те-
традь стихотворений, то бишь – издать книгу стихов, завести жену и собственный дом. Не на
последнем месте у него и любовь к природе: «Запах сена»; «сок берёз» - также важные для
героя и самого Владимира обстоятельства, на что указывает тема и место природы в другом
стихотворении – «Умереть под пенье птицы».
С другой стороны, женщине, с которой таксист делит кров, почему-то отказывается в чув-
ствах и приоритетах, оставляя даме только меркантильность и голый прагматизм: «Дурочка,
деньгам ты рада?»
Возможно, поэтому герой и проигрывает свою войну, раз итожит стихотворение такими
строками:
«Опротивела дорога,
Кто б меня куда увез!»
Впрочем, это вполне архетипическое состояние для русского человека: портной без порток,
сапожник без сапог, а таксиста нужно срочно увезти, как Чацкого в Саратов, или чеховских
трёх сестёр в Москву…
От редакции «Незнакомка из Ростова». В сущности, это продолжение шоферской саги: «давно не выез-
жал», даже ветер описывается в автомобильной парадигме: вместо «подул» – «нажал», как
будто сила ветра регулируется педалью «газа» из небесной канцелярии.
Название намекает на блоковскую эволюцию женского образа: Прекрасная дама – Незна-
комка – Катька из поэмы «12». Причём, автор переключился на «первую передачу» этого
триптиха, и ведёт речь о Прекрасной даме.
Несмотря на то, что герой «На знакомства скор и лих», он не ищет любовь через
«ВК», а… предлагает сделать это самой прекрасной даме:
Лексико-семантический метод «Незнакомка из Ростова,
критического анализа художе- Напиши мне на «ВК»
ственных произведений, который
применяет Роман Тихонов, ре- И последние строчки только подтверждают её десексуализированную идеальность и
дакция литературного альманаха недоступность:
«Гражданинъ» не считает соответ-
ствующим канонам литературной «Только никому ни слова!
критики. Это лишь небольшая Стих мой – тайна на века»
часть главного и основного литера-
туроведческого анализа. Ухаживание, женитьбу и дальнейший брак сложно утаить от окружающих, да и
Более подробно смысла в этом нет. Чего не скажешь про постулат символизма, с которым не сможет
читайте на стр. 246 справиться ни одна земная Любовь Дмитриевна Менделеева, даже если она выйдет
за поэта замуж.
240 Россия 03.2021 [email protected]
Владимир Комогорцев
Ночь, улица, фонарь и аптека Владимира Комогорцева.
Стихотворение «Корзина» начинается строчкой «Ночь собирает фонари», и ассоциации сра-
зу отсылают меня к Блоку. Да, аптеки и канала нет, но «промок» и «промокшие» отсылают к
воде. Промокшие желтые корзины судачат о герое не хуже, чем смеющиеся желтые окна из
блоковской «Фабрики». И как герою не спотыкаться возле желтых корзин, где определённо
кто-то живёт? И у Блока фонарь даёт «бессмысленный и тусклый свет».
Символы и образы у Владимира густо переплетены во всех представленных стихотворени-
ях. Словно ветви деревьев вокруг уличных фонарей, они охватывают каждую строфу. Автор
серьёзно работает с ритмами, каждое стихотворение отличает яркий ритмический рисунок,
что косвенно говорит о том, что каждый из текстов – не проходная безделка, а весьма значи-
мое событие для Владимира.
Над чем, мне кажется, автору следует поработать: в стихотворение «Уставшие» есть Вера,
Надежда и Любовь, но нет их матери – Софьи. Возможно, её Мудрость - это то горькое ле-
карство, которое поможет перенести утрату лирическому герою трёх сестёр.
С другой стороны, на мой взгляд, тексты перегружены тропами, отчего напоминают арабе-
ски. Сравните, например, стихотворение «Август» у Владимира, и «Сонет к августовскому
покою» Эзры Паунд. Текст американского интеллектуала и основателя имажизма может
показаться даже простоватым, чего от корифея модернизма ожидать никак не приходится.
Можно вспомнить творчество Сергея Есенина, где богатая образность не создаёт ощущения
замысловатого, перегруженного аллюзиями творчества.
Дмитрий Тарасенко
У Дмитрия мне больше всего понравилось стихотворение: «Художнице Майе». Текст про-
стой, ритмичный, как лесенка к морю, по которой хочется не степенно шествовать, а по-
мальчишески сбегать. Но и в нём для меня есть настораживающие моменты…
«Летом что для счастья надо?
