Гарри Цыганов. Перлы.

Однажды они попали на шестерых кавказцев. профнепригодность! А в следующей жизни
Двое затащили их в машину. В квартире еще пополнит армию упырей, вурдалаков и прочих
было четверо. Ситуация безнадежная. Молитесь духов изгнанья, от которых миру радостей не
бабы, как живыми уйти. прибавится. Они будут долго бродить
неприкаянными призраками, пугая новое
Но эти – сыны гор, орлы и настоящие воины поколение, подвывать и скоблиться страшными
– принялись их зачем-то пугать: барабашками в ваши дома и успокоятся лишь
тогда, когда, измотанные поиском, попадут в
– Ну, ви, путаны, билад… Ви хоть сечете, поле воздействия моих полотен. И тогда,
как ви попали! Ми тэбэ и тэбэ, сучка, голову пронзенные искрой понимания, обретут,
отрэжэм! наконец, желанный покой и вечную радость.

Джульетта посмотрела на них… Такого Так-то вот.
взгляда не может быть у семнадцатилетней А экскурсоводом у них будет Джульетта.
девчонки. То был взгляд сорокалетней Она проведет эту слепо-глухо-немую толпу по
проститутки, прошедшей все круги Ада. Она всем кругам Ада.
посмотрела на них уставшим, сожалеющим И, уж поверьте, церемониться с ними не
взглядом. будет.

– Да ладно, пацаны, замерзли мы… Водки Вечер у нас начался своеобразно.
налейте. Джульетта сообщила мне, так, между
прочим… типа: «сразу, дорогой, давай без
– Ты че, соска, русский язык не сечешь? Ми скандала… хочу расставить все точки над «ё». –
тэбя счас вшестером выебим! И все таким тоном, будто она замотанная
хозяйством жена, а я муж эгоист, к тому же
– Да ладно, ребята, наебетесь еще, – мужлан неотесанный.
устанете… – Я сегодня не могу. У меня «эти дела».
– Не понял.
Все это, в подробностях и лицах, имитируя – Чего ж тут непонятного – «болеет»
кавказский акцент, рассказала мне Изольда, на девушка. – И опять таким тоном, будто у нее
второй день нашего знакомства. Джульетта голова болит, а я, подонок, – домогаюсь.
спала, свернувшись калачиком, и тихо – А зачем же ты на работу вышла?
посапывала, как хорошая девочка, положив – А что – дома сидеть? одна? – Она с
кулачок под голову, устав от переизбытка возмущением посмотрела на меня, будто я
напитков и впечатлений. Мы же с Изольдой, как предложил ей нечто из ряда вон выходящее. –
бывалые бойцы, продолжали ристалища и треп. Тоска зеленая… скажешь тоже!
– Ну, не знаю, гуляла бы сама по себе… на
– Ну и чем дело закончилось? – спросил я. выставку сходила… В парке «Горького» на
– А ничем. Перепились, суки… не наши карусели каталась бы…
пацаны. Базар затеяли. Шуму много, а драки – Карусель?.. Во дает! мы тебе сейчас такую
нет. Все на понтах, пальцы веером. Это же карусель устроим! Ирка, держи этого маньяка, я
понтяры, а не мужики. И ты представляешь, его сама изнасилую! В извращенной форме.
утром нам удалось слинять… Карусель!
Чего ж не представить… Карусель, видно, ее больше всего
раздосадовала.
В Джульетту я влюбился сразу. Справка: Изольду звали Ира, Джульетту –
Я вам так скажу: всех людей, окружающих Варя. Вообще-то я знал их настоящие имена,
меня, я оценивал только с одной позиции, – как просто захотелось придать нашим отношениям
они относятся к моему ремеслу. Будь он хоть шарму. Захотелось немного романтики. Тем
семь пядей во лбу, интеллектуал, «душка» и более Варя на Джульетту чем-то смахивала:
проч., и проч., но, если он посмеет как-нибудь глаза горят, маленькая, наглая…
не так высказаться о моих полотнах, или того Больше ни романтики, ни шарму не
хуже – не заметить, все, мужик, пеняй на себя. хотелось…
Ты, как говорили орлы кавказские, – попал! Я – Ладно-ладно… черт с тобой! – Я, как
тебя сделаю! Вернее, ничего делать не буду, всегда, сдался под натиском объективных
поскольку ты бесперспективен, мелок, причин и принял компромиссное решение. – Ты,
ничтожен. Ты конченный для общества человек. – Ирка, раздеваешься целиком, а эта маленькая
Доживай свою бесполезную жизнь во мраке лгунья – по пояс.
неведения. О тебе не вспомнят потомки, и
будущее поколение не придет с цветами на
могилу твою…
Ну, а поскольку основная масса
прямоходящих особей меня не замечала, то
можете представить, какой приговор я вынес
будущему человечества. Оно будет уволено за

~ 149 ~

– Чего это я лгунья? – Дочь моя, не произноси имя творца всуе. Я
– Уплочено за два тела, так? Скажи, – так? есмь выпивка и закусь, сошедшая с небес:
– Ну… приходящий ко мне не будет алкать, и верящий
– А получил – полтора. Как говорится, – в меня – не будет жаждать никогда.
всучили «куклу».
– Кто – кукла? Я – кукла?! Ну, ты и жлоб, – Ирк, я умру, ей богу… этот Айвазовский
художник! – Она не находила слов и задыхалась меня уморит в натуре! – Варя так по-детски
от негодования. – Ну... гад! А души! Женские непосредственно вступила в наш диалог-игру,
души, сволочь… Разве они уже ничего не что казалось ничего на свете веселее не бывает.
стоят?! При этом хохотала, как сумасшедшая.
– Я тебе, Варя, не Мефистофель, – души
скупать… к тому же такую бесстыжую, как Я балдел. На мой безответственный треп она
твоя… деньгами, понимаешь, сорить… реагировала, будто ничего на свете смешнее не
– Ты тут давай не умничай, Мефистофель! К слышала.
тебе женщины, между прочим, пришли. И они
жаждут любви! А он тут торгуется, как – Я дам вам есть плоть мою и пить кровь
последняя скряга. Подать сюда любовь на мою…
серебряном подносе… в яблоках! – Она сделала
непередаваемый жест, подзывая – Дай! О, Учитель, я жажду плоти твоей!
несуществующего халдея. – Господи, спаси, – Ты слаще морковки чего-нибудь ела?
сохрани! господи, Боже ж ты мой… как – Не-а… только надкусывала. У таких
трахаться хочется, мама дорогая! крутых, как ты, художников. Хрум-хрум.
– Потерпишь. Хочешь, попробуем?
– Слушай, у меня такое ощущение, – сказала – Давай, начинай…
Варя, – что «эти дела» как-то сами собой – Не боишься? Морковку отхрумкаю, – чем
закончились… тогда думать будешь, картины сочинять?
– А может, их и не было вовсе? – Ах, Варя, Варя – быть тебе главным
– Скажешь тоже! Дурак такой… Каждый референтом в министерстве Культуры, с таким-
месяц – вынь и положь. то глубоким познанием творческого процесса.
– Ой, только не надо ничего выкладывать… – Чей-то?
Варя кинулась на меня со своими кулачками. – Зришь в корень.
Я хохотал и отбивался. – Ир, кто про что, а наш – вшивый – про
– Сволочь! Ирка, он нас не хочет. Давай его в баню. На хрена, мне твой корень!
натуре изнасилуем! Строит из себя тут, Потом она вдруг загрустила, также
понимаешь, «даму с собачкой»! неожиданно, как минуту назад хохотала. Сидит
– Собачка-то здесь причем? – сама не своя. Я даже заволновался.
– А притом! Выпендриваешься много. – Ты чего?
– Фюрер всегда прав! – У меня мечта есть, – сказала она
– Ой, ой, ой! фюрер хренов… Прям, щас таинственно. – Смеяться не будешь?
расплачусь! – Кто – я? Зуб даю.
– Вот что, птичка, ты тут не очень-то – Не, ну честно!
чирикай… за мной большие люди стоят, – я – Художник в законе за базар отвечает.
ткнут пальцем ввысь, – на свой облезлый – Да, ладно… надоел. Базар ты в законе…
потолок, – такие большие, – сюда не Варя долго молчала. Потом совершенно
поместятся… серьезно объявила:
– Ой, да кто ты такой? боже ж ты мой, – Я хочу, что бы у нас с Иркой «эти дела»
насмешил, ей богу… совпадали по дням. Тогда бы мы всегда были
– Запомни, дэвочк мой, – сказал я хриплым вместе. Вот. А так, – то ее ждешь, то у меня
назидательным тоном, пародируя некий начинается…
собирательный образ бандита, – я – художник в Смеяться я не стал. Я подумал, как жаль, что
законе. Меня САМ короновал! Мы на жизнь, все-таки, такая подлая штука, если
государство не работаем. Как ссученный сабак сокровенные мечты – в э т о м. Ира тоже
Церетели. Сечешь? За меня и на том свете молчала. Ей было двадцать четыре. Семь лет в
дружки на куски порвут. А на этот – по частям таком возрасте – разница огромная. Было ясно,
отправят. Для освидетельствования. что она для нее и мать, и старшая сестра, и
– Ой, не гони… базар завел кучерявый… лучшая подруга. То есть – все.
Репин-Айвазовский.
Не смотря на Варины неисполнимые мечты,
ночь продолжалась весело. Варя была
смешливой девчонкой. И собеседницей
оказалась интересной. Она въезжала в любую

~ 150 ~

шутку, при этом сама была актрисой с богатым – Да, слушай ты ее! Она тебя и в тундру
амплуа. Но, главное, при ее загнанном пригласит. С волками водку квасить.
положении, она была абсолютно свободна.
Свободна, – до беспечности. – С милым, хоть на край света! Лишь бы
шалашик был… со всеми удобствами.
Варя сумела завести нас обоих так, что все
завертелось, как на той карусели в парке – Тут – рядом, – объяснила Ира, – метро
«Горького», куда она идти наотрез отказалась. «Октябрьское поле». Снимаем у тетки одной.
Жизнь все-таки интересная дама – делает Она с сыном живет в трех комнатах. Да,
сюрпризы в самые неожиданные мгновения. Я Мишка… – видел ты его вчера, – сутенер наш,
понял: выбор я сделал правильный и ни о чем не по совместительству. Нормальный пацан,
жалел. Я подумал: «Достойней концовки и кстати, – берет по божески, если что – с
пожелать себе трудно». Поверьте, лучших ментами разбирается грамотно. У нас своя
подружек у меня еще не было… комната, – ты не думай, – и денег с тебя не
возьмем…
Потом Варя легла в уголок и уснула как-то
незаметно и сразу… Смотрим, – спит, положив – А сами откуда?
под голову кулачок. Ира, с трогательной – Из Смоленска. В одном доме живем. Я ее с
заботой, укрыла ее одеялом. пеленок знаю.

С Ирой ночь мы почти не спали. Причем не Это время – хворая жена,
только секс был тому причиной. Мне с ней было так пусть же кричит, буянит, бранится,
интересно общаться.
пусть бьет тарелки и стол ломает!..
Когда Варя проснулась, сразу заныла:
«Домой хочу…» Уехали мы – в жанре «любовного романа»,
приехали – в детективном триллере.
Водки был еще целый стол. Еды – тоже.
Деньги оставались… Куда-то ехать – зачем? Как она на ментов попала – уму не
Мне даже подумалось: «Одному нажираться… постижимо!
тоска. А потом – что? Хоть в петлю…» Других
снимать категорически не хотелось. Подъехали на такси, прямо к подъезду.
Казалось бы, что еще надо!? Так нет, без
Варя вдруг оживилась: приключений у нас, как без пряников! Пока я с
– Слышь, Айвазовский, ты нам понравился. водилой расплачивался, наша пташка пропала, –
– Вы мне тоже. оказывается, «Кока-Колы» ей захотелось, – к
– Морковка у тебя классная… прямо с ближайшему ларьку упорхнула. Ближайший
грядки? ларек на противоположной стороне улицы.
– Из парника. Специально для тебя
выращивал. Все на наших глазах и произошло: машина с
– В гости поедешь? голубой полосой подкатила, – как поджидала ее,
– Куда? – и пташки нет.
– Какая разница? По-моему, ты совсем
забурел, Айвазовский. Тебя, между прочим, Я растерялся. Пока прикидывал, что, да
женщины приглашают. Ка-ра-са-ви-цы! как…. да, как с таким фейсом завалюсь в «в
– А комсомолки? – спросил я. святая святых» – подружку выручать… Ира
– И спортсменки! – пробурчала Ира. Она еще сказала:
дремала и, как мне казалось, уезжать никуда не
хотела. – Сам не лезь. Ее все равно не отпустят, а
– А где вы живете? тебя точно заметут.
– Где, где? – в Караганде! – Наша птичка
выспалась и зачирикала с прежним – Я? В ментуру? Добровольно? Бог с тобой…
вдохновением. – Байкало-Амурская магистраль. – Ее в 40-е забрали. Тут рядом. Надо домой
Слыхал, наверное? Станция «Лесоповал». Ну, идти, если Мишка на месте, – все уладит. Он
там по тайге еще километров восемь, если по там многих ментов знает. В одном дворе водку
прямой. Дорога разбита – так что, не барин, квасят.
пешочком придется… Можно на плоту К Мишке, так к Мишке. Поднялись в
сплавляться, но это все сорок км. выйдет. квартиру…
– О, кей. Квартирка, конечно, та еще – убогий
– Комары там злоебучие! Терпеть не могу… постсоветский стиль. Живут тут явно пьющие
жрут и жрут тебя! А как комары пропадают – люди. Мебели – минимум, грязь, кухонные
мороз, градусов под пятьдесят. По Цельсию, запахи. Тараканы. Собака облаяла, но не
прикинь! накинулась на меня, а, напротив, отскочила на
– Вы что, родом оттуда? – спросил я у Иры. приличное расстояние и подняла брех.
Очевидно, перепадало ей от случайных гостей.

~ 151 ~

Какая-то тетка на кухне. Обрадовалась нам Елизавете было где-то лет за пятьдесят. От
необычайно. Особенно мне. Два полных пакета силы – пятьдесят пять. Ясное лицо, спокойное,
– делали меня своим и желанным. как на картине. Явно пьющая, но без нервных
алкогольных ужимок и закидонов. Уж этого
– Елизавета, – представилась тетка, а я добра я насмотрелся…
подумал, какая, – Третья?
После третьей, разговор пошел более
Фундаментальная женщина восседала на откровенный.
табурете, как на троне. Было в ее осанке нечто
царственное. К ручке я подойти не осмелился, – …мой тоже все «кончить» не мог. Старый
однако проникся великодержавным трепетом. уже бес – лет под семьдесят, – а все туда же!
Пристанет, – сил моих нет. Елозит, елозит,
– А мой за водкой пошел, – сообщила черт…
Елизавета.
– Пил? – я, как врач сексопатолог, говорил
– Теть Лиза, – сказала Ира, – нашу дуру строго и со значением. Тон был такой, что «от
опять в ментовку замели. врача и священника, блин, – никаких тайн!».

– Удивила. Вот пусть и посидит там, коза – – Чей-то?
охолонится. Может человеком станет. Хотя че- – Пил? – повторил я. Мне стало неловко за
то сомневаюсь я… свой нелепый вопрос. В подобных местах не
приято задавать такие вопросы.
– Да что ты, теть Лиза, она там дел – А как же! Кто ж сейчас не пьет…
понаделает, – ты ж ее знаешь! Надо Мишку – От этого все и проблемы, – поставил я
посылать. диагноз. Оставалось только сказать: «Приводите
мужа, – обследуем» и выписать рецепт.
– Да где я тебе его возьму! Рожу, а, рожу? – – А… – махнула рукой Елизавета. В том
Елизавета на грудь уже приняла, поэтому смысле, что «все прошло, как с белых яблонь
повторяла вопрос с напором, будто сама идея – дым…»
рожать Мишку во второй раз, не казалась ей – А с другой стороны, – «кончишь», – я как-
столь безрассудна – Рожу? Вот – тоже то вдруг съехал на свой собственный печальный
придумала! Вернется, – посылай, хоть на Марс. опыт – и не надо ничего. Будто умер.
Он пока трезвый… – А… – снова махнула рукой Елизавета.
Только теперь в том смысле, что все вы –
Я выставил водку, сок и закуску на стол. кобели – одинаковые.
– О! А мы пока познакомимся с твоим Неожиданно появился Мишка. Весь
кавалером. Как тебя звать-величать? не растрепанный, злой. Прямо в куртке завалился
расслышала… – Собственно я и не на кухню. Налил себе водки и выпил. Молчит,
представлялся, но это не важно – присутствие желваками играет.
водки нас уже породнило. Важно было другое, – – Ну? – спросила Елизавета, – как дела,
произошло взаимопонимание, а слова, это так, – сынок?
шелуха… – Дела у прокурора.
– Юрой его зовут, – ответила за меня Ирина, – Ты давай, не выпендривайся тут, –
– он у нас знаменитый художник… рассказывай. С матерью, чай, разговариваешь.
– В определенных кругах, – пошутил я – А чего рассказывать! – Мишка налил себе
(вернее, обозначил истинное положение дел). еще стопку. – Эта курица принялась там
Этому, впрочем, все равно не предали скандалить. Но это пол беды, – они привыкши…
значения… Но главное, мать, – ты послушай! – полезла
– Художник? – Оживилась Елизавета, – у драться и оторвала погон дежурному офицеру!
меня мой, перед смертью, как на пенсию вышел, Ее в «обезьянник» заталкивают, а она вырвалась
– тоже художничать начал. Такие штуки и прямо дежурному в окошко. Насилу оттуда
малевал, – картины прямо, – хошь на дереве… вытащили. Наваляли, естественно… Сидит, за
знаешь, спилы березовые – ой, красиво! Ну, там «права человека» выступает. Маленькая, сучка,
церквушка у озера, березы… а то на картоне – а все отделение на уши поставила. Ей точно
маслом… Что ты! Богоматерь изобразил. Вся теперь закатают по полной статье! В лучшем
такая, ой! – ну, как бы это… ну, не спутаешь, случае, – вышлют ее отсюда. Ты понимаешь,
короче, с бабой простой. Она там, в комнатах она всех там достала. Мне ребята сказали, типа,
висит… в рамках. Увидишь еще… все, – сливай воду, – помочь ничем не можем.
Пришел Мишка с бутылкой. Мы Типа, офицер весь в амбициях – протокол
поздоровались с ним, как старые приятели. сочиняет. Не, ну курва, а? Прошмандовка!
Узнал он меня, нет, – не знаю. Похоже, здесь
привыкли к неожиданным и незнакомым
гостям. Ира поволокла его в прихожую. Стала
что-то возбужденно говорить. Ясно дело, – про
залет Вари... Мишка сразу же ушел.
– Ну, давай, художник, – за встречу!

~ 152 ~

– Дела… – сказала Елизавета таким тоном, собака…Я дал ей кусок колбасы из нашей
что дела эти ее мало касаются. Сказала так, закуски, и она буквально грызла мне ноги,
чтобы что-то сказать. требуя еще. Я не давал. Все это меня начинало
жутко раздражать. Захотелось спрятаться. Я
Ирка заревела: «Миш, ну сделай что- вспомнил, что меня, собственно, звали в гости,
нибудь… у тебя всегда получалось!». обещая отдельную комнату, любовь и ласку…
Во всяком случае, на элементарный покой, я мог
– Сделай… что я сделаю, умницы! Вы уж все рассчитывать. Взамен получил обычный
сделали. – Мишка неожиданно разозлился. – дурдом, а этого добра и в повседневной жизни я
Что?! Отделение на приступ возьму? насмотрелся с избытком.

