Литературный альманах "Гражданинъ" №3

С открытыми глазами

Несколько лет назад в Туркмении проходили дни Астраханской области. Музыканты Юрий
и артисты под водительством чиновников и депутатов представили культуру региона в Аш- Щербаков
хабаде и Марах. Поездка эта намечалась давно, и по первоначальному замыслу в состав де-
легации должны были войти и писатели. Увы, прецедент так и не был создан – астраханские
литераторы в постсоветское время ни разу не участвовали в поездках в ближнее зарубежье,
с которым соседствует область, – в Казахстан, Азербайджан, Туркмению. Я уж не говорю про
Брестскую область Беларуси, куда частенько снаряжаются наши официальные делегации,
а тем более – про зарубежье дальнее. Это не жалоба, просто констатация очевидного. Тем
более, что удовольствие от поездки было более чем сомнительным: из наших июльских +40
да в каракумские +50…
Я о другом – о причине отказа. Просто изначально планировалось участие астрахан-
цев в церемонии открытия памятника Пушкину на туркменской земле. А поскольку меро-
приятие это почему-то было отменено, то и писатели оказались не нужны. Воистину, Пушкин
– это наше всё! Нет его – и нас нет. Железная логика прагматического времени, где писатели
– что-то прикладное, сиюминутное, вроде фигового листа или овечьего курдюка. Помните
сентенцию товарища Нагульнова из «Поднятой целины» об этих, казалось бы, абсолютно
бесполезных нескольких «фунтах жиру»?
«Это ей (овце то есть) приделано, по-моему, чтобы стыд закрыть».
Правда, дальше шолоховский герой проводил аналогию со своими отношениями с
женщинами. А тут власть. Хотя и власть – слово женского рода! И аналогия здесь не менее
прямая, чем у Нагульнова.
Общество потребления, живущее по законам пищеварительного тракта, до поры до
времени прикрывает срамное место «курюком» литературы. По инерции, по старой совет-
ской памяти, в которой не до конца ещё угасла аксиома, что Россия – литературоцентричная
страна. Впрочем, «до поры до времени» – не точно сказано. Потому что сегодня властные
прагматики новой формации всё чаще недоумённо пожимают плечами: «К чему, мол, ма-
скировать бездуховную суть происходящего? Что естественно – то не безобразно!»
Писатель Михаил Чванов в одной из статей очень точно охарактеризовал современ-
ное отношение власти к писателям: «Нас терпят». Но, говоря шолоховским языком, «тер-
пелка уже вся вышла». То и дело из разных регионов, где местные бюджеты подпитывали
литературную жизнь, приходят грустные сообщения. Из Волгограда, к примеру. А ведь до
недавнего времени наши соседи были примером писательского благополучия – с целевой
книгоиздательской программой, с гонорарами, стипендиями, с гостеприимным домом лите-
раторов.
Областные и краевые власти сокращают или вовсе прекращают финансирование писатель-
ских организаций. Происходит то, что рано или поздно должно было произойти: по закону
государство попросту не имеет права выделять средства на содержание общественных объ-
единений, которыми уже тридцать лет и являются творческие союзы. Деньги теперь можно
выделять только на проведение общественно значимых мероприятий. А поди, докажи
общественную значимость хоть какой-нибудь зарплаты литературных функционеров! Есть,
конечно, примеры иного, доброго отношения местной власти к писателям. Подчёркиваю,
местной, но не общегосударственной.
Тем, кто читает сейчас эти строки, конечно, понятно, что речь идёт не о коммерческих изда-
тельских проектах, а о писательских организациях, которые с разной степенью успешности
борются за своё существование. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Но тенден-
ция, повторюсь, одна: власть всё меньше хочет нас терпеть, то есть финансировать. Причина
проста: думающий «электорат» государству не нужен, а цель настоящего писателя в том и
состоит, чтобы заставлять человека думать, чувствовать, жить не только инстинктами. При-
чём касается это в равной степени и «патриотов», и «либералов».

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 101

Впрочем, об этом я уже много раз писал на страницах «Литературной газеты». Наверное,
был в своих суждениях излишне резок и категоричен. Но по сути – прав. Тем более, что
каждая публикация вызывала многочисленные одобрительные отклики коллег-литераторов.
Причём все они были солидарны в одном: Союз писателей нужен нам всем!
Резонный вопрос: а зачем? Способны ли мы до конца честно ответить: а что, собственно,
хотим сохранить? Писательские организации, как механизм движения и развития творче-
ской литературной жизни? Или себя в литературе, свою особую роль «пастырей», «духов-
ных вождей», «оракулов» с привилегиями, которыми пользовались до «геополитической»
революции 1991 года?
Вернее всего, между этими вопросами поставить не «или», а «и». Потому что, как писал
Достоевский: «Подвижники и правдолюбцы устали, справедливцы притомились и надоели.
От них отмахиваются или только сочувственно улыбаются». Готовы ли мы оставаться «чисты-
ми» альтруистами, бессребрениками, беззаветными героями «литературного фронта»? Или
заветная мечта многих из тех, кто состоят в СП, – и рыбку съесть, и … сохранить тот котёл, в
котором эта рыбка должна вариться? Именно должна, да, увы, уже много лет как не варится.
А, может, это объективно неизбежный процесс? Может, писательство, как ремесло, выроди-
лось и умирает? Исчезли же, к примеру, всякие там щитники, копейщики, мечники, седель-
щики и прочие профессиональные сообщества людей, прежде нужные и важные, а нынче,
в лучшем случае, декоративные! Кому какое дело до какого-нибудь Ивана, который лучше
всех на свете может изузорить конскую упряжь! Имеют ли сегодня хоть какое-то обще-
ственное значение наши литературные споры и выяснение отношений? Да будь ты хоть
самый-разпресамый талант, признаваемый в профессиональной среде, узнает ли об этом
общество? Какое ему дело до выродившегося писательского сословия? Фэнтэзийно-детек-
тивно-порнографическое чтиво – для не разучившейся ещё читать части толпы, рифмован-
ная и нерифмованная заумь – для горстки «эстетов», а всё остальное, то есть традиционная
литература, обществу потребления и на дух не нужно. Потому что не нужно власти. Резон-
ный вопрос: а нужна ли такая власть нам?
Как видите, в этих заметках пока больше вопросов, чем ответов. Убеждён, что большинство
из тех, кто прочтёт мои строки, изо дня в день, несмотря ни на что, честно делают литератур-
ное дело. Все мы, как та лягушка из притчи, упрямо пытаемся вырваться из крынки-ловуш-
ки. В Калининграде, Брянске, Воронеже, в моей Астрахани – везде, где есть литераторы, не
теряющие надежду на спасение. Но делать это всё-таки лучше с открытыми глазами.
Слава Богу, три года назад, после последнего писательского съезда, начался процесс выво-
да Союза писателей России из застоя, разора и организационной немощи! Пришло нако-
нец осознание того, что «наш Союз превращается не в союз писателей, а в союз пишущих
людей». Эти горькие слова придумал не я, а Валентин Распутин в своём выступлении ещё
на съезде 2004 года в Орле. Именно там и тогда бы состояться тому решению, которое было
принято только в 2018! Всему свой срок, в том числе, и возможности «править лёжа на боку»
или, выражаясь языком анекдотов, «до кремлёвской стены»… Увы, упущенного не вернёшь.
Но хочется верить, что вопреки присловью «на отмороженные ноги валенки одевать бес-
полезно», решение, продиктованное здравым смыслом, поможет возрождению творческо-
го союза! Как объяснял смысл стихотворения Корнея Чуковского «Путаница» мой учитель
Валентин Берестов: «Бабочка прилетала, крылышками помахала...» – вот оно, первое
решение, рождённое здравым смыслом! А результат – налицо: «стало море потухать и по-
тухло!». Сейчас, через три года, ясно видно, что крылышками, то бишь, мандатами, делегаты
в пользу Николая Иванова махали не напрасно.
Эти заметки я начал писать задолго до принятия судьбоносного решения о создании Ассоци-
ации писательских и книгоиздательских объединений. Очень хочется верить, что верховная
власть медленно, со скрипом, но начинает-таки поворачиваться лицом к писателям! Потому
что без финансовой и организационной помощи государства нам не обойтись. Если, конеч-
но, мы хотим иметь хотя бы подобие Союза писателей СССР. Навести порядок в организации,
устрожить приём в неё – это даже не полдела, а значительно меньше. Главное – впереди.
Может быть, здесь пригодится опыт соседей?
Несколько раз я был участником международных симпозиумов литераторов «Писа-
тель и время» в Минске. Помню, как мы, представлявшие российские регионы, недоумённо
переглядывались во время выступления председателя Союза писателей Беларуси Николая
Чергинца, когда он, обращаясь к сидящим в президиуме государственному секретарю и
министру информации своей республики, вопросил:
– Гэта как же пражыць пiсьменнiку-беларусу на ганарар ў тысячу еўра? Гэта сапраўны здзек!

102 Россия 03.2021 [email protected]

Может, думаем, чего не так поняли? О каком гонораре в тысячу евро идёт речь?
И почему это – настоящее издевательство? Потом выяснилось, что речь идёт о государ-
ственной книгоиздательской программе, что ежегодно заключается договор между мини-
стерством информации Республики и Союзом Писателей Беларуси, на основании которого
эта программа и финансируется. Книги белорусских писателей печатают государственные
издательства «Звязда» и «Мастацкая лiтаратура» и, как положено, выплачивают гонорары.
Не очень большие, как считает Николай Чергинец. Как говорится, нам бы их проблемы! А
министр информации писатель Алесь Карлюкевич ещё и оправдывается! Резонный вопрос,
который руководство будущей Ассоциации должно в лоб задать властьпредержащим: по-
чему в одной части Союзного Государства у писателей – книги и «ганарар ў тысячу еўра», а
в другой – кукиш!
Ещё в одной соседней республике – Казахстане – Союз Писателей впрямую финан-
сируется государством, в акиматах (областях) благополучно существуют его филиалы во
главе с директорами! При желании можно получить у казахских коллег документы, которые
регламентируют взаимоотношения государства и творческого союза и использовать это в ка-
честве наглядного примера для наших чиновников. Можно, конечно, возразить на это, что в
Беларуси и Казахстане по 800 писателей, а в России – в десять раз больше. Но ведь и Россия
– не Казахстан и не Беларусь. И уже тем более – не Латвия, где, между прочим, в конце 2017
года принят закон о статусе творческих лиц и организаций, по которому государство начало
«оказывать финансовую поддержку творческим личностям в период простоя, когда они не
получают доходов, в первые дни болезни, когда больничный лист покрывает работодатель,
а также в пенсионном возрасте, на частичную оплату лечения и коммунальных услуг. Еже-
годно на поддержку творческих личностей предусмотрено 500000 евро, программу админи-
стрирует Государственный фонд капитала культуры». Об этом с трибуны минского симпози-
ума рассказал председатель Латвийского союза писателей Арно Юндзе, который несколько
лет принимал участие в подготовке закона.
– Мы состарились вместе с ним, с этим законом! – эмоционально закончил он своё
выступление. – Но мы победили!

Когда же мы сможем повторить эти слова по пово-
ду российского закона о творческих союзах и творческих
работниках, который уже 17 лет не может или не хочет
принять Государственная Дума РФ? Вопрос руководите-
лям новой Ассоциации, которым решать эту старую про-
блему.
Хотел уже заканчивать эти заметки, но получил сообще-
ние о том, что администрация Икрянинского района
Астраханской области по предложению Астраханского
регионального отделения Союза писателей России при-
няла решение об учреждении литературной премии
«Песня над Волгой». Конечно, это только капля. Но разве
не капли создали великую Волгу?


Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 103

Василий Тропинин (1833-1882)
Портрет Арсения Васильевича Тропинина,
сына художника

Необыкновенные поэты

104 Россия 03.2021 [email protected]

Лирик и гражданин
О поэте Василии Фёдорове

В семье Вася был девятым ребёнком. Детство и юность поэта прошли в деревне Марьев-
ка Яйского района Кемеровской области. «Поздней мне было странно слышать разговоры о
городе. Я даже не представлял, что можно было жить где-то, кроме Марьевки…»
В 1960-80-е годы Василий Фёдоров участвовал в руководстве журнала «Молодая гвардия»,
был членом редсовета издательств «Художественная литература», «Современник», «Совет-
ская Россия».
Поэт умер от сердечного приступа 19 апреля 1984 года в санатории города Ессентуки, на
третий день после приезда на лечение.
Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище. В 1991 году был установлен надгробный
беломраморный памятник. 
Оценки поэзии Фёдорова сильно разнятся. Так, немецкий литературовед Вольфганг Казак ут-
верждал:
«В стихах, обладающих равномерно-поступательной ритмикой, непостоянством размера
и незамысловатостью рифмы, Фёдоров подробно высказывает широко распространённые
мысли, почти не оставляя недоговорённости».
Совсем в другой тональности писал о творчестве Василия Фёдорова поэт-фронтовик Дми-
трий Ковалёв:
«Он нетерпим к тем, кто приспосабливается к миру капиталистической продажности, миру
гангстерской демократии. Этот мир резким диссонансом врывается в его привычный дере-
венский быт. Цинизм чистогана особенно неприемлем в наиболее сокровенном, в понятии
красоты.»
По мнению прозаика И. Шевцова, в историю русской литературы XX века Фёдоров вошел
как звезда первой величины. Федоров — необыкновенный лирик, певец любви, вознесший
культ женщины до вселенских высот:

О, женщина, От редакции
Краса земная,
родня по линии прямой
той,
изгнанной из рая,
ты носишь рай в себе самой.

Перу поэта принадлежит ряд поэм, в числе которых «Бетховен», «Проданная Венера»,
«Седьмое небо», «Аввакум».
Многие стихи Фёдорова отличаются афористичностью.

И я когда-то думал, что седые
не любят, не тоскуют, не грустят.
Я думал, что седые, как святые,
на женщин и на девушек глядят…

Широкую известность приобрело его стихотворение:

По главной сути
Жизнь проста:
Её уста…
Его уста…

Не теряют актуальности строки о назначении поэзии:

Все испытав, мы знаем с вами,
что в дни психических атак,
сердца, не занятые нами,
не мешкая, займет наш враг.
Займет, сводя все те же счеты,

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 105

займет, засядет, нас разя…
Сердца, ведь это же — высоты,
которых отдавать нельзя.

На малой родине поэта, в деревне Марьевка Яйского района Кемеровской области открыт
литературно мемориальный музей Василия Дмитриевича Фёдорова. Основной фонд музея
состоит из личных вещей и книг. С 1985 года ежегодно проводятся литературные праздники,
посвященные поэту — «Фёдоровские чтения». Решением губернатора Кемеровской области
утверждены литературные премии имени В. Д. Фёдорова.

Василий Фёдоров о творчестве:

Что такое поэзия? Во все времена — это поиск связей между небом и землёй,
между людьми и вещами, между минувшим и будущим....
------------
Сущность ценного познания — это в конечном счёте, познание законов энергии. Поэзия, как
одна из её форм, не является исключением.
Разница лишь в том, что энергию стиха нельзя измерить прибором,
а чувства и разум людей слишком различны.
-------------
По существу, что такое стихи?
Это один из способов передачи духовной энергии от одного человека к другому. Сначала
она познаётся поэтом, а через него и другими.
Исходный материал — слово...
-----------------
Для меня поэт не тот, который пишет стихи, а тот, кто имеет какой-то свой особый взгляд на
мир; не только взгляд, но и мир, дороги к этому миру —
ещё лучше в нём, поэте, — если он даст мне возможность хотя бы прикоснуться к тайне жиз-
ни поэта, к тайне миросоздания...
----------------
Не поступлюсь истиной, если скажу, что как поэт я родился из чувства социальной новизны,
которым в огромной мере обладало старшее поколение. Тут нет моей личной заслуги. Про-
сто это чувство не должно было пропасть. Всё стоящее в моих стихах надо относить на счёт
этого чувства...
-------------------
Любите поэзию! Она ещё никого не испортила...
-------------------
... Мне критик мило улыбается,
бракуя мой любимый стих.
--------------
...поэту вредно замыкаться в самой поэзии. Всякий выход за её пределы для него благо. Чем
больше таких выходов, тем он богаче...
------------------
... После смерти поэта его стихи начинают звучать по-новому. Они перестают
быть только сочинениями, в которые можно вносить правку, а приобретают значение чело-
веческого документа: так было!
---------------------
Я никогда не прибегал к чьей-то непосредственной помощи.
И не сторонник слишком большой опеки молодых. Время от времени я встречаюсь со сту-
дентами литературного института, веду семинары, меня приглашают на высшие литератур-
ные курсы, на всесоюзные писательские конференции, мне пишут письма.
И я всегда предупреждаю молодых поэтов, чтобы они не огорчались, если их ругают. Поэты
часто походят друг на друга, потому что учителем бывает не жизнь, а литературные ассоциа-
ции. Надо больше доверять себе, даже в своих ошибках, и не сбивать себя с пути, который у
тебя есть.
И ещё надо воспитать в себе способность удивляться, воспринимать мир всё время, как
первозданный, чтобы душа не обрастала роговиной.
------------------
У каждого поэта есть свой читатель.
Некоторые поэты уже заранее адресуют свои стихи определённому кругу людей, имея в
виду или их возраст, или профессию, или образование.
Для меня подобный подход никогда не имел значения. Своими стихами я всегда обращался
только к сердцу и уму того, кто встретится с ними, независимо от возраста, образования и
общественного положения.