Рощи, гроты, водопады,
Бухты с яхтами, дельфины,
Скалы, пляжи, погреб винный…
Съехать в «Ад», подняться в «Рай» —
Все доступно, выбирай!»
Счастье-то получается какое-то слишком гедонистическое, да и то – летнего разлива,
видимо, времена года заметно меняют его дефиниции. С другой стороны, Рай и Ад – тоже
включены в меню. All-inclusive.
Но беспокойные сны и чувства к Майе – это уже по ту сторону Счастья, Ада, Рая?
Вера Бутко
Вере Бутко так понравилось стихотворение Бродского «Не выходи из дому», что она решила
написать свой вариант текста. Довольно неожиданное решение, но каждый автор волен
в своём выборе. Во втором стихотворении Веры – тоже Бродский, но вместе с Ахматовой.
Про себя я назвал этот текст «Сон в летнюю ночь», так как речь идёт о Августе, некоей грёзе,
приснившейся герою текста при поездке в электричке. Я вот тоже не мог не вспоминать
«Москва-Петушки», когда в юности садился на электричку Москва-Владимир.
Стихотворения написаны грамотно, без ляпов. Выражение «графитный карандаш» несколь-
ко резануло: а какой мог быть ещё карандаш? «Химический»? Но это тоже графит, только с
добавками, речь-то идёт про обыкновенный! «Графитный» вместо графитовый – ну-с, будем
считать это поэтической вольностью автора. «Брат подбросит» в смысле привезёт – это же
разговорное выражение, явно диссонирующее с высоким слогом стихотворения. Пожалуй,
и «облог» стилистически выглядит несколько вызывающе-чужеродным.
«Бегут минуты, поезда бегут»; «Бегут года, меняются пейзажи»; «Бегут века, уходят вдаль
дороги» - фразы довольно избитые, и воспринимаются как общее место, тем более – это
прямые высказывания. Вот если бы вместо них что-то свежее-прорывное, иносказатель-
ное - текст заиграл бы свежими красками. Наберусь наглости и посоветую автору запретить
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 241
себе на пару-тройку лет читать Бродского и Ахматову, заменив их на не менее талантливых
поэтов. Мне почему-то кажется, что наиболее близкими для Веры окажутся французы-клас-
сицисты.
Если верить «Дорогам», датированным 2020 годом, лирический герой старше двадцати-
двухлетнего Бродского на 1 год, и у него всё ещё впереди. Главное – это переболеть под-
ражательностью и найти собственный, узнаваемый голос, занять своё место в поэзии. Плох
ученик, не превзошедший учителя. Впрочем, лирический герой не равен автору, и я могу
сильно ошибаться в возрасте. В любом случае я желаю Вере удачи и терпения на жертвен-
ном и крайне неоднозначном пути русской поэтессы.
Татьяна Джонстон
Татьяна Джонстон пишет стихотворения-коллажи. Здесь нет главного и второстепенных
героев: некое «Я», некий «любимый», некий «Ты», нет сюжета и фабулы…
Мне вспомнились романтики, которые изобрели термин «Вдохновение», и писали исклю-
чительно, когда оно к ним приходило, и не писали, когда вдохновение покидало общество
творцов. Романтики являлись полной противоположность поэтам и прозаикам классицизма,
с их бесконечным шлифованием и улучшением текстов. Разумеется, произведения, даже в
прозе, писались романтиками набело, и, если ветреная Муза покидала автора на предпо-
следней главе романа, текст публиковался как есть. Читатель должен был сам проникнуться
состоянием автора и досопереживать, додумать и дожить то, что автор в одиночку, без
Музы, делать не захотел.
Мне кажется, тексты Татьяны написаны по этим же лекалам: крупные мазки, недосказан-
ность – фирменный стиль её подборки.
«их грезилось не мало и не много,
мне, там, у неостывшего порога
любви моей»
Мне кажется, что «остывший порог» - это сильно.
«несущих нас от бренного порога
в объятия отторгнутого бога
земных светил»
И вновь порог, но уже «бренный», а что это за боги и земные светила?
«Зияет квадратом остывший порог». Квадраты дверей встречаются редко, например, в
медицинских учреждениях обычные дверные проёмы даже с двухстворчатыми распашны-
ми дверями – прямоугольные, но бывают, да. А вот как сжиться с остывшим квадратным
порогом и массой прочих сложносоставных аллюзий – я не знаю.