– А если денег дать? – вылез я с Я вообще, не люблю большие и шумные
предложением. компании. Тем более, незнакомых людей. Все
были возбуждены и нетрезвы. Чумной
– Денег? – все как-то слегка напряглись. Я энергетикой веяло от застолья…
давно заметил, что само слово «деньги», –
равнодушными не оставляют никого. Есть в Я встал. Варя сидела рядом, пересказывая в
этом слове некая магическая сила. сто первый раз, как ее мучили в гестапо
эсэсовцы в милицейской форме. Я ей говорю:
– Ну да, нормальных – зеленых. За погон.
Какое звание? – Покажи, мадмуазель… сделай милость, где
тут можно кинуть кости, по причине –
– Не помню… старлей, вроде бы. Или отдохнуть.
капитан.
Ира было встала показать… Но молодая
– Не важно. Сто баксов и майора покроят. засранка, со звучным и красивым именем –
– Сто баксов… скажешь тоже! Нет сейчас у Варвара опередила ее и сказала буквально
меня ничего. Голяк! Даже твои, вчерашние, с следующее:
пацанами пропили.
Я достал свои жалкие остатки. Сто баксов я – А пошел ты! Все сидят, – и ты сиди – не
оставлял себе на непредвиденные проблемы. рыпайся! – Очевидно, она была не довольна тем,
Еще русских было тысячи полторы. что ее прервали. Потому что дальше, как ни в
– На, – я дал ему стольник и еще пятьсот чём не бывало, – продолжила свой дурацкий
нашими. – А это на водку. Что бы сто раз не рассказ.
бегать. Возьми на все…
Мишка сразу ушел. Он был прав, – надо Сначала мне показалось, что я ослышался.
было действовать сразу, пока дежурный Но неожиданно возникшая тишина и
протокол не оформил. недоуменные лица, сидящих вокруг
Пришли они неожиданно быстро. Я оказался малознакомых людей, свидетельствовали об
прав: сто баксов – весомый аргумент. обратном, – все так и есть, – меня послала эта
Варя возмущалась. Ее звонкий голосок маленькая дрянь! Самым беззастенчивым
слышно было еще из подъезда, если не с улицы. манером.
– Не, ну ты видел, – обратилась она ко мне
прямо с порога, – туфли нет! Только купила! – Думать и рассчитывать свои действия – не
И показывает мне свой новый модный моя стезя. Мой образ жизни – спонтанные
полуботинок, с оторванным каблуком. – Семь телодвижения. И я его сделал.
сотен отдала! Фирма! Ну, суки, вы у меня еще
попляшете! Сильная хлесткая пощечина привела Варю в
– За «фирму» семь сотен не платят, – сказал чувства.
я.
– Да?! Понимаешь много, Айвазовский! Ты – Дай ей еще, – попросила Елизавета
посмотри, какой фасон – последний писк! «Третья».
Я посмотрел, – под глазом у нее красовался
новоиспеченный синяк. Просьбу я выполнять не стал. Женщин я не
– Заткнись, – сказал ей Мишка. бью. То была обычная профилактика. И она
Затыкаться Варя и не собиралась. Напротив, подействовала. Истерика моментально
ее распирало поведать о своих злоключениях. прекратилась. Даже взгляд у Вари стал
Кроме мата и «эти козлы» я ничего, впрочем, не осмысленным. Она отвела меня в комнату.
разобрал…
В голове у меня как-то вдруг все смешалось. – Ложись где хочешь, – показала на две
И забродило. Выпивка, почти бессонная ночь, кровати: свою и Ирину.
дурной рассказ Вари, похожий на истерику –
заводили меня. Ко всему прочему: тараканы, – А вы? – спросил, – я, собственно, к вам
ползающие по столу, в наглую, – не таясь… приехал.
оторванный каблук «фирменного» полуботинка,
– Конечно, – сказала Варя, – а Ирку звать?
– Зови. И водки принеси.

~ 153 ~

Каморки дымные и душные светлицы, Когда я проснулся, Иры со мной не было. На
о клетки тесные и тесные сердца, соседней кровати спала Варя, прямо в одежде.
как всем вам хочется Первый извечный вопрос: «Где я?» последнее
к свободе духа приобщиться! время я задавал себе так часто, что паниковать
не стал, а принялся вспоминать и
Запой страшен для меня именно в начальной анализировать. Результаты были
фазе. Когда тебя уже повело, – сонм бешеных положительными,– я примерно восстановил всю
тварей, летящих в пустоту, провоцирует на картину происходящего. Она меня не сильно
бездумные слова и поступки. Наступают обрадовала. Водка, слава богу, еще оставалась.
провалы в памяти. Тогда можно наворотить Небольшой глоток и засохший апельсин
всякого, в том числе и непоправимых дел. Опыт привели меня в чувства.
«непоправимых дел» у меня был. Еще и поэтому
я покинул незнакомую компанию. Нагружать Я встал. Надо было «отлить» и разведать
чужих мне людей своими пьяными выходками – обстановку. На кухне были все те же.
не в моих правилах. Да и небезопасно, это для Единственно, появилось новое лицо: какой-то
своего организма, – что тут за «малина»? – гнусный самец. Ира почему-то сидела у него на
сутенер с мамашей, проститутки… В принципе, коленях. «Вот сучка!» – машинально подумал я.
я никого толком здесь не знал. В моем взгляде, очевидно, все читалось, как в
книге, потому, что самец посмотрел на меня с
Это означало только одно, – я был еще вызовом.
достаточно разумен и трезв, чтобы помнить и о
правилах игры, и личной безопасности. Так что Я вышел в одних трусах. Как Калигула,
идея уйти пришла мне в самое время. просто забыл надеть штаны. По утрам, «после
литры выпитой», такое случается. Наверное, это
Потом «припиваешься» и, в зависимости от было не совсем уместно…
здоровья, можешь продержаться довольно
долго. Корней, к примеру, выдерживал до Мне отец когда-то рассказывал о войне. Я, в
десяти месяцев! Корней, естественно, не чета свое время, был помешан на этой теме и все
мне, – личность, претендующая на библейский время пытал его: как, да что, – расскажи… Я
сюжет. В библии, как известно, не мелочатся – никак не мог въехать в ту атмосферу, как это –
там все масштабно: «И пошли от него война, пули летают, смерть! Так вот, один
народы…» и «Город возник на том месте» или: случай мне врезался в память капитально. Я еще
«И прожил он 850 лет…» Так что, пропить 10 подумал, какой потрясающий эпизод можно
месяцев – явно из той же серии. Я, в сравнении с было бы снять о войне нашим
ним, – ничтожная моль, не достойная даже кинематографистам. Не понимал я тогда
какой-нибудь псевдонаучной брошюры под другого, – т а к и е эпизоды никто никогда не
названием: «Алкогольная зависимость и методы пропустил бы… Так вот, он мне рассказал, как
борьбы с ней». Больше недели – редко шли в атаку штрафные батальоны. Сам он был
выдерживаю. зенитчик, так что видел только их сборы к
определенному рубежу, откуда и должна была
Пришла Ира с водкой, стаканчиками и начаться атака. Было раннее утро. Туман. Они
апельсином. Без разговоров разделась и легла ко шли совершенно голые! Каска, автомат, сапоги
мне. – и все! Некоторые, что поскромнее, были одеты
в кальсоны. Говорили, что немцы таких атак
«Какая молодец, – подумал я, – все, как по жутко боялись. Психологический момент.
нотам. И, главное, молча». Если честно, Варя Голый человек – абсолютно беззащитен. Даже
своей истерикой меня сильно достала. Кстати, гимнастерка, давала ощущение мнимой
сама она осталась на кухне. Видно, не все еще защищенности. И если человек переламывал
поведала о зверствах, творящихся в себя, – а куда нашему брату деваться, когда
милицейских застенках. сзади СМЕРШ! – шел под пули голый, – он
становился зверем. Я думаю, впечатление
– Курить в комнате можно? жуткое: яйца, синие наколки, автоматы, штык
– Кури. Вот пепельница. ножи. Наверняка, – зверские лица. Наверняка, –
Не знаю, как у кого, но секс в таком пьяные.
состоянии – приводит меня в состояние близкое
к безумству. Мозги – отключены, чувства, Войну я понял позже. Вернее, понял, что
напротив, как оголенные провода. Эрогенная ничего в ней так и не понял. В 90-х годах
зона – все тело. То есть я становлюсь одним Евтушенко издал «Антологию советской
большим чувствительным фаллосом. Пока я поэзии», где, среди многих прекрасных
«кончил», – подруга моя орала три раза. (На них стихотворений, напечатали одно четверостишье,
спиртное не действует, что ли?). После этого мы
мгновенно уснули.

~ 154 ~

неизвестного автора, найденное в кармане тебя взгляд такой… надменный, как у
шинели убитого офицера. По-моему, комбата. последней сволочи. А языком молотишь такое, –
То, что оно меня потрясло – ничего еще не сам бы тебя прибил». Менты, уж как водится, –
сказать. Это четверостишье перевернуло все мои. Не дай бог из дома с похмелья без
полностью мое представление о войне. паспорта выйти. При этом сколько раз я себя и
друзей из ментовки вытаскивал. То есть, так
Я приведу его так, как запомнил. гуляю, – вызываю подозрение, пообщаешься, –
свой парень. Я это к тому, что и новый гость не
Ты не плачь. Не кричи, словно маленький, стал среди них исключением.
Ты не ранен, – ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки – Так вот, он дернулся, было, в мою сторону.
Мне еще воевать предстоит. Намерения были явно серьезные. Но Мишка
опередил его. «Витек, кончай базарить!» –
Я «отлил» и вышел на кухню. крикнул он, обхватил и поволок в прихожую.
Поздороваться. Вообще-то, они были оба крепкие лбы. Размера
на три-четыре, – если судить по одежде, –
Еще меня задело, что Ира находится в крупнее меня. В прихожей никакой драки не
объятьях этой суки. Хотел его разглядеть. случилось. Так – возня и мат.
Казалось бы, чего тут такого: Ира –
проститутка. Или – профессиональная шлюха. – Что это за фраер? – услышал я голос
Кому как нравится их называть. Однако – Витька.
неприятно…
– Гость.
– Привет, –сказал я. – И чего ему нужно?
– Привет, – ответил мне один Мишка, – – Не твое дело! Он ко мне пришел, понял?
водку будешь? – Да пошел ты!
– Буду. Пойду, надену что-нибудь на себя, – – Пошел сам!
переламывать себя я даже не пытался. Не было – Ну, ладно,– пробурчал Витек, очевидно
у меня ни наколки, ни автомата, ни зверского направляясь к выходу, – я ему, суке, ноги
лица. выдеру! – Хлопнула дверь.
Когда я вышел во второй раз – одетым – Вернулся Мишка. Разлил всем. Молча
обстановка изменилась. Ира больше не сидела выпил, не чокаясь, как на поминках.
на коленях у этой сволочи. Однако я сразу – Гондон, – неожиданно сказал он. – Так,–
почувствовал угрозу, исходящую от него. нормальный пацан. Как выпьет, – дерьмо,
Выпили. дерьмом.
– Ну и чего ты уставился на меня? – погнал Вообще-то, в арсенале у меня было много
он с места в карьер. подобных случаев – несостоявшихся драк с
Я слышал, читал ли где, что глаза (взгляд) в более сильными особями. Ангел хранитель все-
драке, имеют первостепенное значение. Есть таки существует. Это я вам говорю. И
даже прием такой: закрыть левой рукой глаза, назначение свое помнит всегда, – охранять.
правой – ударить. Противник теряет Однажды мы гуляли своим, так сказать,
ориентацию. Глаза – маяки. Глазами вызываешь коллективом. Открывали кафе «Разгуляй», где я
на драку, глазами показываешь, куда будешь был автор оформления залов: мозаика,
бить и чем. Когда собираешься бить ножом, – керамика. К тому же – первая моя работа.
глаза выдают тебя полностью. Банкет, как обычно, плавно перерос в пьянку.
– Так… – сказал я, чтобы что-нибудь Познакомился с какой-то девицей. Знакомлюсь
ответить, – не нравится? А еще что тебе не я всегда почти одинаково, – наклоняюсь к
нравится? – спросил я, продолжая в упор самому ее лицу и доверительно (почти трепетно,
рассматривать его. – Ты скажи сразу. Что бы будто мы знакомы целую вечность) говорю:
никаких недоразумений. «Можно я тебя поцелую?». Отвечали мне тоже
Толи тон у меня был вызывающим, толи он всегда одинаково: «Что? Прямо здесь?»
уже распалил себя, настроил на воинственный Но я не об этом. Когда мы вышли, я спросил:
лад, – только он моментально вскочил. «Куда мы поедем? У меня здесь рядом
– Что?! Че ты сказал, – умник! мастерская. Но там нет горячей воды». Она
Вообще, я заметил, реакция на меня возразила: «Никаких мастерских. Ко мне
незнакомых людей – всегда неоднозначна. поедем. Я одна сейчас живу. Только возьмем
Тетки как-то неестественно кокетничают, Катю с собой».
грубят вдруг ни с того, ни с сего (чего бы это?) – Не понял…
мужики всегда готовы к атаке. Драк по пьянке, – – Ну, на такси, в смысле. Мы в одном доме
не сосчитать! Однако первым я никогда не живем на Ленинградском проспекте. Подъезды
начинал. Друзья мне потом рассказывали: «У разные.

~ 155 ~

– Понял. натер, а меня, невинного агнца, тем самым,
Пока ехали, сговорились еще выпить. уберег от лютой погибели.
– Зайдем ко мне, – говорит Катя. – А то мой с
банкета ушел – разозлился чего-то… Посидим Ах, Ягодка, что бы я без тебя делал!
пол часика и располземся. Так что очень у меня большое сомнение
Возражений не было. Взяли белого вермута возникло, относительно нынешнего бугая, по
где-то. Ночных палаток – «Спасительниц вечно имени Витек. Уж не Ягодка ли его выпроводил?
страждущих» – тогда еще не было, но как-то Пусть даже принял он обличие Миши.
выкручивались – доставали. Скорее всего, у тех
же таксистов. Дальше все пошло по второму кругу. Я
Поднимаемся, как белые люди, на лифте. глазами вызвал Иру, и мы трахались с ней до
Заходим: Катя, следом я, следом подруга. Но умопомрачения. Потом к нам в комнату зашел
подруга почему-то задержалась между лифтом и Мишка. Буркнул, отведя глаза, явно стесняясь:
дверью. Толи обронила что, толи нашла. Не
знаю. – Водка закончилась.
И тут, уже в квартире, на меня летит Я дал ему пятихатку. Сказал:
разъяренный бычина в одних трусах. Вообще-то – Возьми на все.
он скульптор. Это я к тому, что здоровенный Потом…
жлоб. Потом мы опять трахались. Я не мог
А, главное, непонятно – чего он летит на остановиться.
меня. Да еще каким-то изуверским манером – – Ты – бешеный, – сказала мне Ира, – я хочу
ногами вперед. Как я потом понял, – каратэ быть с тобой.
мужик показывал. Зачем? В принципе, он меня – У меня денег больше нет.
и без «полетов» сделать мог. То, что он, толи в – Не важно.
полупьяном, толи еще каком бреду, задумал Дальше я ничего не помню. Я провалился к
отмщение, – не вопрос. Впечатление такое, что себе – в колыбель мирозданья.
он поджидал нас, как в засаде. Зашли мы с
Катей вместе, я – с вермутом в обнимку. Тихо. Когда я проснулся, было светло. Всем
А подруга ее, пусть будет Даша, – шпильку известно: сон у алкоголика короток и чуток.
потеряла, или нашла, – не вошла пока.
Мужик, оказывается, ее бешено ревновал, В комнате было прибрано. Водки нигде не
как черный мавр свою белотелую телку. На было.
банкете поругался, ждал… но, задремал на
посту… очнулся, – голоса, может, услышал, Варя сидела напротив, красивая и
шорох… и тут, такое, как током пробило – торжественная, с новеньким синяком под
НЕПОПРАВИМОЕ: жена с любовником в его глазом. Она смотрела на меня и улыбалась,
квартиру заходит тайком! Это ли не словно школьница, после выпускного бала. Ей
вероломство! Так я опять не про это. Если бы он бы очень пошло белое платье и атласные ленты.
в меня попал, – было бы мне мучительно Интересно, школу она закончила?
больно. И не за бесцельно прожитые годы, а за
бездарно потерянную жизнь. – Ой, Айвазовский! никак проснумши?
Но он не только не попал, – он даже не – Привет Синеглазка, – прохрипел я. – А
допрыгнул, – поскользнулся, дуралей, и упал какой сегодня… число?
всем своим бычьим телом на паркет. Да еще – Ты это про что сейчас?
башкой навернулся. Носки каратист забыл – Сколько я живу у вас?
снять. А паркет у них лаком покрыт – – Вторая неделя пошла, –сказала Варя. –А
скользкий. Как башкой ударился, – тут и что? Заскучал, миленький?
подруга вошла, – все само собой прояснилось. Я – Не гони… вторая неделя, – я понял, от
только сказал: Вари ничего путного не добьешься, нашел, у
– Дурак ты, дурак… – подругу с вермутом кого спрашивать, – второй или третий день! – не
забрал и ушел восвояси. больше. Еще бы неплохо время узнать…
Но я опять не про то. И не про него, и не про Настенных часов у них не было, как, впрочем, и
жену его – сучку, что мужика своего до мысли о никаких других. В комнате вообще, похоже,
смертоубийстве довела. И даже не про вермут. ничего не тикало.
Я, собственно, про ангела хранителя – Ты мне лучше расскажи, Айвазовский, кто
рассказывал. Как он – братишка – разум бычине мне такой красивый бланш нарисовал? Прям
замутил, не дал носки снять, паркет до блеска «Девятый вал» … как в музее. Чувствуется рука
мастера.
– А я знаю – кто? В ментовке меньше
трезвонить надо и ручонки распускать на

~ 156 ~

государственных мужей. Им и так, убогоньким, этого козла на коленях – цены бы тебе не
живется не сладко… не любит их никто. было!».

– Какая ментовка? Ты куда понес! Ты Будете? – я предложил девчонкам выпить.
думаешь, я не помню ничего? Это ты меня вчера Ира отказалась. Маленькая лгунья протянула из-
приложил! Все видели! за спины, неизвестно откуда взявшийся,
стаканчик.
– Ты лучше вспомни, куда водка подевалась?
– Водки нет. – Так у нас и тара своя заготовлена?
– Как это – нет? Я же сегодня ночью – Ирк, он у нас еще и прокурор, – все
пятихатку давал… подмечает!
– Съели твою пятихатку за завтраком. Еще – Подмечают – следователи, «опера», –
третьего дня… Спать меньше надо. сказал я, – прокуроры – санкции на арест
– Нет, Варя… я, конечно, не хочу тебя выписывают. Или на обыск.
обижать… – разозлился я – но, ты, – Ух, ты! А я думала, у нас все менты
положительно, – дура… с богатым и делают… Вот ты и есть – мент натуральный! –
извращенным воображением. закричала вдруг Варя, вспомнив о главной своей
Вошла Ира. Села ко мне на кровать. беде. – Как я с таким бланшем на работу теперь
– Сейчас брат приедет. С вокзала звонил. пойду? Это ж, как минимум, неделю дома
– Какой еще брат? Не нужен нам брат… – сидеть! Тут же с тоски подохнешь.
встрепенулся, было, я, – что, одеваться? Айвазовский, надо бы с тебя, по нормальному,
– Лежи, не дергайся. неустойку вычесть.
– Он что… знает про твои здесь делишки? – В профсоюз вступай, – бюллетень
Ира мне ничего не ответила. Зато Варя получишь. Травма на работе, как никак…
высказалась: – Это не он, – сказала Ира.
– Да она их всю семью кормит. И этого козла – Не он? Да!? Будто я ничего не помню… как
в придачу! А за дуру ты мне еще ответишь. он мне рожу вчера начистил! Вы, похоже, здесь
Я давно уже ничему не удивлялся… в том все сговорились!
смысле, что кто кого кормит в нашей богатой и – Ты из ментовки такая пришла, – сказала
щедрой стране. Однако, на основной вопрос я Ира.
так и не получил ответа. – Да? Из ментовки? Ну, молодцы, –
– Ир! придумали. Да кто там меня посмеет… только
– Чего тебе? пальцем! Они ж меня там все знают.
– Ответь мне на три вопроса. Вернее, на два – Вот потому и посмели, –сказала Ира, – что
вопроса и одно разъяснение требуется… вот слишком хорошо тебя все знают.
этой… самой, блин, невинности! – Каблук на фирменном ботинке, тоже я
– Ну? оторвал?
– Водка есть? – Какой каблук? – Варя сорвалась в
– Сейчас принесу. прихожую. Приходит, – натурально рыдает. –
– Господи… есть Бог на свете! – я даже Суки, я ж их первый раз надела…
привскочил от переизбытка эмоций. – Не то – Когда пьешь, – закусывать надо, – сказала
разрыдался бы сейчас, от безысходности Ира.
положения! – воскликнул я. – А теперь… Ну, Я решил сменить тему и задал второй,
Варька, – кикимора ты болотная, а не боевая волновавший меня вопрос:
подруга морского пехотинца, – я посмотрел на – А который сейчас час? – спросил я у Иры.
нее с укором. – Вражина ты всенародная, – – А сколько градусов, по Цельсию? –
такими вещами разве шутят! передразнила меня Варя.
– Да? Это я-то кикимора? А кто мне картину – Первый час. Валерка должен вот-вот
на роже нарисовал? Авангардист хренов! подъехать. Ну… брат мой.
– Ох! – Я посмотрел на нее с удивлением. – «Пора сматывать удочки, – подумал я, – мне
Ты откуда слова такие знаешь – взрослые и еще родственников здесь не хватало. Сейчас
умные? допью это богатство – и нах хаузе битте гезеен,
– Оттуда! На лесоповале волки рассказали. – умирать в одиночестве».
Ира принесла мне пол бутылки водки, стопку
и апельсин. В общем, тот же натюрморт. Но
сегодня он смотрелся изысканней. Желанней. Я
подумал: «Вот какая должна быть жена –
спокойная, послушная. Водку – в постель! Это
ж рассказать кому… Если бы только не сидела у