106 Россия 03.2021 [email protected]

Поэзия - душа отважная

*** * **
Отдам народу сердце, руки, Я не знаю сам, что делаю…
Но только пусть не говорят, Красота твоя – спроси её.
Что я слуга народа… Ослепили груди белые,
Слуги До безумия красивые.
Всегда с хозяином хитрят. Ослепили белой жаждою,
Друг от друга с необидою
*** Отвернулись, будто каждая
Мы спорили о смысле красоты. Красоте другой завидует.
И он сказал с наивностью младенца: Я не знаю сам, что делаю…
-Я за искусство левое, а ты? И быть может, не по праву я
-За левое… То целую эту, левую,
Но не левее сердца. То целую эту, правую…

*** * ** Василий
Ни в благодушии ленивом, Угар любви мне мил и близок. Фёдоров
Ни в блеске славы, ни в тени – Но как смешон тот сердцеед,
Поэт не может быть счастливым Кто составляет длинный список
В тревожные для мира дни. Своих «любвей», своих побед.
Беря пророческую лиру, Марина, Нина, Саша, Маша.
Одно он помнит из всего, Меж тем при встречах, как у птиц,
Что всё несовершенство мира Была с ним всё одна и та же,
Лежит на совести его. Размноженная на сто лиц.
Мне радость выпала иная,
*** Мне жребий выдался иной:
Хочешь ведать, как писалось? Меняясь, но не изменяя,
На душе за жизнь мою Сто женщин видел я в одной.
Всё скипелось, всё слежалось.
Отколю – и выдаю. СЕРДЦА

*** Всё испытав, мы знаем сами,
Ещё недавно нам вдвоём Что в дни психических атак
Так хорошо и складно пелось. Сердца, не занятые нами,
Но вот гляжу в лицо твоё Не мешкая, займёт наш враг.
И думаю: куда всё делось? Займёт, сводя всё те же счёты,
Но память прошлое хранит. Займёт, засядет, нас разя…
Душа моя к тебе стремится… Сердца! Да это же высоты,
Так, вздрогнув, всё ещё летит Которых отдавать нельзя!
Убитая в полёте птица.
** *
** * Цветы, родившиеся ночью,
Заголубели на заре,
-Не изменяй! – ты говоришь, любя. Как будто, порванное в клочья,
О, не волнуйся, я не изменяю. Лежало небо на траве.
Но, дорогая… Как же я узнаю,
Что в мире нет прекраснее тебя? Я вспомнил слышанное где-то,
Что небо, захотев вздремнуть,
Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 Ложится на земную грудь
И отдыхает до рассвета.

107

*** И рассуждаю о поэзии.
Мне сказали: полно, море смоет Смешна мне ваших фраз
Боль обид и пыль земных дорог. Значительность,
Мне сказали: море успокоит Слащавость вашей инфантильности
Ото всех прилипчивых тревог. И ваша бедная начитанность,
Самовлюблённость до умильности.
Вот и море! Вот оно волною Не соблазнюсь
Гальками прибрежными шуршит. Лужёной глоткою.
Ничего, что пережито мною, Но нет вредней и бесполезнее,
Не смывает, только ворошит. Чем замыкание короткое
На этой самой… на Поэзии.
*** Поэзия – не строчка ловкая,
Наше время такое: Что Музой томною подарена,
Живём от борьбы до борьбы. Поэзия – железо ковкое,
Мы не знаем покоя: Когда с него слетит окалина.
То в поту, то в крови наши лбы. Не та, чернильная, бумажная,
Не та,
Ну, а если нам до ста Виньетками увитая,
Не придётся дожить, Поэзия – душа отважная.
Значит, было не просто Для всех семи ветров
В мире первыми быть. Открытая.

*** РАБСКАЯ КРОВЬ
А я когда-то думал, что седые Вместе с той, что в борьбе проливалась,
Не любят, не тоскуют, не грустят. Пробивалась из мрака веков,
Я думал, что седые, как святые, Нам, свободным, в наследство досталась
На женщин и на девушек глядят. Заржавелая рабская кровь.
Что кровь седых, гудевшая разбойно.
Как речка, напоившая луга, Вместе с кровью мятежных, горячих,
Уже течёт и плавно, и спокойно, Совершавших большие дела,
Не подмывая в страсти берега. Мутноватая жижица стряпчих,
Нет, у седой реки всё то же буйство, Стременных
Всё та же быстрина и глубина… В нашу жизнь затекла.
О, как меня подводит седина,
Не избавляя от земного чувства! Не ходил на проверку к врачу я,
Здесь проверка врача не нужна.
*** Подчинённого робость почуяв,
Весёлый, Я сказал себе: это она!
С грустными раздумьями
О трудном хлебе и железе, Рос я крепким, под ветром не гнулся,
Сижу я с вами, слишком умными, Не хмелел от чужого вина,
Но пришлось – подлецу улыбнулся
108 И почувствовал: это она!
Кровь раба, презиравшая верность,
Рядом с той, что горит на бегу, -
Как предатель,
пробравшийся в крепость,
Открывает ворота врагу.
Как лазутчик, что силе бойцовой
Прививает трусливую дрожь.
Не убьёшь её пулей свинцовой
И за горло её не возьмёшь.
Но борюсь я, не днями – годами
Напряжённая длится борьба.
Год за годом, воюя с врагами,
Я в себе добиваю раба.

Россия 03.2021 [email protected]

СОВЕСТЬ
Упадёт голова – не на плаху, на стол упадёт,
И уже зашумят, загалдят, завздыхают.
Дескать, этот устал, он уже не дойдёт.
Между тем голова отдыхает.
В темноте головы моей тихая всходит луна.
Всходит, светит она, как волшебное око.
Вот и ночь сметена, вот и жизнь мне видна
А по ней голубая дорога.
И по той, голубой, как бывало, спешит налегке,
Пыль метя подолом, пригибая берёзки,
Моя мама…
О мама! В мужском пиджаке,
Что когда-то старшой присылал ей из Томска.
Через тысячи вёрст, через реки, откосы и рвы
Моя мама идёт, из могилы восставши,
До Москвы, до косматой моей головы,
Под весёлый шумок на ладони упавшей.
Моя мама идёт
Приласкать, поругать, побранить,
Прошуметь надо мной вековыми лесами.
Только мама не может уже говорить,
Мама что-то кричит мне
Большими глазами.
Что ты, мама?
Зачем ты надела тот старый пиджак?
Ах, не то говорю!
Раз из тьмы непроглядной
Вышла ты,
Значит, делаю что-то не так,
Значит, что-то со мною неладно.
Счастья нет. Да и что оно! Мне бы хватило его,
Порасчётливей будь я да будь терпеливей.
Горько мне оттого, что ещё никого
На земле я не сделал счастливей.
Никого! Ни тебя за большую твою доброту,
И ни тех, что любил я любовью земною,
И ни тех, что несли мне свою красоту,
И ни ту, что мне стала женою.
Никого! А ведь сердце весёлое миру я нёс,
И душой не кривил,
И ходил только прямо.
Ну, а если я мир не избавил от слёз,
Не избавил родных,
То зачем же я, мама?..
А стихи… Что стихи?!
Нынче многие пишут стихи.
Пишут слишком легко,
Пишут слишком уж складно…
Слышишь, мама, в Сибири поют петухи,
А тебе далеко возвращаться обратно…
Упадёт голова –
Не на плаху, на тихую грусть…
И пока отшумят, отгалдят, отвздыхают,
Нагрущусь, настыжусь, во весь рост подни-
мусь,
Отряхнусь
И опять зашагаю!

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 109

ГУСИ ***
В те дни, когда горят леса О, как быстро
Огнём нежарким увяданья, Время мчится!
Когда разбудит небеса За плечами за моими
Гусей отлётных гоготанье, Города меняют лица
Когда гортанный дикий звук И становятся чужими.
Внизу гусынь встревожит важных, - Как найти
Тогда стада гусей домашних, Места свиданий,
Волнуясь, сходятся на луг. Где мы в юности любили?
Здесь на лугу, как в смутном веке, Их теперь громады зданий
Они шумят, они галдят Под собой похоронили.
И машут крыльями в разбеге, Как лосось
Как будто тоже полетят. Пройдя стремнины,
Но сытым небо не даётся… Вспоминая путь недавний,
И, пошумев какой-то срок, У воздвигнутой плотины
Идут домой. И раздаётся Бьюсь я памятью
Гусынь довольный гоготок. О камни…

* ** ***
Угар любви мне мил и близок. Не пора ли,
Но как смешон тот сердцеед, Не пора ли
Кто составляет длинный список Нам игрушки собирать.
Своих «любвей», своих побед. Мы все игры доиграли,
Марина, Нина, Саша, Маша. Больше не во что играть.
Меж тем при встречах, И в любви
Не портить крови,
как у птиц, Ибо знаю наперёд,
Была с ним всё одна и та же, Что количество любовей
Размноженная В качество не перейдёт.

на сто лиц.
Мне радость выпала иная,
Мне жребий выдался иной:
Меняясь, но не изменяя,
Сто женщин видел я в одной.

110 Россия 03.2021 [email protected]

***
Что за чушь
Слышу я,
Как не стыдно лгать,
Будто жены мужьям
Не дают дышать.
Вот моя
Не корит,
Будто не грешил.
Как приду, говорит:
— Ну-ка, подыши!..

*** * **
Как умру, По главной сути жизнь проста:
Моё забудь ты имя. ее уста...его уста
После ласк Она проста по доброй сути,
В полночной тишине пусть только грудь
С лучшими, чем я… прильнет ко груди.
Да, да, с другими Весь смысл ее и мудр и прост,
Говорить не надо обо мне. как стебелька
Жёны о мужьях, Весенний рост.
Чтоб стыд утишить, А кровь солдат?
Нежно говорят, других любя. а боль солдатки?
Мне, А стронций
Когда случалось это слышать, В куще облаков?
Больно было так. То все ошибки
Как за себя. Все накладкти
Если спросят, И заблуждения веков
Что так мало жил я, А жизни суть,
Ты в своём ответе не таи Она проста:
То, что я страдания чужие Ее уста...
Принимал всё время Его уста..
Как свои.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 111

Человек подмостков

Все материалы литературному альманаху «Гражданинъ»
предоставлены дочерью поэта – Евгенией Жуковой

Андрей Они входили в литературу кучкой, как положено по традиции. «Заозерной школой». Выпу-
Анпилов стили в конце 80-х книжки, обыграв свои имена на латинский манер – просто, без фамилий
– «Игорь», «Виталий», «Геннадий». Читателями ожидался классицизм – ожидания обману-
ты: «заозершики» – романтизм во весь рост.

Время перестройки располагало к риску и удаче – получалось все, что не складывалось
раньше ни при какой погоде. Жуков публикуется в альманахе «Весть», рядом с «Москвой –
Петушками», Л. Губановым и т.д. И не теряется в соседстве.
Помню чью-то статью, кажется, в «Воплях», кажется, И. Роднянской – о ростовчанах. И. Бон-
даревский проходил там как бас, поэт-гражданин, минорщик. В. Калашников – тенор, лирик.
И Г. Жуков – любимец критикессы – как владеющий полным регистром.

Послушаем, что за регистр.
Нижний план – урловый городской дворик, страна убогого происхождения, немая безумная
мать-родина.

Ты лелеяла, нянькала глупую душу мою,
Дворовая родня – обиталище тасок и сплетен…

Обличительный, глубокий трибунный тон, на «у»:

…гляжу я и вижу в гробу
Этот двор, этот ор, этот быт, эту сточную глотку…

Ну, ниже некуда. И с нижней ноты голос стартует вверх:

Я люблю вас, и я ненавижу, мне право дано,
Я из наших, из тутошних, я из своих, я отсюда…

Верхний план – любовь, нежность, бережность:

Я слово, словно вещего птенца,
Выкармливал полжизни с языка,
Из клюва в клюв: такая ты, такая…
Дыханьем грел: такая ты, такая…

Чудится в покое – какой-то элемент соблазна. Остается вопрос и сомнение в подлинности
доступного счастья и красоты.
И поэт не удерживает свое небо, голос падает. И мир – словно колокола – звенит всем со-
ставом в падении.
Геннадий Жуков – прямой наследник богоборческой поэзии Лермонтова и Маяковского. Но
просто сказать так – общее место. Все черным по белому - в стихах.

Ведь это, Господи, я сам, ведь это же я сам
Такое слышу по ночам. Такое по ночам…
Какая мука, Боже мой, здесь в темени ночной
Терпеть прибойный шквал сонат,
притиснувшись к стене,
Владея лишь одной струной…

112 Россия 03.2021 [email protected]

Есть чувство духовной необъятности, избытка стихийных сил при ограниченности человече-
ского удела, стереофоничности мира, но постигается, воплощается его многоголосье в стихе
– отрицанием. Душа уязвлена мировым страданием, говорит «нет».

И он оглядел эту даль, эту ширь,
Да, он оглядел и сказал: «Это плохо!»…
…………………
Я в Европу захлопнул окно…
…………………
И захлопнул второе оконце…
…………………
И закрыл я послушно глаза…
…………………
...И в последний,
Уже распоследний черед,
Я увидел Великую Тьму.
И сказал я как старец: …уже не пойму.
И спросил я, как мальчик в пустынном дому:
Что же делать мне здесь одному?

Лирический герой мучается, ищет помощи и помощи не приемлет. Смирение и общая вера
недоступны ему. (Или доступны обманчиво, как кажется ему, легко). А силой – «на глотку» –
того, что жаждется – не взять.
Есть великая поэзия в таком духовном ключе: «Книга Иова», «Демон», «Облако в штанах» и
т.д. Вот и наш современник, бывший, как и все мы, советский человек, – берет на себя само-
званно, как принято поэтами, харизму пророка и бросается на вечные стены.

Мне велено сказать, и вот я говорю:
Жизнь хороша, и каждое мгновенье
Жизнь хороша, и больше ни шиша,
А там, в конце – и тело, и душа –
Лишь прах и пар. И это утешенье…

Слабое утешение, что не будет воздаяния. Но поэт (т.е. Фалалей) только манифестирует себя
атеистом. Он верит – да как Иван Карамазов блаженства, купленного слезинкой, не при-
емлет. Маяковский в подобном случае стягивал на себя весь грех мира – объявляя себя то
самым великим грешником, то тринадцатым апостолом, то мессией. Жуков примеривается
к самому Создателю:

Когда бы я был при рождении мира,
Когда б я стоял над котлом мирозданья,
Когда б улыбнулся в предчувствии пира
Над нечто, еще не обретшим названья…
Но где же я был, когда Некто сурово
Сказал без улыбки над бездною слово?..

Веселья, любви и счастья нет в мире – упрекает поэт Создателя-Отца. Но есть ли они в по-
эте?

И я, ухватившись руками за щеки,
Тяну свои губы, как рыбьи молоки –
До скрипа – в растяжку – от края до края –
Ему улыбаюсь – лицо улыбая…

То есть – почему я такой? Читатель вообще-то знает, что в мире радость есть – из собствен-
ного опыта. Но для байронического поэта – то, что не вечно и опровергаемо во времени –
того нет, то иллюзия.
Вот он укоряет верующих, что вера их и покой – куплены задешево, по расчету. Что, кстати,
часто – правда. Но нередко – совсем не так. Не важно.

Просто поется ему – в разрыве, в оставленности, в обиде, в ревности к Творцу. И совсем не-
известно, что угоднее небесам – слепая вера или зрячая дерзость. Между прочим, стилисти-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 113

ческий учитель Жукова Арсений Тарковский – поэт обиды и сиротства. Но там, где у Тарков-
ского – грозное смирение, Жуков – юродствует и скоморошничает, боли не терпит.
Ведь Геннадий Жуков – бард, артист, человек подмостков. Наверное, Геннадию неизвестно
имя каталонца Жоана Мауэля Серрата. Ну, так я того слушал, переводил – мне известно.
«Пуэбло бланко», да и многие другие песни – культовые в испаноязычном мире. Коло-
кольная монотонность, харизматичность, сарказм, антиклерикализм, нежность, цыганский
взрыд, мощь личностная и творческая – Господи, думаю – да вылитый Жуков.
Вот кто Жукову компания – испанский Фауст, мудрый Дон -Жуан, философ и бродяга. При-
морские таверны, оливковые рощи, выжженая солнцем земля, звездное небо – естествен-
ная среда обитания.
На севере, в Москве, в Питере Геннадий немного уличный оркестр «латиносов». Несколько
ни к селу, ни к городу. Экзотика – что. Вроде и не плохо. Проблема поэтической уместно-
сти элементарна – за последние десять лет сменилась акустика. Бывало рыкнешь в одном
конце страны – слышно до Камчатки, а то и до Австралии. Ныне не то – словно асфальтовый
каток проехал по ушам поколения. Желают смешного, комплиментарного, утешительного –
ностальгия по совку, в конце концов. У молодых – свои интонации, настроения. Было дело
– Жуков заявлял себя рок-бардом – да видно, надо было быть идеологически проще, чтобы
хипповые массы к тебе потянулись. Чья это проблема? Времени. Лет через пять – десять
дойдет срок до ностальгии по 80-м – все наши окажутся на гребне. Надо ли это поэту?
Не надо это поэту. В изменившемся мире медийных технологий, пиаров, раскруток – Жуков
жил и живет именно как поэт, кустарь одиночка – на земле налегке – подхватил гитару и в
путь. Эта уязвленная, язвительная, вопрошающая, нежная поэзия обязана быть в воздухе.
Хотя бы как пример неприземленности, неуспокоенности, дерзкого сострадания, любви,
боли.
А заочных «жуковских» поклонников, исполнителей его песен я встречал Бог знает где – в
Хабаровске и в Сочи, в Сан-Диего, Рочестере, Хайфе и Берлине. Есть куда махнуть к своим.
И вы хорошие, вы очень неплохие.