Мне кажется, понять лиризм текстов Татьяны можно только будучи с автором на одной вол-
не, став любовником её Музы или Владимиром Ленским из «Онегина».
Давайте причислим всё это к Неоромантизму и Новой искренности, и перейдём к следую-
щему автору…
Виктор Болгов
Стихотворение «Летучая мышь на окне» начинается с фразы «Красивая Вы, во всем блеске».
Прямое высказывание, за редким исключением, ухудшает текст. Зачем «портить» красоту
летучей мыши или женщины, сочиняя большие стихотворения, если можно написать, что
мышь или женщина были красивыми? Приём прямого высказывания прекрасно работает в
протоколах допроса, инструкциях к утюгам, но в стихотворении почти всегда его ухудшает.
У поэта есть масса инструментов и приёмов, чтобы читатель почувствовал или понял, что
мышь или женщина – действительно красивые. За читателя всю работу Виктор делает сам,
лишив нас радостей первооткрывателя.
Понятно, что летучие мыши России – это охотники на насекомых или вообще – вегетариан-
цы, интересующиеся содержимым садов больше, чем стонами в ночи распалённой чело-
веческой плоти. Но законы литературы рисуют в нашем воображении вампиров, приспеш-
ников Зла и Смерти. Эрос и Тонатос – та ещё сладкая парочка. Но стихотворение скорее про
интересный случай.
Виктора вполне устраивает роль акына 2.0, вот и стихотворение «Начало» из той же серии:
приезд на колёсном пароходе к причалу, разгрузка и поход в глубь тайги. Но вот это место я
242 Россия 03.2021 [email protected]
не понял:
«И вот дорога: кочки, корни…
Позади уже река
В траве почти невидны кони!
Дорога наша вглубь тайги…
Ну, что – вперёд, сибиряки?!»
Вопрос в последней строчке – риторический, они и так уже движутся вперёд. Зачем такой
дубль понадобился автору – не понятно. А вот с конями сложнее: разве в тайге такая высо-
кая трава? Или дорога заросла так, что гужевые лошади в ней теряются, или кони пасутся
вдоль дороги в траве, где едва видны? В общем, автор оставил нам большое поле для фанта-
зий.
Текст «В белой шляпе набекрень» тоже вроде бы является описанием радостной весенней
встречи, по-видимому, супругов. И тоже вроде как кругом нестыковки:
«Я уже вижу, как мы идём:
Бесстрашно в лужи, что перед нами.
Тебя несу я в уютный дом:
Я в белой шляпе, а ты с цветами…»
Так герой несёт любимую на руках, или они идут?
«Несу я завтрак в твою постель.
А ты смеёшься: «Как в ресторане!»
Разве завтрак в постель подают в ресторане? Но вот фраза «Приду к тебе я доступной,
доброй» меня крайне заинтересовала. В каких случаях мужчина может назвать женщину
«доступной» в положительной коннотации? И вот что оказалось: этот текст о радостном
будущем и трагичном настоящем!
«Я знаю – будет весенний день;
Такой чудесный, цветущий, тёплый…»
Т.е. когда-то обязательно наступит такой день, когда ты выздоровеешь, и мне разрешат с
тобой увидеться, т.е. сейчас герою отказано в доступе, героям нельзя видеться. Героиня, по
всей видимости, и так завтракает в постели, но это больничная постель. Но герои мечтают
позавтракать в ресторане, но до этого ещё очень далеко, именно поэтому сознание и язык
дают такой сбой, и завтрак из ресторана в гостиничную постель трансформируется горькой
реальностью в... подсказку для читателя. Поэтому в описании встречи мы и находим массу
несовпадений и нестыковок, потому что это всё грёза, мечта, борющаяся с тревожной дей-
ствительностью. Стихотворение грустное и тревожное, непонятно, выздоровеет ли женщина,
а если поправится, то насколько? Но написано весело и жизнерадостно, что только подчёр-
кивает остроту ситуации. Мне кажется, если автор будет щепетильно подходить к фактажу,
и категорически откажется от использования прямого высказывания в тексте, заметный рост
качества стихотворений Виктора не заставит себя ждать.
Валентин Нервин
В стихотворении, посвящённом Л.О., мне очень понравились вот эти строчки:
«на свете белом, как зима,
бывает холодно и плохо».