~ 157 ~

29. достает заветную коробочку. В ней конверт.
Узколобые души, Отдает его Валере.
мелкие души!
– Здесь – штука баксов, – говорит шепотом,
Как сыплются деньги в сундук, однако, слышимость великолепная, – триста –
так в сундук упадает душа. долги отдашь, четыреста матери с Анькой,
триста – тебе с Людой. Больше нет.
Валера не заставил себя долго ждать.
Я сидел совершенно голый, завернутый в – Да что ты, что ты, сестренка, – спасибо.
одеяло и допивал остатки. Мне опять жутко – Спасибо… ты когда на работу устроишься?
захотелось Ирку. Но у нее, похоже, были другие – Так… эта… я уж устроился, было… так
проблемы. Брат. Кровинушка родная. эта… по моей специальности не берут. –
Вообще-то, сначала у меня родилась (типа) Интересно, – думаю, – что это за специальность
благородная мысль. Со мной такое случается такая, уникальная – альфонс?
спьяну: «Родной брат в гости приехал. Из – Зато по моей специальности – нарасхват.
Смоленска. Гостинец от мамки привез. А тут – Ирченок, век не забуду! Потерпи чуток…
пьянка-гулянка. Голый мужик на Ириной – А чего мне терпеть? Тоже придумал! Мне
кровати, во всем своем «мужском моя ****ская жизнь по кайфу. Другой не будет.
великолепии». Да он меня порвет на куски! А И не надо! Вон, – с художником познакомилась,
печень съест, что б не повадно другим было». – кивнула она в сторону моего тела. – Это не
Господи, господи, как же наивен я оказался в тебе чета, – «народный артист»! Только в мои-
свои «глубоко за сорок». то годы, наши сучки уже в «мамочках» ходят.
Все происходило у меня на глазах. Да капиталец какой никакой сгоношили. У
Брат оказался довольно упитанный. Даже, – некоторых хаты свои. Дела делают. А я, словно
если такое определение к месту, – весьма вчера приехала, – белья себе нормального
цветущий. До сих пор помню свежий румянец купить не могу. Экономлю на помаде! Понял?
на его загорелой роже. Но от него попахивало – Ир, ну положение аховое. Труба! Людка-то
дерьмом. Не в прямом, естественно, смысле, – в работает. Ну, чего ей там платят, сама
эстетической, так сказать, аллегории. понимаешь… в детском саде-то. А я на стройку
Вначале этот слизняк… слово «вошел» здесь пойду – решил окончательно. Хоть этим… как
не проходит. Он вполз… или подкрался. Сразу его – такелажником. Ну, «подай-принеси»,
ко мне – здороваться. Улыбку нацепил такую, типа…
будто мы на одной подлодке кислородом – Ладно… Мать береги. И чтоб с Анькой, –
делились, вражеские линкоры торпедировали, а не дай бог, что узнаю, – не жить никому!
теперь вот встретились на большой земле в – Ир, Анька у нас под присмотром. Не
мирное время. Радость, то какая! В общем, волнуйся ты…
улыбочка – Голливуд отдыхает. Я уж потом – Не волнуйся… девчонке тринадцать, да без
сообразил: «Клиент, как никак, – живые бабки отца! – Ира села, обхватив голову руками. Я
лежат!». подумал: «Ревет, не ревет?» Нет, вроде бы… –
– Извини, – говорю, – Валера, я не в форме. Когда у тебя поезд?
– Ничего, ничего, братан, – отдыхай, – и – В семь.
почмокал сочувственно, будто я на больничной – Ты чего, тут до семи торчать будешь? У
койке раненый, а он, – поди ж ты! – живой и меня клиент…
здоровый вернулся. Типа: «Извини, братан, что – Я вам не помешаю. На кухне посижу…
живой!» – Пусть за водкой сходит, – встрял я,
Отдыхаю. В конце концов, думаю: «Чего раскрыв себя совершенно. Видно, мысль о водке
мне-то надо? Не мое это дело». Глаза даже не отпускала меня ни на минуту и затмила
прикрыл, что б не смущать их. А сам, как остатки разума. Так что и «опер» из меня
истинный мент, все секу. Каждую мелочь никакой.
подмечаю. – Нет вопросов, – обрадовался Валера. –
Варя была права: я прирожденный мент, из Только… братан… сам понимаешь.
породы «следаков». Сама же она незаметно – На тебе триста рэ. Больше нет. Двести на
свалила на кухню. Мне бы тоже выйти, – как тачку оставляю. Только вот что… сразу
никак дела семейные, – но я прикинул: предупреждаю – говна не бери. Только
одеваться, идти куда-то… разговаривать с «Кристалл». Понял? В гастрономе. Никаких что
Мишкой, – решил откинуться, будто задремал… б палаток… Там все «паленое».
Смотрю, Ирка полезла в шкаф. Барахло – Ну, да… я в курсе. А «Кристалл» –
какое-то, коробки – все на пол. Порылась, – классная водка. Я пробовал.

~ 158 ~

– И вот что еще, – Валерий, – одну лично – Ир, – предложил я, – давай, кровати ваши
мне принесешь. На триста рублей можно шесть вместе сдвинем. Будем вместе водку пить и
штук взять. На сдачу – апельсинов купи… радоваться жизни.

– Я все понял. Давай, – сказала она рассеянно. Только зря я
– Ну и прекрасно. И лимон еще возьми. сказал о радостях жизни. Визит братца, похоже,
Тошнит чего-то… произвел не только на меня тягостное
впечатление.
Минут через двадцать вполз Валера.
Торжественно поставил бутылку, рядом Кровати мы так и не сдвинули.
положил два апельсина (с арифметикой у него, Мы стали пить водку просто так. Молча. Я
похоже, отлично: два на два – делится!) и понимал: «Надо сваливать». Но все как-то
лимон. оттягивал момент. «Ну, приеду, – думаю. – А
дальше что? Главное – нет денег». Водка быстро
– Молодец. закончилась. Я попросил Варю:
– Ну, так… – Иди, уведи у них пузырек. По-моему я
– Все, Валера, – разговаривать мне с ним поделил не справедливо. Там на троих – четыре,
решительно не хотелось. Равно, как и смотреть а у нас на троих – одна.
на дохлый Голливуд, помноженный на русское Варя принесла бутылку и бутерброды.
свинство. – Тоска у них смертная, – сообщила она. –
– Понято, понято… братан, я ушел. – В его Тетя Лиза спать пошла. Мишка, кажется,
глазах светилось натуральное счастье! Давно я свалить куда-то намылился. Сидят с твоим
таких приматов не встречал. Баксы – на братцем, – сопли жуют. Братец твой говорит:
кармане, водка – на кухне, «солнце – светит, «Смоленск – это вам не Москва. Я бы здесь
помидор – красный», чего еще нужно развернулся».
упитанному животному? – А он к нам не припрется? – спросил я.
Похоже, здесь он был своим человеком, – – Ты че? – сказала Варя, – они у нас жутко
чувствовал себя вполне комфортно, – как у себя воспитанные. Если клиент, – ни в жизнь не
дома. войдет. А потом ему уж скоро на вокзал. Время
Через какое-то время появилась Варя. – пол пятого, между прочим…
– Я к вам. Чего-то мне твой братец не по – Я тоже, пожалуй, скоро поеду, – сказал, а
кайфу. Суетится много. Водку разливает, как сам думаю: «Куда?».
падла. Смотрит, – что б не перелить кому. Аж – Останься еще, – сказала Ира, – до утра…
руки трясутся… – А давайте групповушник устроим! –
Ира промолчала. предложила Варя. – Весело будет.
– Пришла – раздевайся, – сказал я, – здесь – Обхохочешься… А с кем групповушник-
нельзя в одежде. Понимаешь? Ну, не принято то? – спросил я, – не понял. Я мужские задницы
так в светском обществе… с детства не перевариваю. Как и все остальное,
– Ой, Айвазовский, у тебя одно на уме. чем их Господь наградил… Я ж лесбиян по
Светское общество… У вас там все такие – жизни.
долбанутые? – Как это? – спросила Варя.
– Нет, один я такой – традиции соблюдаю. – Лесбиянка мужеского пола, – пояснил я.
Этикет. – Ир, а такое бывает?
– Ой, ну болтун! Этикет… – Варя опять – Да слушай ты его! Просто мужик на баб
стала той же смешливой девчонкой, что была в западает. У них так принято…
мастерской. Глаза засветились. Ее даже синяк не – Ой, а мне Ирка нравиться, – сказала вдруг
портил. – Ир, он, наверное, у нас академик Варя, – между прочим, и как женщина тоже.
****ских наук, по фамилии Трахтенберг. Посмотри, – красавица, какая! Зацеловала бы
«Разрешите, милостивая государыня вас всю до смерти.
трахнуть, так сказать, в целях научного – Я это давно оценил.
эксперимента», – она хохотала всем телом, – А у меня «эти дела» давно закончились! –
обхватив себя руками, – каждой его частичкой. сообщила Варя с такой интонацией, будто: «А
– Я вам поставлю пистон, не ради нас в комсомол приняли!»
удовлетворения плоти – фу, фу, фу! – но чисто – Так раздевайся быстренько и иди ко мне.
по этикету. Так принято в Высшем Свете. – А Ирка не заревнует?
Пардон, мадам. Я искренне сожалею… Не – Ох, дите, ты дите…
желаете тур вальса?
Мы все-таки сдвинули кровати. Девчонки
тоже занимались любовью. Мне это нравилось,

~ 159 ~

потому что они действительно любили друг пытались нацепить мне на темя какие-то
друга. А я любил их. жесткие сплетенные листья.

Женская любовь намного красивей мужской. Господи, спаси, сохрани! что за безумие, у
Впрочем, в «голубых делах», я все равно ни райских врат, что за шиза в сферах небесных!
черта не понимаю. Это – область, не доступна
мне. Но женская пластика, запах, я не знаю… Тем временем, два пернатых постарше, –
там все более совершенно, истинно… там – бороды с проседью, по виду архангелы – я,
торжество природы. Это их создал Господь. А впрочем, признал их: Мичурин с Циолковским,
нас, так – в довесок к совершенству. Из того, мои соратники, еще по земной жизни, (сколько
что осталось… же с ними выпито! – и тут, смотрю, при делах)
под барабанную дробь, подлетели и сняли меня
Нет, я лучше буду молчать. И любоваться с моей «высокой трибуны». И усадили на трон.
ими. И опять молчать. Всегда молчать… Не просто сняли и усадили, – обставили все
торжественно, по протоколу. Громогласное
Уехал я только утром… троекратное «Ура!» ангелы прокричали, залпы
тяжелых орудий бабахнули, фейерверки в небе
Развалины звезд – волчком закрутились!
из этих развалин я мир построил.
Тут и началось!
Через сорок дней, как у них принято, Небожителей, как с цепи сорвало. Все лезут с
разрешили мне покинуть мою «высокую поздравлениями: «С благополучным
трибуну». Прилетели ангелы с трубами и возвращением из мест, так сказать, не столь
выстроились в две шеренги – справа и слева от отдаленных... из мира безумия! – в родные
меня, головы вскинули, крылами машут, пенаты… в наши пространства-с… Так сказать,
синхронно так, четко, будто у известного поста с прикосновением к Вечности-с!». Всякие «охи»
номер раз – ритуал совершают. Трубы да «ахи», да «разрешите засвидетельствовать» и
расчехлили еще накануне. А потом их босс, не прочая глупость. В общем, елей льют литрами.
самый верховный, естественно, а так, типа Дальше, – еще хуже. Какому-то выскочке
начальника ВОХРы дал команду: «Товсь!», что пришла в голову глупейшая мысль: представить
для них, обозначало: «Приготовились, ребята – меня лично каждому. Он мне сказал: «Так
бдите!» Тогда, все твари небесные трубы надо».
вскинули, – локотки отставили четко так, по Кому надо? – я так не понял…
уставу и этот же, товарищ, мелкий который, но Ну и потянулась змейка не званных гостей:
босс, собакой бешенной, как заревет: «Пли-и-и- тетки какие-то невразумительные, помятые
и!» – и все разом затрубили в трубы. мужички, с плохими манерами. «Я –
восхищен!» не сказал даже Мичурин. Ладно…
У-у-у-у-у!! А, главное, удрать – никакой возможности!
Очень хорошо получилось. По бокам все те же – св. Мичурин со св.
И тут, под это самое «У-у-у», врата небесные Циолковским во фрунт встали – при
распахнулись, и из небытия повалил исполнении, типа. И молчат! Причем, молчат
небожитель, числом немереным, обступили как-то подло, – набычились и в глаза мне не
подножие «высокой трибуны» моей – ликуют, смотрят.
славословят. Пришлось за портвейном послать, –
– Это ОН! Самое великое и бессмысленное разговорились.
дитя природы! Он жаждал всего и ничего не – Ты эта… не думай, здесь жить можно, –
хотел! Он знал все, но не ответил ни на один говорит Мичурин.
вопрос! Он верил в призрачность и сомневался в – В принципе, космогонично, – говорит
явном! Он не принял ТОТ мир! ЭТОТ мир он Циолковский. – Баб только много, оттого суета.
тоже не принял, – кричали мужчины и рвали на Дальше распорядитель объявляет танцы.
себе волосы. Ангельский оркестр запиликал какую-то
– Он – душка! Ах, какой сахарный! фривольную ерунду. Все разбились по парам.
Зацеловала бы всего! И съела! – кричали дамы, Причем опять как-то не по-людски, – шиворот
бились в истерике и хватали меня за ноги. на выворот: Ромео с Изольдой, Тристан
– Ты – царь! – кричали все вместе, – На трон Джульетту склеил и у них полный ажур. Мастер
его! Ты наше все!! – с Левшой, а Маргарита – с блохой. Билл
И амуры подлетели, трепетные, как Клинтон, однако, – с небезызвестной персоной
мотыльки, и толкались вокруг моей головы и М. Л. в центре круга заморские кренделя
выделывают, – рок-н-ролл наяривают, с
некоторой даже эротичной пикантностью. Вся
королевская чета с принцессой Дианой во главе

~ 160 ~

со стыда августейшие физиономии в веера Ладно, – думаю, – черт с вами! Чем тут на
прячут: по всему видно – не по вкусу пришлась чужом пиру пугалом быть – лучше свое
им эта звездная парочка. похмелье отыскать попытаюсь. Тогда уж,
глядишь и подходящая сабля, и одинокая
Амуры же – ну, как есть, дети малые – княжна вся в огне и стенании сама найдется.
побаловаться решили: пробили сердце Биллу Что? Некому березу заломати? Ха! Плохо вы
здоровенной стрелой, (не стрела, натурально – нас, москвичей знаете! Еще поглядим… что у
оглобля!) он тут же зарделся, как маков цвет, – вас тут растет…
то в жар беднягу кидает, то в холод, – пал на
грудь Монике и слова вымолвить не может от 31.
переизбытка чувств и понимания безнадежности Зачем с высоты он своей низвергся?
положения. Не простит его Моника! А Моника Что искусило его?
и рада тому: «Ха-ха-ха, – хохочет и кричит явно Сострадание к низменным тварям,
на публику, – попался, красавчик! Теперь я из вот что его искусило, –
тебя веревки вить буду! Макраме вязать. Вот и лежит он теперь, разбитый,
такой вот узловатый и мало приглядный ненужный, хладный…
предмет, может, напомнит кое-кому о наших
веселеньких проделках! Ха-ха-ха!!» И я, как умел, двинул вглубь Вселенной.
То есть пошел на свою попу приключения
Я ему крикнул тогда, не со зла, просто желая искать.
подбодрить бедолагу: «Не робей, Билл, ощипи Ходить-бродить тут долго не принято. Не
этой курице перья!». И еще подумал, что Москва, чай, – все под боком. За угол повернул,
неплохо бы посоветовать Ягодке, отправить эту – «Угу... все ясно. И колер блеклый… и вид
пустомелю и хохотушку к трем грациям, – унылый». Однако сообразил, как три раза
вибрировать подальше от этих мест. волчком (как учили) вокруг себя крутанулся!
да… было дело, – упал… оконфузился. Зато, как
Однако про меня вдруг неожиданно упал – самое настоящее «ОГО-ГО» узрел.
позабыли. Все орут чего-то про свое, пляшут, Болотина огромная передо мной предстала, –
тосты произносят, в углу разборки уже затеяли побольше нашего футбольного поля будет, а
два каких-то жлоба… А я, как одинокий дубок внутри оного поля – голова Лужкова
качаюсь… не у дел. Только во вкус вошел, образовалась, в окружении властных структур.
только стал примерять на себе царские, так Она между кочек возлежит, словно восточный
сказать, одежды, только захотел им поведать Мандарин среди ананасов и распоряжения
нечто сильное, нечто идущее из глубин сердца, только выдает, как фельдмаршал Кутузов. Из-
типа, как это мы, в космических высях, у самых, под кепки одним глазом зырит – никто
можно сказать, звезд, такие отважные ребята, пересмотреть его не может – такой взгляд у него
соединяем свои бокалы… и что? Может здесь пронзительный. Прямо – государево око. Прямо
станция «Мир» где-то поблизости летает с вода выкипает от того взгляда. Ладно. Одному
нашими родными обормотами на борту! А тут… товарищу, значит, велит, – перекрасить то, что
никто даже в мою сторону не повернулся, как раньше накрасили; (я ж говорил – колер не тот!)
бы меня уже и нет! Обидно… другому, вообще, – Храм, красоты неописанной,
как в сказке, воздвигнуть в три дня вот на этом
Вина, правда, было много, «пей, – не хочу». самом месте, куда он перстом только что ткнул,
А я всегда хочу… и доложить его Голове в кратчайшие сроки!
Лужков, помню, и сам мужик был не хилый,
Ладно. Напился, стал выступать. Ору но тут – оторопь берет, – возлежит глыба –
буквально все подряд, раз такое дело… раз меня рыба-кит натуральная; мухи-комарики – в нос,
никто ни в грош не ставит! Ору все, что за уши, глаза лезут; всякие лягушки, пиявки, змеи
долгие годы в душе накипело: «Ягодка! – ору – и прочие пресмыкающиеся просто кишмя под
тварь я дрожащая, или право имею? Отвечай пиджаком кишат и из-под кепки смотрят. Так
злодей! Кто меня тут царем выставил!? Балаган нет, бобры к нему еще присоседились, –
развел, понимаешь, комедию ломал! Царь, плотину решили строить. Нагрызли деревьев,
царь… А где дворцовые интриги? Где яд в натащили всяких палок и мастерят запруду
бокале? Гертруда в предсмертных судорогах… прямо у него под носом. А уж бездомных собак,
Офелия в пруду! Где моя гвардия? Где верный кошек, хищников и хищниц разных, – ни счесть.
стальной конь? Скипетр и Держава! Крепости! Все по нему лазают, – меж собой грызутся. Но
Руины городов у моих стоп! Плененная княжна! ни одна тварь, заметьте, ни одна драная кошка
Аннексия и контрибуция! Царь-пушка… На
худой конец, саблю б, какую никакую прислал,
засранец! Танец с саблями танцевать желаю! Ты
ж меня знаешь: я весь порыв и стенание! огнь и
вихрь!»

Однако реакции – никакой…

~ 161 ~

саму Голову не тронула, – сильно уважали! Да и здесь пока полежу. Проверю, значит, твои
властные структуры опять же не дремлют… таланты…

Тогда, значит, структуры репу почесали, И пока хитрый и наглый Грузин тайно песок
вспомнили, наконец, что им Голова велел. Клич завозил с бетоном, а Голова, дурак дураком, в
запустили по всей их местности такого грязной луже лежал, – таланты у грузина
содержания: «Кто Храм Апофеоза Любви в три высматривал, Амуры устроили провокацию. Так
дня и три ночи построит – тому быть! Нет, – всегда бывает во времена эпохальных строек и
сами знаете, че бывает…» неопределенности позиций властных структур.
Без провокаций у Амуров настроение портится.
Построили тогда в шеренгу всех Это не я говорю, – мировой опыт вопиет с
сказочников. А их всего два отыскалось. каждой страницы истории!