Геннадий Жуков

114 Россия 03.2021 [email protected]

Мне велено сказать

УТЕШЕНИЕ ФАЛАЛЕЯ увиливать от скрюченных перстов,
выслушивать нагорние тирады,
швырять – на гениальность! – трояки,
Мне велено сказать, и вот я говорю, увязывать суповые листки
Что вы хорошие, вы очень неплохие.
Но «эль» и «эр» родного языка в венки из магазинных лавровишен...

Вы в детстве перепутали слегка. Но стук. Он еле есть. Он еле слышен.
Услышав «храм», вы повторили «хлам»,
И ждете в хлам сошествия Мессии. Очередной не помнящий родства,
не помнящий себя, он говорит
Любезные, во хлам к вам не сойдет Господь. слова:
Вы хлеб сносили в хлев, сливали кровь в криницы,
Вы рвали плоть с молитвой о любви. – И днесь, и вечно, и сегодня...
Вы спутали «давать» с «давить». Вам удавиться Чуть теплый, как оплывшая свеча,
Привычней во сто крат, чем удивиться. он еле произносит, еле стоя,
так, словно позабыл: – Ты знаешь кто я?!
Страх заменил восторженное «ах!». И в комнату проходит, волоча
Я говорю: не спеться вам, но спиться
Во хламе на крови. дерьмо собачье и Крыло Господня.

Мне велено сказать, и вот я говорю, КОМОС. САТИР Геннадий
Что жизнь бессмысленна, увы, но хороша. Жуков
Жизнь хороша, и каждое мгновенье И поздно радоваться и,
Жизнь хороша, и больше ни шиша! быть может, поздно плакать...
А там в конце - и тело и душа - Лишь плакать хохоча и хохотать до слез.
Лишь пар и прах, и это утешенье. Я слышу горб. Ко мне вопрос прирос.
И я пришел, чтобы утешить мир. Я бородой козлиною оброс.
Утешься, мир, нет в небесах отмщенья. Я в ноги врос. Я рос. Я ос. Я «эс»
Но прежде, чем великое забвенье напоминаю абрисом своим.
Охватит мир, изъеденный до дыр, Я горб даю погладить и полапать.
Вам жрать навоз и гной цедить из рек. Я грозди ягод вскинул на рога,
Провидел Босх библейские кошмары, я позабыл, где храм и где трактир –
Но Босх - не Бог, нет в Боге Божьей кары, и что же есть комедия, Сатир?
Ведь проклят человеком человек. И в чем же есть трагедия, Сатир?
И я не добр, и зла я не держу. Я спутник толстобрюхих алкашей,
Вы все хорошие, вы очень неплохие. наперсник девок пьяных вдрабадан.
Вы ждали в хлам сошествия Мессии - Я в грудь стучу, как лупят в барабан,
Вот я пришел... И вот я ухожу. и рокочу всей шкурою козлиной,
и флейту жму, и выпускаю длинный
И ТОТ ВЕЛИК, И ЭТОТ… визгливый звук, похожий на кукан.
И на кукане ходит хоровод,
И тот велик, и этот – видит Бог – и пьет, и льет мясистая порода.
я бы тому и этому помог, И что же есть комедия, народ?
когда они приходят вымогать И в чем же есть трагедия народа?
названья? званья? чинопочитанья? ...Смотри, смешно, мы все идем вперед,
Чего? Чего здесь ищет божество комедия, мы все идем по кругу,
в моем дому? причастия? признанья? и трезвый фан в кругу своих забот –
Я так от гениев устал, от их затей, что пьяный фавн, кружащийся по лугу...
от их плаксивых жен, от их детей, …Смотри, смешно, сюда ведут дитя –
от топота и крика в коридоре. комедия, веселенькая штука –
Оставьте же меня я вновь ее увижу час спустя,
она повиснет на руке у внука...
за письменным столом –
убогого – в ничтожестве моем!
Оставьте же, я сотворяю море,
я сотворяю горы, я устал
кивать в ответ на пьяненький оскал,

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 115

О, шире круг, поскольку дело швах! ДРУЗЬЯМ
В чем наша цель, не знает царь природы.
Меж тем – и ах! – проходят наши годы А идите вы к черту с вашей версификацией!
в хмельных целенаправленных трудах. С вашим
И все страшней, все шире, все быстрей,
и дудка воет, как над мертвым сука: ладом неладным,
лишь мертвый выпадает из цепей, хореем и ямбом нескладным,
а лица веселей и веселей. с вашей пломбой на сердце,
Но, боже мой, какая мука... с александрийским апломбом,
Вот в трезвом опьянении ума с вашей темой готической
бредет старик, заглядывая в лица, и снулым холодным стихом!
по тощей ляжке хлопает сума, – Боже мой! – говорю я, –
он позабыл куда ему крутиться. пока мы надменные лиры наладим,
Он смотрит так, как будто виноват, эта женщина, этот подкидыш
он спрашивает, словно трет до дыр: в пустой электричке,
– Так в чем твоя комедия, Сатир? будет длиться и длиться в пустой электричке
– А в чем твоя трагедия, Сократ? меж холодным стеклом
и сивушным дурным мужиком...

ПИСЬМА ИЗ ГОРОДА. ГЕНИЙ – Боже мой! – говорю я, –
по всевышней поденной привычке –
Раскрой свое железное крыло будет, зябко нахохлившись,
и помавай над сталью и бетоном – тупо глядеться в окно
здесь в недрах гулких, в чреве монотонном, эта женщина, эта ворона...
в холодном эхе долгих анфилад
родился твой неоперенный брат. Считать перегоны
Овей его покатое чело и читать полустанки, солидно нахохлившись,
и осени перстами с перезвоном.
Се брат твой, Гений! но
Он, как теплый воск, глядеть из угла,
из лона матери сошел на чрево мира. как нашкодивший малый ребенок
Здесь будет он оттиснут, как просвира, – смотрит длинное, скучное взрослое наше
воспримет воск эпохи, блеск и лоск, кино...
и мудрость – цвета зрелого сапфира! – Боже мой! Неужели же нам все равно!
да, мудрость граждан – словно бы сапфир – С нашей мыслью готической
он обоймет и будет мудр, как мир. и заостренным стихом,
Так осеняй, пока не вышел срок – с нашим словом аттическим,
не отросло, в пушистых завитушках, где царит, словно в римском каре, железный
перо. Он будет возлежать в подушках закон.
крылом в тюфяк, зубами в потолок. Как пробиться в ее одиночество,
Он будет хлюпать ночи напролет в холод космический –
гундосыми слюнявыми слогами, за стекло, за предел, за барьер –
он к «лю» и к «ля» диезы подберет в отраженный вагон?
и вытрет стенку квелыми ногами. Там, в другом – отраженном – вагоне,
Так три пройдет, и тридцать лет пройдет, ее волосы рвутся о кроны.
и выйдет срок: Там, в другом – отраженном – вагоне,
он сопли подберет, колошматят ее светофоры.
и пустит слюни, и в восторг придет, В пристяжном эфемерном вагоне
когда войдет – в заштопанном и сиром – сквозь нее пролетают столбы.
любовь его и утку поднесет, Боже мой...
и удалится клокотать сортиром... Что могу совершить я хорошего,
И – подавившись собственным клистиром –
он – в простыне запутавшись – умрет, кроме –
избранник века – полный идиот – попросить пересесть,
в гармонии с собой и с этим миром. чтобы бешеный встречный скорый
не хлестал,
не считал бы ее,
как штакетник кривой, разноперый –
когда вылетишь прочь из седла
этой жизни катящейся...
этой многоколесной судьбы...

116 Россия 03.2021 [email protected]

КТО ТАМ?

Кто там? Черт или брат –
мой гений голодный,
чайная моя, азиатская моя судьба,
прости моей бабушке помысел неблагородный –
эту авоську с морковью,
эту картошку и сдобные эти хлеба...

Блюдца красивые и
невозможно красивые шторы,
голь перекатная, дух мой голодный, прости!
Сколько она потеряла в пути
сквозь мужские наши раздоры.
Реки молочные и кисельные горы,
новые платья и неспешные разговоры
столько раз грезились в этой военной пустыне,
в этой пустыне, где ворон обугленный стынет,
в этой избитой пироксилиновой оспой степи!

...Спи... – говорю, – бабушка, спи...
Голь перелетная, конь мой безбожный
перила грызет у порога.
...Спи... – говорю, – бабушка, спи...
Я попрошу тебе хлеба,
хлеба и теплой постели у Бога.

Кто там? бог или сват!
Слышишь – хлеба еще немного!
Слышишь – пока мой каурый гложет порог –
хлеба еще немного и теплой постели!
Прости мою бабушку, бабушкин Бог.
Прости мою маму, бабушкин Бог...

Столько они не доспали. Столько они не ели...


РЕЧИТАТИВ О НОЧНОМ ВЫПАСЕ

...очнулся и сказал: чертовы трамваи!
Геннадий

1
Ночи беззвездной литая десница гулкою чашей лежит на глазницах. Спичку зажгу – все лег-
че, все лучше! – опознавательный факел заблудших.
Черное небо все глуше, все ниже. Агнец в подпалинах рыжих дрожит меж ладонью и серд-
цем, как дека дутара. То к сердцу, саднящему, словно саднящая рана, прильнет исступлен-
но, то дрогнет и ринется прочь. И кличет, и кличет надменную мглу: где моя мама? Кто моя
мама? ...Ушла на закат отара. Ночь.
Ночь гулкою чашей лежит на глазницах. Коня моего умыкнула степная весна – на травах
настоянных пьяных кровей – кобылица! Не тронь меня, агнец… Хватит с меня чабана… Не
тронь меня, агнец тихий! Не тронь! Ушла на закат отара. Лежу в чабреце, как обломок кен-
тавра, – сбросил меня конь!
2
В общем – простое дело. Сбросил – как голову тело. Бремя ему голова моя. Тяжкое бремя.
Этой отаре заблудшей – я пастырь слепой. Ах, забери меня, клан мой – трамвайное племя!
Я здесь – из города. Я здесь – изгой.
Горе! Не то, что на влажной лошажьей спине на скаку, на бегу – я на степи этой буйной

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 117

сидеть не могу! Горе... Колеса, достойные лавров и многие лета, колесовали кентавров на
лошадей и поэтов. Так и живем... Уже вечность живем одне – в смутном родстве, и в смутной
вине...
3
Друг мой, собрат, если станет коню невтерпеж – конь твой уйдет – ты другого коня не
найдешь. Друг мой, собрат, если канет отара к закату – стадо посеешь – такую же ночку по-

жнешь! Ночку – ни зги! – встретишь навзничь,
как город в развалинах. Все возвратимо – по
кругу, по ободу – все! И у судьбы колесо. И у
истории колесо. Лишь у свободы четыре точе-
ных ноги. А у любви – и того-то! – лишь крылья
в подпалинах.
4
Не тронь меня, агнец тихий, не тронь.
Агнец светлый! – слетай,
там – за бездною ночи – огонь.
Там очерчен магический круг на холмах,
где лепечет костер о семи языках.
Там чабан – будто посох чабаний носат –
из трубки сипатой сосет самосад.
Там подпасок в ладони зажал уголек,
чтобы я свое сердце саднящее пеплом прижег.
Скажи им: я слышу –
трава врастает мне в спину.
Скажи им: я знаю – нет ног у меня.
Скажи, пусть вернут мне мою половину.
Коня мне – пугливого, словно крыло вдохнове-
нья!
Коня мне. Полтела отдам за коня!

ТОТ РИМЛЯНИН, ТОТ СКИФ, ТОТ ИУДЕЙ.
Тот римлянин, тот скиф, тот иудей.
Тот эллинства, тот варварства дичится...
Ах, вечный искус кровию гордиться –
былым отцов, величием корней...
Мое рожденье кануло в веках.
Я тем кичусь, что нечем мне кичиться.
Все семь пророков – семь моих кровей
галдят во мне на разных языках.
О, сколько их намешано во мне:
сармат и скиф, татарин и варяг,
азовский турок, грек из Таганрога –
я русский сын великого народа –
котел кровей на медленном огне.
Вот сколько их замешано во мне!
Сармат и скиф, и эллин, и варяг...
Я ваш ковчег, собратья по планете.
Меж медленных огней тысячелетий
кровь, выкипая, тянется, как стяг!

118 Россия 03.2021 [email protected]

ПРЕВРАЩЕНИЕ В АМФОРУ

Две стройных ноги обовью голубою туникой
и влажною глиной две стройных ноги обовью.
– Ты помнишь, как степь оплетает сосну повиликой?
Ты помнишь, скифянка?

– Я помню, гончар. Я терплю.
Две стройных руки возложи на высокие бедра,
я славное тело из глины родосской слеплю –
в нем можно стоять пред царями надменно и гордо!
– Ты знаешь, скифянка ?

– Я знаю, гончар. Я терплю.
Я глиною стан твой скую, а в высокое горло,
как мед драгоценный весеннее эхо волью,
и брошу зерно, чтобы эхо в тебе не прогоркло.
– Потерпишь, скифянка?
Ты терпишь, скифянка?

– ...терплю

ПИСЬМА ИЗ ГОРОДА. УЧИТЕЛЬ

А. Брунько

1

А я вам и вина налью,
и хлеба дам, и теплым льном укрою:
придумайте нам некое такое,
ну, что-нибудь не здесь, где жрем, и эс и прочее ура...
Урла прожорлива, хипы торчат в траве,
интеллигенция – хлоп твою ать! – поет,
Тот, кто грядет – никак не догрядет.
И опиум – религия народа,
поскольку быть счастливой и сейчас
желает сумасшедшая порода – горилла лыАНсаовяыс. ыптьняынйыс. оАня. еще не пьян. глуше...
И Бог уже не спас. И голос глуше,

А я вам и вина налью, 2
и рот утру, а вы мне – Бог со мною –
в лоб тычьте пальцем и «ля-ля» с женою,
которая меня вам предпочла... Ночь улеглась в пепельнице меж бычков и окурков,
А я с огрызком старого весла мается дождик протяжный, как «господипомилуй»,
за вашей лодьей поспешу ладьею, как тебе художник? Как тебе, милый,
вослед пущусь, и вслед со зла меж агнцев Божьих и полудурков?
не буду щурить очи за спиною. – Да так, – говорит, – эх ма!
...а вы сулите кур и индюков, Махну – говорит, – на...

да прочих перистых и прочих оперенных, Свистит. Ковыряется в левом ухе.
да коз сисястых и в меня влюбленных, Кашляет забавно так: кхе-да-кхе...
да приживалке – доброго осла... – Да так – говорит, – вертухай на вертухe,

А я смертельно жирный, как диван, как мух на мухе.

диван промял торжественною тушей... Ночь улеглась в пепельницу...
А он подносит к лицу десницу четырехпалую:
– Дай, братец, рупь, стишком побалую...

«Жил за морем Лель
Красивый, как ель,
И белых берез белей.

Не шут королей –
А Лель из Лелей

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 119

Биография

Жуков Геннадий Викторович – поэт

Родился 4 сентября 1955 года в Ростове-на-Дону.
Профобразование официальное – Химико-радиотехнический вуз.
Служба в ПВО 1973-75гг. на границе с Ираном. От рядового до командира взвода. Специаль-
ность-химик разведчик 3 кл, инструктор дозиметрист радиационной и химической разведки
и дозиметрического контроля. Спецподготовка по боевым искусствам с подпиской о «непри-
менении» на 13 лет.
Геннадий жил в Танаисе, Ростове-на-Дону, Москве, Санкт – Петербурге.
С конца 70-х. жизненной школой и своими университетами Геннадий считал Танаис - архео-
логический музей-заповедник.

