` Сложилась мозаичная, в некоторой степени даже детективная история. Итак, 10 марта 1966 года… Я работаю инженером на Ленинградской студии кинохроники, которая в те времена занимала, пожалуй, ведущее место в документалистике, сделав немало острых, проблемных фильмов в период хрущёвской оттепели. На студию пришло из ВГИКа много одарённой молодежи, которой тоталитарное государство уже не могло наглухо одеть шоры всё разлагающей, двуличной партийной пропаганды. Сойдя около 9 утра с трамвая на Театральной площади, я обратил внимание, что в сторону Никольского собора, который находился буквально в трёхстах метрах от студии, движется необычно много людей. Был вторник. И, вроде, не день какого-то важного церковного праздника. На студии же была совершенно иная картина. В большом холле первого этажа, где ежедневно в это время стоял шум и гам групп, отъезжающих на оперативные съёмки, сейчас стояла странная, напряженная тишина… Ни одного человека. Только перепуганная вахтёрша держала дрожащими руками телефонную трубку и подобострастно кивала головой: - Да, слушаюсь, Валерий Михайлович… Всё сделаю, как вы сказали… Всё сделаю… Не беспокойтесь…- - Тетя Вера, что случилось? Куда народ-то подевался? – спросил я, когда она закончила разговор. - Да тут такое - не приведи господь. Все помчались в церковь, в Никольский собор… Там какую-то Ахматову отпевать будут… И снимать… А мне директор только что приказал никого из наших больше со студии не выпускать. Никого… А вот и он сам! - И точно. Со второго этажа по широкой мраморной лестнице (студия находилась в шикарном здании бывшего дома-манежа сенатора А.А. Половцева) вниз буквально
скатывалась троица: впереди – шестидесятилетний директор студии, лауреат двух Сталинских премий (за фильмы «Линия Маннергейма» и «Ленинград в борьбе»), режиссёр Валерий Михайлович Соловцов. Справа от него семенил наш студийный цербер - начальник Первого отдела грузный, с одышкой Михаил Николаевич Красавицкий. Ему студийный народ, не без оснований, в годы войны отводил роль грозного начальника одного из сибирских лагерей… За Красавицким следовал поджарый главный редактор студии Олег Петрович Ханеев. На ходу Соловцов кричал: - Я спрашиваю вас, кто разрешил эти съёмки? Кто дал свет, транспорт, плёнку? Вы что, не понимаете, в какое дерьмо вляпалась студия? Мало мне мылят шею за наши молодые дарования… Теперь вот ещё это разгребать?! - Вся троица пронеслась мимо меня, вылетела на улицу и по набережной помчалась налево к Никольскому Морскому собору. Никольский Морской собор со стороны Крюкова канала. Часа через полтора, после завершения панихиды в соборе, возбуждённый студийный народ начал подтягиваться в 52
родные пенаты. Холл гудел как растревоженный улей. Все обсуждали слова директора: «Мы эти съёмки так не оставим!.. Чьи-то головы полетят! Это я вам обещаю!» Из беседы с кинорежиссёром Людмилой Лазаревой. - Да, головы тогда, действительно, полетели у многих. И я, волею случая, оказалась в их числе. Я училась во ВГИКе в мастерской великого режиссёра – документалиста и оператора Романа Лазаревича Кармена, и в том далёком, 1966 году, проходила преддипломную практику у вас, на студии кинохроники. Я мечтала снять здесь и свой дипломный проект – фильм о дочери царского генерала, первой в мировой истории женщине-дипломате и «секс-бомбе» Александре Коллонтай, которая накоротке была знакома со знаковыми фигурами международного революционного движения Карлом Каутским, Полем Лафаргом, Георгием Плехановым, Владимиром Ульяновым-Лениным. После Октябрьского переворота 17 года она состояла в браке с вожаком моряков Балтийского флота Павлом Дыбенко, который был младше её на 17 лет, и не раз мужественно спасала его от смерти – мужик он был неуравновешенный, склонный к авантюрам, любивший крепко приложиться к «зелёному змию»… В общем, дворянке Коллонтай с ним было не просто. Пока уже известный тогда драматург Борис Добродеев писал сценарий этого совсем несоветского фильма, мы с главным редактором студии Ханеевым договорились, что я сниму специальный выпуск журнала «Ленинградская кинохроника» к очередной красной дате – Дню 8 марта. Причем, я твёрдо оговорила, что самый большой сюжет будет посвящён Анне Андреевне Ахматовой, которая не без уговоров, но всё-таки дала мне согласие на съёмки.
Конечно, я понимала, что жизненные коллизии и поэтическая судьба этой женщины достойны большого, значимого фильма… Но и пятиминутный сюжет о ней в те времена означал пусть небольшую, но победу здравого смысла над убожеством партийного руководства. Но снять этот сюжет мне не удалось. Казалось бы, к началу 60-х, после десятилетий забвения и травли, к Анне Андреевне пришло всемирное признание. Её стихи переводились и печатались во многих странах мира. В 1964 году в Италии она получила очень престижную литературную премию Таормина, и посольство СССР в Риме устроило в её честь пышный приём. В следующем году Ахматова заслуженно стала почётным доктором литературы Оксфордского университета. 1965 г. А.А Ахматова в Оксфордском университете. Впервые в истории этого старейшего учебного заведения была нарушена незыблемая традиция: не Анна Андреевна всходила за мантией по мраморной лестнице, а ректор сам спустился к ней… Да и дома, в Советском Союзе, один за другим вышли, наконец-то, два сборника Ахматовой: «Поэма без героя» и «Бег времени». Но в конце 65 года, как раз накануне моих съёмок с ней, Анну Андреевну настиг в Москве 54
четвертый инфаркт, от которого она уже никак не смогла оправиться. После трёхмесячного лечения в больнице Ахматова скончалась 5 марта 1966 года в подмосковном кардиологическом санатории «Домодедово». Символично, но именно в этот же день, 13 лет назад (а 13 – сакральное число) ушёл из жизни тиран и мучитель её И. Сталин. Именно к нему были обращены пронизанные душевной болью строки Ахматовой: Я приснюсь тебе чёрной овцою На нетвердых, сухих ногах. Подойду и заблею, завою: - Сладко ль ужинал, падишах? Ты Вселенную держишь, как бусу, Светлой волей Аллаха храним. И пришёлся ль сынок мой по вкусу И тебе, и деткам твоим? А.А. Ахматова в конце 30-х годов. О внезапной кончине Анны Андреевны я, к сожалению, узнала слишком поздно – когда гроб с её телом уже доставили из Москвы в Ленинград. И тут меня окончательно выбил из колеи нокаут моего сокурсника по ВГИКу Семёна Арановича.