Один – чума – на Коньке Горбунке Вот вам, пожалуйста: из динамика некто,
прискакал, типа, он такой отвязной крутой голосом, похожим на Левитана, заявляет:
пацан, такой раскрученный. На ходу – пиарит, «Ужель в природе женщины искать
имиджем всем тычет, кастингом пылит! страданье?!» На что из толпы возразили:
Горбунок тоже весь такой – от Юдашкина – в «Любовь – единственный путь к благополучию,
брюликах, мишуре, шузы – на платформе. домашнему теплу и спокойной старости!» А
Второй – просто грузин. кто-то, сильно народный, балагур и пьяница
пропел: «Люблю я женщину одну – как ветчину;
И властные структуры спрашивают тогда по как борщ и макароны по-флотски – плотски!» А
всей форме: из динамика властные структуры грозно:
«Истина – как женщина; стыд – лукавство! Чего
– Так, рас так, сукины дети, отвечать, Его она хочет сильнее всего, того она знать не
Превосходительству, Голове, когда на гнилом желает. Кому она подчиняется? Только
болоте под названием бассейн «Москва» – Храм насилью!» Толпа поняла тогда кое-чего и
Апофеоза Любви воздвигнете? Доколе! нам, возбудилась ни на шутку: «Хватит сопли
россиянам, без национальной идеи горе мыкать! жевать, Заратустра! Даешь – свободную
Доколе народу православному для всего любовь!». А куплетист из как бы народа
цивилизованного мира – пугалом быть?! продолжил с пафосом: «Но есть еще одна
Смотреть в глаза Его Превосходительству!! деваха, я люблю ее как Баха, или Бетховена –
духовенно!» А из динамика: «Для высших сфер
Первый со страху сразу с конька свалился. А паренья ей нужно чувство принужденья!».
Горбунок, весь имидж тут же растерял, – в
чисто поле свинтил, в траве мураве хоронится. Толпа завелась окончательно, выбрала себе
А второй – грузин, между прочим, как заорет предводителем куплетиста Бетховена и рысью
без акцента: устремилась к скважинам. Бегут – пыль
столбом! – добежали самые матерые особи.
– Вах! Ты зачем мою маму трогал! Я твою Остальные умерли естественной смертью, с
маму трогал? Храм ему нужно воздвигнуть? пулей в затылке. То есть из всей толпы осталось
Вах! Я тебе сто таких храмов воздвигну! Я тебе шесть особей во главе с куплетистом. И тут же –
всю Москву воздвигну! Только маму не трогай! все скважины на запор! А ночью припадал
Я бы мог и Нью-Йорк воздвигнуть, только мама каждый к своей скважине, – и сосал, сосал в
в Москве, а Нью-Йорк черт знает где, и там извращенной форме. Вот такая у них
террористы. получилась свободная любовь.

Понравились Голове Лужкова такие смелые Поначалу все радовались. Чему – не
слова. Особенно, про маму. И, поскольку известно. Просто стало легко дышать. Но потом
первый сказочник смылся, приняла Голова незаметно у всех началось кислородное
ответственное решение: поручить воздвигнуть голодание. То есть дышать стало легко, но
Храм Апофеоза Любви на гнилом болоте нечем. До такой степени нечем, что некоторые
бассейна «Москва» этому отчаянному грузину. стали натурально вымирать. Отчего – загадка.
И всю Москву воздвигнуть, раз такое дело… Амуры популярно объяснили: «За любовь
платить надо. А вы что хотели?!» Платить было
И грузин тогда говорит, уже с сильным тоже нечем. Все скважины на замке! Началась
акцентом: «Дарагой Голова, если я начну строит смута и разложение. Заговорили о реванше.
пирямо сдесь, где ты паказал, то вас нэмножечк
попачкаю. Тут будут гиряз, му-у-сор, булдозер Однако ничего сверхъестественного не
будэт нэмножечк пи-и-иль дэлат, бетон-мутон… случилось. Ни захвата космической станции
Не могли бы ви, дарагой, нэмножк подвинут «Мир», ни партизанской войны в
свой Голова?» метрополитене, ни реставрации идей «с
человеческим лицом». Так… все больше по
– Зачем мусор, зачем бетон? – Возмутился
Голова, – с бетоном и Дурак построит. Ты мне
воздвигни нерукотворный Храм. И сроку тебе –
три дня. Только такие Храмы стоят вечно. А я

~ 162 ~

мелочи: повальное пьянство, массовый онанизм, горе столь безутешно… Я просто был не в силах
захват заложниц, да изнасилование в каждом выговорить ни единого слова!
подъезде… с последующими угрозами в СМИ:
«Доколе? Если ты меня слышишь, похотливый Меня нашли под утесом и обступили кругом.
подонок, я тебя сам лично схвачу и размажу Трогают, будто я не живой и скорбящий, а
всякого, кто покусился на – святая святых – покойный, хладный, ненужный – в затылок
женскую честь!». Однако все понимали: не дышат, даже, слышу, плачет кто-то и шепчет он
размажет, потому что лучше всех знает правила же: «Наконец ты нашелся, братуха! Без тебя –
игры. Сам и утверждал сценарий. Фарс, он и кранты. Совсем закабалили, сатрапы! Апостолы
есть фарс. Дешевая оперетка. о любви только на площадях болтают, а на деле
хапают и хапают, всю нашу собственность к
Потом вдруг начались чудеса. Ни дать, ни рукам прибрали. Теперь – жируют! Дворцов
взять – модный американский мюзикл или себе понастроили, а нам – шиш! Зарплату по
триллер (я их путаю) времен «Великой пол года не платят, прикинь! Святым Духом
депрессии». Все вдруг принялись делать питаемся. Бассейн «Москва» – одна была
ритмичные телодвижения – ух! ах! – приседают, радость! – и тот развалили, ироды. Храмов
хороводы кружат, степ бьют; Амуры Любви понастроили, а любви нет! Там Амуры
револьверы достали, – стреляют с двух рук, по заправляют, – дела свои делают. Проституция,
македонски; остальные бедром водят, и прут наркотики, рэкет… А крыша их – святые
все, что плохо лежит. А лежит у них все плохо: апостолы! Куплетист Бетховен же всех
и высоковольтные провода, и картины, и земля прикрывает».
под ногами, и вооружение, и ученые мужи.
Прут, с такой ловкостью и изяществом, – будто Потом выстроились причудливым клином и
некий установленный ритуал совершают или улетели, как журавли, восвояси, курлыча при
некоего Режиссера новатора авангардистские этом что-то протяжное и очень унылое на
задумки в жизнь претворяют. родном языке. Так кричат журавли, покидая
Россию...
А Режиссер – дока. И циник. Народный
куплетист Бетховен. Взрывает вековые устои, Однако я, хоть и не в меру расчувствовался,
словно пиротехник – петарды. Применил ноу- главное понял, – скорбь очищает и дает
хау американского производства – «веселящий надежду. И еще промелькнуло: «…правды нет и
газ». Всем вдруг стало весело и на все выше…»
наплевать. Тетки, одна к одной, будто выведены
на местной птицефабрике, вдруг начинают Забрался на утес – кинуть последний взгляд
хаотично оголяться. Мужики, не будь дураки, – на процессию. Несчастные, нелепые существа…
тоже! Если бы не ангелы в парадных мундирах, Смотрю уж, – журавлиный клин, со всем своим
да при оружии, да в масках ОМОНа – скарбом: барабаны, трубы, трещотки,
закончилось бы все это свальным грехом. Знаем растворился в холодных и нелюбезных высях.
мы эти американские штучки! Им лишь бы Не с кем более живым словом перемолвиться,
голые задницы да наличная валюта была, а о некого по щеке потрепать, по плечу похлопать.
нравственности кто задумается – Пушкин? Или, Один, одинешенек, возвышаюсь на утесе, как
ныне новомодный, – Достоевский? Там же тень отца Гамлета… Ягодка где-то рядом
половина, куда ни плюнь, – негры! которых они, расположился и внимания на меня не обращает,
что бы там ни нагнетать национальную рознь, – полная боеготовность – всеми двигателями
называют темнокожими. Так вот, не дай Бог гудит, дрожит, как конь ретивый перед
темнокожим неграм традиции нарушить – выступлением, будто получен уже главный
прервать их сумасшедшие пляски! Но мы-то приказ всей его жизни: «На Берлин!».
здесь причем? У нас, кроме Пушкина, негров
отродясь не водилось. Так нет, хотим на Подхожу к нему, опустошен и растерзан, –
западный манер – пожить цивилизованно! Хоть интересуюсь:
один денек, кричат, но мой! Даешь свободную
любовь! – Что это было? Я весь – недоумение…
– Это – высшее достижение
А дальше… Супраментального Сознания!
Разыскали меня в глубоком одиночестве с – Как это...
мировой скорбью на роже. Я забился под какой- – Преломление реального мира. Отголоски
то утес и пытался поговорить с Создателем. У некоторых земных событий. Все персонажи –
меня не получалось. Создатель был где-то вибрационные двойники. Все, впрочем,
рядом, и сказать было что. Но я больше не мог хаотично, беспорядочно. Не обращай внимания,
задавать вопросы. Не потому что, мне стало все система далека еще от совершенства.
ясно, просто скорбь моя была столь велика, а
32.

~ 163 ~

Только теперь ты идешь своим путем неудовлетворенные, злые… с бланшем под
величия! каждым глазом. Как тебе такая взаимовыручка?

Вершина и пропасть – слились воедино! Попасть туда легко, выбраться – практически
не возможно. Но я знаю, как этому
Зато потом, как с Ягодкой соединился в противостоять. Во-первых, алогичность
едином экстазе, – свобода и скорость – аж дух мышления. Всегда помни – примитивная, грубая
захватывает! – как из этого захолустья наша логика – первейший враг на небеси. Во-
вырвались, – небывалый восторг в груди вторых, – искривленность сознания. Помни
закипел! Словами не выразишь… вторую заповедь – все здесь должно
происходить неправильно и криво. И, наконец,
Тормознули на какой-то полянке. Ягодка третье – передвижение строго по синусоиду –
говорит: никогда не прись на пролом. Всегда – в обход;
всегда – тайными тропами.
– Для дальнего перелета – подпитка нужна.
Здесь сильные энергетические выходы. Короче не бойся, – выберемся. У тебя к этим
Отдохнем, заправимся и перетрем кое-какие делам врожденная предрасположенность…
вопросы.
– Благодарю, – говорю, – за доверие. Только
– В смысле? я в твоем измерении уже был. Недельку там
– В смысле – инструктаж. Здесь тебе не по погуляешь по синусоиду – верх блаженства.
земле блукать – горе мыкать. Здесь астральный Лежишь на платформе Белорусского вокзала с
позитив необходим. И вообще… бланшем по всей морде, и вся твоя
– Понимаю… искривленность сознания взывает к
– Понимаю… Что ты тут понять можешь? состраданию. А взамен получаешь тайные
Собственно, а куда ты лететь собрался? – тропы и презрение сограждан.
спрашивает вдруг Ягодка.
– Куда… вот тоже, – говорю, а сам в себя – А то, хочешь, – не унимался Ягодка, – в
прийти не могу, от грандиозности момента, – да пучину, на дно океана рухнем… прямо с высот!
я… я ж ничего здесь не знаю… Были, – и нету! Кайф! Это что-т-то!
– Вот-вот… Я тоже не знаю с чего осмотр Адреналину, – ешь, не хочу, – как на
начать, что бы ты ни перегрузился. Хочешь, «Американских горках»! Там покруче космоса
например, в параллельный мир тихой сапой будет, – такие красоты тебе откроются, такие
просквозим, отрицанием неизменных чисел глюки словишь – супер!
побалуемся. Тебе это близко будет. Там все
вроде так, да не так. Гравитационное поле со Ты ж теперь настоящий дух… Видишь все,
знаком минус… просто беда для местного так сказать, в иных плоскостях. Ты теперь дух
жителя! Поэтому все как бы с ног на голову Безвременья. Князь тьмы! Царь отрицания!
поставлено – все неправильно, даже лживо и Пространства и времени для тебя не существует.
здравый смысл утерялся полностью. Блуди, где пожелаешь! Отрицай, что в принципе
Заблудиться можно элементарно. Туда много, отрицается, то есть – все! И взгляд у тебя,
кстати, вашего брата по неразумию своему чумовой, как у киллера – зришь, словно через
засосало. И, главное, что меня раздражает – классную оптику, прямо в «яблочко» – видишь
сами же друг дружке, там уже, внутри оного суть явлений!
измерения, врут беззастенчиво! Спрашивает,
например, один перец другого: «Как пройти в – И чего я там вижу?
ночной гастроном?» – «Так вот же он!» – – Все! Причинно-следственную связь, в
говорит второй перец первому и посылает на пространстве и времени, но чисто конкретно без
Белорусский вокзал к пригородной электричке. фальшивой лирики и дохлого прагматизма –
Каково? Другой перец, не из их кампании, суть предмета, как его Господь сотворил.
спросит, чисто, по человечески, нормально, как Короче, долго объяснять – со временем сам все
мужик мужика: «Где тут «точки»?… ну да, да… поймешь! Будешь исследования вести на досуге.
те самые… из Калуги мы… специально У нас тут, кстати, новая лаборатория недавно
приехал… ну, сам понимаешь, о чем я…» – И организовалась.
этот, местный перец, показывает калужанину, – Спасибо, говорю, я подумаю.
как пройти, подробно рассказывает, но тот, – Подумай, подумай… Ты эти «былое и
почему-то оказывается на Красной площади у думы» на земле бы оставил. Угу? И записку бы
Лобного Места в окружении лиц нелегкого отослал для пронырливых потомков, что-нибудь
поведения – милиционеров в бронежилетах. Ну, этакое, витиеватое: «Где, что добрым звалось?
не гад, а? Так и бродят перцы, ночными Где любовь, и надежда и вера? Где невинность
призраками – неприкаянные, обманов этих?».
– Где?
– Ты знаешь, – предложил вдруг Ягодка – я
тебе, пожалуй, окраины Вселенной покажу. Так

~ 164 ~

сказать, для общего развития – воочию. Сам все МУЗЫКА Вселенной, ее душа… дыхание… я не
увидишь и выводы сделаешь. Так будет знаю, как выразить…
надежней – живо вся «невинность обманов»
канет в небытие. Она, хоть, на вскидку – и Это и есть – самая большая загадка. Так что,
бесконечна, но только для вас, двоечников, не работай, – дерзай! Если тебе нужно
способных мыслить галактическими материальное, так сказать, подтверждение –
категориями. Она ж – расширяется, может, выдадим для опытов, что нужно, сделаешь все
слышал когда? А куда ж ей расширяться, и сам лабораторным путем. Элементарно: колба,
сколько, конец-то должен быть, или как? спиртовка, любой летучий газ. И, конечно, –
Вопрос! Только вопрос этот странный… вроде мозги иногда напрягай...
он есть, а вроде – и нет! Так вот, там, примерно
так же, как у вас на болоте, на поверхности – – А спирт?
тишь да гладь, комары да мухи. Но обманчива – Только в таблетках.
та тишина, – постоянно внутренние процессы – А как же мозги напрягать?
происходят: все булькает, содрогается, урчит… – Ой, только не надо за старое! Спирт-то тебе
что-то во что-то преобразуется. Кто-то с кем-то, зачем? Я ж тебе о серьезных вещах толкую.
возможно, даже совокупляется! А что? Всяко Доказывай! Твори!
бывает… Иногда вдруг огненные сполохи – Spiritus – Дух! Ты что-то имеешь против
вырываются… из чрева болотного! А на их Духа? И чего, собственно, доказывать нужно?
месте образуются пустоты Черных Дыр. – Есть вещи бездоказательные – фу-фу,
Страшно! А главное – выбраться оттуда показалось что-то – теоретически. Есть, – чисто
невозможно. Носит тебя немыслимая сила по конкретные, – доказуемые! Хоть гвозди в них
кривой! Это – хаос. А хаос, понятно, не вбивай. Только тогда ты получишь истинный
гармония неизменных чисел, процесс ответ.
творческий, логикой здесь и не пахнет, – тебе – Зачем?!
это близко будет. Ты же у нас большой – Ты понимаешь, быть может это твой
любитель всего такого… живенького… единственный шанс. Ты должен доказать, что
различных аномальных явлений. Плоть и Дух – единый организм или
сообщающиеся сосуды. И только ваше
– Ну, хорошо, хорошо… а за болотом-то что? сознание, поднявшись над природой, то есть над
– То с чего все началось и чем все материей и духом – способно понять и
закончится. Началось же все с гигантской объяснить все.
температуры и плотности. Так что наше болото – Запомни, Ягодка, – я никому ничего не
– это следствие разряжения той гигантской должен. Это, во-первых. А во-вторых: для меня
плотности и температуры. Я, получается, это и так очевидно. Я всю жизнь в тех сосудах
наталкиваю тебя на логическую мысль, что если прожил… И твое болото, что булькает и
Вселенная расширяется, то когда-то была совокупляется… и огненные сполохи… и
маленькая, как горошина, с запредельной провалы черных дыр… понимаешь… они у
температурой и плотностью. И когда она меня в душе всю жизнь прожили… И Музыку
разрядится до критической массы, – эту я всю жизнь слышал… И гул эпох… И
аннигилирует, то есть схлопнется, ВЕЧНОСТЬ – старая про***** всю жизнь меня
превратившись, вновь в вещество, с доставала!
запредельной температурой и плотностью. Вот – Вот! Значит я прав! Только ты это и
так все, – элементарно! сможешь доказать!
– Туринская плащаница… помню! Христос – Что доказать? Кому доказать, безумец?!
не вознесся, – аннигилировал, предсказав тем – Человечеству.
самым будущее Вселенной… показав – Ох! Боже ж ты мой! Человечество
человечеству иной мир. вспомнил! Человечество, давно уж во всем
– Правильно! Но возникает сразу масса разобралось: Бог на небе, Сатана – в бабе,
вопросов. Первый, естественно, – какой в этом истина – в вине. Все! Отсылай меня, хоть в
смысл? Где тут Бог, когда миром правит пятое измерение, хоть в тридевятое царство…
примитивная физика? И зачем тогда нужны надоел ты мне! У вас тут негры пляшут…
были Моцарт, Шекспир, Христос, Достоевский? пылища космическая. Вибрационные двойники
Все, пардон, – бессмысленно! Но второй вопрос воду мутят…
дает надежду. Что же находится вокруг той – Хорошо. Спирт я тебе обещаю. А ты
бешенной, кипящей горошины? Что на окраине обещай не брыкаться. О, кей? А пока изучай,
Вселенной? Быть может, – ДУХ, не доступный внедряйся в глубины. В суть вещей! Ты теперь
пониманию, может быть – ВЕЧНОСТЬ? главный киллер – попадешь в «яблочко», –
будешь царь и бог; нет – так превратишься в
вечно пьяную букашку. И я погибну тогда… а