Книги стихов:
1989 г. «Колокольный конь», издательство «Моло-
дая гвардия», Москва
1993 г. «Конус». Дания.
1989 г. «Эпистолы», Ростовское книжное из-
дательство
2005 г. переиздание «Эпистолов»
2008 г. «Не ходи сюда,мальчик»
Публикации:
1988 г. Альманах «Истоки», издательство «Моло-
дая гвардия», Москва
1988 г. публикация в журнале «Новый мир»
1989 г. Сборник «Весть», издательство «Книжная
палата»
1998 г. Литературный альманах «Август», издатель-
ство «Московский дворик»,
Москва, стр . 192-204
1990 г. Сборник «Ростовское время»
1990 г. Сборник «Граждане ночи. Неизвестная
Россия», Издательство СП «Вся
Москва».
2002 г. Сборник «Мир Поэзии», издательство газета
«Высокая печать»
2002 г Альманах «Международный форум поэзии»,
издательство «Московский
писатель»,
2006 г № 1-2 Литературный журнал «День и Ночь»,
издательство ООО «День и
Ночь», Красноярск
Перепечатка в «Русском журнале»
Страница памяти:
Журнал «Радуга», февраль 2009 г, Киев
Журнал «Ковчег», май 2009 г, Ростов-на-Дону
Сборник «Душа Танаиса», археологический музей-
заповедник Танаис.
Альбомы песен:
«Красноярский», «Казанский», «Перекресток»,
«Ростовский».
Фильмы:
«Здесь под Античным небом Танаиса», режиссер Л.
Рублевская, оператор Э.Кечеджиян.
«Кочевник», режиссер Л.Рублевская , оператор
Э.Кечеджиян.
«Геннадий Жуков», режиссёр В.Сумбаев,
оператор А. Доронкин

Тот факт, что многое новое и молодое грелось в Танаисе, в поисках свободы для развития,
говорит о том, что музей тогда был действительно островком будущего. «Ноевым ковчегом»
в тонущей стране. И Валерий Федорович Чеснок – директор музея, как адмирал ковчега.
Ведь все это было под его руководством, он тщательно оберегал всех художников, поэтов,
музыкантов и просто «свободно мыслящих» от КГБ и проверок, устраивая Жукова (и те
только) на работу сторожем, электриком, археологом, придумывая отписки и справки для
органов. Заверяя своей подписью и сильно рискуя.

120 Россия 03.2021 [email protected]

Один из отцов-организаторов поэтического объединения «Заозерная школа».
Образовалось в г.Ростов-на-Дону на рубеже развала СССР. Неформальные, скандальные,
«непечатные», в борьбе за свободу слова и мысли, в лице - Геннадий Жуков, Виталий Ка-
лашников, Игорь Бондаревский, Любовь Захарченко, Александра Брунько.
К «Заозерной школе» присоединялись многие поэты неофициального Ростова 70-90 –х
годов.В наше время объединение расширяется и пополняется молодым поколением.

Справка: «Название произошло от «Озерной школы»- поэтического объединения романтизма в Англии конца 19 века».

Геннадий – бард, игротехник, методолог, заведовал кафедрой
художественной литературы в Университете методологии знаний (Москва).
Член Союза Писателей России, член Академии Поэзии (Москва). Руководитель театра эли-
тарных искусств, автор международного проекта Автор-Уникум (Юнеско).
Сольные концерты Геннадия и в составе «Заозерной школы» проходили по всей стране.
Участник жюри различных фестивалей авторской песни.
Основоположник жанра, известного теперь как «бард-рок».
На фестивале авторской песни в Старом Осколе 95 года создал мастерскую «бард-рока».
11 сентября 1987 года в Ростовском Театре Юного Зрителя состоялась премьера рок-драмы
«Собаки», поставленная режиссером Владимиром Чигишевым. Стихи для либретто
написаны Геннадием Жуковым. Рок-драма стала классикой жанра. Ей рукоплескала публика
Германии, Франции, Турции, Мексики, Японии.
Спектакль 15 лет не сходил с мировых сцен. Он сыгран около 400 раз.
Художественный руководитель музыкального, художественного, театрального проекта
«Дионис-Катарсис-Крым», прошедшего в 1992 году в Крыму.
Сегодня тысячи людей говорят стихами. Его стихами. Поют его песни.
Умер Геннадий 2 декабря 2008 года. Похоронен на Недвиговском кладбище. Рс музеем-за-
поведником Танаис.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 121

Рано ушедшие

Иван Ендогуров (1861-1898)
Начало весны

Преждевременный уход

122 Россия 03.2021 [email protected]

Не слабый лучик
О Вике Бурцевой и её поэзии

Виктория Юрьевна Бурцева (21 января 1968 – 19 января 2020) – москвичка, выпускница Мо- Ольга
сковского государственного педагогического института им. Ленина по специальности «Рус- Флярковская
ский язык и литература», член Московской городской организации Союза писателей России,
член Творческого Клуба «Чернильная роза» при МИКК «Особняк купца Носова» (Москва).
Автор поэтических сборников «Задушевные разговоры» (Москва, 2016) и «Соловушка»
(Коломна, 2020), а также множества поэтических публикаций, неоднократный победитель и
призёр международных, межрегиональных и сетевых конкурсов.
Накануне Благовещения 2020 года вышла в свет вторая книга русской поэтессы Виктории
Юрьевны Бурцевой «Соловушка».
Небольшой сборник бережно подготовлен и выпущен коломенским издательством «Се-
ребро слов» в качестве приза за победу на Международном конкурсе «Восхождение».
Это событие стало огромной радостью для нас, читателей и почитателей поэзии Виктории
Бурцевой. Радостью, смешанной со слезами. Потому что сама Виктория так и не смогла по-
держать книгу в руках, провести тонкими пальцами по её титульной странице, вглядеться в
неё, задать главный вопрос любого автора: а всё ли получилось так, как я хотела?.. А как поэт
и как человек Виктория Бурцева была очень и очень требовательна к себе.
Она не увидела своей книги потому, что на Крещение она умерла.
Мучительный процесс осмысления этого оглушительного факта для меня, человека, лично
знавшего Вику, ещё не завершился. Он превратился в глубокий тихий диалог с ней самой, с
её потрясающими стихами. Простыми – как проста любая душа перед Богом и сложными,
как сложна эта душа для окружающих её людей, ибо она, душа, есть великая тайна за семью
печатями.
Вика была поэт. Не просто человек, хорошо интерпретирующий написанное до него, грамот-
но следующий сложившимся канонам стихосложения, а поэт. То есть человек, вскрывающий
словом чужую душу, причиняющий словом боль. Изгоняющий из души что-то мусорное,
серое, грязное... Поступающий как древний экзорцист, чтобы наполнить душу вездеприсут-
ствием Бога, Его нематериальным огнём. Человек, властно заставляющий тебя взглянуть на
мир другими глазами.
Не отсюда ли эта обжигающая энергия, эти обнажённые образы, этот – почти всегда – кон-
фликт с миром в её стихах, конфликт, находящий выход по ту сторону земного измерения.
Есть в её стихах этот непреложный вертикальный вектор, это дыхание Неба.

***
Хорошо помню, как Вика впервые переступила порог Творческого клуба «Чернильная роза»
при московском Особняке В.Д. Носова, что в Замоскворечье. Это был 2013 год, ещё не
было Крыма и Украины, ещё были живы близкие и дорогие люди... Как много их покинуло
нас за прошедшие годы!.. Вика вошла в наш круг решительно и одновременно очень тихо.
Она была какая-то пронзительно другая, чем все мы. Сейчас я понимаю, что Вику отличала
духовная опытность, осведомлённость в том, о чём большинство из нас имело довольно
смутное представление. Вика не только отлично знала церковно-славянский язык и вообще
была человеком весьма эрудированным (история, палеонтология, орнитология, химия,
философия – вот темы многих её стихотворений) – она долгое время работала в церкви и
даже жила в Горненском монастыре. Вику отличала от нас её «взрослая» духовность.
Её все мы зауважали и искренне полюбили. Всё началось сразу с высокой ноты.
Девически стройная, светловолосая, остроумная, она обладала мгновенной реакцией, могла
одной фразой отразить комизм сложившейся ситуации или её трагическую высоту.
Между нами как-то сразу, без предварительного «приглядывания», родилось глубокое до-
верие.
В январе 2015 года последовала наша совместная поездка на Вологодчину. Помню наши с
Викой задушевные разговоры (именно так, «Задушевные разговоры», называется первая
книга Виктории, увидевшая мир в 2016 году). Впрочем, эта задушевность была особого
свойства, какая-то... аскетическая, что ли. Благодаря Викиной внутренней осанке, умению
держаться со всеми людьми, не переступая личных границ, абсолютному отсутствию в ней
фамильярности и пошлости, общение было очищено от множества пустых или скользких
тем.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 123

***
Наше творческое содружество в Москве ещё только складывалось, многие из нас вернулись
к перу после большого перерыва, накопив опыт жизненных переживаний и творческую
энергию. Каждый пришёл со своей генеральной темой. Тему Вики я бы назвала так: поиск
Бога в себе и в каждом человеке. Такие искания не могут быть ни лёгкими, ни приятными.
Это труд огромный, требующий сил и самоотречения. Для него нужна особая зоркость гла-
за... И терпение.
«Терпеливость – свойство женщин России», – говорила Вика в стихах. И сама была – тер-
пелива. Это свойство очень помогало ей в её другом таланте – вышивании. Вика много лет
профессионально вышивала золотом. Созданные её руками иконы, воздухи, священни-
ческие и диаконские облачения, покровцы для аналоев, закладки для Евангелия служат
украшением храмов и монастырей России и Зарубежья, они есть в храме Христа Спасителя и
даже во Вьетнаме...
Метафорически насыщенные стихи Вики нельзя назвать простыми для восприятия – её
удел, её ниша – высокая сложность, предполагающая интеллектуальный и душевный труд со
стороны читателя. А совершенно особый властный звук, фонетическое напряжение соответ-
ствуют большой внутренней экспрессии.
Вика не писала стихов от вполне понятного желания что-нибудь высказать, срифмовать, по-
лучить удовольствие от стихосложения – поводом для творчества служили самые главные,
переломные жизненные ситуации и вопросы, требующие предельно интенсивного прожи-
вая, осмысления.

Таково великопостное путешествие на мо-
литву в Синайскую пустыню в «Прощёном
воскресенье» – древний обычай монастыря
на Святой Земле, где, видимо, и сам старец
Зосима подвизался когда-то.
Таков старик из «Последнего снега», наблю-
дающий свой последний февральский снег
из инвалидной коляски
Или вот эта картина из «Одуванчиков»...
Сезонное обезглавливание жёлтых просте-
цов, наблюдаемое детьми из окна приюта,
вырастает в этом тексте до трагических
масштабов, до страшной метафоры уничто-
жения человеческого в человеке, которому
отказано судьбой в главном – в оберегаю-
щей силе материнской любви. Тема детства
(«Одуванчики», «Золотая рыбка», «Метель-
ный вальс») решается Бурцевой с неженским
мужеством и философской глубиной...
Существенно важным для Вики было осмысление судьбы и назначения современного
сетевого поэта. Они вырастали для Виктории Бурцевой до ответственного обобщения: «мы,
неизвестные поэты». Она говорила от лица нас всех и, кажется мне, заслужила это право...
Вообще, тема поэта и поэзии, корневой связи Слова с явлениями природы, жизни, даже ми-
стики – можно сказать, никогда не переставала волновать Вику Бурцеву. Она всем сердцем
отзывалась на таинственные вибрации Слова, стихи шли к ней мощно заряженным потоком,
она словно стояла в их потрескивающем электрическом вихре, распластав руки навстречу.
Такое медитативное общение со Словом делает поэта визионером. Чуткий пеленгатор, он
считывает и проговаривает многое из того, что приуготовила ему судьба. Вот только понятно
это становится – не сразу... Не берусь судить, насколько остро Вика ощущала свой скорый
уход. Совсем незадолго до внезапной кончины она строила планы, готовила подборки, жда-
ла книгу и новую публикацию в журнале...
***
Профессиональный филолог, Вика имела любимые, «филологические», мотивы. Ах, какие
стихи она посвящала Книге, именно так, с большой буквы! Вот и повествование о гибнущей
на её коленях подобранной книге – прекрасном белом лебеде, втоптанном в грязь, вырас-
тает до глобального цивилизационного обобщения. Не одна книга навсегда сложила свои
страницы, но целая Эпоха Книжного Слова приходит к своему закату. Безжалостные дети
Букваря легко выбрасывают на помойку ставшие ненужными семейные библиотеки...
В этом мире книжных тем и мотивов Вика была своя. Вот по этой причастности Слову, «ужа-
ленности» его тайной, она искала и находила себе друзей.

124 Россия 03.2021 [email protected]

Особая заслуга поэта Виктории Бурцевой – её патриотическая, гражданская лирика, высокая
и чистая.
К этой группе я отнесла и её невероятный по лирической красоте псковский цикл, с которого
ещё до нашего знакомства началось моё погружение в творчество Бурцевой. Её «Комари-
ки», «Отдалённому пению севера...», «Земля Псковская» – сокровища, лежащие под спудом
читательского неведения.
Я жду того часа, когда псковские стихи Виктории займут по праву своё место в рядах лучших
поэтических строк об этом крае аистов и озёр, черноголовых чаек и зарослей диких люпи-
нов...
Особо надо сказать о том, как читала свои стихи Вика. Напрочь лишённая ощущения соб-
ственной значимости, рисовки – она соединяла в своём чтении взволнованность и глубокую
внутреннюю тишину, доносила слова из сердца и до самого сердца. И сама она была вся
как на ладони, такая родная для всех нас в эти моменты... Замечательные чтецы не раз и не
два озвучивали Викины стихи, добавляя в них и ярость, и посыл, а мне... всегда хватало её
тихого голоса, её скупых, но предельно наполненных движений, её искреннего взгляда.
Стихи о России – важнейшая тема для Виктории Бурцевой, для понимания её сильной,
внутренне цельной личности. В них главное – сила преображающей любви. Таковы её «Вы-
мирающие деревни», прекрасный цикл «Земля Псковская», таковы её завораживающие
ритмом и образностью «Ведьмины ирисы».
Словно по осыпающимся мшистым ступеням шагаешь ко входу в сказочное царство-государ-
ство, и жутко, и сладко от предчувствия тайны.
Вещим, светлым, произрастающим из сокрытой от случайных глаз земли – родины касати-
ков-ирисов и гусей-лебедей, было и поэтическое творчество Виктории Бурцевой.
Как все настоящие русские поэты, Вика Бурцева была солью Земли Русской, причастницей её
тайн, её заповедного языка. При этом она остро чувствовала нерв времени. Одна из очень
немногих, она нашла ключи от сегодняшнего дня, отразила духовные искания и трагизм на-
чала XXI века. А стихотворение «Метельный вальс» – её кредо, её духовное завещание.

В снежных картинках, в метели увиденных,
Вдруг открывается:
Это – любовь, а не то, что обыденно
Ей называется,
Это Господня частица нетленная.
С каждым попутчиком
К нам пробивается Света Вселенная
Слабеньким лучиком.

Таким вот Лучиком для тех людей, кто её знал и любил, кто читал её стихи, была и сама
Вика...
Её вторая книга «Соловушка» ждёт своего читателя.
Как это и странно, и грустно, и здорово, что белые крылья книги взмахнут вслед поэту и про-
должат его полёт на Земле.

Март-апрель 2020 г., Москва.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 125

И воспламенился терновый куст

Виктория Прощёное воскресенье Это дворник, как идол языческий –
Бурцева Краснолицый и рыжеволосый –
Памяти Станислава Золотцева Тарахтящей косой электрической
Одуванчики косит и косит.
Достопамятное преданье А потом эти смятые, лишние,
Различимо в пыли веков, Миру светлый дарившие лучик,
Как монашеское дыханье Собирает головки поникшие
На страницах патериков: В неприглядные блёклые кучи.
Брату брат поклонялся в ноги Смотрят дети, как вряд ли случалось вам
На пороге монастыря, На цветы, что ещё не упали,
«Ты прости меня ради Бога!» – И такой необъятною жалостью
В сокрушении говоря. Кто-то их пожалеет едва ли.
Шли пустынники, с коркой хлеба Всё б отдали – приютские ходики,
Целый мир унося в горсти Медвежонка и красную лейку –
В край, где дюны целуют небо Лишь бы жил хоть единственный, родненький
И песком шелестят: «Прости!..» Жёлтый цветик на тоненькой шейке.
Быть прощённым – такое счастье! И накопленный всеми обидами
Шелест мантии – крыльев плеск. Жизни, к ним безразлично-жестокой,
Каждый третий не возвращался В горле ком нарастает, пропитанный
Пасху праздновать на земле... Терпкой горечью млечного сока.
В наших узких душевных кельях А в сердчишках, трепещущих бешено,
Не монашеский дух живёт, Так и рвущихся к этим цветочкам,
Только русскому сердцу цельно Увядает любовь неокрепшая
Полюбился обычай тот – Несплетённым пушистым веночком.
Повиниться, чтобы простили. И глядят эти девочки, мальчики,
Что злопамятство? – Мелкота. Породнившись душой с сорняками,
Испытующий взгляд пустыни Как безвинно казнят одуванчики
Можно выдержать только так. Под заборами и гаражами.
В наготе самоукоризны
Я глотаю солёный рай: Золотая рыбка.
«Ты прости меня ради жизни, Из детского дневника войны
Утекающей через край!»
И дивлюсь, что вчерашний недруг Сентябрь. Через сутки начнётся блокада.
Благодарно в ответ поник: Аквариум выменял брат для сестры –
И пустыня бывает щедрой, Нежданная радость, невинная радость,
Если в недрах таит родник. Прощальная радость военной поры.