Акмеизм высшей пробы! Думаю, и Михаил Кузьмин, с его «кларизмом» тоже не возражал
бы. Но такие словечки, как «на пушку», «заморочки» - смотрятся как ласты с фраком. Я не
ратую за возврат к Школе гармонической точности, но какой-то баланс в стилистике должен
быть. В качестве приёма, для специальной акцентации можно использовать и просторечия с
«феней», но делать это надо крайне осторожно. Мне кажется, лучше было бы разбить текст
на 2-3 темы и посвятить им отдельные стихотворения.
А в тексте «Письмо» Валентин напрямую спорит с Горацием и его «Памятником», известном
широкой публике больше по пушкинскому одноимённому переводу. И на его «Нет, весь я
не умру – душа в заветной лире. Мой прах переживёт >…< И славен буду я, доколь в под-
лунном мире. Жив будет хоть один пиит», отвечает целым стихотворением, где есть и такие
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 243
строчки: «Боюсь не смерти, но – посмертной славы». Свежий взгляд на канон и спор с двумя
десятками русских переводов «Памятника» вызывает как минимум восхищение. Вообще, из
трёх стихотворений Валентина Нервина два посвящены пушкинской теме. Что же, попытка
дискуссии с классиком с позиции 21 века, переосмысление и новый взгляд на вещи, ставшие
школьными штампами – такой подход можно только приветствовать. И последние два за-
мечания на первое в подборке стихотворение Валентина:
«По дороге на Черную речку
начались Окаянные дни.
Не гаси поминальную свечку,
заодно и меня помяни.»
Неужели бунинские Окаянные дни начались из-за случая на Чёрной речке? Поминальная
свеча в тексте вроде как не «за здравие», зачем же поминать лирического героя?
Андрей Баранов
Стихи Андрея Баранова написаны с высоты птичьего полёта. В «Заблудившемся ангеле», с
высоты, автор ищет заблудившегося ангела, наблюдая за выходящими из офисных центров
людьми, сравнивая толпу с хамсой, - маленькой рыбёшкой, образующей гигантские косяки.
В тексте «Мы с тобой говорим, говорим» герой парит с любимой «над затихшим Бульвар-
ным кольцом». В «Заблудившемся ангеле» главный герой переживает за судьбу ангела, но
на самом деле – о всех нас. Ангел – это почтальон, вестник Бога. Проблема в том, что адре-
сат потерян, и приходится бродить в его поисках по всей Москве. Ангел бестелесен, есте-
ственно, у него не может быть аорты, он не может повеситься и сделать множество других
понятных для нас вещей, за которые переживает герой Андрея. Но ангел – это иносказание,
предлог поговорить нам о нас же. Хорошо, что автор не срывается в патетику, в демагогию и
самобичевание.
Стихотворения «Мы с тобой говорим. Говорим…» и «Путями сердца» - о любви. Самой из-
битой, перепаханной вдоль и поперёк теме в искусстве. Теме, на которой без устали пара-
зитируют и зарабатываю все, кому не лень: шоу-бизнес, кино, ТВ, книгоиздатели… Писать
настоящие стихи о любви – это крайне непростая задача. И чтобы выразить свои чувства,
герой надеется найти в себе последние уголки сознания, не испорченные Масс-маркетом
общества потребления. На мой взгляд, в стихотворениях о любви Андрею почти удалось
избежать общих мест, банальностей и штампов, что само по себе уже является достижени-
ем. На мой взгляд, есть несколько строчек, над которыми стоило бы поработать, сделав их
менее узнаваемыми:
«Когда над городом вечернею порою
повиснет в небе одинокая звезда»
«от суеты и шума вдалеке»
«в твоё сердце из области снов»
Анатолий Павловский
Анатолий Павловский пишет стихи о родном крае, о деревенском колорите. Впрочем, сти-
хотворение «Все испытания случайные» можно отнести к философской лирике. Цитирую:
«Все испытания случайные
И не случайные ведут,
Возможно, в дали молочайные,
Где лечат травами недуг.»
Т.е. все испытания судьбы даются нам для того, чтобы направить и отвести в некие «дали»,
дабы получить лекарство от хворей, и не только телесных, но и духовных.
«Туда, где многие желали
Найти волшебное руно.