~ 165 ~

мне нравится жить. Так что давай, – Только поймите меня правильно. Все это в
прицеливайся, внедряйся, вкручивайся! иной ипостаси, в иных, так сказать, плоскостях
и понятиях. Хотя сволочи и здесь, как
– Так куда внедряться-то? выяснилось, – предостаточно.
– Начни с внутреннего мира. Можно,
например, с помощью мега-лучей в глубины на – А как они-то сюда попадают? – спросил я у
время уйти – молекулярный мир постигнуть. Ягодки – разглядывая в бинокль марш русских
Строгость формы, как у кристалла… но уже балбесов, со свастикой на рукаве.
кое-где белок копошится! Красотища! Таинство
начала жизни! А, главное, один в один – модель – Кто?
Вселенной напоминает. В молекуле – весь мир! – Ну, злодеи, подлецы, фашисты-
То, что и требуется доказать. Главное, макро и коммунисты, детоубийцы… мартыновы-
микро миры не перепутать. Дневник заведи. дантесы, – короче, козлы разные… Всех разве
Тетрадь в клеточку… Будешь туда мысли перечислишь? Им же за дела их грешные, в
записывать… по утрам. Ты хоть понимаешь, – каких-нибудь щелях под землей париться и
какие перспективы тебе откроются! Будешь у муки страшные принимать предписано. Или Ад
нас главным Атомом. Строгим и неделимым. у вас тут уже отменили?
– Атом делится… – То-то и оно, щелей на всех не хватает, –
– Кто бы мог подумать? А ты будешь улыбнулся Ягодка, – каждого дурака сажать!
неделимым и стойким, как оловянный солдатик. Все щели, подвалы вашим братом уже давно
Бомбардир – с ядром и в усах! под завязку забиты.
– Я бы лучше копошился в каком-нибудь – Ментов, кстати, я бы в пятое измерение
уютном местечке… белком, с войском отправлял. Всем составом. Под платформу на
смышленых и юрких сперматозоидов. Со Белорусском вокзале. К крысам. А что? Там им
временем я бы мог продвинуться по служебной самое место!
лестнице и выбиться в начальники. У меня – Многие так рассуждали. А где припрет, то
хватит ума и смекалки сделать себе карьеру и сразу: «Милиция, – орут, – милиция!».
стать, быть может, их главнокомандующим. Милиционер – понятие вечное. Из них тут,
– Начинается! До чего ж ты похотлив и после специальной обработки, самые
нелюбознателен! послушные воины получаются. Смиренные,
– Ты же сам сказал, – таинство начала жизни. всегда и всем готовые услужить. Поначалу
Весь мир – в одном сперматозоиде. Интересно только виновато улыбаются. Некоторые плачут,
же! Я бы тебе поставлял новые теории в области и прощение у всех просят: «Простите меня,
генетики… люди добрые – я мент собака, изверг и
– Повело кота на ****ки… душегуб». А начальник ОВД № 3 «Минский»
– Ну, не знаю тогда! Я бы в первый раз не ползает и бормочет: «Я – гнида, гнида, червь
нагружался такими глобальными проблемами. навозный…». Другие молитвы Господу
Устрой мне просто экскурсию на свое воздают. Не могут поверить, что все позади…
усмотрение. А там – сообразим. вся грязь земная.
– Тогда полетели… черт с тобой! Господи… А, вообще, тут все очень запутано… или
спаси, сохрани! распутано, наоборот. Злодеев, подлецов в
– Врубай передачу, водила! чистом виде не бывает в природе. Всегда есть
– Только ты ничего тут не трогай, – крикнул причинно-следственная связь. «Среда заела», –
Ягодка, включив, какие-то запредельные помнишь? Это во все времена будет актуально.
скорости, – приборы тонкие – некоторые – Актуально и другое: «Но есть и Божий суд,
реагируют даже на взгляд. наперсники разврата…»
– О, кей, командир. Взгляд – только на твой – Есть, конечно. Только не муж, а мальчик
затылок. это написал. Извини, уж… У вас мозги
– Ладно-ладно… особо не бойся! Ты теперь ориентированны не правильно. Убил, – зло
полноценный небожитель! совершил. Покарал убийцу, – справедливость
восстановил. Все так, вроде правильно. Только
Оторвались, короче, по полной программе. так, да не так! Человечество – это улей. Всегда
Не обманул, ястребок, – места тут подчинено высшим законам. Попал в
действительно на любой вкус. От высоко, прямо субстанцию зла, – все, приехали! Будешь
скажем, духовных, до, в некотором роде, – убивать, насиловать, доносить, лучших поэтов,
экзотических. Есть и свои трущобы и, так как сумасшедших галок, отстреливать. А на
сказать, элитные кварталы. самом деле – обычные разборки – Бог и Дьявол
территорию не поделили. Вечная война миров!
Так-то, сынок…
– Не понял…

~ 166 ~

– Чего ж тут не понять? Ты же застал ту И тогда я, потупясь, тихо спрошу:
мрачную эпоху… Это, как вулканический – А возможно увидеть его, – САМОГО?
выброс, землетрясение. Всеобщее – Бога-то?
умопомрачение! Копилось что-то чудовищное в – Господа Бога нашего, единого и
подсознании человека веками, потом забродило, всемогущего!
а потом критическую массу преодолело… и как – Нет проблем, – говорит Ягодка, – и вывел
шарахнет вдруг по мозгам у всех разом! Как по на экране некий Лик. И, обращаясь к тому Лику,
мановению волшебной палочки – все вдруг развязно ткнул в мою сторону: «Вот, – говорит,
принялись ломать устои. А кто устои не ломал, – чудо-юдо, беспартийное. Полюбуйся. Недавно
– тот со страху помалкивал, а это, согласись, прибыло. Крайне безответственное лицо. Тобой
пассивное участие, не менее страшно… интересуется…».
А Лик посмотрел на меня проникновенным
– Подожди… а как же личная щуром и говорит:
ответственность? Ведь не пчелы же мы, в самом – Ха! Я тебя вижу! Все твое внутреннее
деле… содержание! Ой-ей-ей! Все так запущено…
– Где?
– Пчелы! Хуже даже – муравьи. Единый, – Слушай же откровение Господа своего! Все
грязный муравейник, к сожалению. И пока это твои беды в тебе самом. Много себя любишь,
так, на вас воздействуют законы объективного людей не замечаешь. Одному – беда!
мира. А за индивидуумов ты не волнуйся, – их Тоже – думаю – откровение…
единицы – на земле все сполна и получат. По – Всякая тварь земная достойна любви. В
полной программе! И потом, Бог – Любви все ответы…
милосерден… – Так любовь не картошка, – сказал я,
начиная заводиться, – на базаре не купишь…
– А Дьявол? Коли не сподобился к истине прикоснуться, так
– Дьявол – справедлив. Ты, вообще, заметь, – уж, как говорится, пардон.
Мир очень грамотно защищен. Система – Купить-то не купишь… только ты не
фильтров! Все продумано, что бы вы, со своими юродствуй тут… к истине, понимаешь,
дурными идеями, ни там, ни здесь не прикоснуться! Ишь, как вывернул! На то ты и
напакостили! Ты хоть знаешь, сколько человек с душой и сердцем, что бы любить и
самонадеянных преобразователей, из поколения сострадать. Быть милосердным. Не обижать
в поколение, на Земле химичили, – себе подобных… врагов прощать. А ты многих
философский камень искали! И все добра в жизни обидел. И, по большому счету, не
желали, выгоды, всеобщего счастья. Только любил никого!
Земля – единственно живой организм и никто – А вот тут ты не угадал! – непроизвольно
никому… никогда! ее замусорить не даст. Даже вырвалось у меня. – Я мать свою любил…
вам – существам разумным. Поэтому на Земле Марину любил, Анну… Я любил все живое, все
остаются только некоторые, уж совсем – стоящее! Серегу – кореша своего
никчемные души. Не души, собственно, – драгоценного! Гришу Чекотина – чистая душа…
недоноски, которые сами взлететь не в Серегу Евстифеева – просто хорошего парня, в
состоянии. Они и блудят там, пугая вас кошке Марусе души не чаял… – выпалил
аномальными явлениями типа полтергейста. залпом, и тут же пожалел, о сказанном.
Однако и у них есть шанс развиться во что- – Какая кошка? – возмутился Лик. – Причем
нибудь приемлемое. Им Бог дает как бы второй здесь кошка! Ты в грехе всю жизнь прожил, –
шанс и отправляет на окраину Вселенной. Там, распутничал, пил, богохульничал! А он – кошка
в первобытном бульоне, Хаосе Мироздания они какая-то…
урчат и булькают. Порою, бывает, и – Страсти… меня разрывали страсти! –
совокупляются. И знаешь, иногда там зачем-то ввязался я в этот, никому не нужный
зарождаются и формируются довольно дурацкий спор, – я не мог совладать… Я гасил в
уникальные типы. Крайне редко, конечно, но тех страстях свой огонь…
зато в них проявляется некая астральная – Страсти, говоришь? Ха-ха-ха! Не-ет… –
парадоксальность и масштабность мышления. Лик заурчал и как бы вздыбился всей своей
Поэтому оттуда выходят творческие личности. грозной сутью, над моим ничтожеством. – То не
Иногда даже гении. Вийон, например, Ван-Гог страсти были, то – плотоядие! – пригвоздил он
прошли ту жестокую школу. Но бывает и такие, меня навсегда к позорному столбу.
как Нерон…

Из ничего себе вы сотворили бога;
не диво, что теперь он стал для вас ничем.

~ 167 ~

О-о-о! Все, – думаю, – приехали! Мы так не Любви! Богу молиться! Любовь – это Бог!
договаривались. Партком какой-то, времен Обретем, братья, бессмертие души». И молятся
застоя. Ну, сука, а за Марусю ты мне ответишь! – лбы разбивают. Да, на хрена это бессмертие,
дурни, такой поганой душе? Будто торгуются:
– Работать над собой было нужно. «Ты – мне бессмертие, я – тебе два добрых
Самосовершенствоваться! Как ваш поэт дела!» А Богу плевать на ваши расклады.
говорил: «Душа обязана трудиться…» Потому что, все не так устроено. Есть две
истинные зоны – «добра» и «зла», сплетенные
– Естественно… – говорю, а сам думаю: намертво. Плюс и минус. Аверс и реверс одного
«Достал! Замочить бы эту крысу музейную! явления. Попади в эту зону, – обретешь
Долбануть ракетой «Воздух – воздух» по его понимание, смысл. Нет, – будешь суетиться, и
гнездовищу!». врать всю жизнь. И Бог не заметит тебя, и
Дьявол ухмыльнется только, сколько бы ты ни
– Правильно! А ты чем занимался? И день, и молился, потому что и пространство, и время у
ночь квасил да развратничал! Талант свой на них свое, то есть, нет его вовсе. Но эволюция у
шлюх променял! вас единая – вы развиваетесь, и глубже
становитесь, и шире. Вместе! Мир распускается,
– Выключи, – шепчу Ягодке, – мне такой как цветок. Разлетается, – как облако. Вот в
разговор не нравится. И Пастернака я, кстати, этом – истинное единение! Вот он – улей.
терпеть не могу… Только в отличие от вас, они лишены
самооценки. Это вы наделили их своими
Когда отключились, – расшаркивались, качествами, поскольку ИНОЕ представить себе
естественно, минут пять, скорбный вид не умеете. Дальше деда Мороза и черта рогатого
изображали, выслушивая нотации, – фантазия не ушла.
спрашиваю:
– Ладно.
– Это что за явление? – Что ладно?
– Бог. – Давай, тогда, – говорю, – на ЭТОГО
– Не валяй дурака, Ягодка… посмотрим.
– Почему? – На кого еще?
– Тоже вибрационный двойник? Система – Ну, на Дьявола. Как его твои стилисты
сбой дала?.. изобразили? Как черта рогатого? Я бы с ним
– Не знаю. Я заказал, – мне вывели. Какие договорился…
проблемы? – Он тебе на земле не надоел?
– На деда Мороза мужик смахивает, будто
ряженый! Борода – не настоящая… Как я войду через городские ворота?
– А ты что хотел? Как я тебе Бога покажу, Я отвык меж пигмеями жить.
когда он НЕЧТО! Как я тебе субстанцию
покажу? Какого стилисты сделали, такой и есть. Очнулся я на Варе. Я находился в ней. Так я
Его так народ представляет. Вот и вывели на еще никогда не просыпался…
экран некий среднестатистический облик.
– Забавно! И это чучело миром правит? «Началось в колхозе утро»,– подумал я и
– Зачем правит! Я же тебе толкую, это – встал. И еще подумал: «Неужели это все
усредненный образ. Идол, если хочешь… А творится со мной?». Я увидел кучу дерьма в
Мир существует совсем по иным законам. середине комнаты. Собачий «привет» от
– Безбожным? лучшего друга… «Справедливо» – подумал я.
Бедняга залезла под кровать и с испугом
Наша охота за истиной – смотрела на меня. Я был гол, одинок и жалок,
ужели это охота за счастьем? как побитый и осмеянный всеми бесеныш. Хотя,
в зеркале я отражался. Но, лучше б туда не
– Ты понимаешь, – заговорил вдруг Ягодка с заглядывать…
жаром, – и Бог, и Дьявол – субстанции. Их
невозможно узреть. Они всепроникаемы. Ну… «Бежать!» – Я торопливо оделся и вышел на
как рентген, что бы тебе понятнее было. Они – кухню. Мишка сидел один у разгромленного
везде! И, по большому счету, равнодушны к стола. Спал он тут, что ли?
вашим делам. У них свои правила игры. Свои
понятия. Они скорее функции, чем личности, но – Чего-нибудь осталось? – сказал я, что бы
живут категориями мощными, глубинными. А что-нибудь сказать.
человечество одеяло на себя тянет. В основной
своей массе, сюсюкает, сопли жует: «Ах, зло, – Голяк.
какое плохое; ох, добро, какое хорошее! – М-да…
Давайте, ребята, жить дружно, созидать Храм

~ 168 ~

– Ребята вчера заходили, – сказал Мишка еще, пожалуй, хуже. Как говорил в сердцах
раздраженно. Он, видно прикидывал, где бы Корней: «Если ты честно относишься к своей
достать национального пойла. – Как чувствуют, профессии, – а как иначе? – тогда выходит, что
волки, когда у меня загул. Все подъели! все, чем ты занимался до э т о г о – ложь». Хотя
ничего – плевался, но церкви расписывал. Кто
– Все понятно… Я поехал. видел, говорили, что и т а м чувствовалась рука
– Давай. мастера.
Слава богу, – две сотни оставались. Сказался
опыт утренних мытарств. Сотню – на такси, Так что, по основной своей специальности я
понятно, но вторая-то – моя! Это, по тем ценам, работать не мог, – слишком серьезно я
две бутылки приличной водки и что-нибудь относился к своему ремеслу. Других
кисленькое засосать. специальностей не имел.
Хотелось одного: юркнуть незаметной
мышкой в свою норку и упасть в колыбель Восемнадцать месяцев назад у меня было 19
мирозданья. тысяч 500 американских рублей. Деньги, по тем
временам – огромные. За это время все
Как доехал, взял водку – не помню. Все изменилось. Я и раньше, в советские времена,
происходило на автопилоте. Две бутылки я съел особенно не крутился – жил случайными
незаметно. В кромешном чаду. заработками. Правда, их хватало надолго. Пол
года вкалываешь, – год свободен. Живописью
Я не хотел возвращаться в этот мир… я занимаешься. Праздники выручали. К октябрю
отвык… и маю – всегда халтура. Причем, прилично
оплачиваемая. Холст, краски – дармовые.
Одно тревожило: отсутствие денег. Существовали какие-то немыслимые «нормы» –
В принципе кое-чего найти было можно. два тюбика, на квадратный метр. Оставшиеся
Около восьмисот баксов я давал в долг. Но краски, я обменивал на нужные мне, материалы.
должников нужно было еще отловить и загнать Проблем с красками, разбавителем, холстом у
в угол, чтобы отдали. Занятие это ответственное меня не было даже сейчас, когда цены на них
и тяжелое. Можно было занять самому. Продать выросли запредельно.
работы отца. Его, в отличие от меня, –
покупали. Но всем этим нужно заниматься, на Проблема была в другом. Кому теперь все
свежую голову. А где ее взять? это нужно?
Тогда я «взломал» свой последний загашник,
– 300 баксов я оставлял на «черный день». То, что деньги я пропил с проститутками –
Кажется, он настал… не жалел. Просто слишком много их оказалось.
На подвиг я не был настроен. Из запоя нужно Я потерял нюх.
выходить нежно, постепенно, прислушиваясь к
своему организму. Единственно полезное приобретение,
Главная проблема маячила впереди, – как которое я сделал, в то счастливое время, – купил
жить и зарабатывать дальше. почти новую «пятерку» и выправил все
Полтора года я вырвал из своей жизни. документы к ней. Выезжай, хоть завтра.
Вырвал, скомкал и засунул в грязную щель. А в Машина стояла у меня под окном, покрытая
это время в мире что-то происходило. Что-то, толстым слоем пыли.
впрочем, не менее чудовищное и грязное.
К новой жизни я не то чтоб не был готов, Было начало лета. Погода – рай. Солнце
просто то, что творилось в мире оскорбляло светит, все утопает в зелени. Девушки
меня. На поверхность вылезло нечто обнажились, попами крутят, но это тебя ни к
чудовищное, примитивное. Искусство чему не обязывает. Стал выползать на прогулки,
уподобилось жене прелюбодейной, – поела, в основном – пить пиво в открытом кафе. Пора
обтерла рот свой, и говорит: «Я ничего худого было переходить на легкие напитки.
не сделала».
На мою живопись смотрели с полным Постепенно, отлежавшись, я вошел в
недоумением. Посмотрят и спрашивают: «А мог нормальное русло. Но началась жуткая
бы ты море нарисовать… как… ну, скажем, как депрессуха, с провалами «черных дыр».
у Айвазовского. И там, что бы два корабля, в
пучине морской, бой вели. А? С детства о такой Старался ни о чем не думать и подольше
картине мечтаю». спать. Для этого пил «корвалол» целыми
В общем, по моему характеру – не мог я с склянками. Подумалось как-то: «Готовлюсь к
ними общаться. Некоторые из моих коллег – загробной жизни, – сплю подолгу».
церкви окучивали. Иконы, росписи, но это –
Случайно нашел малоизвестное
стихотворение Есенина. Написал его
фломастером на целом листе ватмана и повесил
перед носом. От него шла энергетика, созвучная
моему состоянию. Минус, на минус, по всем

~ 169 ~

законам – должен получиться плюс. «Атакующих глистов» я развешивал две
Стихотворение было черно, но красиво. Поэт недели.
будто ругался… на Бога?
Тогда же впервые у меня появилось
Слушай поганое сердце, устойчивое ощущение непричастности к
Сердце собачье мое. происходящему, будто я попал в иное
Я на тебя, как на вора, пространство, в некую мертвую зону.
Спрятал в рукав лезвие.
Я где-то читал, что при раскопках древних
Рано ли, поздно, – воткну я, курганов, археологи испытывают нечто
В сердце холодную сталь. подобное. Близость потустороннего мира
Нет, не могу я стремиться, затягивает и волнует, будто ты попал в
В серую, сгнившую даль. параллельный мир, в долину Смерти.
«Нехорошее место» – называют те курганы
Пусть, поглупее, болтают, археологи. Необъяснимое, жуткое чувство
Что их загрызла мечта. охватывает тебя там. Теряется ощущение
Если и есть что на свете, пространства и времени… себя самого, ты будто
Только одна – пустота. скользишь по грани небытия. Тебя настойчиво
втягивает туда необъяснимая сила.
Странное дело, закон сработал, – Омерзительное ощущение безысходности…
стихотворение оттягивало. Никакой «холодной
стали лезвия» в рукав я не прятал. Я все-таки Я старался ни о чем не думать…
решил досмотреть фильму до конца. Хотя, черт Я перебегал от столба к столбу, от подъезда к
его знает… порою думалось: «Собственно, а подъезду, пытаясь вырваться из той удушливой
чего там смотреть?». зоны.
Я обклеил этой гадостью весь район. Я стал
С любой стороны, нужно было чем-то проникать в другие. Глисты расползались по
заняться. городу, уверенные в своей безнаказанности. Я
стал их предводителем! «Глисты атакуют! –
Для начала я купил толстенный справочник: веселился я, словно безумец, приклеивая на
«Работа и зарплата». Тяжелый, как библия. столб очередную бумажку. – Я, – повелитель
Задача была непроста: найти работу такую, что невидимого царства, – говорю вам: поражение
бы оставалось время на живопись и слова, организма глистами ведет к возникновению
которые я с незапамятных времен выводил на необъяснимых мучительных заболеваний!
бумаге. Граждане! Грядет апокалипсис! Никто не
спасется!».
Первое, что бросилось: расклейка За глистами последовали грызуны и
объявлений. Главное понравилось – никаких тараканы. Следом – мухи и комары. Скопище
начальников, – сколько заработал, столько всевозможных ползающих, прыгающих,
получил. Когда работать – хоть утром, хоть в летающих, грызущих особей. Наше войско
ночь – не важно. Обещали какие-то деньги. наводило ужас на горожан! Я превратился в
Решил попробовать. машину, сеющую страх! От столба к столбу, из
подворотни, в подворотню – мое войско
Взял для начала 1000 листов. Каждый лист планомерно захватывало территорию. Я отдавал
нужно было разрезать, там, где значились приказы, и орды безжалостных тварей
телефоны и написать свой номер. По номеру и проникало к вам в дома и в вас самих!
начислялись деньги. Выдали клей и Развязка наступила неожиданно. Я получил
инструкцию. Вверху объявления было подлый удар в спину.
написано: «ГЛИСТЫ АТАКУЮТ! Эпидемия Как это часто бывает с завоевателями такого
паразитарных заболеваний!». Внизу – уровня, – гибель моей Империи была
описывалась жуткая картина той атаки. предопределена свыше. Я пронесся над городом
огненной кометой и сгинул в иных мирах.
Incipit tragaedia… Короля определяет свита. Я же, в пылу
борьбы, забыл эту вечную истину. Коварные
36. подковерные интриги, творимые в моем тылу,
Как помочь? Сердцу вашему искушенными царедворцами, – привели мою
тесно, и весь ваш дух империю к краху.
в этой тесной клетке Когда я приехал на фирму за обещанным
затворен, замурован. вознаграждением – меня поджидал там
коварный оскал бытия!