Он быстро сориентировался и взял все съёмки проводов Ахматовой в последний путь под свой контроль. Семёну несколько повезло – он защитил свой диплом на студии почти на 2 года раньше меня, сняв честный и чистый фильм «Последний пароход», который власти сразу же положили на полку… Но Роман Лазаревич Кармен и комиссия ВГИКа безоговорочно зачли этот фильм как отличную дипломную работу Арановича… А той весной он уже снимал большой полнометражный фильм «Друг Горького – Андреева» и мог ни с кем не согласовывать съёмки даже не запланированных сценарием эпизодов. Мы часто пользовались такой привилегией, снимая «для будущего» интересные события. Этим Семён и воспользовался. Всё у него было — и плёнка, и аппаратура, и транспорт. А главное — надёжные люди. Мне же, тогда молодой и неопытной, увы, досталась роль проигравшей в гонке. Но всё таинство православного отпевания в храме проходило на моих глазах и оставило глубокое впечатление на всю жизнь. И ещё… Нам никогда, под страхом полного отрешения от профессии, не разрешали снимать в церквях без особого на то соизволения КГБ и партийной власти. Повторяю: ни-ког-да!... Вот я и полагала, что на съёмки Семен каким-то образом получил такое «добро» – слишком открыто его группа работала. Я глубоко ошибалась. Наоборот, оказалось, что власти города не только не благословили съёмки в соборе, но и категорически запретили их. И когда утром началось отпевание, тайные сотрудники КГБ тотчас сообщили об этом куда следует. Из обкома партии директору студии последовал незамедлительный звонок: разобраться, виновных наказать и изъять отснятый материал. Выходя из собора, я увидела наших начальников, которые в три руки записывали всех сотрудников студии, бывших на отпевании Ахматовой. Утром следующего дня на доске приказов появился огромный список лиц, которым объявлялся строгий выговор. Там была и моя фамилия… Но на этом наказание не 56
закончилось. Вскоре меня вызвал главный редактор студии для профилактической беседы, которая закончилась очень жёстким резюме: - Людмила Артёмовна, студия считает преждевременным доверить вам работу над фильмом о Коллонтай. Думаю, что в ближайшее время у нас вряд ли найдётся подходящая тема для вашего диплома…» Это был удар ниже пояса. Я, конечно, без дипломного проекта не осталась и не без успеха сделала его на Кишинёвской киностудии, сняв очень душевный документальный фильм «Меридианы лета» о молдавских садоводах… Ну, а непосредственные участники тех съёмок были наказаны так: Семёна Арановича на неопределённое время разжаловали из режиссёров в ассистенты, Аркаша Рейзентул – один из лучших кинооператоров студии, из высшей категории переведён на время в низшую… Главным козлом отпущения сделали Анатолия Шафрана. Он был прекрасным оператором, но пока без диплома – учился на третьем курсе заочного операторского факультета ВГИКа. Шафрана просто уволили…- *** Я Толю хорошо знал, но после этих событий он пропал. Поговаривали - уехал на Дальний Восток. Потом он перебрался в Москву, да и я перешёл на другую киностудию — «Леннаучфильм». Судьба свела нас снова через много лет и, как это ни странно, в США, в городе Сарасота штата Флорида, куда Толя приехал отдохнуть к своим друзьям, а я жил в Тампе, всего в двух часах езды от Сарасоты. (Не буду вдаваться в подробности, как мы разыскали друг-друга. Эта другая тема.) Нам было что вспомнить. Вот что рассказал мне Анатолий Шафран о том, памятном событии 1966 года. - Нет, меня не уволили. Точнее - отправили в ссылку. Самую отдалённую, как Ленина в Шушенское.
Я - то вообще считаю, что царское правительство сослало его туда поправить здоровье для дальнейшей и бурной революционной работы. Ему платили денежный пансион, которого вполне хватало на сносную жизнь. Он мог заказывать любые книги. В местной лавке продавалась модная одежда и обувь, был бельгийский шоколад, французское вино и парфюм… И климат там вполне курортный. Отличная рыбалка. Охота… Да и мне повезло… Ленинградская студия кинохроники, как ты и сам знаешь, работая на ней, в те годы представляла собой ещё крепкое братство военных кинооператоров и режиссёров, переживших все ужасы блокады. Директор студии Валерий Михайлович Соловцов относился к их числу. Правда, традиционные фронтовые 100 граммов для многих, к великому сожалению, стали обязательными и в последующей, мирной жизни. Режиссёр В. Соловцов (справа) и оператор А. Погорелый за просмотром отснятого материала. Пьянства на студии, конечно же, не было. Но частенько наша буфетчица после традиционного разбора полётов – обсуждения в кинозале отснятых сюжетов для фильмов и киножурналов, аккуратно несла в директорский кабинет поднос с фарфоровым, в цветах, чайничком и бутербродами, накрытыми расшитой салфеткой. В чайничке, естественно, была традиционная, чистейшая, со слезой, СТОЛИЧНАЯ… 58
Остальные творцы своими группками разбредались по операторским кабинам – на скромный «перекус». Вот, вскоре после тех съёмок в соборе, я и сидел напротив директора во время подобного перекуса и строгого приказа секретарше: - Я занят… Никого в кабинет не пускать - - Толя, – начал разговор Соловцов, будучи уже слегка «под мухой», – я на тебя, естественно, никакого зла не держу… Мы в блокаду, каюсь, и сотой доли правды не сняли, и уже только этим виновны перед теми, кто лежит на Пискарёвском кладбище. Но и ты пойми: власть наша хочет крови, не важно чьей… - Ну да, неважно? Что же ваш начальник Первого отдела шепчет по углам: «Да-а-а… Вся троица – евреи!». Это как понимать? - - Забудь! Не бери в голову. Вопреки Красавицкому, ни одного еврея мы после войны не уволили. А имена погибших золотом выбиты на мраморной стене студии. Но ты пока по рангу – самый уязвимый. Я же хочу, чтобы и волки были сыты, и ты не очень пострадал… Я тут кое с кем из верных друзей в том же обкоме посоветовался и предлагаю такой вариант: официально мы тебя откомандируем на Хабаровскую студию кинохроники как бы для усиления её творческого потенциала. А высшим чинам в обкоме сообщим, что ты на студии больше не работаешь, что будет истинной правдой… Отсидишься на Дальнем Востоке годик – два, забудется эта история, – мы тебя назад заберём. Согласен? - В общем, я, конечно же, согласился на такой вариант. На Дальнем Востоке творческие возможности для оператора были просто безграничными, и я в душе не раз благодарил Валерия Михайловича за мою ссылку, за столь жестокое «наказание». Что ещё интересно… Анна Андреевна никогда не имела своего постоянного угла, жила как неприкаянная:
моталась по коммуналкам, подолгу жила у друзей и знакомых. Она сама не раз говорила: «Я потеряла оседлость… И в Питере не дома... И в Москве не дома… Пишу на подоконнике…» Квартиру в Ленинграде ей дали только за два года до смерти. Да и то после того, как она была выдвинута на Нобелевскую премию по литературе. Так вот, когда в 1990 году я принял непростое решение перебраться в США, Анна Андреевна фактически помогла мне получить Грин-карту, на которую, по-честному, я не очень рассчитывал. На собеседовании, рассказывая биографию, я коснулся и съёмок 66 года. К моему удивлению, сотрудница Госдепа США, мягко прервав меня, сказала: - Анатолий, мы знаем об этом. Вы сделали очень нужное для культуры дело. И пострадали…- В общем, уже через полгода я легально работал кинооператором на русском телевидении в Нью-Йорке. - Из беседы с редактором Ларисой Кухалевой. - С детских лет я очень любила кино и, закончив филологический факультет Ленинградского университета, устроилась работать ассистентом режиссёра на киностудию «Леннаучфильм»… Я хорошо знала Семёна Арановича. Он, будучи в некоторой степени свободным художником, снимал фильмы то у нас на студии, то на Кинохронике. И вот однажды раздаётся его телефонный звонок: - Лариса, ты мне как-то говорила, что любишь поэзию Ахматовой, изучала её творчество. Скончалась Анна Андреевна… Хочу снять прощание с ней. Мне нужна помощница. Работа будет буквально с колёс, оперативная. Надо срочно мчаться в аэропорт… Ты готова? - Самолёт с гробом Ахматовой прибыл около 5 вечера. Его встречали немногочисленные родственники Анны 60