Но все надежды жерновами
Перемололо – не дано»
Но вместо условного «санатория» мы попадём под жернова… И какой тогда смысл первого
четверостишия? Ну, я не философ и не почвенник, видимо, чего-то не понимаю…
Стихотворение «Заполье» рассказывает о Малой Родине автора. Что же там? Гуси, подсол-
244 Россия 03.2021 [email protected]
нух, поля ржи, стрижи, кони, летняя жара, покосы, сбор грибов, встреча с лосем… Что из вы-
шеперечисленного не найти в прочих белорусских деревнях? Или стрижи, грибы и лоси не
водятся в России? Если была поставлена задача пропеть акыном о своём детстве и отроче-
стве – задача выполнена. Если автор хотел рассказать о неповторимости своего села, о лица
не общем выражении деревни Заполье, то его постигла неудача. А имеет ли такая задача
решение? Конечно! Вот есть у Василия Белова рассказ – «Не гарывали». Он вообще вроде
бы не про это, но эксклюзивность и неповторимость несёт? Несёт! Каждая деревня – это как
человек: характер, лицо, походка – масса неповторимого, и масса общего с 7 миллиардами
прочих человеков.
С другой стороны, вроде как стихотворение красивое, узорчатое, с фольклористикой, с кра-
сотами природы, но есть два момента:
«С привычной грустью окна дома
Глядят в зелёный огород.
И слышен вновь гусиный гомон
У покосившихся ворот»
Отчего же окна дома такие грустные? Отчего ворота покосились? Наверное, не всё так бла-
гостно в природе и на деревне, не всё хорошо у земляков и самого лирического героя? И вот
почему бы не расширить палитру красок? Сделать текст объёмней и, как любит говорить А.Г.
Лукашенко - богатовекторней?
Ровно та же ситуация и со стихотворением «Беларусь». С другой стороны, «почвенники»
пережили очень сильный кризис в 90ые годы, и сейчас находятся в непростой ситуации,
дополнительно положение ухудшают неоязычники с их панславянством, псевдорусскостью,
псевдоукраинскостью, псевдобелорусскостью, псевдокиргизскостью и т.д. и т.п. Сегодня
держать патриотический фронт, отстаивать позиции «почвенничества» - очень не просто, а с
другой стороны: кому сейчас легко?
Позволю себе личную гипотезу о важности почвеннической литературы. Жил-был Кнут
Гамсун, выпустивший в 1920 году роман «Соки земли», который можно отнести к скандинав-
скому почвенническому патриотизму. За книгу Кнут получил Нобелевку, но встал на сторону
Гитлера, купившись на «теорию» Почвы и Крови, за что, после войны, поплатился штрафом,
тюрьмой и сумасшедшим домом. После такого скандинавский почвеннический патриотизм
оказался в загоне и переродился в разного рода блэк-метал, где оголтелый сатанизм при-
крывается фиговыми листочками язычества и фольклора. В России подобного рода музыка
не так популярна, как в Скандинавии потому, что ниша корней и традиций давно занята. Так
что, давайте скажем спасибо Анатолию и его коллегам по направлению за то, что они обе-
регают нас от подобной чумы.
Валерия Салтанова
Судя по представленным стихам, автор интересуется социально-общественной тематикой.
У всех текстов ярко выраженный ритмический рисунок, особенно в этом смысле выделяется
стихотворение «Метафора беды». Но недостатки – это продолжения наших достоинств, и по-
добная тематика, делает текст более дискуссионным, нежели стихи, написанные на вечные
темы.
«Чего хочу? Всего лишь быть,
А слыть – не мой формат»
Да, когда-то актуальная тема школьных сочинений: «Быть или казаться?», в лихие 90-ые
заиграла неожиданными красками: в обиход широко вошло слово «имидж» - образ, то, что
кажется…
«Сквозь зной и стужу тихо плыть
Без курса, наугад»
Вот это странно: быть личностью – это значит самому прокладывать курс, делать себя и свою
судьбу. Даже животные, лишенные бремени экзистенции, далеки от того, чтобы безвольно
плыть по течению жизни.
«И душу гнутую спрямлять
Ударами судьбы»
А вот это понравилось – мощное поэтическое высказывание!
«Что выразить не вышло в слове, 245
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3
Того не выразить ничем.
Уже в самой его основе –
Лады и метрика систем»
Вообще, ещё ранние софисты заметили ограничения и пределы языка. Ну и живопись с
музыкой лишний раз подтверждают такое положение дел. Тем более, что Лирика не зря ли-
рика – в древности стихи не читали про себя, а декламировали или пели под музыкальное
сопровождение.