~ 170 ~

– По вашему номеру деньги не поступали. – А тачка была ну, очень крутая, белая, с
Сказали мне по телефону из бухгалтерии. Они тонированными стеклами, так что я не знал,
даже не впустили меня во дворец! На входе какая угроза таится внутри. Может там лидер
стоял часовой. ЛДПР забил стрелку со своими подельниками.
(В Луковом переулке как раз находится особняк
Я был повержен. По их же раскладу, я с его помощниками.) Водила не долго
должен был получить тысячу рублей, как матерился и, очевидно, выполняя волю хозяина,
минимум. подскочил – бешенный – и стал зачем-то
выдирать меня из машины. Лапы, надо сказать,
Меня – Тамерлана глистов, Наполеона у него были приличные – размером с мою
грызунов и тараканов, повелителя мух – кинули, грудную клетку. «Удавлю, сученок, – кричал он,
как мальчишку! – езжай!» Я стал газовать, делая вид, что готов
исполнить его требование, но с места не
Я был унижен… тронулся. Он рванул, было к своей машине, но,
Москва отстояла свое право на увидев, что я на прежнем месте, развернулся и
существование. Огненная комета пронеслась двинул на меня, – исполнять свои угрозы.
мимо. Апокалипсис в очередной раз не Терять было нечего, – я включил «аварийку»,
состоялся… нажал на гудок и пополз поперек потока.

Я выкинул остатки объявлений и сел за руль. Я проскочил, но не понял главного, –
штормовое предупреждение прозвучало. Кофе я
Ты должен в толпу вернуться – попил, но дальше, – совсем не заладилось.
в толпе становишься гладким и твердым. Пассажиров не было. Взял на проспекте Мира
какого-то поддатого хлюста с бутылкой пива.
Одиночество размягчает,
одиночество истощает… – В Медведково – сказал он и сел, не
дожидаясь разрешения.
Извозом я занимался около трех месяцев. Я
протрезвел окончательно и вышел из мертвой – Двести, – сказал я, несколько завысив
зоны. Я увлекся своим новым делом… таксу, вместо того, чтобы выдворить его из
салона.
В начале сентября во дворе своего дома на
меня напал пьяный водитель. Он разбил – Нет проблем, – буркнул он, но денег не
бейсбольной битой лобовое стекло и покалечил дал. Я молча поехал, будто заговоренный. В
мне левую руку. душе у меня закипало: «Куда я еду? Зачем?
Почему не взял деньги сразу? Неужели не
Случилось это так. видно, что это за фрукт! О, покорность
Я возвращался домой раздраженный. Это обстоятельствам! Кончится путешествие тем,
был не мой день. Совсем, совсем «нехороший» что этот хлюст элементарно кинет меня в
денек… Медведково. О, интеллигентная манера – не
Я это почувствовал еще в середине дня, возражать! Ее не выдавливать надо, – каленым
когда чуть было, не попал на разборки с железом жечь!» – «Нехороший» денек набирал
водителем крутой тачки. Я хотел пересечь обороты…
Сретенку по прямой, из Лукова переулка в
Большой Сергиевский к своей мастерской. Ко всему прочему, мужичок оказался
Выпить кофе и расслабиться. В этот день было липучий – начал доставать меня вопросами,
особенно много машин, нервы были на пределе, типа: «Чего это ты какой-то не такой?» или
– так что короткая передышка была необходима. «Куда это мы едем?». Я начинал закипать.
«Крутому» же позарез понадобилось в Луков
переулок. Он спешил по своим крутым делам, – Помолчать можешь? – Он меня будто не
сигналил и требовал, что бы я уступил дорогу. слышал и продолжал липнуть: «Ща под мост…
(В переулке шло строительство, – движение так… делай этого козла!». Я понял: товарищ
было в один ряд.) Что бы пропустить его, мне явно не в себе. Что же будет дальше, когда он
нужно было влиться в поток и ехать к Садовому допьет свое пиво?
кольцу, то есть туда, куда мне не надо. Назад
сдать я тоже не мог, – сзади пристроился Когда мы свернули с проспекта, я дозрел, и
КАМАЗ, вывозивший мусор со стройки. Я ждал, тормознул у обочины – разобраться.
когда загорится светофор на пересечении
Сретенки и Бульварного кольца, поток – Слушай, парень, или плати деньги сейчас,
прервется, и я смогу пересечь улицу. Но или выходи.
светофор все не загорался…
– Так я же уже рассчитался. – Я увидел, как
сквозь пьяную дурь выглядывала до боли
знакомая физиономия хама. Он издевался надо
мной!

– Ну, что ж, тогда мы приехали. Выходи.
– Че, борзеешь?

~ 171 ~

– Вылезай! – Я сам открыл дверь с его Именно с этого момента чьей-то невидимой
стороны и подтолкнул к выходу. Он, матерясь, рукой был включен счетчик, отсчитывающий
вылез и через открытую дверь, плеснул в салон последние мгновения моей земной жизни. Их,
пивом. впрочем, набралось достаточно – несколько
месяцев.
Пришлось выйти из машины.
Я его не бил. Просто выбил из рук бутылку и А пока я наблюдал пунцовую пучеглазую
положил его тело на газон, лицом вниз: «Лежи потную физиономию, перекошенную злобой, в
тихо!» отблесках заходящего солнца. Физиономия
Настроение было испорчено окончательно. В издавала инородные звуки, похожие на взвизги:
таком настроении недолго и в аварию попасть… «Коз-зел?! Кто – коз-зел? Я – коз-зел? Получи!
Я решил ехать домой. Получи!!» – и зомбированная особь ширяла в
Когда я вырвался из городского ада, где все открытое окно, как в амбразуру, свое оружие.
гудело, кипело, терзало меня… вся эта снующая
чадящая, предназначенная лично мне! похоть Я был готов к атаке. Занимаясь извозом в
цивилизации, выматывающая душу, я принялся наше ожесточенное время, в безумном городе
успокаивать себя. Ничего, ничего, – говорил я заранее продумываешь различные ситуации, в
себе, – все будет нормально. Все это мелочи, не том числе и криминальные. У меня было
стоящие внимания. Все – впереди! Пусть, ты припасено свое оружие – два железных крюка,
проиграл тысячу мелких сражений, пусть… но соединенных увесистым замком. На это грозное
ты выиграешь жизнь! приспособление я запирал машину. Нижний
На этой торжественной ноте, почти крючок цеплялся за педаль сцепления, верхний
успокоенный, я въехал на свою территорию. – за руль. Палка впечатляла. Единственный
Оставалось лишь припарковаться у своего недостаток, крюки, не запертые на ключ,
жилища. Я тормознул, что бы аккуратно свободно ходили внутри замка.
переползти через бордюр и встать на свое место
напротив подъезда. В последнее время, я Пока я шарил под сиденьем, разыскивая
парковался так часто, что смог бы с закрытыми оружье, пока доставал его, безумный
глазами проделать этот нехитрый заезд. фехтовальщик молотил мою левую руку,
В это время раздался резкий, нетерпеливый которой я защищал лицо. Молотил в пьяном
гудок. Прямо по нервам! Сзади сигналила кураже. Ему нравилось вершить правосудие.
иномарка. В салоне отдыхала кампания, гремела
музыка. Сквозь звуки музыки слышались Однако, как я только вырвался из салона со
безобразные ругательства. Естественно в мой своей железной дурой, и смазал ему по плечу
адрес. (удар не получился – замок съехал к руке,
Со дна души… нет, из утробы поднялась вся изменив центр тяжести) – все резко изменилось.
моя ненависть, вся грязь, весь чад, все Он отбросил биту, вцепился в крюки и утащил
безобразие сегодняшнего дня! меня на землю. Он был грузный, рыхлый и
– Что, КОЗЕЛ, гудишь, сволочь! Ну, гуди, пьяный. После короткой возни, мне удалось
КОЗЕЛ, гуди… вырваться из его объятий; я вскочил, и
Я переполз через бордюр и подъехал к замахнулся для удара. Но тут, – странное дело, –
своему месту. Расстояние – метров пятьдесят, не меня что-то остановило: я не поддался
более… Только я отключил движок, передо мстительной радости мщения. Я только
мной возник он – КОЗЕЛ с бейсбольной битой в подумал, что этой штуковиной можно
руках и принялся лупить со всей дури, сначала успокоить его навсегда.
по лобовому стеклу, потом, как рапирой, в
открытое окно прямо по лицу. – Не бей! Я заплачу, возмещу… Не бей!! –
заверещал он и стал торопливо отползать.
К ракам никакого сочувствия я не питаю: «Верткий, гад» – подумал я. Он вскочил и
хватаешь, – цапают клешнями, кинулся к своей машине, бормоча какую-то
ерунду о возмещении ущерба.
отпускаешь, – задом идут наперед.
Я пошел за ним. Новая «Ауди» гудела
«Incipit tragedia». мотором. В салоне, выключив музыку, молча
Так безобразно выглядело начало моего притаились еще два бойца. Я только сейчас
конца. сообразил: «Удерет ведь!».
Интересно, кто зомбирует этих чумных
исполнителей злой Воли? Я кинулся наперерез машине, размахивая
своими жуткими крючьями, но – мгновение – и
он уже рванул с места, прямо на меня. Я
отпрыгнул в сторону и упал. Машина полетела в
темноту двора. Единственно, что я успел, –
запомнил номер машины.

~ 172 ~

Какой-то мужик, сидящий во дворе на Мне надоело слушать: «Деньги на стол –
лавочке и, очевидно, наблюдавший за всей этой пишу «отказную»; нет, – так нет, чего сопли
сценой, крикнул мне: жевать».

– Да это Рома Мартынов, из третьего – Старичок, пустой я! Просто катастрофа…
подъезда! через два дня – железно! – Это мне показалось
странным, тем более, что сумму я запросил
А дальше? приемлемую, а он, как никак капиталист, и
Дальше была долгая нудная и бесплодная ситуация для него, как мне виделось,
история борьбы за свои права. Мушкетера складывалась паршивая.
нашли, – им оказался действительно Рома
Мартынов, живущий действительно в третьем – У тебя – и нет денег? А как же
подъезде моего дома. Вы будете смеяться, – бензоколонки?
мастер спорта по фехтованию! История знала
одного такого Мартынова – убившего на дуэли – Ты не знаешь нашего бизнеса. На меня
поэта Лермонтова. Рецидив повторился, теперь наехали. Идут разборки. У меня сейчас все
уже в виде пародии… очень сложно… Я сам – без копейки!
Наш мартынов был владельцем толи
бензоколонок, толи автомастерских; имел Бедняжка, да тебя пожалеть оказывается
покровителей в ОВД № 3 «Минский», куда я и нужно, а я пристал тут, понимаешь, со своими
написал заявление; ко всему был ушлым проблемами.
изворотливым малым, не обремененным
моралью. – Так займи денежку! 300 баксов – не такие
Про бензоколонки и фехтование он поведал уж деньги… Какие дела, Рома?
мне сам. Гонит, пацан, – подумал я, – под
крутого косит. Однако выяснилось: посещали – Я и прошу у тебя всего д в а дня!! – Врать
одну школу, занимались в одной секции. У нас не буду, но тогда мне в его честных глазах с
была знаменитая секция фехтования, – поволокой показалось подобие слез. В каждом
возглавлял ее мастер, воспитавший многих огромном ромином глазе – по огромной честной
олимпийских чемпионов. Я, правда, занимался слезе! Фантастика!
там всего несколько месяцев.
Про бензоколонки и прочее подтвердил наш – А где гарантии?
участковый. Толстый дядька с добродушным – Я тебе тачку оставлю – сказал так, словно:
лицом. «Я тебе коня подарю!»
– Я их всю семейку знаю… Мамаша его в – О, как! И чего я с ней делать буду?
ресторане работала, еще в советские времена. Охранять?
Ушлая баба. Много я с ней тогда повозился. А – Хорошо, документы к ней! – он чуял, –
сейчас раскрутились. Рома сам паренек клиент дозревает. Вот-вот заглотит наживку! –
бросовый – фуфло, но за ним большие люди Техпаспорт, права… Всего-то два дня, господи!
стоят. Приходили уже. Очень тебя просят Я тебе с в о й паспорт оставлю!
забрать заявление. Сегодня. Завтра уже, по И я согласился… Почему – не знаю. Развел-
закону, передадут дело в суд. таки, как последнего лоха. Я просто не мог себе
– А если не заберу? представить, что человек, живущий в моем
– Могут дать «делу» ход. доме, считай – земляк, считай – одной крови,
– И что ему светит? (Рома тоже был еврей) из-за столь
– Года два… условно. Но зачем тебе это незначительной суммы будет так упираться…
нужно? так крутиться! Это же – неприлично. Я
– Мне не нужно. Хотя очень хочется… примерял ситуацию на себя. То есть, я бы – так
Ладно. Пусть оплатит ущерб, и разбежимся. не смог! Еще эти «большие люди» мерещились.
Рома повел себя умно, (менты и научили) Ежики в тумане! Я подумал: «Отцы основатели,
сначала извинился: тузы, живут по понятиям, а по понятиям Рома –
– Я сожалею, что так случилось. Извини, не прав. Почему сами не оплатили? –
братан. Пьяный был, а тут базар такой… при воспитывают…»
пацанах… козлом назвал… Господи, – держите меня семеро! –
Потом, чувствуя «клиента», – слушает, воспитывают! Насмотрелся кино! До каких же
кивает, – стал меня «разводить конкретно». пределов может дойти бред в моей мудрой
Заговорил о школе… секции… «у тебя кто синайской головке! Других объяснений своей
тренер был?» «В одном доме живем…» «…да благоглупости найти невозможно. И евреем,
ты любого спроси, меня тут все знают!» после такой дешевой разводки, меня вряд ли
кто-нибудь назовет… и в приличное общество
не пустит!
Больше ни денег, ни Ромы я не видел.
Оказалось, что живет он у жены в другом
районе. Здесь – только прописан.

~ 173 ~

Через неделю ко мне завалился наглый история имела довольно печальное
мужичок в гражданке, с манерами дешевого продолжение.
фраера, показал документы: капитан милиции.
«Большие люди» оказались обычные менты из Через неделю я проснулся от нестерпимой
третьего отделения. Очевидно, он Ромину боли в руке, – очевидно, был задет какой-то
фирму элементарно крышевал. Капитан и локтевой нерв. Рука моя повисла, как плеть…
потребовал вернуть документы: «Ты же не
хочешь иметь проблемы с законом? И с нами…» В поликлинике сестра, коловшая мне
– ухмыльнулся он. обезболивающие уколы, сказала: «Лучше бы ты
сломал руку. Локтевые удары очень коварны.
– Угрожаешь? Так просто не лечатся».
– Да какие ж это угрозы? – Сказал он
спокойно, тихо, как-то, даже лениво, – так, Я остался без денег, не имея возможности
разговор по душам… Скажите, уважаемый, работать…
откуда у вас чужие права, техпаспорт?
– Так вы же в курсе!
– Чего?
– Так в заявлении же все указано. И про
драку, и про ущерб, и про руку – могу лишиться
трудоспособности. И справка у меня есть из
травмпункта.
– Справка – это хорошо! – хмыкнул он. – А
какое заявление, уважаемый? Первый раз
слышу…
Олух царя небесного! Наконец до меня все
дошло. Кто – я и кто – эти волки. Кстати, только
теперь я вспомнил, что за «трешкой»
закрепилась слава самой «гнилой» ментовки в
Москве. Об этом мне рассказывали ребята из
автосервиса и знакомые проститутки. Что ж,
решил я, все правильно – лохов надо лечить.
Хорошо, что я не взял его машину, не то вполне
могли повесить на меня еще и угон автомобиля.
Я также осознал размер своей правовой
безграмотности и наивности! Я ведь не взял с
Ромы никакой расписки! То есть у меня на
руках ничего не было – кроме обид и претензий.
Вот и жуй их теперь, пережевывай, – сын своего
сумасшедшего родителя! Плоть от плоти твоей,
не от мира сего – юродивый во Христе!
Мой безумный папаша и после смерти
настаивал на своем: «Все это прах, сынок,
мелочи жизни, не стоящие внимания! Думай о
высоком – о туринской плащанице, о гармонии
в душе. Материя – фикция! Дух – вечен! Месть
– разъедает душу! Принимай этот мир
философски – молча».
Он тихо ухмылялся в бороду: «Какие же вы
еще – пигмеи».
Я подергался еще немного и затих.
Впрочем, вся эта история, очевидно, была
обречена на провал, или, что хуже, на
различные наезды со стороны ментов и оставила
у меня на душе только осадок гадливости.
Хотелось одного: все, как можно быстрее
забыть.
Я бы не упомянул об этой неприглядной и, в
общем-то, довольно тривиальной страничке
нашего беспредельного житья-бытья. Однако

~ 174 ~

Выглянь наружу! И не гляди назад! 40.
Человек разрушается до основанья, Тайно обжегшись,
если вечно во всем до основы доходит. но не за веру,

Что я в результате имел? Разбитую машину, скорее за то, что для веры
покалеченную руку и гаденькое ощущение он сил в себе не нашел.
очередного поражения.
Вера была девушкой живой и симпатичной.
Однако жизнь продолжалась. Стройная фигурка ее постоянно находилась в
Неожиданно пошел крупный фарт. Купили движении. Она довольно бойко торговала. Не
мою работу «Мертвая бабочка» за вполне путалась в товаре, не ошибалась в деньгах и
приличную сумму – полторы штуки баксов. У быстро считала сдачу. Легко и непринужденно
меня тут же выросли крылья! разбиралась с алкашами, которые постоянно
И это не все! Как выражался мой приятель, наведывались к ней. Одни предлагали бартер –
деньги бродят стайками. То есть, деньги – к вещи, унесенные из дому в обмен на спиртное.
деньгам. Главное в этом деле, чтоб было к чему Некоторые слезно выпрашивали в долг. Вера
прилипнуть. Вернули вдруг старый долг. была лишена сантиментов, – поэтому шансов
Купили также работу отца. Спасибо тебе, душа- практически не было ни у кого. Один
человек! – ты и с того света помогаешь своему мужичонка как-то трясущимися руками
нерадивому отпрыску. Продал машину – как не высыпал ей мелочь на тарелку. Рубля три-
оправдавшую доверия. Я вновь оказался при четыре. Заискивающе спросил:
деньгах!
Я решил – теперь все будет иначе. Хватит – Хозяюшка, что можно на эту сумму…
разлагаться и плавать в мутном бульоне своих употребить?
страстишек, отыскивая в жизни крупицы
смысла. Пора брать быка за рога – все менять – «Дирол» без сахара могу дать пожевать, –
кардинально. Мое любимое ремесло! – вот развеселилась Вера, и вытащила изо рта свою
панацея от всех недугов. жвачку, – хочешь?
Однако, как я теперь понимаю, это была
последняя попытка взлететь перед гибелью. Мне она объясняла: «С этими алкашами –
Говорят, перед смертью, даже раковым больным чума! Чего только не тащат. И книги, и посуду,
становится легче… и женины тряпки… Золото один притащил…
Через какое-то время я вновь погрузился в без пробы, прикинь! Я ничего не беру. На фиг
свой клейкий раствор, в котором неизвестно надо. Светка, вот та берет. Сумками барахло
чего больше – страдания или безумия, домой таскает! Чума!» Светка – ее подруга и
нагромождения тяжелых мыслей-камней или сменщица. Довольно вульгарная девица.
наплыва щемящего чувства одиночества.
Пристального взгляда в долину, истоптанную Вера работала в ночной палатке, сутки через
жуткими ордами, летящими в пустоту или сутки. Палатка находилась на отшибе – в
взгляда в бессмысленную и загадочную улыбку, стороне от станции. Хоть и заварена витрина
застывшую на лице самой распутной девки – решетками, и засов крепкий, все равно, говорит,
Вечности. страшно бывает. Тут такие типы ночами бродят.
Из двух зол, я никогда не выбирал. Я Один чучмек меня месяц терроризировал. Не
хватался за оба разом… Страх и боль, мои откроешь, говорит, – убью!
верные спутники – не хотели расставаться со
мной. – Открыла?
Да и что, собственно могло случиться с – Ага. На свою задницу приключенья искать?
человеком, поставившим на карту разрушение Он знаешь, какой страшный! Натуральный
основ. Отрубленная голова Отца небесного – маньяк. Я, как он приходил, свет гасила, на пол
требовала отмщения. И оно состоялось. ложилась и – молчок. Сколько б он ни орал.
По вере – и дела ваши, не так ли, братья и Отвадила…
сестры? Я выбрал свою маленькую Веру. Через – Как?
нее и состоялась казнь. – Ментам сдала. Они ж у меня тут тоже
пасутся.
– С ними тоже, поди, проблемы?
– Нормально. С ними хозяин разбирается. А
однажды меня тут грабанули в натуре! Машина
тормознула, парень подходит. Резкий такой!
Схватил за грудки, к окошку притянул, и – нож
прямо к горлу! Деньги, говорит, и бутылку
водки! И не рыпайся. Какой, рыпаться –
поджилки трясутся – мама дорогая! Я схватила
из кучи… где у меня мелкие деньги лежат, я ж
не дура, – смеется, – ну… десятки, полтинники,