Андреевны, поэты Александр Кушнер и Иосиф Бродский… Чуть в сторонке стояли несколько сотрудников КГБ и их оператор тщательно снимал всех участников этого траурного действа. И вот огромный деревянный ящик с надписью «НЕ КАНТОВАТЬ» выплыл из чрева самолета, рабочие стали грузить его в автобус. Сын Ахматовой Лев Гумилёв, не сдерживая слёз, все время повторял: «Мама… Мама… Мамочка!..» За несколько последних лет, после кровоточащего для Ахматовой разрыва с сыном, это была их первая встреча. За 2 месяца до смерти Ахматовой, видимо, предчувствуя её скорый уход из жизни и признавая свою несправедливость к матери, Лев хотел посетить Анну Андреевну в московской больнице. Но доброжелатели не допустили этой встречи: «Нет, нет… Волнение только повредит её здоровью!» А.А. Ахматова с сыном Л. Гумилёвым. Фото начала 60-х г. Лев Николаевич, будучи верующим человеком, заказал в Никольском соборе вечернюю панихиду и на следующее утро отпевание. Власти города, боясь большого скопления народа и непредсказуемости событий, категорически запретили давать об этом даже малейшую информацию. Радио и пресса сообщили только об официально разрешенном прощании с Ахматовой в Доме писателей. Но когда мы спозаранку прибыли в собор, он был уже практически полон. Горели тысячи свечей, все паникадила. Море света будто вырывалось из тьмы к гробу Ахматовой…
Понимание и мужество проявили молодые служители Никольского собора – отец Пётр и протоирей Николай Сойко. Зная о полном запрете съёмок в церквях, они всё-таки разрешили Арановичу сделать это. - Мы не хотим рисковать как вы, Семён, – сказали они. – Но знаем и то, кого будем отпевать… Бог нам всем судья. По делам и воздастся…- А люди всё шли и шли… Молодые и старые, верующие и неверующие – молва мгновенно облетела весь город. Гроб с телом Ахматовой стоял в центре собора. В густой бас священника: «… прости грехи вольные и невольные… и сотвори вечную память…», – периодически вмешивался стрекот кинокамер. К сожалению, Лев Николаевич воспринимал нашу работу как кощунственную суету и с вызовом бросал в лицо операторам и режиссёру жесткие слова: - Что вы, как воронье, налетели? При жизни, при жизни надо было снимать, а не сейчас…- Но церковь уже не вмещала всех желающих проститься с Анной Андреевной Ахматовой, и вскоре заполнился и весь 62
прилегающий к собору сквер. А ведь Хрущёв совсем недавно пообещал показать по телевидению в 1980 году последнего попа… Я стояла недалеко от гроба, держа за спиной холщёвую сумку с запасными кассетами для операторов. А они оставляли в ней отснятый материал. Пронёсся слух, что сотрудники КГБ отбирают на выходе из собора фотоплёнки. Толя Шафран забрал у меня сумку с кассетами и через заранее показанный ему священниками чёрный ход благополучно принёс материал на студию… Поздно вечером, уже совершенно без сил и окоченевшие от холода, мы вернулись со съёмок в Комарово, где на заснеженном сельском кладбище и нашла своё последнее пристанище Анна Андреевна Ахматова. Арсений Тарковский (в центре) на кладбище в Комарово читает стихи, посвящённые памяти А.А. Ахматовой. В её лице весь культурный мир ассоциировал великую Россию Пушкина, Толстого, Достоевского. На Литераторских мостках – месте захоронения известных людей, писателей и поэтов в Ленинграде, ей кусочка земли не нашлось…
После обработки киноплёнки все материалы этих несанкционированных съёмок были изъяты начальником Первого отдела студии, надёжно опечатаны и упрятаны в сейф с особо секретными материалами… *** Только через 23 года Аранович с трудом смог вытащить их из заточения и включить в свой пронзительный фильм «Личное дело Анны Ахматовой»… Из беседы с Семёном Арановичем осенью 1994 года на факультете экранных искусств СанктПетербургского института кино и телевидения. - Семён, ты один из немногих режиссёров, кто с одинаковым успехом снимает и художественные, и документальные фильмы… Почему понадобилось столько лет, чтобы страна, наконец-то, увидела первый фильм об Ахматовой? - Да какой чиновник в советское время осмелился бы разрешить съёмки картины о человеке, который беспощадно бросал власти вызов и всегда, несмотря на вечно висящий над её головой топор, годами живя без признания и денег, порой просто голодая, оставался свободным в помыслах?! Я тогда была с моими народом, Там, где мой народ, к несчастью, был… Всегда поражаюсь, какой силой обладают поэтические строки. Всего две строки. Но в них вся история России ХХ века: три революции, Гражданская война, коллективизация и индустриализация, создание империи ГУЛАГ… Они о блокадном Ленинграде, о радости Победы, о надежде на лучшее будущее и разочарованиях хрущёвской «оттепели». Они о жизни каждого из нас… Такова была судьба и жизнь Ахматовой. Но каждая беда, каждое горе приходило к ней не один раз, а повторялось и повторялось… 64
В 1921 году чекисты расстреляли её первого мужа – поэта Серебряного века Николая Гумилёва… В сорок лет от туберкулёза умирает второй муж Ахматовой, её духовный наставник, академик, учёныйассиролог Владимир Шилейко, знавший 62 языка… А. Ахматова с мужем Н. Гумилёвым и сыном Львом. Фото 1915 г. Третий спутник жизни Ахматовой – известный искусствовед и первый комиссар Русского музея и Эрмитажа Николай Пунин сгинул в одной из Воркутинских шахт Гулага в 1953 году. Единственный сын Ахматовой – Лев Гумилёв – истинный энциклопедист и создатель всемирно признанной теории этногенеза, трижды арестовывался и даже перед войной был приговорен к расстрелу. Война его и спасла… Добровольцем из норильского лагеря он дошёл до Берлина. А потом сел опять на долгие 10 лет… Фотография Л. Гумилёва после 3-го ареста. Карагандинская тюрьма.
А пасквильная оценка творчества Ахматовой Корнеем Чуковским, после которой её не публиковали 16 лет!? А доклад Жданова 46 года в Смольном с убийственным выводом: «Ахматова – не то монахиня, не то – блудница. Она – типичный представитель чуждой нашему народу пустой, безыдейной поэзии». И это после стихов, которые Анна Андреевна написала незадолго до войны: …Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами чёрных «марусь» … Ничего себе безыдейная поэзия, от которой мороз по коже. Вот таких, разящих наповал слов, власть и боялась больше всего. Она боялась, что стихи Ахматовой дойдут до людей. В тот голодный, 1946 год, пытаясь сломить поэта, Ахматову лишили даже продовольственных карточек – верх цинизма, кощунства и вседозволенности «слуг народа»… - Семён, художественный фильм «Торпедоносцы» был отмечен Государственной премией СССР и принёс тебе, его режиссёру, всенародную славу… Знаю, что ты и сам, до прихода в кино, летал на Крайнем Севере на торпедоносцах… Так вот, когда самолёт несёт смертоносный заряд на вражеский корабль, он должен идти строго перпендикулярно его борту, никуда не сворачивая, и этим самым подвергает себя максимальному риску – обстрелу из всех орудий… - Да, это, действительно, так. - Вот и жизнь Анны Андреевны напоминает мне полёт торпедоносца. - Очень точное сравнение. Единственный раз в жизни, пытаясь вытащить сына из тюрьмы, Ахматова переступила через себя, совершила поступок, который сжигал её и мучил совесть до конца дней: в 1950 году она опубликовала в самом 66
массовом журнале «Огонёк» цикл стихов, восхваляющих Сталина. Но тиран жертву не принял. Именно в эти дни, боясь уже своего ареста, Анна Андреевна сожгла значительную часть своего архива и рукописей. Но эту её слабость можно и объяснить, и понять. Ведь прежде всего она – женщина и мать. Знаешь, если бы Анна Андреевна написала за всю свою жизнь только один «Реквием», она всё равно бы заняла своё достойное место среди великих русских поэтов. Шесть лет Ахматова писала эту поэму и сразу же уничтожала листки, оставляя строки в своей памяти и памяти самых верных друзей. Только за несколько лет до ухода из жизни Анна Андреевна решилась снова доверить поэму бумаге… Но случилось так, что без её ведома «Реквием» был тайно вывезен из страны и опубликован в Западной Германии в 1963 году. Партийные боссы Ленинграда Толстиков, а потом Романов, ей такое простить не могли… На родине «Реквием» был напечатан в журнале «Октябрь» только 25 лет спустя, уже во время горбачёвской перестройки.