Одуванчики Пульсирует алое тельце катушки*
И рыбка парит между трав и камней –
Смотрят маленькими одиночками «Не правда ли, чудо!» – в восторге девчушка
Из оконца приюта, что рядом, И мама, и брат улыбаются с ней.
Всё спалив диатезными щёчками …………
И недетскою скорбностью взгляда. Октябрьский паёк с целлюлозой – пожуй-ка!
Смотрят, как на беду предстоящую: Война выгрызает осколками след,
Там, где двор от уныния вымер, Стучит метрономом. Обнявши буржуйку,
Одуванчики зябко таращатся Бодрится девчушка двенадцати лет.
На ослепший к их горестям триммер. ………….

126 Россия 03.2021 [email protected]

Но следом – ноябрь, лютей и угрюмей, Комарики
Последние искорки сводит на нет.
«В квартире напротив от голода умер Из цикла «Земля Псковская»
Художник Билибин – известный сосед». Д*Ж*
………….
Под самыми окнами рвутся снаряды. Вечерами в эти лётные дали,
Какая там рыбка – тут гибель сама! В эти северные выси без сна
На стылую глыбу тяжелые взгляды, Комариной неизбывной печали
Предсмертные взгляды кидает зима. Упирается тугая струна.
………….. Облачённая таинственной свитой
На кухне – ни крошки и высохли кружки, В эфемерный горностаевый плащ,
Давно ни братишки, ни матери нет. Я иду, сопровождаема сюитой,
Лежит у окошка седая старушка, Переигранной в безудержный плач.
Больная старушка двенадцати лет. Величаюсь горделивой осанкой –
……………. Точно манией величья больна! –
А солнце смешинкой искрит по ошибке, Уклоняюсь от объятий росянки
В осколочный выщерб сочится вода, К пухлым коврикам кукушкина льна.
И вот оно – чудо: оттаяла рыбка На сквозном ветру зудящей тростинкой
И плавает сонно меж кубиков льда... Зубы ломит и за сердце берёт
……………… Вдохновение жалейки с волынкой –
Таков у земли этой дух непокорный, Голос плакальщиков гиблых болот.
Что даже средь крошева взорванных пней И когда, моей напоенный кровью
Питает ростки из разбитого корня Поезд свадебный срывается в путь
И смерть не одержит победу над ней. И клубится над твоим изголовьем,
……………. Песня крови возбраняет уснуть.
«Мой город старинный, мой город волшебный, Провозившись до рассвета мишенью,
Одетый военной кольчужной бронёй, Ты уверишься, что цель высока,
Омойся водицей глубинной, целебной, И отпущенницу кровосмешенья
Сверкни куполов золотой чешуёй!» Не поднимется прихлопнуть рука:
Это я к тобой подаренной воле
Отдалённому пению севера... Комариною царицей лечу;
К этой заводи и к этому полю
Из цикла «Земля Псковская» Не измеришь ты болезненных чувств
Высотою ноты в каждой кровинке,
Отдалённому пению севера Слюдяным крылом поблёкшей вдали,
Заторможенный утренник внемлет, Глубиною нашей русской глубинки –
Слабый луч осязает рассеянно Терпеливейшей к укусам земли.
До весны присмиревшую землю,
И лежит она с миною кислою...
То ли пасмурен, то ли задумчив
Небосвод собирается с мыслями,
Заплетая косматые тучи.

Будто он вспоминает усиленно Равноапостольная
О какой-то серьёзной утрате,
Наблюдая, как треплется, вылиняв. Из цикла «Земля Псковская»
Поздней осени нищее платье.
Ольге Флярковской

Я сегодня проснулась болезненной, Путаясь в повилике, где семена легки,
Не в себе, как и эта природа, Вышла Пскова к Великой – встретились
Ощущая лопатками лезвие две реки.
Бритвы этого времени года. Полную чашу с краем сосен, болот, озёр
Режет холодом впадины щёк она Жадно в себя вбирает княжича пылкий
В те минуты, когда через силу взор.
Выползаю из дымного кокона Дышат сырым привольем сумрачные
Поэтессы личинкой бескрылой. леса,
Но не надо являться провидицей, В утлой лодчонке – Ольги северная краса
Чтобы чувствовать, стоя на горке: В душу гусиным криком плещется:
Далеко и насквозь стало видеться. на-ре-ки!
И дышать – обжигающе-горько. Крыльями над Великой встретились две
руки.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 127

После в девичьих песнях будет искать покой, Rara avis
Но ни в единой веси не обретёт такой
Девы, изрядной станом, мудростью, правотой – А я и вовсе иная птица...
Той, что княгиней станет, а через век – святой. Игорь Царёв
Не попрекайте казнью, пеплу судьёй не стать,
Смерть причинили князю – смерть воротилась Резкий ветер от болота
вспять. С холодом пришёл,
Смысл бытия утерян, льнёт к пустоте рука, Я листочек из блокнота
Древним тотемным зверем душу грызёт тоска. Грею за душой,
Глуше ивана-чая только плакун да сныть...
Таинство очищает всё, что молве не смыть. А на нём – стихотворенье,
Высится колокольня псковского кирпича Ветряная стынь –
Там, где княгине Ольге явлены три луча, Хитромудрое творенье,
Где при речном слиянье лбы валунов грубы, Что твоя латынь:
Где в зоревом сиянье встретились две судьбы.
Выросла до обета женская вдовья грусть, Пусть его забанит сервер,
Ясным христовым светом всю облекая Русь. Забубнит борей –
Улетит оно на север
Соловушка С логикой своей.

протодиакону Не журавль и не аист,
Николаю Филатову. (Исх. 3.2) Не спорхнёт на ток –
Нет, из этой rara avis
Близится пора, но не слышно птицы, Вряд ли выйдет толк.
У которой в горле – живой кристалл,
По лихим ветрам, по глухим границам Слышу я, когда надсадно
Заплутал мой лапушка, заплутал. Свищет аквилон,
В полнолунье даль окликает дали, Как трепещет лист тетрадный,
А за тою далью – ещё одна... Но как счастлив он!
До рассветных сумерек так и давит
Эта вопиющая тишина. И когда – с дрожащим, тонким! –
Встану у реки –
Порскнет белым воронёнком,
Вспугнутым с руки.

Из великой жалости, не иначе, Памяти Бориса Пастернака
Нам Господь соловушку дал посла –
Разум замолчит, а душа заплачет, Коснулась древесных вершин
Даже если тернием поросла. Закатная сталь биссектрисы,
Как и почему заставляет плакать Косыми клинками прошив
До надрыва, до колотья в груди Пурпурную грудь барбариса.
Перьевой комок с прутиками лапок, За семь драгоценных минут
Что в упор с налёта не разглядишь? Слабеющим зрением нега
Видно, с этим тивканьем и доныне Спешит возвести в абсолют
Память родовая ещё сильна, Скупой иероглиф побега.
Как смолкал пра-пра..., уронив дубину, Поверила так бы и я,
Позабыв преследовать кабана. Огнём купины опалённа,
По Великой, Малой и нежно-Белой Что встроена суть бытия
От росы черёмуховой Руси В сосудистый шифр червлёный,
Соловьиный лад ручейком-пострелом Что дерзкий побег естества –
Прожурчит-проплещет-проголосит. Возвышенный и горделивый –
Заклинаю мглу с полосой рассветной: Возможно упрятать в слова –
Зазвучи, соловушка, зазвучи! Порывом? Надрывом? Прорывом?
И неопалимые эти ветви Что всякий, грядущий судить,
Воспалят претрепетные лучи. Немедленно будет оправдан,
Вот он, прилетел! Наблюдаю в щёлку: Залит из пробитой груди
Отдышался маленький Златоуст, Чернильной кровавою правдой.
Запрокинул клюв, засвистал-защёлкал... При сполохе ржавой зари
И воспламенился терновый куст Вникаю в жестокую тезу,

128 Россия 03.2021 [email protected]

Где каждая строчка горит- Укатили без бравады и фобий
Рубцуется бурым порезом, За палаточным житьём-бытиём,
Где избранные типажи Отыскать надеясь в Северной Гоби
В безмолвии и многословье Неизвестное науке зверьё –
Способны творца пережить, Будто мир без допотопных уродов
Его возгораясь любовью С трёх китов сорвавшись, может упасть...
О, творче чернил и начал, А теперь – они истратили воду
И всадников бледных квадриги, И три дня не выходили на связь.
Для смертных ли ты создавал Ждут они: а вдруг из лунного круга
Сии сокровенные книги?! К ним ворвётся вертолёт, и тогда
...Карминовым ладаном тлел Не утратившим доверие другом
При полном небесном накале... Утомлённо улыбнётся звезда.
...Чей отблеск на дачном столе Вспоминают про родные морщинки,
Уколется веткой в бокале... Про московские комфорт и тепло –
Ведь на ломаных путях и тропинках
Птица Не считали, сколько раз им везло.
Попирается ногами, Скоро в небе вертолёт засверкает,
С неизбежным примирясь Сгоряча запляшет пыль, и тогда...
При последнем содроганье – Но пустыня – беспощадно-чужая
КНИГА, втоптанная в грязь! Человеческой природе среда.
Что-то трепетное, птичье Постепенно их искать перестанут,
Рассыпает переплёт, Подсчитав осиротевшие дни...
Даже в гибельном величье Всё мне видится – к пастушьему стану
Устремляясь в перелёт. Потихонечку выходят они.
С неба сорванную птицу Ночь уставила глазницы пустые
Я с земли приподняла: На московский беспечальный уют,
Вот измятые страницы – Тишина. И только звёзды пустыни
Два изломанных крыла, Старой матери уснуть не дают.
Скоро судорога стянет
Эти рваные поля, Оптические «опыты
Нехорошими вестями из семи одиночеств»*
Переполнится земля...
Ну, а вдруг покажет силу, Изначала по жизни сложилось само:
Очень скоро, может быть, Эгоистка, но ближних вполне возлюбя,
Тот, кто сможет дух бескрылый К параллельным мирам в допотопном трюмо
Вдохновеньем победить?! Подходила – и видела только себя.
Но пока – невозвратимо, С любопытством голодным мерцающий зрак
Маргиналам не чета, В тусклом омуте потустороннего дня
Пробегает мимо, мимо Режиссировал фокус, и делалось так,
Тот, кто книжек не читал. Что зерцало в ответ созерцало меня,
Я не знаю, что мне делать – И вводило в гипноз, и влекло, а затем
Среди солнечного дня Ледяная симметрия тыкала лбом
Умирает лебедь белый В умноженье ошибочных взглядов и тем –
На коленях у меня... Недалёкий прогресс в измеренье любом –
И язвительный свет начинала струить,
Звёзды пустыни. Многократно дублируя мой неуспех,
И с размаху из рамы на раны мои
Песня о палеонтологах Как корыто, выплёскивать дьявольский смех.
...Им на сборы был единственный вечер, Раздражалось стекло, словно узнанный тать,
И они не пригласили, устав – И ходил ходуном галереи оскал –
Так, небрежно отзвонились: «До встречи! Анфилады неслись надо мной хохотать
Представляешь, нас включили в состав!» В королевстве кривых одноглазых зеркал!

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 129

Мастер билатеральных иллюзий, ответь, Перекликаются поля
Что мне сделать, чтоб радуга мыслей Их фразами крылатыми:
зажглась,
Чтоб от звонкой пощёчины лопнула твердь, «Дыр-р-рявым кор-р-раблём на мель
Чтобы вспыхнули-брызнули искры из глаз?! Кор-р-рма зимы посажена!
Как кра-аденая кар-р-рамель
Не пугаюсь осколков – они не к беде, Запр-р-рятан фирррн в овр-ражинах!»
Это прыгают зайцы свободы шальной,
И на помощь спешат отраженья людей Всё с глузда стронула весна:
Из огромной толпы у меня за спиной. Струится речь нетрезвая,
Тропа – и та наводнена
* Выражение заимствовано из индивидуалистической И чертами, и резами.
философии Ф. В. Ницше.

Грязная весна Спалённых рукописей прах,
Водою талой движимый,
Льдинки осколками крошатся колкими, Бурлит в канавах и умах
Гнёт их тепло, словно гну – крокодил, Сезонным чернокнижием.
Робкие крокусы дрогнут под ёлками,
(Даже не помню, кто их посадил!) Петушок

Грузнет в сугробе сокровище тайное, Бледнеет свод ночных небес –
Грязнет, коль панцирь водою не стал, Кругом такая красотища!
Сам себе высмотри, что там оттаяло – Укройся в птичник, под насест,
Грядка, надгробие и пьедестал. И затаись – тебя уж ищут...

Тщетно скрывается мокрыми ямами Но не до пряток петушку,
Всё, что так тщательно прятали мы, И под насестом не сидится:
Солнце вгляделось – и сделались явными «Кука-а-заря-я-любо-овь-реку-у...» –
Мелкие страсти циничной зимы. Клокочет в горлышке у птицы.

Вот так не пруха старухе-процентщице – Рассвет волнует петушка!
Вмиг разбазарила все закрома, Он под лучом, что чуть угадан,
Ветер линялою белкою мечется, Переливаясь, засверкал,
Словно от гона сошедший с ума. Как леденец под детским взглядом,

В шкуре плешивой и солнечной рыжи вши Взлетел и затрубил как мог
Роются, словно твой царь – в голове, Зарю, стоящую в преддверьи!
С радостью выживших! выживших! Тут в воздухе мелькнул мешок,
выживших! Салютом разлетелись перья.
Даже в постыдном своём торжестве. С забора сдёрнула рука
Жестоко – с пеною и кровью! –
Мартовский бестселлер На суп дурашку-петушка,
Зарю смешавшего с любовью.

Обрушив на голову высь Семирамида
С капелями хворобными,
Такие крылья пронеслись, И взял Господь Бог человека, и поселил
Что все поджилки дрогнули. его в саду Едемском, чтобы возделывать
Тимпан у каждого в груди, его и хранить его.
А хвост – похлеще веера:
Грачи взялись за перья – жди Быт. Гл.2 Ст.15
Весеннего бестселлера!
Спиралью – вверх! и камнем – ниц! Неисчётный сезон подряд
И все карнизы каркают! – Без оттяжки и без поблажки
Какое хлопанье страниц Расцветает эдемский сад
В библиотеке парковой! У подъезда многоэтажки:
Да что там парки – вся земля
В сотворчестве с пернатыми, Только вещие кущи тронь –
Лаватеры, пионы, маки
Под протянутую ладонь
Льнут с доверчивостью собаки.

130 Россия 03.2021 [email protected]

У садовницы бел висок: Ничего у Бога не случайно
Вдовья долюшка остудила, В жизни – от начала до конца:
Ей бы дачной земли кусок, Яблоки под снег уносят тайны,
Да племянница отсудила. Как и неподвижные сердца.
И не верит слезам Москва...
Ну так что ей за наслажденье Вымирающие деревни
Кроме прочих, переживать
За зелёные насажденья?! На земле богатырской, древней,
Ездит «скорая» на порог Где затерян былинный след,
С херувимским благим шуршаньем – Вымирающие деревни
Но жалеет покуда Бог Увеличиваются в числе.
За адамово послушанье. Отсыхают на дубе ветки,
Да сосед, коль не пьян в дугу, Вместо каждой – корявый шрам,
Суеты напустив для вида, Упокоились наши предки,
Сокрушается на бегу: Приобщившись к богатырям.
«Ты всё садишь, Семирамида?» Жили истово, без фантазий,
Что на это в ответ сказать? – Пахарь пашне был как жених –
Ничего. Но порою грустно Знать, брезгливо сравняли с грязью
Глянут мальвовые глаза Ту землицу потомки их.
И зелёные пальцы хрустнут. Только схлынуло половодье –
В безответной её тиши Исподлобья глядит земля
За земные труды наградой Сквозь непаханные угодья,
Вызревает зерно души – Сквозь несеянные поля.
Зарожденье иного сада. Оглянись в стороне равнинной:
Непременно уколют глаз
Яблоки Укоризненные руины –
Город вытянул жизнь из вас!
Осень студит пальцы для острастки: Здесь бы церкви поправить крышу,
Это время года – уважай! Той, что сложена на века –
Вымерли садовые участки, Да какой бы работник вышел
Вывезен последний урожай. Из последнего старика?
Маленькая дачная аллея А на прошлой, страстной неделе
Зябнет в блёстках снежного венца, Бабка Марья сползла в сенях,
Ледяные яблоки алеют, Санитары к ней не поспели,
Словно неподвижные сердца. Ведь дорога-то как квашня...
Убраны лопаты у соседки, Не явились на тризну детки –
А сосед уже листву пожёг... Кто сидит, кто не хочет сам,
Яблоки шарахаются с ветки Разобрали сирот соседки –
Прямо в первый глупенький снежок. Двух котов да слепого пса.
Мельба, Жигулёвка, Изобильный, Люди добрые, помяните ж!
Семеренко, Богатырь, Апорт – Мастерицей слыла она...
Всё собрали, а его забыли, Так и тонет, как древний Китеж
Этот поздний горемычный сорт. Наша русская старина.
Созревал хозяйскою усладой, Захоранивают богатства
Как всегда, последним – к холодам. Недра россыпью золотой –
Сердце билось в организме сада, Видно, время пришло расстаться
Как не биться больше никогда. С этой сказочной простотой.
В грудь не достучишься кулаками,
Сердцу не прикажешь: «Оживи!»
Раз оно заледенело в камень,
Раз оно застыло без любви.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 131