~ 175 ~

– а он не глядя, за пазуху все сунул, водку взял – природного ума, чистоты чувства? Что это за
и бегом к тачке. Чума! у меня ж тогда выручки – семья? Что за люди? – Меня переклинило. Я
штук пятнадцать было. поплыл в их таком теплом, уютном мирке…
таком желанном и таком невозможном! Мне
Вера жила на станции Тучково. Поселок, становилось невыносимо стыдно. Перед
километрах в восьмидесяти от Москвы. Жила с Димкой, перед их сыном, перед всей их семьей.
матерью, сыном и мужем Димкой. Димка – За себя, за свои черные мысли, за свою
пацан, ее ровесник, лет двадцати с хвостиком. бестолковую безнадежную никому не нужную
Дом, как я понял, – постройка на две семьи. жизнь, за само свое существование на земле.
Куда я полез? Кто мне дал право? Порождение
Зачем мне все это было нужно? – не знаю. Я Франкенштейна просилось к теплу: «Я такой
просто уже не мог сам с собою. Я дошел до же, как вы, я чувствую холод. Меня знобит,
конца. Впереди я почти физически ощущал душа моя плачет, рвется на части! Пустите,
край. Мертвая зона, мрачный пустырь, куда мне пустите меня к очагу!»
ступать было страшно.
Мне остро захотелось умереть.
А с Верой – легко и пьяно. Иллюзия Мы киряли с Димкой почти, как приятели.
легкости, иллюзия счастья, иллюзия любви… Антошка живо интересовался мной. То
просился на ручки, то совал мне «Чупа-Чупс». Я
А что не иллюзия в этом скорбном мире? играл с ним и ничего не понимал. Я тайком
Впрочем, была одна крохотная реальность… посматривал на Веру и видел, – она была
Ее малыш – Антошка. счастлива! Все ее мужики в сборе. Да за кого
они меня принимают! Что-то в этом мире
41. сместилось, так не бывает… это сон. За что мне
Ты и вправду хрупок? такое, за что? Теперь я просто обязан умереть!
О, неисповедимы твои пути, Господи!
Так остерегайся детских ручонок! Непонятно только, это милость твоя, испытание
Дитя не может жить, или приговор? Что ты со мною делаешь, я не
выдержу щедрости твоей!
хрупкое на пути не круша… Я пьянел, унося в свою тьму этот вопрос, эту
неразрешимую, пугающую меня, загадку. И
Однажды я подошел к палатке вечером. Была вдруг меня осенило прозрение! Я знал чего
зима. В освещенном изнутри помещении их делать.
было хорошо видно. Я сразу догадался, к Вере – Пойдем, – сказал я Димке.
приехали муж и сынишка. Я долго стоял и – Зачем? – не понял он.
смотрел на них, не решаясь приблизиться. Я – Пойдем, я все тебе объясню.
был слегка пьян. Мы вышли на снег, в темноту. Я шел
исполнять какую-то неясную миссию доброй
Подошел, как сторонний покупатель – воли. В мозгу крутилась пьяная белиберда.
спросил какой-то выпивки. Вера, после легкого Сполохи безумных фантазий. Что-то про
замешательства, неожиданно сказала: «Заходи». наказание, «расплата за все делишки твои»!
«Так надо» – твердил я себе. Димка плелся за
Я зашел. Димка встрепенулся. Пристально мной. Я уводил его подальше от палатки, от
посмотрел на меня. света, исходящего от нее. От Антошки и Веры.
Я был уверен в Димке, я знал, – он не подведет.
– Так это он и есть? Истина – в вине. Spiritus – дух. А мой дух
– Он, – сказала Вера просто. требовал именно этого…
– Пить будешь? – предложил Димка. Я убедил его избить меня.
– Буду, – сказал я, мало осознавая свои – Я заслужил. Так надо, надо! Мне – надо!
действия. Чего тебе стоит…
– А это мой сын Антошка, – показала Вера Он не долго сопротивлялся. И бил хорошо.
на малыша и, щелкнув его по носу, пропела: Энергично, но без злобы. Он бил меня, как
«Антошка, Антошка, пойдем копать картошку». приятель. Когда я упал, он помог мне подняться.
– Дя! – Он утвердительно шлепнул себя по – Ну, как, нормально? – в интонации его
коленке, – кар-тёшку! – Малышу было годика голоса слышалось: «Я все сделал правильно?»
три. Очень серьезный был гражданин. – Зашибись! Лучше, не бывает.
– Видишь, кто к нам пришел? – спросила – Пойдем выпьем! чума… – Он ни о чем
Вера. меня не спрашивал.
– Дя-дя! – малыш потянул ручонки ко мне. – Пойдем.
Он посмотрел на меня с интересом, – распахнул
два небесных своих окна, и я увидел иной,
совершенно неведомый мне мир!
Ч-черт, – меня, как током пробило. Я мог
ожидать всего, что угодно – только не этого!
Этого доверия и любви, выдаваемого авансом
так щедро. Что здесь было больше: простоты,

~ 176 ~

Мы вернулись в палатку. Вера ужаснулась. – Ха, розовые… скажешь тоже! Я тебе крем-
– Что ты наделал! – накинулась она на пудру принесу – телесного цвета. У меня есть.
Димку.
– Ты все не правильно поняла, – сказал я, – я – Я все-таки попробую скрыться за очками.
сам его попросил. Так надо! Мне – надо! В них мир так прекрасен!
– Папа плехой! – выдал вдруг Антошка.
– Нельзя так говорить, – испугался я, – папа – Не надо никуда скрываться.
очень хороший… настоящий. Дядя плохой. Антошка уже носился колбасой по квартире,
Тут до Димки что-то дошло… свое пьяное пытаясь поймать мою кошку за хвост. Его
горе… что-то абсолютно не имеющего вполне устраивали ее просторы. И не пугала
отношения к делу. Он тоже все неправильно пустота, смотрящая из каждого угла.
понял! Удивительно, создалось впечатление, что он
– Ударь меня, ударь бутылкой! Слышишь, – здесь бегал всегда.
ударь! Теперь твоя очередь! Ты что – не – Какая у тебя смешная кошка, – сказала
мужик?! – Он подставил под удар свою голову. Вера, – на тебя похожа. Как ее зовут?
Светлую свою голову, с торчащими – Маруся.
пшеничными волосами. – Прошу! Ну! прошу… – Почему Маруся?.. это чертик какой-то…
Ты нарочно это сделал! Ты все, все хочешь – Все кошки должны называться Марусями.
разрушить! А коты – Васями. Только моя кошка особенная.
Это же – неутешная вдова! Посмотри, сколько в
«Бред. – Я стоял у окна своей холостяцкой, глазах ее скорби… и немого удивления. Она
пустой квартиры и курил. Пустота угнетала, постоянно удивляется и скорбит.
выглядывая из каждого угла. Пустота снаружи – Это твоя кошка.
пожирала меня, образуя вакуум внутри. Вакуум – Потому что я удивляюсь и скоблю?
втягивал пустоту – сообщающиеся сосуды. Мой – Ему здесь нравится, – сказала Вера,
дух завис между двумя этими мертвыми зонами показывая на Антошку. Тот уже забрался за мой
и трепетал. Как подранок, пугливо озирался, не письменный стол и что-то с восторгом рисовал
зная, куда приткнуться – везде только пустота. на моей рукописи. – Он нигде в гостях себя так
За окном занимался блеклый рассвет… – Чего я не ведет. Ты ему тоже очень понравился, –
добился своей глупой выходкой? Бред, бред!» добавила она еле слышно.
Я посмотрел на Димку. Он даже взглядом не
«Если по утрам очень трудно, а по вечерам выдал своей неприязни ко мне.
очень страшно…» – крутились в голове стихи «Его любили кошки, дети и мамы детей… –
Башлачова. подумал я, – и даже мужья этих мам».
– Мы тут лекарства принесли, – сказал муж
А если по утрам очень страшно? Страшно, мамы, доставая из сумки две бутылки сухого
но предельно ясно. Враг обнаружен, – осталось вина, – тащи стаканы. Она мне даже выпить с
совершить возмездие. А если Димку попросить утра не позволила. И водяры взять не дала!
еще об одном одолжении. Умереть от рук этого Говорит, напьетесь.
светлого мальчишки – достойная перспектива. – Пошли на кухню – все там.
Но он не пойдет на это. Да и подло подставлять – Мы буквально на пол часа, – сказала Вера,
парня… А если его спровоцировать? Благо – – у нас электричка в одиннадцать.
поводов предостаточно. Впрочем, это стократ Когда они уходили, Вера незаметно сунула
подлее… Бред, бред! Абсурд! Безумие! Я, мне в руку записку. В ней было написано: «пос.
очевидно, схожу с ума. Но как вырваться из Дорохово, улица Пионерская, д. 7. Тебя всегда
этого пустого пекла? Придется самому решать ждут».
свои проблемы…
Это одно отрешает от всех страданий –
Вдруг я увидел за окном знакомую так выбирай:
процессию. Святое семейство: мама, папа и
малыш. Вера несла Антошку на руках, Димка быструю смерть
плелся сзади с огромной сумкой. Они шли в или долгую любовь.
направлении моего дома.
Рука моя становилась все хуже. Пока пил –
Вера с порога кинулась ко мне. ничего не замечал. Бросил, – тут и началось.
– Ну, как ты? Мало того, что в плече поселилась невыносимая
– Лучше всех. боль, перестали сгибаться пальцы.
– Ой, ну дурной ты… дурной! – она с
нескрываемым сожалением рассматривала и Хирург сказал, что такие ушибы лечатся
трогала мои синяки, – больно? Теперь и на долго. Потом могут быть рецидивы. Назначил
улицу-то не выйдешь… кошмар!
– У меня есть розовые очки.

~ 177 ~

уколы, физиотерапию, массаж. Прописал – Он сейчас другой стал. Переживает сильно.
таблетки, мази. Руку, сказал, необходимо Раньше за каждой юбкой бегал. Что ты! – такой
постоянно держать в тепле. бабник. Мандавошками меня наградил. А на 8
марта сидела одна, как дура, – ждала. Пришел
А где его взять, – то тепло – не сказал. датый, с бутылкой – даже цветочка не подарил.
Все это не добавляло оптимизма. Все эти
хождения по кабинетам, прозябание в очередях – Вот и хорошо.
в коллективе пенсионерок – повергли меня в – Что ж тут хорошего?
такое уныние, что в пору было завыть. Встать на – Может, наладится у вас. Ты же сама
четыре кости, поджать хвост, устремить свою говоришь, – другим стал.
морду к Создателю и выть, выть!.. – Наладится… Это он сейчас такой, пока ты
Усилием воли я заставлял себя работать. Но со мной. Не будет тебя – все закрутится по
мне кто-то перекрыл канал поставки идей, новой. – Потом неожиданно добавила, – у меня
перерезал провода, связывающие меня с на свете никого ближе нет. Только ты и Димка.
мировой библиотекой – кладезем знаний – А сын?
предельных и запредельных. – Антошка, это совершенно другое, – она
Кисть ползала по поверхности холста, улыбнулась. – Он тебя вспоминал тут. Ты
оставляя следы моего душевного состояния. помнишь, – обещал в зоопарк с ним сходить. Он
Безнадежное зрелище… Я всегда говорил, – – помнит.
холст не обманешь. Это зеркало. Я смотрел в – Схожу.
него – и ужасался. Я раздвоился. Все существо мое негодовало:
Когда-то давно, на выставке со мной уходи! Не место тебе среди этих людей. Ты
произошел эпизод, врезавшийся глубоко в приносишь людям несчастье. Но сердце, мое
память. Ко мне подошла одна смиренная особа, глупое сердце так жалобно скулило… умоляло
из наших коллег – художница. Она меня знала, я меня: останься! Живи и не думай. Живи – и
ее – нет. Чего-то там побормотала, пошептала люби! В жизни так всего много, что достойно
себе под нос, потом вдруг спрашивает прямо в любви…
лоб: «Юра, вы в Бога веруете?» – это она по – Давай поженимся, – сказала Вера.
поводу моей работы. Никакого святотатства на – Давай.
холсте не было. Просто – городской пейзаж. Но – Нет, ты серьезно – согласен?
что-то в нем ее так пробрало! – Согласен.
Она-то на Бога видно запала капитально. Я Я больше не хотел самоуглубленных
замечал, у некоторых теток, после наступления исследований. Я запретил себе залезать в то
климакса, пробуждается религиозное сознание, болото. Что будет завтра, через неделю –
которое порой приобретает плевать! Я просто очень боялся пустоты,
гипертрофированные формы. Посты, платочки, поселившейся в моих углах. Мне даже
многозначительный вид, смиренная улыбочка – подумалось: будем жить вчетвером. А что? Мне
довольно унылое зрелище. Но от ее вопроса не хотелось умирать…
потянуло такой затхлостью, таким повеяло Пошли с Верой в детский сад – разведать,
разложением… так он мне показался, удастся ли, пристроить Антошку. Она сама
оскорбителен, что я не выдержал, – вспылил: разговаривала с заведующей. Когда мы вышли,
«Как можно-с! Я сам, в некотором смысле, – сказала, что в принципе все можно уладить.
бог!» – и картинно захохотал. Она в ужасе Главное, что бы т ы з а х о т е л, – добавила она,
отшатнулась. глядя мне прямо в глаза. Она вообще очень
Я и теперь обхожу стороной этих бесполых чувствовала меня, сейчас – особенно
созданий. обостренно – смотрела прямо в меня и видела,
Постоянно хотелось водки. Посещала такая что творится в душе.
фантазия: уйти в лес, выпить бутылку, и уснуть О, опять этот, пугающий меня вопрос! Хочу
на снегу… ли я? Он преследовал меня всю жизнь! От него
Но жизнь меня научила сопротивляться. веяло обреченностью…
Когда все так запущено, – самое время взлететь Хорошо, – говорил я себе, – черт с тобой,
на вершину, оглядеть все вокруг, увидеть с тех ничего не хоти! Но делай же что-нибудь,
высот себя – любимого – и посмеяться над шевелись, выполняй долг перед жизнью! И
бренностью мира. опять вопрос: долг увести чужую жену с
Однако с полетами не получалось – слишком ребенком? оставить Антошку без отца? –
тяжел оказался любимый… поистине, заплел ты себе мозги, порождение
С Верой мы продолжали встречаться. Димку Франкенштейна!
я избегал. И Вера понимала – лучше нам не И тут мне Вера сообщила, – у нас будут свои
пересекаться. дети. Целых два!

~ 178 ~

УЗИ показало, – у нас будет двойня. Когда в очередной свой приход, после
– Ч– черт! – передо мной распахнулись окна длительного перерыва, я пожаловался врачу на
в небеса. Тысяча ясных окошек! Смотри же, свои беды и, видя его отрешенный вид, спросил:
смотри туда! – там все иначе…
– Ты не рад? – Вы меня помните?
– Ты что! – это чудо какое– то… А кто? – Конечно. Я ждал вас.
– Пока невозможно определить – срок очень Ждал… – это еще зачем? Только теперь я
маленький. Но уже видно, что два. заметил, – хирург явно не адекватен. Да он
– Класс! просто пьян! – догадался я – с утра пораньше…
– Ты не бойся, это – твое. Я, как с тобой ни-че-го себе!
стала жить, с Димкой ни разу не спала. Он не Он, увидев в моем взгляде недоумение,
понимал ничего, психовал, – я и рассказала ему доверительно шепнул: «Вчера хорошо посидели
про наши отношения. Ведь правильно? с друзьями» – и оглянулся на медсестру. Та
– Ты молодец. недовольно поджала губы.
Кто это сейчас говорил? Кто это без тени – Так что же у меня с рукой, доктор?
смущения говорит, так складно, так убежденно. – Ты кем работаешь? – перешел он на «ты».
Кто это у нас такой великодушный, простой… Мы теперь понимали друг друга. У нас
настоящий мужчина! – многодетный отец оказались общие пристрастия. Он положил на
семейства решает насущные жизненные мои больные негнущиеся пальцы свою ладонь и
проблемы. посмотрел прямо в глаза.
Кому и зачем я вру, на сей раз? – Да так… художник, – скривился я, будто
Но тут случилось то, что должно было нет ничего глупее этой профессии.
случиться… – Художник… ага! Я почему-то так и
Мое последнее посещение хирурга – подумал. У тебя такое лицо… необычное. Ты…
закопало все надежды на возрождение. не колешься?
Нормально! Чего этот тип во мне разглядел?
Все процедуры, что назначил мне хирург, не – Нет – пью.
приносили почти никакого результата. Больше – Ну, это понятно! – обрадовался он и
того – у меня поднялась температура. Всю ночь подмигнул. – Богема, девушек, наверное, было
нестерпимо болела рука и голова. много… с таким-то лицом. Ты ж красивый
парень!
Утром я вновь отправился в поликлинику. Нашел тоже парня! Лет на десять он был
Хирург был молод, нелеп и замотан жизнью. младше меня. Однако куда клонит этот
Еще в первое посещение я чувствовал: он не поддатый хирург? Причем здесь лицо, девушки
совсем понимает, что у меня с рукой. – болит-то рука!
– Ушиб, говорите? – У тебя сифилис. Или СПИД. – Сказал он
– Да. Но сначала совсем не болело. Только просто, после продолжительной паузы. – Ты
через неделю резкая боль и онемение. гниешь заживо! Ничего страшного, сифилис
– Бывает, бывает… сейчас лечится, практически на любой стадии. –
– Может обезболивающее? Потом зачем-то добавил, – Маяковский тоже
– Конечно, конечно… Я дам направление. болел сифилисом – и ничего…
Процедурный кабинет – налево по коридору. «…и ничего особенного – застрелился».
– Я знаю. Магниты? Я посмотрел на медсестру. Пожилая
– Да, физиотерапия – обязательно. Во женщина – явно чувствовала себя не в своей
дворе… тарелке. Она вскинула брови и, поджав губы,
– Я в курсе. сокрушенно помотала головой. Всем своим
– Вот еще, я вам мазь выписал. А это – видом показывая: «Мол, чего вы несете, доктор.
попьете. Через десять дней приходите. Выпили – понятно, но зачем же морочить
Я приходил к нему и через десять дней, и пациенту голову!»
через двадцать, и через месяц. Потом я пил. – Вот что… приходи-ка ты ко мне
Когда пьешь, появляется легкость, – болезнь послезавтра. Я тебя направлю к классным
отступает. На самом деле она консервируется, – специалистам, – проверишься. Берут по-
таится и выжидает. Завязываешь – ее божески.
триумфальный выход! Она накидывается на Вышел я от него в легком шоке. Что несет
тебя с новой силой. Только теперь все стало на этот пьяный эскулап! Смешно, ей богу!
много хуже, – перестали сгибаться пальцы. А в Впрочем, я не долго веселился…
последнюю ночь – температура и головная боль. То, что в принципе ничего невозможного в
этом нет – понятно. Я редко пользовался
презервативами. По Фрейду. Еще старик Фрейд

~ 179 ~

предупреждал: презервативы плохо влияют на Когда я подходил к диспансеру, на заборе,
психику. Будьте бдительны! огораживающим территорию, красовалась
гигантская, на весь пролет, надпись, сделанная
Страсть через резинку я не воспринимал. каким-то пылким влюбленным.
Всегда и во всем я доходил до конца. Экстремал
хренов! Однако я всегда носил с собой ЛЮБЛЮ тебя, Светик,
«Мирамистин» – профилактическое средство. В ангел мой.
инструкции четко было написано:
«Высокоэффективное средство индивидуальной Интересно, какой светик осенил меня своим
профилактики венерических заболеваний: ангельским крылом? Их было так много…
сифилис, гонорея, трихомоноз, хламидиоз и др.
Оказывает губительное действие… и т. д.». Но У меня взяли кровь из вены. На следующий
сколько раз я напивался, забывая обо всем на день я помчался в диспансер – узнать
свете! результаты анализа.