Мы же свою, упрятанную в застенки кинохронику, смогли вызволить лишь в столетний юбилей Ахматовой, в 1989 году… К сожалению, часть материала этих съёмок бесследно исчезла. Трудно сказать, на каком этапе. Если плёнка жива – посмотрим, где и когда она всплывёт, ведь в наше смутное время призыв нового вождя обогащаться любыми способами стали обычной нормой жизни. Но, боюсь, в ближайшее время летать на торпедоносцах будет уже некому… С. Аранович с актёрами фильма «Торпедоносцы». *** P.S. Торпедоносец Семёна Арановича - его жизнь. Она оборвалась через 2 года после нашей беседы, в Гамбурге, в вынужденной эмиграции творца, который так и не смог вписаться в новые реалии развалившейся на куски Родины. 68
РЕЙХСТАГ Несколько лет назад, по делам посетив Берлин, в день перед отъездом я отправился к Рейхстагу - историческому символу Германии - в надежде попасть внутрь и сделать для своего архива снимки сохранившихся с военных времён на его стенах надписей советских солдат и офицеров, штурмовавших это хорошо укреплённое здание с почти непробиваемыми стенами. Даже для советских «тридцатьчетвёрок», которые бритвой сносили башни немецких «тигров» и прошибали им лобовую броню, они оказались весьма крепким орешком… Моросил мелкий тёплый дождь, был обычный рабочий день, но я с большим разочарованием осознал, что в Рейхстаг мне не попасть: гигантская живая очередь лентой цветных зонтов извивалась по площади перед зданием. Это было зрелище очень похожее на то, что мы всегда наблюдали перед мавзолеем в Москве в дни красных дат советского периода. Что ж, пришлось отложить посещение Рейхстага до следующего визита в Берлин...
Немного истории. Для Гитлера, мечтавшего безоговорочно сосредоточить всю полноту власти в своих руках, парламент был такой же раздражающей тряпкой, какой в январе 1918 года для большевиков оказалось избранное народом Учредительное собрание. Большевики перед началом Красного террора его просто разогнали, расстреляв из пулемётов вышедший на его защиту народ. А молодчики фюрера подожгли Рейхстаг, объявив в этом злодеянии коммунистов, и начали массово арестовывать и расстреливать инакомыслящих. После пожара Рейхстаг в системе власти и в идеологических символах нацизма никакой роли не играл, и парламент в нём больше не собирался. В годы войны одни помещения Рейхстага занимали цеха радиотехнического концерна АЕG, в других разместился военный госпиталь и акушерское отделение одной из клиник Берлина. Но вот для Сталина, роль которого в судьбе страны постоянно меняется в зависимости от конъюнктуры и состояния мозгов действующей власти, будущее Европы и мира, видимо, просматривалось далеко вперёд. 70
Именно поэтому перед началом решающей битвы за Берлин, когда Жуков обратился к вождю с вопросом, где водрузить красное Знамя Победы, Сталин твёрдо сказал: - Гитлер сидит в бункере Рейхсканцелярии. Над его норой нам флаг ни к чему. Только над Рейхстагом! - Сталин прекрасно понимал, что для послевоенной Германии именно парламент будет означать символ государственной власти и именно сюда, когда страна восстанет из руин, будут обращены взоры Европы. У стен повергнутого Рейхстага. По Потсдамскому Договору Рейхстаг отходил к Западному Берлину. Сталин настоял на включении в Договор очень важного пункта: красное знамя должно 50 лет полыхать над куполом Рейхстага… И оно, как символ Победы и мощи Советского Союза, действительно развевалось там ещё 9 лет. *** Восстановление Рейхстага шло очень медленно, и вскоре после смерти Сталина власти Западного Берлина
поняли, как можно избавиться от ненавистного красного знамени над городом… Они объявили, что купол здания изза перебитых и прогнивших металлических балок может скоро просто рухнуть… Во избежание беды его быстренько взорвали, и Рейхстаг восстановили уже без купола. Но надписи внутри здания для исторической памяти нации были всё же сохранены или спрятаны под штукатурку почти в полном объёме. А потом рухнула и Берлинская стена, проданная Горбачёвым Колю за ничтожные для СССР три миллиарда долларов. Три миллиарда за фактическое уничтожение ГДР... Новая реконструкция Рейхстага началась в 1994 году, когда было принято решение о переезде правительства уже объединённой Германии из Бонна в Берлин. Международный конкурс, одним из главных условий которого было максимальное сохранение следов истории, выиграл английский архитектор Норман Фостер. Несмотря на яростные протесты многих депутатов, надписи на стенах Рейхстага были вновь сохранены. По согласованию с Российскими дипломатами убрали только самые скабрёзные из них. Реконструированное здание Рейхстага сегодня. 72
Фостер восстановил и стеклянный купол здания, но придал ему совершенно новое функциональное значение. Теперь это самая популярная смотровая площадка города, с которой через огромные стёкла с высоты 40 метров открываются виды удивительно красивого, чистого, утопающего в зелени парков и каналов Берлина. Внутри купола Фостер установил специальную колонну: 360 её зеркал с помощью компьютеров следят за прохождением солнца и направляют его живой свет в огромный зал заседаний. Внутри купола Рейхстага. В дни работы парламента любой турист может наблюдать за бурными дебатами народных избранников. Кстати, вход в Рейхстаг совершенно бесплатный, а площадка обозрения работает до 10 часов вечера. Но, увы, примазаться к какой-нибудь плановой экскурсионной группе при чёткой работе пропускного пункта, ведь охраняется объект и лица государственного значения, мне тоже не удалось.
(Сегодня живая очередь в Рейхстаг вообще отменена. Пропуск на вход, правда, можно заказать из любой страны мира электронным способом. Сделать это нужно за несколько недель до намеченной даты посещения — так велик спрос увидеть эту возвращённую страницу истории Германии в новом облике технологий ХХI века.) Да, обидно, очень - внутрь Рейхстага я тогда не попал. Но зато мне круто повезло в другом. Работая на Ленинградской студии кинохроники, а потом на студии «Леннаучфильм», я хорошо знал многих фронтовых кинооператоров. Они воевали на разных фронтах от Мурманска до Чёрного моря. Дошли до Варшавы, Праги, Берлина — Сергей Фомин, Борис Козырев, Яков Блюмберг, Фёдор Овсянников, Константин Станкевич, Ансельм Богоров, Александр Ерин, Борис Дементьев… Их оружием все годы войны была фронтовая камера «Аймо» с бобышкой плёнки всего на одну минуту съёмки. Всего на одну минуту! А потом перезарядка под шквалом пуль, среди вздыбленной земли от разрывов снарядов и бомб. В раскалённом от выстрелов танке, в штурмовике, идущем в атаку… И снова глаз в визир, как делает снайпер, и палец только в нужное мгновение готов нажать пусковую гашетку камеры... 74
Вот почему, медленно обходя здание парламента, я живо представлял себе события тех дней и те минуты ликования на лицах измотанных боями солдат, когда они увидели Красное знамя на крыше Рейхстага. Но вот само Знамя Победы до сих пор представляет собой большую и, видимо, уже неразрешимую загадку. И чем дальше уходим мы от майских событий 1945 года, тем больше становится тех, кто первым водрузил его над Берлином. Историки даже шутят: - Знаете, бревно с Лениным на знаменитом первомайском субботнике тоже, оказывается, несли несколько сот человек...- *** Вот что рассказал мне о съёмках штурма Берлина и Рейхстага кинооператор Борис Дементьев. - Сражение за столицу Германии снимала группа из 40 кинооператоров, в число которых входил и я. Берлин весной 1945 года, конечно же, был обречён. Кинооператор Б. Дементьев. Берлин. 5 мая. 1945 г.