Великие

Валентин Серов (1865-1911)
Портрет Николая II

Они шагнули
в историю

132 Россия 03.2021 [email protected]

Концерт Высоцкого
Отрывок из книги «Барды»

Школьные и студенческие годы моего поколения прошли под доминантой бардовской пес- Юрий
ни, самого массового и демократического вида искусства и народного творчества. Отече- Бондаренко
ственная попса, засорившая сегодняшние теле- и радиоэфиры и все концертные площадки,
еще не родилась. Советская эстрада была достаточно помпезной и идеологически смодели-
рованной, и в ней выделялось только четыре-пять классных исполнителей, отличавшихся от
остальных внешними и голосовыми данными.
Молодежь в шестидесятые годы предпочитала проводить досуг в походах, а не на средизем-
номорских курортах. Развлекательные центры и ночные клубы успешно заменяли вечера
самодеятельности и танцы в школах, вузовских, заводских залах и домах культуры. И любую
вечеринку или поход как школяров, так и более старших соотечественников невозможно
было себе представить без гитары и песен.
Из уст в уста, в тетрадях «в клеточку» передавались друг другу песни кумиров тех лет: Булата
Окуджавы, Юрия Визбора, Ады Якушевой, Александра Городницкого, Владимира Высоцкого,
Сергея Никитина…
Клубы самодеятельной песни имелись практически в каждом городе, вузе, при заводах.
Институт КСП был рожден оттепелью, стал наиболее ярким детищем шестидесятых годов,
настоящей школой демократии, сыгравшим определенную роль в подготовке советского
общества к кардинальным политическим изменениям.
Волей Судьбы мне довелось встречаться и даже дружить со многими выдающимися барда-
ми, чьи песни до сих пор любимы людьми разных поколений и не потеряли своей остроты и
актуальности.
Впервые Булата Шалвовича Окуджаву я увидел в 1964 году на вечере военной поэзии в
Московском дворце пионеров на Ленинских горах (теперь Дворец творчества молодежи на
Воробьевых горах). В небольшой аудитории на сто человек, куда набилось в три раза больше
народу, Окуджава читал стихи. Это было захватывающе! Многие из этих стихов потом Булат
Шалвович исполнял под гитару. Я до сих пор считаю, что Окуджава всегда не пел песни, а
декламировал свои стихи под придуманное им гитарное сопровождение. Все, что услышала
и узнала страна из уст Булата Окуджавы в шестидесятые-семидесятые годы, было как глоток
чистого воздуха. В более зрелом возрасте, к сожалению, из творчества Окуджавы ушла про-

стота и доходчивость. Желание быть
оракулом, сложившийся вокруг него
«культ личности» оторвали его от мас-
совой аудитории, сделав элитарным
певцом и «пророком» для достаточно
узкого круга фрондирующей интелли-
генции.
Но его ранние стихи и песни страна
помнит и знает «назубок» и в наши
дни.
В институте им. Губкина, где я учился,
был замечательный клуб интересных
встреч «Кругозор». Заводилами в нем
были Артур Эйдельман и Николай
Манаенков. Кто только не выступал
в нашем институтском зале, какие
только киноновинки там не крутили,
какие известные спортсмены к нам
только не приезжали!
Я, активный участник КВН, самоде-
ятельности, студенческого театра,
влился в эту команду и организо-
вывал вместе с друзьями интерес-
нейшие встречи. Например, удалось

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 133

разыскать друга и биографа К.С.
Станиславского – Григория Кристи,
который куда лучше Ираклия Ан-
дроникова рассказывал о великом
реформаторе театра. Помню, уда-
лось уговорить выступить у нас на
клубном вечере Цицилию Львовну
Мансурову – блистательную актрису,
работавшую и со Станиславским, и с
Вахтанговым.
Однажды, в 1967 или 1968 году, на
вечер профессорско-преподаватель-
ского состава удалось пригласить
Владимира Семеновича Высоцкого.
В этом полностью заслуга Артура
Эйдельмана, обхаживавшего Высоц-
кого несколько месяцев. Честь вести

этот вечер-встречу с опальным тогда актером и певцом-бардом выпала мне и еще одной
девушке, к сожалению, имя которой утерялось в файлах моей памяти.
Я же встречал его на улице у института. Владимир приехал на такси, с ним, естественно,
была гитара в тряпичном чехле. Он запоздал минут на двадцать, и мы почти бегом понес-
лись по коридорам «керосинки» к столовой в левом крыле здания. По пути в каком-то из
кабинетов мы оставили короткий черный плащ Владимира. Уже при входе в зал столовой
Высоцкий спросил: «Промочить горло есть?». Я ответил, что все готово и после концерта все
будет в порядке. «Организуй-ка сейчас, если можешь»,- попросил Владимир.
Я успел передать Артуру Эйдельману эту просьбу, и вышел к микрофонам. Все участники
вечера расположились за столиками с легкими закусками и вином, а Владимира мы усадили
за специально подготовленный стол для гостей.
Я объявил: «У нас в гостях артист театра и кино Владимир Высоцкий»,- и добавил: «С гита-
рой!». Раздались слабенькие аплодисменты. Ведь «живьем» Высоцкого практически никто
из вузовских преподов не видел. Да и на ректора, Владимира Николаевича Виноградова, с
опаской поглядывали – как он будет реагировать.
Я пригласил Высоцкого к микрофонам. Однако Владимир обратился к залу с просьбой раз-
решить ему петь за столом. Возражений не последовало. И мы быстро подтащили к гостево-
му столику два микрофона. Тут и Артур подоспел с бутылкой из-под нарзана, в которой, как я
догадался, была водка.
Владимир начал говорить. Его голос с хрипотцой завораживал, и казалось, что ты слушаешь
рокот моря, а не голос человека. Как ведущий вечера я не нашел другого выхода, как при-
сесть за стол к певцу. И вовремя.
Высоцкий закашлялся и выразительно глянул на меня, прямо как Хлопуша в «Пугачеве». Я
быстро налил почти полный стакан жидкости из нарзановой бутылки. Владимир мощным
глотком влил в себя содержимое, даже глазом не моргнул. И запел. Два часа с маленькими
паузами для вступительных слов к песням рокотал его голос над залом. Со второй-третьей
песни каждую последующую зал встречал восторженными аплодисментами.
Вены на шее Высоцкого вздулись, лоб покрылся испариной. Он еще дважды приложился к
«нарзану». Это был допинг. Такой накал страстей, такие эмоции, что он выплескивал в зал,
пережигали водку без остатка. Сидя рядом, я видел, что он не хмелел и, по-моему, даже не
чувствовал вкуса напитка. Он просто смазывал «свой инструмент» - надтреснувшие голосо-
вые связки.
Его долго не отпускали. Высоцкий спел еще три или четыре песни и заспешил. Мы опять же
бегом пронеслись по коридорам, едва не забыв плащ Владимира. Артур организовал маши-
ну, которая и умчала Высоцкого еще на один «подпольный» ночной концерт.
Позже, уже работая в Миннефтепроме СССР, я организовывал концерт-встречу с артистами
Театра на Таганке, привозил Виталия Шаповалова, Валерия Золотухина, Зинаиду Славину,
Марию Полицеймако… В ходе концерта актеры исполнили несколько песен Владимира Вы-
соцкого. Несмотря на их высокое мастерство, все это не имело ничего общего с авторским
исполнением Высоцкого…

134 Россия 03.2021 [email protected]

О Высоцком и Рубцове

   ...Сижу перед заиндевелым окошком своей деревенской избы, подымаюсь из-за стола, иду Станислав
по скрипучим, изъеденным шашелем половицам к печке, подбрасываю пару березовых по- Куняев
лешек - береста с треском сворачивается, занимается языками пламени, невольно вспоми-
наю рубцовское «и друг поэзии священной - в печи березовый огонь» - возвращаюсь к столу
и, словно карты в пасьянсе, снова перебираю письма... Есть ли смысл ворошить прошлое,
беседовать с тенями, осмысливать опыт, может быть, совершенно ненужный завтрашнему
дню? По телевизору с утра до вечера празднуют шестидесятилетие Владимира Высоцкого. А
вот, кстати, один из редких, сделанных под копирку моих ответов читателю Геннадию Ивано-
вичу из Орла. Это 1981 год. В своем письме он приравнял судьбу Высоцкого к судьбе Рубцо-
ва - мол, оба были не поняты и гонимы и властью и обществом, оба продолжали список по-
этов-изгоев русской истории - Лермонтова, Есенина, Гумилева, Мандельштама, Цветаевой,
Пастернака... Перечитываю через 16 лет с лишним мой ответ ему:
        «Вы сравниваете две несравнимые судьбы. Одна - бешеная, пускай вначале полу-
подпольная, но потом во многом организованная слава, куча поклонников, театр, пресса,
«мерседесы», сладкие, ядовитые блага массовой культуры, открытая виза, залы Франции
и Америки, пляжи Таити, деньги, репортеры, поклонники, отравление даже не водкой, а
наркотической славой - или просто наркотиками, толпы на Ваганьковском кладбище, эфро-
сы, вознесенские, рязановы, любимовы, шемякины, влади - словом, весь могущественный

клан людей западной
ориентации, мировой
антрепризы с деньгами,
связями, влиянием аж до
самого-самого верха...
        И другая жизнь - си-
ротство, детдом, одино-
чество, бедность, тралф-
лот, Кировский завод,
обшарпанная гармошка,
маленький круг друзей
(несколько человек!),
бескорыстное, подвиж-
ническое, монашеское
служение поэзии («душа
хранит»), три тощеньких
книжонки, изданные при
жизни, бездомность,
последнее письмо к
секретарю обкома с
просьбой, чтобы хоть
комнатку какую-нибудь
дали. Нет, не звали его
к себе «большие люди»,
чтоб он им пел «охоту на
волков». Но и на могилу
его на новом жутком
вологодском кладбище
к нему приходят только
те, кто чужую могилу
рядом не затопчет... И
на надгробье у него не
рекламно-пропагандист-

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 135

ские лозунги Вознесенского («О златоустом блатаре рыдай, Россия!»), а свои собственные,
для своей души сказанные: «Россия, Русь, храни себя, храни!» Вот и все. Совершенно разные
жизни. Общее только одно - пили и умерли молодыми. Во всем остальном - ничто не объ-
единяет этих поэтов. На том и стою. Ваш Ст. Куняев 6.11.81 г.»
        ...По телевидению закончились дни Высоцкого и началась неделя Бродского. Открылась
она программой «Старая квартира», которую ведет некий Гурвич, очень похожий на бывше-
го партийного функционера, позже посла России в Израиле Александра Бовина. И ведущий,
и все собравшиеся в зале поклонники Бродского стенают и плачут о том, в каких невыноси-
мых условиях жил прекрасный Иосиф, высланный на полтора года в одну из архангельских
деревень. Да Николай Рубцов в подобной же деревне Никола полжизни прожил, свои луч-
шие стихи об этой жизни написал, счастливым чувствовал себя не раз под своим северным
небом на «тихой родине», на высоком берегу речушки Толшмы. Был я там в последний раз в
январе 1996 года, когда, как сегодня у Высоцкого, у Рубцова праздновали шестидесятилетие.
Собралось человек двести жителей Николы и соседних деревень, открыли музей Рубцова в
деревянной школе, выпили, повспоминали. Ни одного человека ни с одной программы Цен-
трального телевидения не было. И у Высоцкого, и у Рубцова, как всё при жизни сложилось,
так продолжается и после смерти.

http://rubtsov-poetry.ru/Memories/kuniaev.htm

От редакции
3 января 2021 года исполнилось 85 лет со дня рождения Николая Михайловича Рубцова.
Ни радио, ни телевидение, ни текущая пресса почти не осветили это событие. Была пере-
дача о Николае Рубцове 3 января, в 12–00, на радио «Россия», по телеканалу «Союз» был
показан документальный фильм о Николае Рубцове «Дорога». Канал «Культура», как и
другие телеканалы, промолчали о юбилее…

136 Россия 03.2021 [email protected]

НИКОЛАЙ РУБЦОВ И небеса, горящие от зноя,
(1936 – 1971) И шёпот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя…
ДО КОНЦА Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
До конца, Со всех сторон нагрянули они,
До тихого креста Иных времён татары и монголы.
Пусть душа Они несут на флагах чёрный крест,
Останется чиста. Они крестами небо закрестили.
Перед этой И не леса мне видятся окрест.
Жёлтой, захолустной А лес крестов
Стороной берёзовой моей,
Перед жнивой, пасмурной и грустной в окрестностях России.
В дни осенних горестных дождей, Кресты, кресты…
Перед этим строгим сельсоветом, Я больше не могу!
Перед этим стадом у моста, Я резко отниму от глаз ладони
Перед всем И вдруг увижу: смирно на лугу
Старинным белым светом Траву жуют стреноженные кони.
Я клянусь: душа моя чиста. Заржут они – и где-то у осин
Пусть она Подхватит эхо медленное ржанье,
Останется чиста И надо мной –
До конца,
До смертного креста! бессмертных звёзд Руси,
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
***
ТИХАЯ МОЯ РОДИНА
О чём писать?
На то не наша воля! Тихая моя родина!
Тобой одним Ивы, река, соловьи…
Не будет мир воспет! Мать моя здесь похоронена
Ты тему моря взял В детские годы мои.
И тему поля, -Где же погост? Вы не видели?
А тему гор Сам я найти не могу.
Другой возьмёт поэт. Тихо ответили жители:
Но если нет -Это на том берегу.
Ни радости, ни горя, Тихо ответили жители,
Тогда не мни, Тихо проехал обоз.
Что звонко запоёшь, Купол церковной обители
Любая тема – Яркой травою зарос.
Поля или моря, Там, где я плавал за рыбами,
И тема гор – Сено гребут в сеновал:
Всё это будет ложь! Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
ВИДЕНИЯ НА ХОЛМЕ Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Взбегу на холм и упаду в траву. Тихая моя родина,
И древностью повеет вдруг из дола! Я ничего не забыл.
И вдруг картины грозного раздора Новый забор перед школою,
Я в этот миг увижу наяву. Тот же зелёный простор.
Пустынный свет на звёздных берегах Словно ворона весёлая,
И вереницы птиц твоих, Россия, Сяду опять на забор!
Затмит на миг Школа моя деревянная!
В крови и жемчугах Время придёт уезжать –
Тупой башмак скуластого Батыя… Речка за мною туманная
Россия, Русь – куда я ни взгляну… Будет бежать и бежать.
За все твои страдания и битвы С каждой избою и тучею,
Люблю твою, Россия, старину, С громом, готовым упасть,
Твои леса, погосты и молитвы. Чувствую самую жгучую,
Люблю твои избушки и цветы, Самую смертную связь.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 137

Где мудрец, что искал человека?..

Дина …Сначала мне было досадно, что современники
Сорокина не понимают моих стихов, даже те, которые хвалят.

Поглядел я, поглядел на своих современников,
да и махнул рукой. Ничего, поймут потомки…

Юрий Кузнецов.

Странная штука – популярность! Если её много, то похожа она на мелкие монеты пополам
с камешками, грязью, а то и навозом. И не поймешь сразу: то ли прибить тебя хотят, осыпая
этой смесью, то ли испачкать! А возможно, и то, и другое. Но это только при жизни так. А как
помрёшь, из отмытых от грязи медяшек медные трубы сварганят. Вроде как теперь истинная
слава на смену прежней грязненькой популярности пришла! Вот только дудят медные трубы
лишь по праздникам, то бишь, в годы юбилейные. И слышат потомки этот звон, да не знают,
где он...

Это присказка такая, навеянная юбилейными чествованиями Юрия Поликарповича Кузне-
цова, которому 11 февраля этого года исполнилось бы 80 лет, если б не ушёл он из жизни в
2003-м.

Чего только о Поэте не понаписали в этот раз! Ну, прям, чистейший елей!
Нет, статьи действительно очень хорошие и правильные! Все до одной! И написаны людь-
ми уважаемыми и достойными, но... «широко известными в узких кругах» бывшими «пионЭ-
рами», а ныне - «пенсионЭрами» (каюсь, и я из их числа). Не стану эти статьи перечислять и
раздёргивать на цитаты. Не о них речь, а о популярности-известности. Так вот, нет её нынче у
поэзии Кузнецова! А вот при его жизни – была! И слава была! Правда, не всегда добрая.
Неизвестен современной молодежи Юрий Кузнецов, хотя, казалось бы, должен быть
ей близок! Ведь у него что не стих, то готовый клип, точнее, сценарий к видеоклипу. А вот
Осип Мандельштам даже подросткам известен! А, знаете, почему? Потому что о нём на весь
интернет талантливо и до дрожи пронзительно вещает рэпер Нойз в композиции «Сохрани
мою речь навсегда»
(https://yandex.ru/video/preview/?text=репер+Нойз+о+Мандельштаме&path=wizard&pare
nt-reqid=1613673044267650-1783829263765013459200274-production-app-host-sas-web-yp-
76&wiz_type=vital&filmId=5902137999983341879&url=http%3A%2F%2Ffrontend.vh.yandex.ru%
2Fplayer%2F2076839685699547112).
Композиция, кстати, посвящена «Невинно убиенным своей страной». И молодежь, не вся,
конечно, но солидная её часть, слушая «Сохрани мою речь навсегда», проникается чуть ли
не ненавистью к своей стране. Хотя сам Нойз, если брать его творчество в целом, в общем-
то, патриот. Но, чтобы и его юные слушатели оставались патриотами, пусть и с долей горечи
за «невинно убиенных своей страной», творчеству Нойза, с моей точки зрения, не хватает
самой малости, той, что присутствует в стихах Юрия Поликарповича Кузнецова. Есть у него
стихотворение на ту же тему. И такое же пронзительное, как композиция Нойза, но концовка
иная:

Когда склонился этот свет к закату,
Зашевелились кости мертвеца:
— Меня убила родина за правду,
Я не узнал ни одного лица…
Заговорили голоса из бездны,
Затрепетала полоса теней:
— Не поминай убийц. Они известны.
Открой нам имя родины твоей…
Но если имя родины откроет,
Её убьют чужие и свои.
И он молчит, и только бездна воет
В живом молчаньи смерти и любви.