«И если вызрела в поэте
Метафора его беды,
Ни в музыке уже, ни в цвете
У сказанного нет нужды»
Да, поэту, для выражения чувств и мыслей, достаточно Слова, но поэту-песеннику – уже нет.
Что говорить о музыканте или художнике!? Однако строки, представленные выше, предла-
гают последним выражать себя именно через Слово…
Текст «Метафора беды», как я писал выше, ритмичен, мелодичен, крепко сбит, но вот про
что он – я не понял.
Да, настоящее художественное произведение и не должно быть понято окончательно, каж-
дое новое поколение находит в нём что-то новое, своё. Да, к беде можно подобрать много
метафор, но почему только к ней? Потому что времена такие? Но почему для этого нужна
именно метафора? Тропов много, хороших и разных! Автор пишет, что случайных времён не
бывает, и каждая пора – это повод критически посмотреть на себя, найти причины многих
проблем и бед в себе. Но одной ли бедой описывается внутренний мир человека, дина-
мика его развития или деградации? И так ли для этого нужны метафоры? В общем, текст
произвёл на меня неоднозначное впечатление, надеюсь, благосклонный читатель найдёт в
стихотворении недостающие звенья, и воспримет во всей полноте и цельности.
Думаю, стихи Валерии заметно выиграют от декламации или мелодекламации.
Послесловие
Делая второй разбор стихотворений для альманаха, я заметил, что все они написаны как-то
простовато, словно и не было Декадентства, Модернизма и Постмодерна. Большинство
стихов соответствует Соцреализму.
В телевизоре и за окном какой-то сюрреализм, СССР тридцать лет как распустили, а корабль
русской поэзии движется всё в том же направлении, не замечая смену флага и собственни-
ков, почему так?
Эпоху в искусстве невозможно создать в порядке канцелярской переписки, как это думают
некоторые культурологи, утверждая, что Соцреализм выдумали в 1934 году, для первого
съезда Союза Писателей СССР. Соответственно и закрыть большой Советский проект невоз-
можно росчерком пера Горбачёва или Ельцина.
Чтобы понять, что это такое и к чему всё идёт, необходим краткий экскурс в историю.
В основе понятия «социалистический» лежит марксизм-ленинизм, созданный на основе
немецкого романтизма, точнее – идеалистической философии Гегеля, восходящего к объ-
ективному идеализму Платона. Получается, Россия идёт в русле одного из двух ведущих
направлений мировой философии и культуры, а не является каким-то маргиналом с перифе-
рии культурной и научной мысли.
Если взять диалоги Поджо Браччолини, Леонардо Бруни - корфеев Раннего Возрождения,
мы узнаем, что причины войн, плохого управления и низких нравов в… плохой латыни и
необразованности пишущих и читающих! Стоит только всем перейти на идеальную латынь
Цезаря и Цицерона, как всё сразу исправится!
Немецкие романтики расширили взгляды на язык ещё больше. Оказывается, благодаря язы-
ку, можно «развоплощать» Прошлое, тем самым меняя его! Но и через изменение Будуще-
го тоже можно менять настоящее!
Согласитесь, что переименование улиц и городов, снос памятников «проклятого царского
прошлого», перенос художественными методами будущих успехов и достижений в настоя-
246 Россия 03.2021 [email protected]
щее, за что Соцреализм так ругают его противники – всего лишь логическое продолжение
философии Платона, идей эпохи Кватроченто и логики немецкой философской и художе-
ственной мысли Романтизма!
В современном инфобизнесе это называется «программированием будущего», «нацеленно-
стью на результат», «мотивацией на успех», но почему-то никого не смущает.
Чтобы точнее понять место Соцреализма в европейской культуре, необходимо вспомнить,
как менялись направления в искусстве 19-20 века.
В 1881 году Ницше сформулировал витавшую в воздухе мысль: «Бог умер». Искусство попы-
талось занять освободившееся место Бога, и появился Декаданс. Пожалуй, самый извест-
ный писатель этого направления – Оскар Уайльд.
В жизнь простого обывателя стремительно ворвались электричество, пылесос, автомобиль,
кинематограф, искусство также требовало обновления и появился новый большой стиль
– Модернизм. Его суть – новизна. В искусство входят новые формы и течения, например,
новаторами-радикалами стали Футуризм в поэзии и Авангард в живописи. Соцреализм – это
одно из течений Модернизма, также направленного на Новизну, на построение принципи-
ально нового общества и культуры. Устремлённый в будущее, меняющий быт и общество не
хуже телефона и аэропланов, он и есть часть этого большого стиля.