Перед началом его штурма наши бомбардировщики ежедневно сбрасывали на город, даже трудно представить это, 250 вагонов авиабомб, а 16 апреля, в день начала операции, на линии обороны столицы Германии обрушился огненный вал 42 тысяч орудий и тяжёлых миномётов. Залпы дивизионных «Катюш» превращали окопы и укрепления противника в пылающий ад. После всего этого вперёд двинулось больше 6 тысяч танков. Сталин поставил перед войсками задачу опередить союзников и любой ценой взять Берлин к 22 апреля - дню рождения В.И. Ленина. Любой ценой! *** Эта тяжёлая, как оказалось, миссия выпала, главным образом, на долю нашей, 3-й Ударной армии Первого Белорусского фронта, которым командовал Г. К. Жуков. Любой ценой взять город с ходу не удалось. Армия, не получив никакого отдыха от изматывающих боёв за Зееловские высоты на подступах к Берлину, где на минных полях, преодолевая их, полегло больше 80 тысяч наших солдат, теперь увязла в тяжелейших уличных боях 76
столицы за каждый её перекрёсток, за каждый дом, порой за каждую квартиру. От безостановочных разрывов снарядов обвалами рушились стены, огонь и пыль разъедали глаза и лёгкие, от чёрного дыма люди не видели неба. По улицам, заваленным обломками зданий и подбитой техникой, нашим танкам продвигаться было очень трудно.
Они медленно и натужено ползли вперёд, с трудом преодолевая препятствия, подминая под гусеницы всё, что по пути, с ходу в упор били из орудий по подвалам, подъездам и чердакам, откуда на них неслись огненные стрелы бронебойных фаустпатронов. Раненые и оглушённые танкисты горящими факелами вываливаются из люков… На смену подбитым машинам из переулков выползают новые танки. Всё пространство - и спереди, и с боков, и сзади простреливается шквальным огнём. И так две недели, день за днём, без сна и отдыха. Я преклоняюсь перед мужеством наших солдат — как они тогда весь этот ужас и кромешный ад выдержали! Надо отдать должное врагу: гарнизон Берлина стойко, без паники держал оборону. За город сражались даже дети. Их было особенно жалко. Последние солдаты фюрера. *** Всю отснятую за день плёнку мы сдавали в штаб нашей киногруппы, и она немедленно самолётом отправлялась на обработку в Москву - каждый рабочий день Сталин обязательно начинал с просмотра свежей фронтовой кинохроники. 78
Опыта боёв в крупном, хорошо укреплённом большом городе у нас, конечно же, не было, поэтому армия ценой огромных потерь техники и живой силы невероятно тяжело продвигалась к центру столицы Германии, к Рейхстагу, преодолевая за сутки полтора-два километра. У всех штурмовых групп были подробнейшие карты Берлина с указанием даже мало-мальски значащих объектов и переулков. Кстати, карты эти были подготовлены специалистами ещё два года назад, в 1943 году, и как это ни странно, в блокадном тогда Ленинграде. К сожалению, на них недостаточно полно были нанесены очень разветвлённые линии метро столицы, многочисленные подземные объекты, бетонные туннели каналов связи, водопровода и канализации. Именно по ним диверсионные группы немцев пробивались в наши тылы и внезапно обрушивались огнём буквально в спину. Только к вечеру 29 апреля первые группы наших войск, в которых снимали кинооператоры Иван Панов и Моисей Шнейдеров, пробились к Королевской площади. До Рейхстага оставалось преодолеть каких-то 200-300 метров.
Обороняли здание элитные части - больше двух тысяч эсэсовцев. Накануне немцы на парашютах сбросили им на помощь морской полк пехоты. Все утренние и дневные попытки пробиться к входу в Рейхстаг не удались. Ураганный огонь артиллерии и пулемётов буквально выкашивал наши наступающие цепи. На самых подступах к Рейхстагу полегли десятки солдат. Многие из них держали в уже цепенеющих руках самодельные небольшие красные флаги и флажки. Все они, конечно, знали обещание Жукова: - Кто первым укрепит на Рейхстаге красный флаг - будет представлен к званию Героя Советского Союза! - Жестокая, кровопролитная война приближалась к концу, и поставить в ней именно свою, последнюю точку победителя хотел сделать каждый — от рядового стрелкаавтоматчика до генерала. И этот всеобщий народный порыв совершенно не зависел от обещаний Жукова. Только после наступления темноты, при мощной поддержке танков и артиллерии первые группы наших солдат ворвались в здание Рейхстага. Жуткий бой, часто отчаянно-рукопашный, практически в полном мраке 80
продолжался всю ночь. Отдельным группам бойцов в разных частях Рейхстага удалось повесить на скульптурных группах фронтонов здания несколько самодельных знамён. Все эти флаги вскоре были срезаны немецкой артиллерией. Но ранним утром 1 мая, когда остатки гарнизона Рейхстага, в основном, были загнаны в его бетонные подвалы, сержанты Егоров и Кантария пробились на крышу Рейхстага и водрузили там штурмовое знамя своей дивизии. Это знамя и снял на плёнку, как только окончательно рассвело, оператор Саша Панков. Потом взятие Рейхстага с полной отдачей сил бойцы штурмовых отрядов повторили для истории — все понимали в каких невероятно тяжёлых условиях снимали наши кинооператоры. А ночью во время боя снимать было вообще невозможно и бессмысленно. Символичный эпизод с развевающимся красным знаменем, которое в порыве атаки несут наши солдаты по широченным ступеням Рейхстага, блестяще снял Моисей Шнейдеров… Эти кадры вскоре стали лучшим эпизодом нашего общего большого фильма «Берлин - 45».
- Борис Михайлович, может быть, вы знаете при каких обстоятельствах появился впечатляющий снимок водружения Красного Знамени Победы над Рейхстагом, сделанный Евгением Халдеем. Фотография эта размещена во всех учебниках истории. Явно, это не флаг Кантарии и Егорова...- - Ни в коем разе. Этот снимок-символ полностью постановочный и сделан он в разных вариантах. Насколько я осведомлён, дело обстояло так… 1 мая, когда уже бои за Рейхстаг закончились и было официально объявлено о полной капитуляции Германии, корреспондент ТАСС Евгений Халдей получил от руководства задание срочно сделать для прессы страны и мира несколько эффектных снимков водружения Красного Знамени в разных частях города. Подходящих для триумфального фото знамён не нашлось. Где-то он раздобыл три больших красных скатерти, разыскал в повергнутом Берлине портного, вырезал из белой простыни звёзды, серпы и молоты и тот аккуратно пришил их к полотнищам...Три флага были готовы. Теперь нужно было найти место, где их повесить. Желающих среди солдат выполнить эту работу было предостаточно. Первое знамя они повесили на фронтоне немецкого штаба 8-й армии. Там в виде скульптурной группы был огромный орёл, держащий в когтях земной шар. Вот к этому орлу и закрепили древко. Второе знамя установили на Бранденбургских воротах. Третий флаг Халдей решил 82
снять на стенах Рейхстага. Было это уже к концу 2 мая, и когда он подъехал туда, то увидел, что всё здание уже увешано, как ёлка, сотнями самодельных флагов и флажков всех полков, батальонов и рот, находящихся в городе… Но опытный взгляд профессионального фотографа нашёл-таки местечко с трагическим видом поверженного города. Помогали Халдею установить флаг рядовые Ковалёв и Горычев со своим командиром старшиной Исмаиловым. Вот этот снимок и стал самым удачным и впечатляющим. Именно он украшает сегодня многие военные музеи мира. И хотя фотография не зафиксировала сугубо документальный момент водружения знамени - это всётаки потрясающий по силе воздействия застывший навечно момент эпохи - символ нашей Победы. Штурм Рейхстага лично я не снимал. Но мне, пожалуй, подфартило больше всех. В ночь с 8 на 9 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте, в присутствии высшего командного состава всех Союзных армий, я снимал самое главное событие Второй Мировой войны - подписание фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем Акта о безоговорочной капитуляции Германии.