138 Россия 03.2021 [email protected]

Господи, как пророчески сейчас звучат строки: «Но если имя родины откроет, её убьют
чужие и свои»! И потому, как партизан, молчит ЭТОТ убиенный родиной патриот!

Кстати, чувствуете разницу между словами «страна» (у Нойза) и «родина»? И пусть в
стихотворении Юрия Кузнецова это слово не с заглавной буквы начинается – Родина – как
было принято в эпоху СССР, но это всё же не безликая «страна».

НЕИЗВЕСТНАЯ ВСЕЛЕННАЯ
Есть такое понятие – «поэтический мир», которое подразумевает некую структурирован-
ную совокупность сквозных образов, объединенную лирическим героем конкретного поэта.
Замечательную статью «О поэтическом мире Юрия Кузнецова» написал в свое время лите-
ратуровед Вадим Кожинов.
Однако к творчеству Юрия Поликарповича Кузнецова в условиях нового времени я бы
предложила применить словечко из области LitRPG или фэнтези, типа «Властелина колец»
– ВСЕЛЕННАЯ.
Понятие «вселенная» пришло мне на ум после много-
кратного общения cо старшеклассниками и студентами
на музейных уроках, посвященных отображению Великой
Отечественной войны в современном искусстве, включая
литературу. Каждый раз после такого общения с пятнадца-
ти-двадцатилетними не могла отделаться от чувства горечи
за гениально провокационную, мифоэпическую поэзию
Юрия Кузнецова: никто из этих, вполне себе интеллектуаль-
ных, детишек о существовании такого поэта даже не слыхал,
хотя, точно знаю – отдельные произведения Кузнецова,
причем, именно военной тематики, включены в школьную
программу!
Вот тогда и посетили меня печальные мысли: а в чём,
собственно, причина такого незнания? Может, я ошибаюсь,
и современные дети всё же знакомы с творчеством поэта?
Вдруг это только мне «повезло» общаться именно с теми
школьниками, мимо сознания которых стихи Кузнецова
пролетели бесследно? Или, быть может, педагоги, обучав-
шие детей, не сочли нужным обратить внимание подопеч-
ных на «какого-то там Кузнецова» – не Пушки ведь?!
Ох, напрасно Юрий Поликарпович сетовал на то, что его
современники, якобы, не понимали его стихов! И зря на-
деялся на потомков, чье мышление, как оказалось, почти
кардинально отличается от миропонимания и мироощу-
щения людей, чьи зрелые и юные годы пришлись на эпоху
расцвета и краха СССР!

Не читают, не знают, да и не хотят знать наши дети и
внуки современных поэтов, даже таких неординарных, как
Юрий Кузнецов! Не желают – и всё тут! Ну, а мы? Мы, те,
кто «родом из СССР», кто в юности зачитывался стихами
Юрия Кузнецова, хотим ли мы понять и принять интернет-реалии нынешних подростков –
их стримы и коллабы, их рэперов и блогеров, их няшность, читерство и хайп?..

Сдается мне, большинству из нас просто некогда со всем этим разбираться! Да и не очень
хочется! Посему имеем то, что имеем - Навального, публично оскорбившего ветерана Вели-
кой Отечественной, и детишек, его поддерживающих, потому что он для этих деток успеш-
ный блогер, а значит, априори – свой, в отличие от «тупых училок, которые даже со своими
смартфонами толком разобраться не могут».

ТРАГИНТЕРМЕДИЯ (ТРАГЕДИЯ+ИНТЕРМЕДИЯ)
Здравствуйте! Приятно познакомиться! Я – «совковая» пенсионерка, жалкая «человеч-
ка», презренная «ватница». Мне довелось жить в те времена, когда преподаватели вуза, в
котором я училась, «страшно» удивились, услышав, что я желаю писать дипломную работу
на тему: «Поэтический мир Юрия Кузнецова».
Чрезвычайно уважаемые мною филологи (я и сейчас их уважаю и ценю), «остепененные»
кандидатскими и докторскими, какое-то время пытались вразумить меня, недалёкую сту-
денточку, вопрошая: «Разве этот пафосный хулиган с заоблачной манией величия достоин
Вашего интереса? Он ведь только тем и занимается, что выпячивает свою псевдозначимость
(сейчас бы сказали: «пиарит себя») за счёт великих и признанных! Некоторые его стихи – от-
кровенное кощунство!».

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 139

Мои ровесники, во времена своей молодости ак-
тивно поглощавшие различную периодику (газеты и
журналы в бумажном «исполнении»), легко вспомнят,
какие именно стихотворные строки поэта Юрия Кузне-
цова имелись в виду. Например, «пафосным хулиганом
с заоблачной манией величия», да ещё и склонным к
кощунству, поэта обзывали именно за стихотворение
«Я пил из черепа отца…». Приведу его целиком, по-
скольку считаю его одним из самых провокационных
и наиболее полно отражающих саму «соль» творчества
Кузнецова, то, ради чего он взялся за «перо» и провоз-
гласил себя Поэтом с большой буквы:
Я пил из черепа отца
За правду на земле.
За сказку русского лица
И верный путь во мгле.
Вставали солнце и луна
И чокались со мной.
И повторял я имена,
Забытые землёй.

Уверенное и открытое «Я» в первой строчке - как
сброшенная кольчуга или снятый бронежилет. Не
желая вихлять и прятаться за чужие «спины» (чужую
мудрость, условности, правила хорошего тона и т.д),
Поэт сам отметает себе все возможные пути отступле-
ния: «если хотите расстрелять за крамолу, то палите
в меня, ведь это МОИ мысли»! А дальше следует то
самое «крамольное» и провокационное – «пил из
черепа отца».

В восьмидесятые годы прошлого века не цитировал
эту мгновенно запоминающуюся строку разве только
совсем уж ленивый, при этом не забывая осудить авто-
ра. Типа, ради красного словца, такой поэт, как Кузне-
цов, не пожалеет и отца! А мотивировали критики своё
неприятие обычно тем фактом, что язычники, якобы,
делали чаши исключительно из черепов врагов. Так
вот, смею заверить: ничего подобного! Говорю это, как
музейщик, не чуждый археологии и серьёзно изучав-
ший мифологию разных народов.

Всем известно, что в обычае большинства древних
племён и народностей было почитание предков, при-
чём почитание не в том смысле, как это сейчас пони-
маем мы. Наши предки запросто могли похоронить
умерших родственников прямо в том доме, где жили.
Кстати, родовые склепы в замках – рудимент того древ-
него способа почитания предков.

Считалось также, что даже ушедшие в иной мир род-
ственники могут помочь в трудной ситуации и наста-
вить на путь истинный. А быстрейший способ связаться
с ними – обращение к их мощам, причем без всякого
посредничества шаманов и жрецов.

Более того, большинство племен не хоронило, а, на-
оборот, отдавало на съедение птицам и зверью своих
покойников. А когда хищники окончательно «очи-
щали от плоти» родные кости, потомок мог запросто
забрать, к примеру, череп своего отца или другого
уважаемого родственника мужского пола, и сделать из
него ритуальную чащу. И не кощунством это считалось,
а, наоборот, знаком большого уважения к предку и
материализацией через него связи времён - прошлого,

140 Россия 03.2021 [email protected]

настоящего и будущего.
Иными словами, стихотворение «Я пил из черепа отца» - это, по сути, описание древней-

шего ритуала поминовения предков. Правда, при невнимательном прочтении этого поэти-
ческого шедевра Юрия Кузнецова неясной остаётся цель совершения подобного ритуала.
Спрашивается, зачем сложно, если можно просто? Почему нельзя было душевно помянуть
отца-воина, опрокинув «фронтовые сто грамм» у его могилы? Зачем, вместо этого всем
понятного действа, понадобилось вызывать огонь критики на себя, дразня мнимым кощун-
ством?

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте попробуем прочесть стихотворение чуть внима-
тельнее.

К примеру, не кажется ли вам странным, что слова «солнце», «луна» и «земля» начинают-
ся со строчных букв, хотя в данном контексте явно требуются заглавные? Земля здесь - это
явно название планеты, а не грунта под ногами. Солнце и Луна - очеловеченные сущности
(могут вставать и чокаться с поэтом), а значит, обозначающие их существительные являются
именами собственными и должны начинаться с заглавной буквы. Но Юрий Кузнецов здесь
упрямо пошёл поперёк правил! И теперь я понимаю, почему он так сделал, хотя в юности
мне казалось, что это досадные ошибки или проявление эдакой небрежности гения.

Однако прежде чем расставить все точки над «и», хочу обратить ваше внимание ещё на
одну странность или хитрость, как кому больше нравится. Так вот... Юрия Кузнецова раньше
часто упрекали в наглом выпячивании собственного «я», которое доходит до форменной
мании величия, и приводили в пример именно стихотворение «Я пил из черепа отца...» Но
есть ли здесь это «выпячивание»? Или тут присутствует всего лишь обман чувств, умело вы-
строенный на визуальном восприятии стихотворных строк? Лично я делаю ставку на обман
чувств!

Знаете, на что именно опирались уязвленные «ценители классической русской поэзии»,
упрекая Кузнецова в мании величия? На то, что в стихотворении «Я пил из черепа отца» «Я»
- написано с «большой» буквы! Ну, да - с «большой»! Но ведь это начало предложения и
«маленькая» буква здесь просто неуместна! Вот если бы поэт написал: «Пил Я из черепа
отца», тогда его можно было бы упрекнуть в мании величия. Но, во-первых, такой вариант
откровенно неблагозвучен и вызывает комические ассоциации, а, во-вторых, явно не соот-
ветствует замыслу автора. «Ну, и каков же, по-вашему, великий замысел поэта?» - возможно,
поинтересуются с иронией критики. Отвечаю: начиная стихотворение с заглавной «Я», поэт
не только интонационно, но и визуально «дотягивает» наделенного конкретной личностью
и биографией человечка до планетарного масштаба, чтобы затем его же и обезличить, ради
сотворения из него существа, олицетворяющего всё человечество. Вот такой парадокс! А
нужно это ему для того, чтобы, встроив человечество во вселенский хоровод звезд и планет,
подключиться к информационному полю Творца и черпать оттуда знания о прошлом, на-
стоящем и будущем всего на свете. Кстати, ритуал Юрию Кузнецову удался не «понарошку»,
а всерьёз: верные поклонники его поэзии, включая и меня, убеждены в том, что почти всё
напророченное им о России и россиянах несколько десятилетий назад, роковым образом
сбылось. Вот один из наглядных примеров:
Все опасней в Москве, все несчастней в глуши,
Всюду рыщет нечистая сила.
В морду первому встречному дал от души,
И заныла рука, и заныла.
Все грозней небеса, все темней облака.
Ой, скаженная будет погода!
К перемене погоды заныла рука,
А душа — к перемене народа.

Уверена, молодежи эти строки почти ничего не скажут, ведь они и есть тот самый народ,
пришедший на смену нам, свидетелям расцвета и краха СССР.

Ну, да вернёмся к понятию «ВСЕЛЕННАЯ ПОЭТА». Какая она? И почему термин «поэтиче-
ский мир» для нынешних двадцатилетних напрочь лишён смысла?

В ЧЕЛОВЕКЕ РОИТСЯ ПЛАНЕТА
Вселенная Юрия Кузнецова живет чуточку по иным законам, нежели его поэтический мир.
Мир всего лишь трёхмерен, а вселенная – она многомерная, многомирная (состоит из мно-
жества миров), многослойная и многоуровневая. Обыватель способен, как в компьютер-
ной игре, подняться на более высокий уровень развития, стать властителем уже существую-
щего мира, а затем и демиургом нового, своего собственного. А может сам себя низвести до
уровня мебели:

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 141

Стул в моем пиджаке
Подойдет к телефону,
Скажет: – Вышел. Весь вышел.
Не знаю, когда и придёт.

Из одного мира можно порталом проникнуть в другой, чуточку отличающийся от преды-
дущего, но при этом время в каждом отдельном мире течет линейно. В отличие от мира,
вселенная устроена так, что, имея «код доступа» в виде памяти предков, человек способен
проникать не только в другие миры, но и в иное время-пространство. Путешествуя во вре-
мени, герой Кузнецова может стать своим собственным отцом или даже далёким-далёким
предком, а затем снова вернуться в свое время с важным трофеем, как в стихотворении
«Знамя с Куликова»:
Сажусь на коня вороного —
Проносится тысяча лет.
Копыт не догонят подковы,
Луна не настигнет рассвет.
Сокрыты святые обеты
Земным и небесным холмом.
Но рваное знамя победы
Я вынес на теле моем.
Я вынес пути и печали,
Чтоб поздние дети могли
Латать им великие дали
И дыры российской земли.

Во вселенной Юрия Кузнецова миры могут прорастать друг в друге и вечность существо-
вать в этом взаимопроникновении, а человеку дано одновременно проживать во множе-
стве разных тел, обладая при этом единой, так сказать, сквозной, душой. Но случается и
наоборот: одинокая, но многократно клонированная душа разом одухотворяет множество
чужих мёртвых миров. Кроме того, из этой вселенной можно запросто самоустраниться,
стерев самого себя до полного воссоединения с пустотой. Кстати, именно пустота является
первоосновой вселенной Юрия Кузнецова.

Нужны доказательства всему вышесказанному? Пожалуйста!
Начнем с пустоты, которая является чем-то вроде эфира. Из неё, родимой, состоит аб-
солютно всё, включая даже мысли и эмоции. Она и порождает, и поглощает всё сущее во
вселенной поэта Кузнецова. Вот несколько ярких примеров: в стихотворении «Снег»* «снег
идёт сквозь людей и сквозь снег», «милый друг» возвращается домой, начинает стряхивать
снег, но «обнажится под тающим снегом пустота – никого! Ничего!».
Еще пример:
О, миг! Это камень проснулся
И мира пустого коснулся,
И каменным стал этот мир.
Всё сущее камень сломил.
Дороги назад оглянулись,
Все стороны света замкнулись,
И молния в камень ушла...
И камню открылась душа.
Между прочим, это стихотворение не только подтверждает тезис о «пустоте – первоос-
нове всего сущего», но и посвящает читателей в таинство творения миров на основе «пусто-
ты».
Пример клонирования встречается в стихотворении «Ночь уходит. Равнина пуста…»:
Как в луче распылённого света,
В человеке роится планета.
Обратите внимание на то, что слово «планета» употреблено здесь в единственно числе.
Способна ли «роиться» одна единственная планета? Да, запросто, если, конечно, её много-
кратно клонировать! А ещё, не могу не восхититься употреблением слова «роится» - мгно-
венно представляются «тьмы и тьмы» одинаковых планеток внутри человека-вселенной.

142 Россия 03.2021 [email protected]

Пример взаимопроникновения миров и их взаимоперетекания друг в друга – строки из
стихотворений «Змеиные травы» и «Из земли в час вечерний, тревожный…».

Пример физически ощутимого прорастания одного мира в другой – стихотворение «Гри-
бы»:
Когда встаёт природа на дыбы,
Что цифры и железо человека!
Ломают грозно сонные грибы
Асфальт непроницаемого века.
А ты спешишь, навеки невозможный
Для мирной осмотрительной судьбы.
Остановись – и сквозь твои подошвы
Начнут буграми рвать тебя грибы.
Но ты не остановишься уже!
Лишь иногда в какую-то минуту
Ты поразишься – тяжести в душе,
Как та сопротивляется чему-то.

А вот теперь, в соответствии с теорией поколений Хоува-Штрауса,
давайте переведём всё сказанное о вселенной Юрия Кузнецова в реалии поколений X (latch-
key kids), Y (generation why) и Z (Digital children of generation X).
А ПОЙМУТ ЛИ ПОТОМКИ?
Согласно теории поколений Хоува-Штрауса, рожденные с 1963 по 1983, это поколение Х, то
есть, «неизвестное». «Иксы» - держатели «ключей» от разных локаций и областей знаний,
в России – это те, о ком говорят: «Родом из СССР». Это мое поколение. Любителей поэзии
Юрия Кузнецова среди «Иксов» большинство.