После двух мировых войн, с началом Холодной войны и постоянного страха перед ядерным
апокалипсисом, способным уничтожить планету в любой момент, появился Постмодерн –
как отрицание и пародия на традиционные ценности цивилизации и культуры. Ну а что ещё
в такой ситуации могло появиться? В СССР он начинался свежо и оригинально, как «Москва-
Петушки» ещё в 1969 году, но после 30 лет паразитирования вокруг развала СССР постмо-
дерн устал сам от себя. Он передаст пальму первенства новому стилю, но не наследие,
потому что какое же наследие может быть у «симулякра»?
Современную ситуацию с Соцреализмом на Западе иллюстрирует следующая цитата:
Анжелина Лученто: «Раньше на Западе, особенно в США и в Британии, был интерес к соцре-
ализму, но он оставался в рамках очень узкого подхода, связанного с темой официального
тоталитарного искусства. Теперь возникает новый интерес, и очень, я бы сказала, сильный.
Люди стали писать научные статьи, из которых понятно, что источники показывают, что
были дебаты, и никто не мог решить даже в ранние 1930-е годы, что такое соцреализм»
Современный Соцреализм является охранителем классических традиций искусства в закон-
сервированном виде, именно он сохранит и передаст компетенции грядущей эпохе много-
полярного и дедолларизированного мира.
Современные «простые» стихи – это горшочки тлеющих углей, призванных сохранить огонь
Традиции до лучших времён.
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 247
Лексико-семантический анализ
Основное внимание при лексико-семантическом анализе уделяется
слову, словосочетанию, фразе, строке (очень редко – строфе, если
это целое предложение).
Главное – рассматривается бедность языка автора, более подробно
– неудачное применение автором слова, словосочетания, фразы,
строки, учитывая контекст и значение слова, словосочетания, фра-
зы, строки – правильно или неправильно.
Естественно, что такой анализ показывает автору те мелочи, кото-
рые портят стихи.
Однако, если бы при этом критик был объективным, то обязатель-
но сказал бы и об удачных местах, потому что стихи не могут быть
абсолютно плохими – в них всегда можно найти положительные
моменты.
Итак, серьезный недостаток такой критики – необъективность.
Хотя можно говорить и об определенной предвзятости…
А вот главным недостатком такой лексико-семантической аналитики
можно признать отсутствие пристального взгляда на произведение
в целом. Рассматриваются лишь элементы содержания стихов. Не
затрагивается общий смысл и цельная форма произведения. Не
рассматриваются художественные приемы, с помощью которых
автор создавал свои стихи. Иными словами, анализируются мелочи,
внимание обращается на детали…
От редакции
248 Россия 03.2021 [email protected]
Идея и форма
В этой поэтической десятке я я хотел выстроить авторов по ие- Поэзия 10+
рархической лестнице, но оставил это желание. А вот при ана-
лизе стихотворений мной учитывались только идеи и формы. Читайте на страницах 87-96
Виктор Болгов
Стихи этого автора легко читаются, они понятны и очень просты. Точно так же, как идеи этих
произведений.
В БЕЛОЙ ШЛЯПЕ НАБЕКРЕНЬ
Красивое название – заявка на нечто необычное. А в итоге – мало интересного. Идея:
любовь, которую открывает автор в будущей встрече с любимой. Реализация идеи, то есть
форма, – самая простая. К тому же созданная как-то неуверенно, где нарушения ритма – не
самые слабые места. Неуклюжесть – вот как можно одним словом охарактеризовать здесь
авторскую поэтическую речь. К примеру:
Я уже вижу, как мы идём Арсений
Ксешинский
ПРЕДЗИМЬЕ, НАЧАЛО – опять очень простые и ничем не волнующие стихотворения, а ведь
поэзия призвана волновать читателя.
ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ НА ОКНЕ – это уже попытка сказать что-то новое и своё. Однако, как всегда,
начали за здравие, а кончили – за упокой.
Вот пример того, как не надо писать стихи:
Но, ужас в глазах не витает,
Хоть в руки тихонько бери.
Ожившею брошью ли, веткой,.
Что ветер в окно нам принёс.
Неведомой, тайной приметой,
Не жизнь ли пойдёт под откос?..