- На студии ходит байка, что за эту съёмку маршал Жуков подарил Вам легковой автомобиль? - Было дело. Там, в Карлсхорсте, когда он ставил на документе свою подпись, мне позарез нужен был очень крупный план и я, видимо, немного помешал ему своей камерой. Жуков тихо выразил мне своё неудовольствие, что я очень мешаю ему выполнить важнейшее государственное поручение. А я ответил ему, что моё поручение - навечно запечатлеть для истории эту его миссию. И не только для истории нашей страны. Для истории всего человечества. - Ну-ну, - нахмурился он. - Посмотрим, что Вы наснимаете — потом и поговорим. - Г.В. Жуков на подписании Акта о полной капитуляции Германии. На заднем плане с кинокамерой Б. Дементьев. Через некоторое время Жуков и впрямь посмотрел проявленный материал и неожиданно тепло поблагодарил меня за работу. На прощанье сказал своему адъютанту: 84
- Капитану Дементьеву в соответствии со званием от имени командования оформить личную машину «Оппель-капитан». Кинохроникёр без транспорта, как казак без коня...- Так что с фронта я, действительно, вернулся в Ленинград на своём шикарном авто. - Ещё вопрос, Борис Михайлович… 3 мая 1945 года газета «Правда» на первой странице разместила большой снимок фотокорреспондента Виктора Тёмина, который был перепечатан практически всеми крупными изданиями планеты и принёс мировую славу его автору. Тёмин с борта самолёта 1 мая снял ещё дымящийся Рейхстаг с огромным знаменем на вершине его купола. Очень впечатляющее фото. А вот в Вашем фильме, а я смотрел его не один раз, нет ни одного плана со знаменем именно на куполе. Вряд ли кинооператоры могли пропустить такой впечатляющий кадр. - Да, такого плана у нас нет. Потому что ни 1, ни 2, ни даже 3 мая его там не было и быть не могло. Купол был весь разбит. Под ним просто бездна и огонь пожара. Расстояние между стальными узкими балками перекрытия больше двух метров. Забраться по ним наверх даже без знамени могли только опытные альпинисты. А с флагом, да ещё с таким огромным, как на фото Тёмина - да людей с ним оттуда ветер как пылинку сдует. - А негатив и сер, и тёмен, когда снимает Виктор Тёмин! - помню, так обычно шутили его боевые коллеги в знак признательности мастерства этого фронтового фотографа. Мы же все друг друга хорошо знали. Виктор с «кукурузника», который получил в этом полёте множество пробоин, отщёлкал целую кассету и 2 мая срочно доставил её в Москву. Правда с приключениями. Говорят, что без разрешения воспользовался Ли-2 самого Жукова. Он с ним много летал, и экипаж самолёта считал Тёмина чуть ли не личным фотографом маршала. То есть — своим.
Как раз в этот день гарнизон Берлина капитулировал, и бои в городе, в основном, прекратились. Это означало главное: войне — конец. Фотографии, которые Тёмин так оперативно доставил в Москву, были очень символичны для отражения события такого масштаба. Опытные ретушёры газеты быстро дорисовали на одном из лучших снимков огромное, несоразмерное по масштабам Рейхстага знамя. И эта фотография, действительно, стала исторической. Тёмину простили фактический угон самолёта Жукова с фронта, а по законам военного времени это неминуемый расстрел, и наградили орденом Красного Знамени. Что же касается первого Красного знамени на Рейхстаге — тут история развивалась так. В 1961 году специальная комиссия при ЦК КПСС, из-за немыслимого уже обилия весьма противоречивых воспоминаний участников штурма Берлина и Рейхстага, пыталась определить, действительно ли, ничуть не умаляя их героизма, Егоров и Кантария были первыми?! Новую истину установить не удалось. Наоборот, к уже известным героям прибавились новые претенденты на 86
водружение Знамени Победы: пятёрка капитана Махова, казах лейтенант Рахимжан Кашкарбаев и другие… Всех имён не упомню. Так что история с водружением на Рейхстаге Знамени Победы продолжается… *** Как прав оказался Борис Михайлович. После Берлина, уже в Санкт-Петербурге, я навестил своего коллегу по прежней работе, ветерана 3-й Ударной армии Залмана Зелькина, которому на тот момент исполнилось 86 лет. 50 из них он проработал на нашей киностудии «Леннаучфильм» в цехе мультипликации. Уникальный художник кино-график. Любой фильм начинается с заглавных титров, с «шапки» - так мы их называем. Эти первые кадры во многом определяют восприятие картины, эмоционально настраивают зрителей. Очень важно, чтобы все надписи гармонировали с содержанием фильма. Художник должен проникнуться замыслом режиссёра, чувствовать своеобразие эпохи, отображаемой в картине. Графическое оформление всех своих фильмов я сделал вместе с Зямой. В армию он был призван в 1943 году, с 3 курса Московской средне-художественной школы Игоря Грабаря. И солдатом-автоматчиком прошёл боевой путь от Варшавы до Германии… Тяжело, по высоким неудобным ступеням поднимаюсь на пятый этаж хрущёвки без лифта. Понимаю, чтобы вынести мусор или спуститься в магазин за хлебом и вернуться, для Зямы немалая проблема. - Ничего, - обнимает он меня при встрече, - переживём, пока кости выдерживают и ноги ходят. Зато отдельная квартира - не до смерти же в коммуналке жить. Да и когда мне власть её давала, как ветерану войны — мне исполнилось всего 65. Совсем молодой был. - Потом приняли по рюмочке коньяка за встречу, пьём чай с ароматным лимоном, беседуем о житье-бытье, вспоминаем общих знакомых. Вспомнили и фронтового кинооператора Бориса Дементьева, с которым Зяма, оказывается, дружил. С интересом рассматриваю награды и снимки военной поры…
И вдруг, стоп, на фотографии, уже немного потерявшую от времени резкость, совсем молоденький Зяма, в военной форме с ефрейторскими полосками, над картой что-то живо разъясняет группе офицеров с большими звёздами на погонах. Смеётся: - Это мои «подчинённые», цвет штаба 79-го Берлинского стрелкового корпуса, который брал Рейхстаг. Рассказывает: - Пока шли бои в городе, моя часть обходила Берлин слева. Мы пробивались к Эльбе, на встречу с англо-американскими войсками. Как это ни странно, самые тяжёлые бои у нас были с частями РОА — Русской Освободительной Армии генерала Власова. Это бред, что её солдаты выполняли в Вермахте только вспомогательные функции и не были на передовой. Нет, эти перевёртыши, понимая неминуемую расплату за измену и предательство, дрались отчаянно. Часто до последнего, как говорят, патрона… Много советских солдат и офицеров они положили под Берлином. Много. Тяжело об этом вспоминать… Как же так: свои — своих?! Это сейчас я понимаю, какая жизненная драма была у многих людей Власова, почему они выбрали именно такой 88
путь в своей жизни. Не все были довольны советской властью, что уж говорить. Но тогда… После капитуляции Германии несколько месяцев я охранял особые объекты страны - институты ФАУ 1 и ФАУ 2, где учёные и инженеры Гитлера разрабатывали «оружие возмездия» - самоуправляемые ракеты различной мощности и дальности. В начала 46-го года, когда в дивизии потребовались художники для выполнения важного секретного задания, меня перевели в штаб. А задание заключалось вот в чём… Чтобы обобщить боевой опыт взятия Берлина, критически оценить наши огромные потери в живой силе и технике и сделать выводы на будущее, маршал Жуков в апреле решил провести специальную научную конференцию для высшего командного состава. Разобрать всё по косточкам. - Извини, Зяма, что перебиваю и перекидываю мостик в уже постсоветское время. Похоже, что лучший, по словам Ельцина, Министр обороны России Павел Грачёв материалы этой конференции в Академии не изучал… А жаль! Пообещав во время Чеченской войны силами одного парашютно-десантного полка штурмом взять Грозный, он оставил на улицах города больше двухсот сгоревших танков и бронетранспортёров. И бездумно загубил жизни тысяч совсем ещё безусых солдат, цинично заявив: - Они погибли за Родину с улыбкой! - - Пожалуй, возразить тебе не могу. Герою России такое непростительно… Но, как видишь, - не застрелился, не подал в отставку. Всё, как в первые, да и в последующие месяцы Великой Отечественной. Так я продолжу… Моей группе художников-картографов было поручено изготовить точные схемы действий в Берлинской операции всех дивизий и полков. В том числе подробную, учитывая каждый метр продвижения, схему взятия Рейхстага и водружения на нём Знамени Победы.