Дети поколения Y рождены с 1983 по 2003 (год смерти Юрия Кузнецова). Это поколение
вопрошающих, пытающихся во всём разобраться самостоятельно.
«Игреки» склоны воспринимать мир через призму социальных сетей. Общаться напря-
мую им дискомфортно, а вот опосредовано, например, через мессенджер или ту же со-
циальную сеть – в самый раз. Как правило, это любители и участники коллабов и стримов,
харизматичные рэперы, создатели «русских комиксов» и неплохих компьютерных игр.
Знакомьтесь: Екатерина, бьюти-блогер, 18 лет, студентка профессионального лицея. Не
замужем и замуж не собирается вообще. По её собственным словам, неплохо зарабатывает
на своём блогерстве, но сумму назвать отказалась.

О Юрии Кузнецове впервые услышала от меня, когда вместе с небольшой группой со-
курсников пришла в музей на занятие, посвященное землякам-ликвидаторам последствий
аварии на Чернобылькой АЭС.
Прочла ребятам «Атомную сказку».
- Это же не про Чернобыль, а про опыты на уроках биологии! – заявила уверенно.
Я с ней тут же согласилась:
- И об этом тоже!
- Тогда почему название – «Атомная сказка»?
- Ну, наверное, потому, что любой бездумный и жестокий эксперимент хоть над живой
лягушкой, хоть над людьми, с точки зрения поэта Юрия Кузнецова, одинаково безнравстве-
нен и разрушителен,- пояснила я и прочла ребятам стихотворение «Возвращение».
- А вот теперь ответьте, что в этом стихотворении не так. Ничего странного не заметили?

На этот раз осенило не Катю, а её сокурсника, Сергея:
- Не может человек, подорвавшийся на минах, мгновенно сгореть, превратившись в столб
дыма! Такое возможно лишь при взрыве атомной бомбы… Видел такое в «Терминаторе -2».
- Вот именно! – кивнула я. – Как думаете, почему гибель своего отца поэт изобразил имен-
но так?
- Так страшнее! – последовал ответ.
Согласилась и с этим толкованием, но пояснила:
- Думаю, для юноши, выросшего без отца, его сиротство было для него сродни последстви-
ям атомного взрыва. И, кроме того, где в стихотворении сказано, что в дым превратилась
именно плоть?

Ребята начали пожимать плечами.
- Верно! Нигде не сказано! Полагаю, речь тут, скорее, идёт о душе, которая даже после
смерти тела остается крепко привязанной к жене и сыну.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 143

…А потом я прочла студентам еще несколько стихотворений Юрия Кузнецова. Слушали
с явным интересом. Но, когда спросила, стали бы они без моей подсказки читать эти стихи
сами, почти дружно ответили: «Да ни за что! А вот в аудио или видеозаписи – с удовольстви-
ем!». Удивилась и попросила уточнить, что именно они имели ввиду.
Пояснили:
- Эти стихи хорошо читать под музыку, как рэп. Да и рок-оперу о тёмном маге из них сде-
лать можно.
- Юрий Кузнецов ассоциируется у вас с тёмным магом? – изумилась я.
- Не он, - ответили умненькие студенты, - а герой его стихов. На доброго волшебника он со-
всем не похож. Он странник, иногда злой и отчаянный, иногда несчастный.

Юнна, 22 года. Студентка, графический дизайнер, художник. Автор нескольких комиксов.
Изучает корейский язык. Мечтает создать от начала до конца свой собственный мультфильм
и перевести его на корейский.

Рассуждать о стихах Юрия Кузнецова поначалу отказалась, но согласилась сделать не-
сколько иллюстраций, предварительно попросив прислать ей побольше стихов разных лет,
чтобы составить собственное мнение о поэте.

В результате, проиллюстрировала три стихотворения - «Грибы», «Из земли в час вечерний,
тревожный...», «Когда я не плачу, когда не рыдаю...». И в своей собственной манере сдела-
ла портрет поэта, избрав в качестве образца фотографию молодого Кузнецова.
Дети поколения Z – в большинстве своём обожатели необычных компьютерных игр со
сложной графикой и разветвлённым сюжетом.
Влад, 12 лет, увлекается греко-римской борьбой и посещает мультстудию в СЮТе. О поэте
Кузнецове впервые услышал от меня.
Прежде, чем читать посетителям мультстудии стихи Кузнецова, показала им иллюстрации
Юнны и спросила, стали бы они читать этого автора. Все дружно закивали, поскольку иллю-
страции «легли им на душу».
Прочла ребятишкам «Грибы», «О, миг! Это камень проснулся…», «Из земли в час вечерний,
тревожный…», «Змеиные травы», «Возвращение».
- О! – вдохновился Влад. – А давайте создадим компьютерную игру по его стихам! Чур, я
делаю локацию с Камнем! Он на Вовиного перса (то есть, персонажа) похож!

И не успела я оглянуться, как ребята растащили стихи на «локации».
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Как думаете, сбылось ли пророчество Юрия Поликарповича Кузнецова о том, что не его со-
временники, а их потомки поймут и оценят его творчество?
Ну, а мне позвольте оставить финал этой статьи открытым…

«Иллюстрация Юнны (Lostgloomz)»

144 Россия 03.2021 [email protected]

Юрий Кузнецов

и его присутствие в русской поэзии

Каждое слово его как звенящая медь, Вячеслав
Каждое слово сбылось или сбудется впредь. Лютый

Юрий Кузнецов. Из поэмы «Рай»

Поэзия Юрия Кузнецова распространяет своё влияние на самые разные сферы
душевной и интеллектуальной жизни современного русского человека. Оставим в
стороне то печальное обстоятельство, что сегодня человек этот в массе своей на-
ходится далеко не в лучшей духовной форме, однако всякий, кто обращает взор
в поле литературы, уже является потенциальным сторонником или противником
особого «кузнецовского» угла творческого зрения, яркой образности поэта и спо-
соба изображения им пространства, времени и истории.
До Кузнецова события, происходившие в мире, практически всегда описывались
в отечественной литературе как находящиеся в контексте зримой реальности
наличного земного бытия – исключая, быть может, визионерские стихи Пушкина
и Лермонтова в XIX веке. А в ХХ столетии разве что у Даниила Андреева можно
встретить отражённую в некий фантастический окоём канву событий. Тогда как
преобладающим художественным «правилом», методом было обращение к
осязаемому миру, к сфере узнаваемых чувств, к движению мысли, сопрягающей
пусть порой и далёкие предметы, но всё-таки укоренённой в земном существо-
вании людей или обращённой к их зеркальному отображению в пространстве
инобытия.

Юрий Кузнецов впервые соединил в одном поэтическом повествовании мифо-
логические фигуры – и придающую им объёмность подлинности, поразительную
достоверность знакомых вещей и узнаваемых действий. И так остающегося «за
кадром» читателя вплотную подвёл к героям фантасмагорическим, в портретном
отношении невиданным.

Невероятные как будто коллизии многих его сюжетов непостижимым образом
замыкаются на нашу корявую и искажённую действительность, снимая с неё на-
слоения грязи и лжи. Его творчество представляет нам не действующих в тех или
иных обстоятельствах персонажей, не знакомые формы обыденности в сонме
привычных вещей – но само содержание происходящего с Россией сегодня. Эта
картина дана поэтом парадоксально и точно, она часто отталкивает своей непри-
вычностью очередного читателя – соглядатая истории Руси на рубеже тысячеле-
тий.

«Русское Ничто», «Федора» и другие персонажи поэтических видений Юрия
Кузнецова западают в сознание и остаются в нём в качестве объёмных имён и
участников самых разнообразных видимых драм – не впрямую, а в виде некоей
метафизической подсветки художественного «протокола» случившегося. Такая
роль поэта – со зрением, способным проницать толщу времён и плотную массу
материи, которую мы в совокупности называем «современностью» или «истори-
ей» – для русской литературы во многом нова. В европейской традиции подоб-
ного склада художником был Данте, хотя и с некоторыми оговорками, которые
касаются первичности воплощённых им образов, начало которых – в ранних
христианских представлениях о загробном бытии.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 145

Похожая часть художественного мира Кузнецова была воссоздана им в цикле
поэм о Христе, где с поразительным мастерством и органичностью было пре-
одолено искушение иллюстративности – в пользу живого сюжета, естественного
перетекания мизансцен из одной в другую и постепенного наращивания гран-
диозного содержания. Того главного содержания, что не отодвигает читателя на
почтительную дистанцию – но делает его свидетелем запредельной для челове-
ческого понимания истории.
Обращаясь к русскому мифу, Юрий Кузнецов обозначил его как краеугольный
камень, лежащий в основании всего ныне существующего мира. Именно потому
завершающим периодом его творческой биографии стало обращение к евангель-
ским сюжетам. Соединяя кровное и евангельское, он замыкал круг, в котором
присутствует человек – выбирающий борьбу или согласие со своей судьбой.
Поэтический язык Кузнецова со временем обрёл удивительную ёмкость и точ-
ность – те несомненные признаки художественной зрелости, когда даже мелкие
подробности лирического рассказа становятся значимыми и помещёнными в
единственно возможное место повествования. Эта литературная и метафизиче-
ская «многослойность» его письма свидетельствует о некоей высочайшей художе-
ственной пунктуальности, которая находится в координации с невидимым просто-
му глазу устройством мира.
Юрий Кузнецов – русский человек, смевший заглянуть в грозные глубины жизни,
оставшись при этом частью нашего пространства, полного прозаических забот
и мелкой суеты. Хотя он всегда казался странным пришельцем в отечественной
литературе последней трети минувшего века.
Его роль в поэзии будущих десятилетий не так давно виделась магистральной, за-
дающей тон образным поискам новых творцов. Сбудется ли это – покажет время.
Но несомненно главное: Кузнецов останется вечным свидетельством поистине
безграничных возможностей отечественной литературы в постижении смысла
бытия и сокровенной задачи родной земли, останется высоким примером твор-
ческого мужества и интеллектуальной последовательности на том пути, который
– по наитию или по воле Божьей – выбирает подлинно русский художник слова.

146 Россия 03.2021 [email protected]

Обнимая незримую высь...

АТОМНАЯ СКАЗКА ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Эту сказку счастливую слышал Где ты, мальчик насмешливый, властный? Юрий
Я уже на теперешний лад. Вижу светлый твой облик во мгле. Кузнецов
Как Иванушка во поле вышел Десять лет ожиданий и странствий
И стрелу запустил наугад. Миновало на этой земле.
Он пошёл в направленье полёта Ты твердил: «К тридцати успокоюсь,
По сребристому следу судьбы. К тридцати невозможным своим
И попал он к лягушке в болото, Застрелюсь или брошусь под поезд…»
За три моря от отчей избы. Ты хотел умереть молодым!
-Пригодится на правое дело!- Вспомнил, вспомнил я эти заветы,
Положил он лягушку в платок. К роковым тридцати подойдя…
Вскрыл ей белое царское тело Отказали твои пистолеты,
И пустил электрический ток. Опоздали твои поезда.
В долгих муках она умирала, Завещаний мальчишеских иго
В каждой жилке стучали века. Я свободе решил предпочесть.
И улыбка познанья играла Не написана лучшая книга,
На счастливом лице дурака. Но небесные замыслы есть.
Не кори меня мальчик, не сетуй…
* ** Ничего, на другие года
Сохраню я твои пистолеты,
Звякнет лодка оборванной цепью, Подожду я твои поезда.
Вспыхнет яблоко в тихом саду,
Вздрогнет сон мой, как старая цапля ***
В нелюдимо застывшем пруду.
Сколько можно молчать? Может, хватит? Не поминай про Стеньку Разина
Я хотел бы туда повернуть, И про Емельку Пугача.
Где стоит твоё белое платье, На то дороженька заказана
Как вода, по высокую грудь. И не поставлена свеча.
Я хвачусь среди замершей ночи Была погодушка недоброю,
Старой дружбы, сознанья и сил, Ты наломал немало дров.
И любви, раздувающей ноздри, И намахался ты оглоблею
У которой бессмертья просил. Посереди родных дворов.
С ненавидящей, тяжкой любовью Уж нет дворов – одни растения,
Я гляжу, обернувшись назад. Как будто ты в краю чужом
Защищаешься слабой ладонью: Живёшь, и мерзость запустения
-Не целуй. Мои губы болят. Разит неведомым козлом.
Что ж, прощай! Мы в толпе затерялись. Куда ты дел мотор, орясина?
Снилось мне, только сны не сбылись. Аль снёс за четверть первача?
Телефоны мои надорвались, И всё поёшь про Стеньку Разина
Почтальоны вчистую спились. И про Емельку Пугача.
Я вчера пил весь день за здоровье, Трудись, душа ты окаянная!
За румяные щёки любви. Чтобы когда-нибудь потом
На кого опустились в дороге Свеча горела поминальная
Перелётные руки твои? Во граде Китеже святом.
Что за жизнь – не пойму и не знаю.
И гадаю, что будет потом.
Где ты, девочка? Я погибаю
Над твоим пожелтевшим письмом.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 147

ВОЗВРАЩЕНИЕ ***

Шёл отец, шёл отец, невредим Закрой себя руками: ненавижу!
Через минное поле. Вот Бог, а вот Россия. Уходи!
Превратился в клубящийся дым - Три дня прошло. Я ничего не слышу
Ни могилы, ни боли. И ничего не вижу впереди.
Мама, мама, война не вернёт… Зачем? Кого пытался удержать?
Не гляди на дорогу. Как будто душу прищемило дверью.
Столб крутящейся пыли идёт Прислала почту – ничему не верю!
Через поле к порогу. Собакам брошу письма – растерзать!
Словно машет из пыли рука, Я кину дом и молодость сгублю,
Светят очи живые. Пойду один по родине шататься.
Шевелятся открытки на дне сундука Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться
Фронтовые. Над тем, что говорил тебе: люблю.
Всякий раз, когда мать его ждёт, - Три дня, три года, тридцать лет судьбы
Через поле и пашню Когда-нибудь сотрут чужое имя.
Столб крутящейся пыли бредёт, Дыханий наших встретятся клубы —
Одинокий и страшный. И молния ударит между ними!

ОТСУТСТВИЕ ***

Ты придёшь, не застанешь меня Завижу ли облако в небе высоком,
И заплачешь, заплачешь. Примечу ли дерево в поле широком —
В подстаканнике чай, Одно уплывает, одно засыхает...
Догорая, чадит и чадит. А ветер гудит и тоску нагоняет.
Стул в моём пиджаке Что вечного нету — что чистого нету.
Тебя сзади обнимет за плечи. Пошёл я шататься по белому свету.
А когда ты приляжешь, Но русскому сердцу везде одиноко...
Он рядом всю ночь просидит. И поле широко, и небо высоко.
Догорит этот чай, догорит!
Ты уйдёшь потихоньку.
Станешь ждать: потащу
По театрам, что там ни идёт.
Стул в моём пиджаке
Подойдёт к телефону;
Скажет: - Вышел. Весь вышел.
Не знаю, когда и придёт.

***

Из земли в час вечерний, тревожный
Вырос рыбий горбатый плавник.
Только нету здесь моря! Как можно!
Вот опять в двух шагах он возник.
Вот исчез. Снова вышел со свистом.
— Ищет моря, — сказал мне старик.
Вот засохли на дереве листья —
Это корни подрезал плавник.

148 «Иллюстрация Юнны (Lostgloomz)»

Россия 03.2021 [email protected]

***

Когда я не плачу, когда не рыдаю,
Мне кажется – я наяву умираю.
Долины не вижу, былины не слышу,
Уже я не голосом родину кличу.
И червь, что давно в моём сердце скрывался,
Залётному ворону братом назвался.
Он выгрыз мне в сердце дыру с голосами,
А ворон мне вырвал глаза со слезами.
Но червь провалился сквозь камень безвестный,
Но ворон разбился о купол небесный.
А больше ко мне не укажет следа
Никто… никогда…

«Иллюстрация Юнны (Lostgloomz)»

СНЕГ ***

Зимний час. Приглушенные гулы. Повернувшись на Запад спиной,
Снег идет сквозь людей и сквозь снег. К заходящему солнцу славянства,
Облепляет ночные фигуры, Ты стоял на стене крепостной,
Замедляет наш яростный бег. И гигантская тень пред тобой
Друг у друга не просим участья Убегала в иные пространства.
В этой жизни опасной, земной. Обнимая незримую высь,
Для старинного смертного счастья Через камни и щели Востока
Милый друг возвратится домой. Пролегла твоя русская мысль —
Долго пальцы его ледяные Не жалей, что она одинока!
Будут ключ запропавший искать. Свои слезы оставь на потом,
Дверь откроют навстречу родные, Ты сегодня поверил глубоко,
Молча снег он начнет отряхать. Что завяжутся русским узлом
Будет долго топтаться пред светом. Эти кручи и бездны Востока.
Будут ждать терпеливо его. Может быть, этот час недалек!
Обнажится под тающим снегом Ты стоишь перед самым ответом.
Пустота – никого! Ничего! И уже возвращает Восток
Тень твою вместе с утренним светом.

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Всё опасней в Москве, всё несчастней в глуши,
Всюду рыщет нечистая сила.
В морду первому встречному дал от души,
И заныла рука, и заныла.
Всё грозней небеса, всё темней облака.
Ой, скаженная будет погода! 
К перемене погоды заныла рука, 
А душа — к перемене народа.

Литературный альманах ГРАЖДАНИНЪ №3 149

Историческая

Василий Перов (1833-1882)
Шарманщик

Правда
о западном мире

150 Россия 03.2021 [email protected]