Летучая мышь не пугает
Нас хохотом дикой совы.
Она по ночам прилетает,
На стон человечьей любви.
Автор вроде набил руку на создании таких простых стихотворений, отражающих его настро-
ение, однако до большой поэзии еще далеко. И всё же перспективы есть...
Владимир Тарасенко
Сразу следует отметить легкость пера этого автора и вполне очевидную ироничность его
стихотворений. Читается легко, никакой запутанности и перегруженности строк какими-то
заумными фразами. Основное качество – сверхупрощенность. Такие стихи прочитал и забыл.
Идеи «Таксиста», «Умереть под пенье птиц…», «Незнакомка из Ростова…» лежат на поверх-
ности эмоционального состояния автора. Вот они:
Опротивела дорога,
Кто б меня куда увез!
И в цветах, под небом белым,
Дивной крымскою весной,
Попрощаться с бренным телом…
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 249
Незнакомка из Ростова,
Напиши мне на «ВК»…
Раньше бы написали, что всё это мелкотемье или безыдейность. Я скажу бережнее: малень-
кие идеи порождают маленькие стихи.
К сожалению, упрощенность содержания дополняется упрощенностью формы. Все три
стихотворения написаны 4-стопным ямбом. И в одной облегченной лексико-семантической
манере. К тому же концентрация художественных приемов на строфу не то что минимальна,
её порой просто нет. Ну, как расценивать один художественный троп на всё стихотворение?
Быть может, как рифмованную прозу? Можно было бы соединить эти стихи все месте и
представить в качестве одного стихотворения под названием «Случайные радости».
К тому же есть у этого автора какая-то небрежность в работе над строкой. Это всё напомина-
ет юношеские опыты написания стихов.
Для примера:
«Для стишков хочу тетрадку…»
«Что живой еще пока...»
«Посвящу тебе я стих»
Однако в стихах автора можно почувствовать учащенное биение пульса самой простой жиз-
ни. И это хорошо!
Дмитрий Тарасенко
Хорошее впечатление производят стихи Дмитрий Тарасенко. Идеи трех первых стихотворе-
ний понятны, к тому же они близки друг другу. Тоска по ушедшей молодости, тонкая грусть
об уходящей жизни, безнадежное желание вернуться во времени назад – в прошлое. Стихи
«Растений парковых цветение…» и «Как мечтаний безгрешных развязка…» более естествен-
ны, как будто сделаны на одном дыхании, что весьма хорошо. А вот стихотворение «Судьба»
проявляет в себе заказной характер произведения. Похоже, что сам автор заказал себе эти
стихи. И создал. И получилось неплохо.
Самые интересные стихи в этой миниподборке, конечно же, «Художнице Майе».
Здесь идея неожиданного влечения или неожиданной любви, которую встречаешь слу-
чайно. Чего-то особенного в этих стихах нет, но есть нечто, что привлекает внимание. А это
сделано очень тонко и мастерски. Следует назвать это изящной поэтичностью.
В итоге надо сказать, что форма стихов этого автора соответствует их идеям. Читать такие
стихи приятно.
Татьяна Джонстон
Такие стихи несут в себе поэзию эмоций, когда мысли путаются, но что-то волнует. Хочется
рассказать миру о своем состоянии, но никакой конкретной идеи нет. Получаются зарисов-
ки с натуры, где главную роль имеет подсознание. Именно оно выстреливает какими-то
странными фразами и словами-символами, которые невозможно понять, да это и не нужно.
Такие стихи можно читать с конца или с середины – результат будет точно такой же, если
читать с начала. И в то же время стихи весьма хороши! Просто стихи-эмоции, где нет идеи,
– это довольно распространенное явление в поэзии. В этом плане очень типичным можно
признать стихотворение «По сквозным коридорам. Беда – не зима…»
Да, в этих стихах нет идей, но зато есть эмоция-доминанта с различными вариациями:
грусть, печаль, тоска. Вот под таким зонтиком и создавались эти стихи в слёзный период рас-
ставания с родным человеком.
Не случайно один из самых излюбленных символов поэтессы – порог, проходящий через все
три стихотворения, представленных в альманахе. Судите сами:
Зияет квадратом остывший порог
у тебя за спиной.
там, у неостывшего порога
любви моей.
несущих нас от бренного порога
Как когда-то (когда, и не помню) ключи
положи мне под коврик.
250 Россия 03.2021 [email protected]