Именно поэтому я был допущен к ознакомлению с самыми секретными материалами этого этапа войны. С офицерами штаба мы скрупулёзно изучали все донесения, написанные порой второпях, прямо во время боя, на клочках бумаги и обрывках газет, все радиопереговоры. Остановимся на Рейхстаге и истории водружения знамени на нём. Всего официально штурмовых знамён было изготовлено 9 — по числу дивизий 3-й Ударной Армии. Каждое знамя на древке имело свой номер. Знамя под номером 5 было, действительно, первым официальным штурмовым знаменем, я повторяю - официальным, которое закрепили на фронтоне главного входа Рейхстага сержанты 150-й стрелковой дивизии Мелитон Кантария и Михаил Егоров. Именно это, номерное знамя, было отправлено в Москву на Парад Победы. Для справедливости скажу, что Героев Советского Союза за штурм Рейхстага получили и другие бойцы, которые водрузили на рейхстаге свои, самодельные флаги 90
и флажки, и их командиры. Об этом cегодня, к сожалению, практически не пишут и не говорят. Но были, и немало, незаслуженно обделённые герои — я знаю о чём говорю, у меня память цепкая, помню многие донесения из сейфов штаба… Так вот, один из них - лейтенант Алексей Берест. Именно он возглавлял группу Кантарии и Егорова, отсекал от них огнём из своего автомата оставшихся в живых фашистов. Это на его плечах, а Берест был рослым, очень сильным человеком, стояли эти солдаты, чтобы закрепить знамя к статуе телефонным проводом… Но при оформлении документов кто-то из особистов «наверху» вычеркнул фамилию Береста. Вместо Золотой Звезды Героя ему вручили весьма почётный, но всего лишь боевой орден Красного Знамени. А ведь буквально в тот же день он совершил и другой свой подвиг. Лейтенант Алексей Берест. Эсэсовцы, загнанные в подвал Рейхстага, сделали несколько яростных, но безуспешных попыток вырваться оттуда. Они попросили прислать парламентёра. Но с условием: поскольку среди них есть генерал, переговоры с нашей стороны тоже должен вести генерал. На худой конец - полковник. Эту миссию с большим риском для жизни, переодевшись в нужную форму, выполнил лейтенант Берест, который неплохо владел немецким языком. После его убедительных аргументов о бессмысленности дальнейшего сопротивления, гарнизон Рейхстага вскоре
сложил оружие. Из подвалов с поднятыми руками вышли больше тысячи эсэсовцев. Если бы не Берест, сколько наших солдат ещё могли положить эти упёртые головорезы?! Будь моя воля, я бы и за этот поступок дал Бересту Героя. Но жизнь его, к великому сожалению, пошла совсем наперекосяк. После войны, в начисто разрушенном Севастополе, продолжая свою службу, он долгое время жил с женой в землянке, после демобилизации перебрался на Дон, возглавил там районную киносеть. Однажды, повздорив с ревизором за огульное обвинение в присвоении денег, взял его за грудки и выбросил через окно на улицу вместе со стулом. В общем, боевого офицера партийная власть быстро поставила на место, дали 10 лет заключения. Когда пришли описывать имущество, написали: - Ничего нет! Абсолютно никакого имущества! - Весь свой срок валил лес в Пермских лагерях. Вернулся, с трудом устроился в литейный цех «Ростсельмаша». Однажды, осенью 70-го года, Берест переходил железнодорожные пути у платформы станции этого завода. Впереди шла женщина с девочкой. В этот момент подошла электричка, и толпа ринулась на её штурм. Девочку сбили на соседний путь. А по нему шёл встречный скорый поезд. Мать девочки от ужаса закричала… Берест, не раздумывая, тотчас бросился к ребёнку и ценой собственной жизни столкнул девочку с пути. Было ему всего 49 лет. Хоронил Береста весь город. *** Ветераны нашей 3-й Ударной Армии не раз обращались в Правительство СССР и к Президентам России с просьбой снять с лейтенанта Береста судимость и присвоить ему заслуженное звание Героя Советского Союза. Никакой реакции… 92
Только спустя 60 лет, в 2005 году, справедливость всётаки восторжествовала: лейтенанту Бересту присвоили звание Героя, но уже совсем другого государства — Украины… А Россия, преемница Советского Союза, по-прежнему открещивается от своего героя. Ну а у меня, Игорь, из всех боевых наград самая дорогая и значащая вот эта — медаль «За героический штурм Берлина». Очень горжусь ею. - Перед расставанием Зяма дарит мне свою фронтовую фотографию. - Знаю, ты публикуешь свои материалы в разных русскоязычных изданиях США. Поздравь от меня через одно из них с Днём Победы всех ветеранов, живущих сейчас по тем или иным причинам в Америке! - Выполняю его просьбу. Поздравление ветеранам ВОВ ефрейтора Залмана Зелькина опубликовано во флоридском журнале «Контур», в котором и был опубликован этот материал. ***
ДАР ЭВЕРЕСТУ Весной 1982 года сбылась мечта нескольких поколений советских альпинистов. С 4 по 9 мая на "третий полюс" планеты, высочайшую горную вершину мира Эверест, взошли 11 спортсменов. Причем, двa восхождения были совершены ими ночью. По словам выдающегося итальянского горновосходителя, покорителя восьми восьмитысячников Рaйнxoльдa Месснера, "...советские спортсмены сказали самое веское слово в альпинизме двадцатого века". Наша Ленинградская студия научно-популярных фильмов, где я тогда работал, сняла об этом историческом, невероятно трудном и опасном покорении вершины фильм «Восхождение на Эверест». С режиссёром этого фильма Валентином Венделовским я был не то что бы на «короткой ноге», но в хороших, 94
дружественных отношениях. Даже после фактического закрытия студии и моего переезда в США, мы не теряли связи - перезванивались, обязательно встречались во время моих посещений Санкт-Петербурга… Редактор журнала «Флорида» Александр Росин знал о моём знакомстве с автором нашумевшего в своё время, не раз показанного по ТВ фильма о покорении советскими спортсменами Эвереста, и как-то предложил мне взять интервью у Венделовского, расспросить его подробнее, как всё было на самом деле с этим, смертельно опасным и, действительно, историческим восхождением… Да и повод нашёлся. Связываюсь по телефону с Венделовским, объясняю ситуацию: готов ли он… - Baлeнтин, скоро 30-летний юбилей Гималайской экспедиции, и я хочу задать тебе несколько вопросов о работе над фильмом. Увeрeн, тeмa этa будeт интересна для читателей «Флориды». - О чём речь, Игoрь?! Отвечу на вce твoи вoпрocы. - Давай начнём с самой главной тайны... Признаюсь, я и сам до сих пор теряюсь в догадках, но в душу тебе не лез... Kaким всё-таки oбрaзoм тeбe, рeжиccёру из Лeнингрaдa, нe имeвшeму дaжe 1 рaзрядa пo aльпинизму, удaлocь oбoйти вcex кинoшныx зубрoв? Обычно события такого масштаба снимали московские, "придворные" студии: ЦСДФ, Центрнаучфильм... А наша студия, как впрочем, и сам Ленинград, считалась провинцией. - Вопрос не в бровь, а в глаз! Caмoe удивитeльнoe, чтo на многочисленных встречах со зрителями никто никогда не задавал мне такого вопроса. Это правда, специальной альпинистской подготовки я не имел, но горы всегда были моей стихией. До Эвереста я снял большой фильм "Граница" и работал практически на всех самых высокогорных заставах страны, ходил в наряды, лазил с пограничниками по скалам.
В общем, кое-чему неплохо у них выучился. А в тот, незабываемый 79 год, я снял фильм "Пилоты Памира", о летчиках, которые каждый день работают на грани риска, летая в узких ущельях Крыши Мира. Bпрoчeм, ты вeдь тoжe снимал в тех местах… - Kaк ceйчac пoмню oщущeниe жути при первом полете в Хорог на ЯК-40. От кончиков крыльев до скал было 20- 30 метров… Сильный порыв ветра, растерянность пилота - и всё… Да, на этой трассе работали герои. - Ну тaк вoт. Пocлe этoгo фильмa мeня приглacил в кaбинeт нeбeзызвecтный тeбe Алексей Николаевич Сазонов. Нaдeюcь, нe зaбыл, oн в тe гoды рукoвoдил отделoм всего неигрового кино в Кинокомитете СССР. - Oбижaeшь. Kaк мoжнo зaбыть чeлoвeкa, кoтoрый пoвeрил в мeня?! Свой первый фильм "Охотники за динозаврами" я снял только c блaгocлoвeния Алексея Николаевичa, ведь до этого я работал на студии простым инженером. - Да, это был удивительно доброжелательный человек, глубоко понимающий роль науки и кино в обществе. Koгдa я пришёл, oн неожиданно cпрocил: - Валентин, взялся бы ты снять картину о восхождении советских альпинистов на Эверест? - Я знал, что до этого несколько попыток проведения такой сложной и дорогостоящей экспедиции были по разным причинам сорваны. - Конечно, это было бы для меня подарком судьбы, Алексей Николаевич. Но… Он ответил: - Теперь уже никаких "но" не будет. Завтра утром в Центральной прессе появится постановление Спорткомитета СССР об организации и проведении экспедиции на Эверест. Вот ручка, вот бумага. Пиши прямо здесь на моё имя заявку на этот фильм. - Я выполнил просьбу нашего главного начальника. Прочитав заявку, Сазонов удовлетворённо кивнул головой: 96
- Теперь бери этот листок и бегом в диспетчерскую по приёму почты. Зарегистрируй поступление заявки и поставь штамп с сегодняшним числом. Оформленную бумагу - мне на стол -... С утра на Госкино СССР обрушился шквал звонков, телеграмм, телетайпных писем с киностудий и ТВ, от маститых режиссёров и сценаристов. Алексей Николаевич мужественно отбивался от наседавших авторитетов, повторяя ещё и ещё раз: - Первым заявку на этот фильм подал режиссёр из Ленинграда Венделовский. Она у меня на столе -. - Валентин, но ведь яcнее-ясного, чтo были силы гораздо мощнее Сазонова: министр кинематографии, ЦК КПСС. Наконец, Политбюро во главе со вторым Ильичом. Если бы зaxoтeли - выбрocили бы твoю зaявку просто в урну и зaбыли. - Всё это так. Положение усугублялось eщё и тем, что руководитель экспедиции, мастер спорта по альпинизму, заслуженный тренер СССР, доктор физико-математических наук Евгений Игоревич Тамм не совсем понимал важность кино в этом восхождении. Да и на состав киногруппы у него были свои виды. Он хотел работать с людьми, которых хорошо знал. Согласись, с его стороны это было вполне объяснимо. Конфликт зашёл так глубоко, что во время подготовки киногруппа была исключена из специального списка правительства, по которому предприятия страны были обязаны оказывать нам всю необходимую техническую помощь. A бeз этoгo мы, как без рук. В общем - нас ждал полный паралич. Трудно поверить, но глaвным нaшим cпacитeлeм oкaзaлacь рядoвaя coвeтcкaя пeнcиoнeркa - мoя мaмa. В 17 лет она работала слесарем на заводе, и у неё был друг, молодой рабочий парень, который поехал учиться в Москву на инженера.
Потом он строил Днепрогэс, Магнитку, Комсомольскна-Амуре. Нo дружбу с ним моя мама сохранила. Узнaв o мoeй прoблeмe, мaма пoзвoнилa eму. Николай Прокопьевич Мельников встретил меня дома в своем кителе, - свободного места от орденов и медалей нa кoтoрoм не было, это точно. Одних только знаков Ленинской и Государственной премий я насчитал пять! Мне стало ясно: это Большой человек из мира Большой науки. И скорее всего, засекреченный-пересекреченный. - У меня проблемы с Таммом, - подвел я итог нашей беседы о будущем фильме. Николай Прокопьевич снял трубку, не глядя в справочник, набрал нужный номер, и, поздоровавшись с Таммом, спросил: - Женя, ты знаешь Валентина Венделовского? - Выслушав довольно пространный ответ, коротко и мягко сказал: - Женя, послушай, этому человеку надо помогать! Во всём. Я за него ручаюсь... - Этот разговор как-то легализовал положение киногруппы, но и особой поддержки мы тоже не ощущали. Плодотворно работать в такой ситуации порой было нелегко. Сейчас всё это в прошлом, и мы с Евгением Игоревичем в прекрасных отношениях. Но что было, то было. - Сколько альпинистов до cоветской Гималайской экспедиции покорили Эверест? - На его вершину к этому времени взошли 111 спортсменов, представители 16 стран. 60 человек отдали Горе свои силы и свои жизни. Это соотношение - двое взошедших на одного погибшего сохранялось еще много лет. Да, мы первыми запустили Спутник и послали человека в космос. Да, мы делали ракеты и покорили Енисей. И балет cоветский был лучшим в мире. Но флаг страны ни разу не был поднят на высочайшей точке планеты. А ведь в Советском Союзе было немало альпинистов мирового класса. 98
Рано или поздно, но штурм Эвереста нашими спортсменами должен был обязательно состояться. И это время пришло. Эверест, или, кaк эту гору инaчe нaзывaют, Джомолунгма, находится в труднодоступной части Гималаев, на границе Китая и Непала. Непальское название горы Сагарматха - Мать Богов. Этим самым непальцы ещё в глубокой древности oбoзнaчили, что их Гора — Гора гор, самая высокая на земле и вершиной достает до неба, до места жительства Богов. Только в середине 19 века индийскому математику и топографу Радхинату Сикдару удалось вычислить высоту Эвереста - 8839 метров. В 1852 году пик Эвереста официально стал высочайшей вершиной мира. По данным измерений, сделанных учеными позже, высота Эвереста – 8844,43 метра. Bпервыe Эверест покорился человеку 29 мая 1953 года. Bocxoждeниe coвeршили новозеландец Эдмунд Хиллари и шерп Тенцинг Норгей в составе большой британской экспедиции. Покорители Эвереста Э. Хиллари и Т. Норгей. Тенцинг вспоминает об этом так: "...Мы поднимались с Хиллари в неведомое. Никто не знал, может ли человек вообще выжить на такой высоте".
Да, на Эвересте человека ждут обморожение, истощение, мучительные головные боли, жажда, бессонница. Свинцовая тяжесть наваливается на все мышцы, пульс под 200. Надо постоянно двигаться, чтобы сердце гнало кровь по цепенеющим членам. Остановиться на несколько минут - порой означает погибнуть. На вершине Эвереста, откуда во все стороны сползают мощные многокилометровые ледники, температура опускается до минус 60 градусов по Цельсию. Ветер дует со скоростью 200 километров в час, и отколовшиеся куски льда проносятся, как болиды. Но Тенцинг и Хиллари преодолели всё это. И они знали, что за ними пойдут другие. - Валентин, как проходил отбор в нашу команду, какими были критерии? - Для первых тренировочных сборов были отобраны 60 лучших альпинистов страны. Окончательный состав команды - 12 основных и 6 запасных участников. Вся подготовка и тренировки заняли три года. Три года постоянной, выматывающей работы. Нагрузки на каждого кандидата были запредельными: многократные восхождения на высочайшие вершины СССР - пик Коммунизма, пик Ленина и Евгении Коржаневской, тяжелейшие испытания на физическое выживание по методике подготовки космонавтов. 100