Но ведь должны же быть какие-то признаки. – Результат положительный, – сказала
Прошло уж полгода – у меня т а м все чисто! женщина в белом, – люэс.

Я достал Большую Советскую – О-па! – вырвалось у меня, – а на СПИД
Энциклопедию. проверяли?

СИФИЛИС, люэс (syphilis, lues venerea), – – Про СПИД ничего не сказано. Значит, –
венерическая болезнь с хроническим течением. нет.

1. Инкубационный период – срок от момента – Но у меня же не было никаких признаков…
заражения до развития на месте внедрения никакого твердого шанкра!
возбудителя С. первого клинически заметного
симптома, т. н. твердого шанкра (…) – Скрытая форма сифилиса. Такое часто
Длительность инкубационного периода бывает.
индивидуальна, в среднем 3–4 недели и т. д.
– А срок, какой?
Ну! и где, спрашивается, этот твердый – Срок – около полугода. Начальная стадия.
шанкр? Его нет, и не было в помине! Но вот А почему вы решили провериться?
дальше… – Рука у меня. Вот, видите, – пальцы уже не
гнутся. Хирург предположил, что у меня
2. Первичный период – срок с момента сифилис. Заживо, говорит, гнию.
развития твердого шанкра до появления – Глупость, какая… такие процессы
признаков вторичного С. – 6–8 недель. На происходят лет через пять. Однако благодарите
протяжении этого периода, после появления его прозорливость.
твердого шанкра, развивается увеличение – Да уж… – вздохнул я, и подумал: «Пить на
лимфатических узлов (бубон). В паху – при работе нужно – тогда и вас осенит его
шанкре на половых органах, на шее – при прозорливость…».
шанкре на губе, и т. д. У некоторых больных – Вы женаты?
имеется ряд жалоб в виде общего недомогания, – Нет.
слабости, умеренной лихорадки, головной боли, – Ну, с кем-то вы жили?
болей в костях, суставах, мышцах, – Нет… да. Вы имеете в виду, от кого я
усиливающихся к ночи. заразился? Проститутка. Где она, что – понятия
не имею.
«Умеренная лихорадка… головная боль!.. – Учтите, если вы имели контакты с другими
боль в суставах!.. усиливающихся к ночи» – все лицами, – вы обязаны сообщить. Если это
это очень даже есть! Но ведь прошло пол года, а происходит в семье, мы проверяем всех: жену,
не 6 – 8 недель… детей. Бывают случаи вне полового заражения.
– Нет! Я живу совсем один. Никаких
Так. Неужели хирург спьяну прозрел и контактов у меня не было!
сказал то, о чем в трезвом состоянии не – Не волнуйтесь вы так. Сейчас это лечится.
догадывался и предположить. Интересно! Меня Всего три недели в стационаре – очень
по жизни ведет пьяный бог: бабы, друзья, эффективно. Курс – 80 уколов.
теперь вот – хирурги. Существует, очевидно, – А у вас тут нельзя колоться?
такая вечно пьяная народность – со своим – Это невозможно. Уколы делаются через
уставом, укладом, традициями, богом… каждые 6 часов. По 4 – в сутки. Таков курс
лечения. Есть еще вариант – платный. Всего три
Только зачем мне ждать его классных спецов укола. Но это очень дорого.
до послезавтра, когда есть венерологический – Сколько?
диспансер. Я позвонил. – Тысяч пять – шесть.
– Двести баксов… вполне приемлемо.
– Когда у вас можно провериться?
– Первая смена – с 9 до 13; вторая – с 14 до
18 часов.
Время было пол третьего…

~ 180 ~

– Но я вам не советую. Эти уколы, бывает, – Пиво у тебя под боком есть. Сюда
глушат болезнь, но не вылечивают до конца. тащиться…
Самое проверенное и эффективное лечение –
пройти весь курс в стационаре. Не бойтесь, – – Ну, забыл я, что вчера не твоя смена была!
все анонимно. Ну… так что? Я выписываю забыл… все перепуталось: день, ночь. Думал
направление? тебя застану!

– Погодите. Это все так неожиданно! Я – Чего ты психуешь? Я же вижу, что-то
должен уладить кое-какие дела. Буквально случилось…
недельку…
Ну! и что ты молчишь? Вываливай свою
– Вы работаете? Больничный вам нужен? страшную тайну! Круши все подряд!
– Нет… да… не работаю. В смысле, я –
художник. Но мне нужно уладить вопрос с – Как Антошка?
заказчиком. У меня очень важный объект. – Приболел.
– Хорошо. Через неделю я вас жду у себя. И – Что с ним?!
учтите, вы теперь на учете. Адрес, телефон у нас – Ничего страшного – простудился. С
есть. Если в срок не придете, – вас будут лечить матерью на горку кататься ходили. Насилу,
в принудительном порядке. А это и другая говорит, утащила. Мокрый весь – вспотел. Ну и
клиника, и совершенно иной контингент. Я просквозило…
надеюсь, вы меня поняли? – Понятно.
– Я все понял. – Что-то ты мне сегодня не нравишься…
– Внешне или унутренне? – я попытался
Какие дела я собирался улаживать? – я не шутить.
знал. Вернее, знал, но КАК это возможно – Слу-ушай, как же я забыла… я сон сегодня
уладить? Вера! с двумя сифилитиками в видела. Страшный такой! Будто мы идем с
животе… Антошка! «Бывают случаи вне тобой по дороге. Ты Антошку на руках несешь,
контактного заражения». Господи!.. меня – а Димка сзади тащится и прощение у меня
ладно… нужно!.. но их-то за что?! просит. За что? – не пойму. Бормочет чего-то и
плачет. А ты вдруг остановился, Антошку мне
Я пошел к Вере. Оказалось – не ее смена. передаешь, и говоришь: «Все, Вера, дальше тебе
Светка уставилась на меня из окошка, как сова, нельзя». И пошел не оглядываясь. А на затылке
немигающими, пустыми глазами. у тебя… дырка… нет, не дырка – пустота…
небо видно… звезды. И сам ты какой-то
– Ты че такой? нереальный – чужой… Я так испугалась! и
– Какой? проснулась. Ты меня бросить хочешь?
– Как поебанный. Случилось че? – Не говори глупости!
– А… так… рука болит! Ночь не спал. – Сон вещий был. Я знаю.
– Ну, бля… дела… – Дай выпить чего-нибудь.
– Что! – Что… без бутылки сказать не решаешься?
– Пить будешь? – Хватит болтать ерунду! Сны какие-то… я
– Буду. У себя только. Пива дай… штук не за этим пришел.
шесть. Может, усну… – А за чем?
– Сосни, сосни, голубь… – Выпить дай!
Хотелось водки. Но я понимал – завтра – Что, в заплыв собрался?
необходимо иметь свежую голову. А сегодня – Вера – выпить – дай!
действительно нужно постараться поспать. – Чего тебе?
Последнее время я спал очень плохо. И все – Водка есть? не паленая…
какими-то урывками – часа по два. Да и не сон – У меня все есть. Сейчас, между прочим,
то был – забытье. Провалы в прорву. Димка приедет. Он на рынок поехал за
Пробуждение – от нестерпимой головной боли. сигаретами.
– Ну и что?
К Вере я подошел часов в двенадцать. До – Нажретесь ведь…
пяти – относительно спокойное время. Так. О, кей! Разговора не получится. Надо
Покупателей почти нет. Можно обо всем сваливать и прийти послезавтра. Хорошо,
поговорить. Только как это сделать? послезавтра, так послезавтра. У меня впереди
еще целая неделя. Только куда и зачем
– Ты вчера приходил… сваливать? В пустую камеру? В этот
– Приходил. лепрозорий-одиночку? Пережевывать свою
– Что-то случилось? катастрофу? Нет уж, увольте! У меня есть
– Что вы все: «случилось, случилось»… Пива семья, и я буду находиться с ней…
взял. Спать не могу!

~ 181 ~

Пришел Димка. Притащил огромную сумку Назад!
товара: сигареты, жвачку и прочую ерунду. На Слишком близко идете за мной, наступая на
меня посмотрел, как на явление природы – типа,
дождь с утра, пасмурно, но что делать – в жизни пятки!
всякое бывает. Переживем. Назад!
Как бы истина головы вам не размозжила!
– А вам товар разве не завозят? – задал я
идиотский вопрос. Я пил и пил, нагружался огненной влагой, и
спирт, разлитый в крови, уносил меня к истине.
Димка усмехнулся, и принялся молча Вера с испугом погладывала на меня…
раскладывать товар по полкам.
Неожиданно завалился гость. Приятель
– Ты чего… совсем того… наивный? – Димки.
уставилась на меня Вера.
– Капустин, – представился он, – брат того
– А, ну да… – сказал я многозначительно, самого…
будто чего-нибудь понял.
– Того самого – кого?
– Ты думаешь, когда меня грабанули, – мне – Сборная СССР…
хозяин неустойку выплатил? А если – Хоккеист что ль?
обсчитаешься? – шиш! – твои проблемы. А этот – Ну, тык! – Капустин засиял, показывая
один выпивает сколько! выбитые зубы. – Я сам за сборную юниоров
играл! – Он, очевидно, ждал от меня поощрения.
Я смутился. Хотя, в отличие от Димки, – Молодец! – сказал я, – пить будешь?
всегда платил за себя, и угощал, не считая – Не вопрос! – похоже, он это дело сильно
денег… Однако! Я понял другое… понял, какая уважал, и пил уж не первый день.
гигантская пропасть, лежит между нами. С его появлением стало шумно и бестолково.
Пошел какой-то дурной разговор. Решались
Их жизнь – простая, реальная, пусть насущные мужские проблемы. Говорили за
незамысловатая, но полноценная. И моя – хоккей, «крутые тачки», про ментов и
придуманная, праздная… собственно и не жизнь политику…
– так… аномальное явление! Катаклизм! Я не Капустин в какой-то момент умолкал,
живу, – себя насилую, не смотрю, – в щель направлял свой слегка замутненный взгляд на
подглядываю. Что я вообще тут делаю? Кому я меня и протягивал ладонь для рукопожатия.
парю мозги? себе? этим детям? Безумец! – Дай краба! – он тряс мою руку и,
Заезжий музыкант, играющий непонятную оглядываясь на ребят, говорил, – четкий мужик!
страшную бессмысленную мелодию. Ты Настоящий, бля, форвард! Земеля! – уважаю.
мимоходом ломаешь чужие жизни, творишь Уважаю таких четких пацанов.
беззаконие только потому, что у самого не Вера открыла себе баночку «Джин-тоника».
сложилось. Любовь?.. – да брось ты! ты умеешь В какой-то момент стало беззаботно и
любить только свой пуп! Ты просто загнал себя весело. Кто-то из покупателей норовил
в угол, в котором поселилась пустота… и присоединиться к нам. Капустин зазывал всех.
которая прожигает тебя, как огонь… тебя Вера никого не пускала.
ломает и топчет какая-то неведомая сила! Ты в – Сейчас сам к ним вылетишь, чума, у меня
ужасе, в предсмертной агонии цепляешься за тут товар! – Капустин моментально затыкался и
спасительные ростки чужой жизни, ты кричишь переключался на Веру.
из своей тяжелой, вязкой пустоты: «Помогите! – Ну, ты, бля, хозяйка четкая!.. с тобой не
Кто-нибудь… хоть кто… подойдите ко мне! я пропадешь. Держись, Димон! Ща бабы хвосты
буду служить вам, как раб… как собака! Я распустили – борзеют!
замерз в своем пекле!». Кричишь… но знаешь Я молча наблюдал за этим балаганом,
уже, – не будешь ты ни служить, ни жить их накачиваясь спиртным по полной программе.
простой и незамысловатой жизнью. Ты Когда Капустин прилипал ко мне, я лишь
способен только разрушать и плодить участливо кивал: «Да… естественно… ясен
сифилитиков! перец!.. о чем говорить!»
Я незаметно пересек черту, отделяющую
Я поплыл в знакомых сумерках своей реальную жизнь, от моей – потусторонней. Я
проклятости. Кто меня проклял? За что? «В вполз туда очень тихо. Я только почувствовал,
поисках любви я вечно… и вечно личины меня повлекло, закрутило! Я падаю, падаю в
проклятья я должен обнаруживать и разбивать!» небесные черные, ясные выси! Я наблюдаю из
Обнаружить… да, удалось… разбить – нет уж головокружительной бездны, – царство мое
сил! Кокон, свитый вокруг меня, так надежен, – вырастает гигантской скалой. Оно величаво и
не прорвать его, не осилить…

~ 182 ~

вечно! Царство призраков, царство теней моих – Никаких детей от тебя не будет… – еле
прародителей. Они приветствуют меня, зовут… слышно сказала она, – ничего уже больше не
я слышу их грубые гордые голоса. Я слышу будет.
нарастающий гул эпох… Блеск и сумрак
долины… слепящие сполохи небесных светил. Я испугался. Это – конец. Мир отторгает
Я слышу выкрики и топот безумных орд, инородное тело.
летящих в бездну… кровь, смерть, стенания! И
ясность божьего лица, смотрящего ото всюду. И – Я что-то говорил сейчас… что? Что?!
трепещущая пылающая всесильная ЛЮБОВЬ, Димка, полный решимости, постоять за
разлита во всем пространстве… семью, незаметно сунул ломик в рукав. Трезво и
зло посмотрел на меня.
Я не в силах сдержать себя – из груди – Пошли.
вырывается хрип или стон. Стенание, похожее – Что?.. а… конечно… пора!
на благословение. Я ощущаю всем существом Я с усилием поднялся. Меня мотнуло на
своим – вот мой предел, моя вечная родина. Я ящики, раздался звон бутылок…
слышу музыку… я нахожусь в ней… я сам, как Мы вышли в темноту. Медленно шли по
аккорд – протяжный, величественный! Я снегу к знакомому пустырю. Зверь крался за
рассыпаюсь на атомы, атомы – звуки. Они, как нами… дышал в спины…
трепетные мотыльки, порхают в зачарованном – Дальше не пойду, – сказал я, – давай здесь.
околдованном мире. Потом соединяются в нечто Когда мы встали друг перед другом, ломик
иное – целостное непостижимое! – и я пою выскользнул у Димки из трясущихся рук. Все
каждой частичкой своей… существо его трепетало от ненависти и страха.
Он ударил меня, но я обхватил его, пытаясь
А в это время из утробы моей неслись иные вцепиться в горло. Пальцы не слушались. Мы
звуки. Я освобождался от тяжкого груза, что бы рухнули на колени в снег. Он стал неуклюже и
взлететь. Я скидывал ненужный балласт, – бестолково махаться руками, доставая меня по
громыхал каменьями слов! Я благодарил э т о т бокам и спине. Я чувствовал, как он быстро
мир за радушный прием. выдыхается. В голове звучала мелодия, та –
божественная мелодия. Я оттолкнул его: «Все!
Кто это был? Что за существо Бал закончен!»
нечеловеческим рыком нарушил покой, взорвал, Когда мы расцепились, он наткнулся на мой
наконец, бомбу, что носил всю жизнь под взгляд.
сердцем. Его впервые в жизни коснулось нечто
неведомое, потустороннее, страшное. Что-то
Зверь сцеживал яд… неземное бессмысленное сквозило во взгляде.
Он глумился над Димкой и Верой. Он Он будто заглянул в иной мир, в бесконечный,
бессмысленно таращился в пустоту и хрипел: жуткий колодец, на дне которого поблескивала
«Теперь мы все повязаны! семейка неживая, свинцовая влага. Его передернуло. Он
сифилитиков! Здравствуйте дети, к вам пришел отпрянул, как от края бездны, – бездны,
ваш папочка!.. хороший папа, добрый папа!.. Он способной поглотить его…
наградил вас подарочком тетушки Венеры! Ха! Мы уже больше не принадлежали себе…
С кем вы связались, милые… кого пригрели на – Пошел вон… – сказал я.
груди своей!». Он кашлял и захлебывался Димка встал. Его охватил неясный ужас! Он
словами: «Мышиная любовь, игрушечное поспешил скрыться. Его будто подхватила некая
коварство… все, все, все! – не настоящее! сила, не подчиниться которой, было нельзя. Он
Кокон! Крепко ты повязал меня… кокон, заплакал от бессилия и страха.
сотканный из страстей и лжи! Я ободрал о тебя Я еще долго сидел на снегу, тупо
свои пальцы. Я сегодня порву тебя!». уставившись перед собой…
Когда я поднялся и повернул к палатке,
Я очнулся от звука собственного голоса. Я Димка неслышной тенью метнулся ко мне и со
кашлял и хрипел в пустоту. Я увидел безобразие всей силой ударил, подобранным ломиком по
э т о г о мира. Наглый холодный неоновый голове. Я упал, а Димка, в припадке страха и
светильник окрашивал предметы ярости, долбил и долбил по моей голове. Он
оскорбительным светом. Все выпирает, – жутко боялся пропасти, открывшейся перед
торчит! Перед носом – опрокинутый стакан. ним…
Нагромождение ненужных предметов: ящики, Он раскроил мне череп.
бутылки, цветастая мишура каких-то наклеек. Он убил меня.
Все это множится в отблеске стекла витрины. «Наконец-то! Спасибо…» – последнее, что
Димка в упор смотрит на меня. Капустина нет. коснулось сознания…
Вера, бледная, как полотно, вся сжалась,
уменьшилась, как-то неестественно согнулась…

~ 183 ~

44.
Я отдал все,
от достоянья отрешился всякого:
мне ничего не остается
опричь тебя, великая надежда.
«Теперь – хорошо». С этим ощущением я
долго падал в кристально черные, блеском
слепящие выси. Меня закрутил бешенный и
радостный водоворот. И мне было хорошо и
вольно, как никогда. Я ощутил абсолютную
свободу! Мой организм дробился на мириады
частичек, и каждая частичка ликовала, впитывая
божественные звуки. Небесный свод был соткан
из звуков… я попал в резонанс звучания этой
музыки… Мы зазвучали в унисон!
Эта музыка, – музыка ЛЮБВИ...
Я обязательно вернусь. Я верю: вечный
двигатель – ЖИЗНЬ – даст мне еще один шанс
исполнить эту великую мелодию…

Декабрь, 2003 год.

~ 184 ~

Роман

Ничто не существовало: ни ясное Небо, проникало в мою плоть. Звёздное небо
Ни величья свод, над Землёю простёртый. отражалось в нашем Едином Теле.
-Что же покрывало всё? Что ограждало?
Я был так огромен, так необъятен, так
Что скрывало? беспределен. Через меня преломлялись времена
Были ли то бездонные глубины вод? и пространства, пролетали миры. Я слышал гул
Не было смерти, и бессмертия не было. эпох…
Не было границ между днём и ночью.
Лишь Единый в своём дыхании без вздоха, Я был центром Креста. Началом начал.
Фаллический столб пробивал меня, и
И ничто другое не имело бытия. девственно чистая горизонталь, пересекая его,
Царил Мрак, и всё было сокрыто изначала уходила в бесконечность. Я был Зародыш,
сердцевина необъятно огромного Яйца,
В глубинах Мрака – Океана бессветного. разлетавшегося в Никуда. Там, в Нигде, в
Зародыш, скрытый в скорлупе, предвечном Духе царил Хаос. Во мне
перемещались молекулы, образуя подвижный и
Под жаром пламени в природу развернулся. прекраснейший узор, мерцали звёзды-
……………………………………………… корпускулы, копошился белок. Плоть
Риг-Веда пульсировала в унисон с плотью Земли,
улавливая божественное Дыхание.
…Он летел в толпе таких же, как он, вперёд.
Он не мог не лететь. Его неумолимо тянуло Но был ещё один Луч. Луч, исходящий из
вперёд в неизвестность. Их была целая армия, бесконечно малой субстанции в бесконечное
но Он знал, только Он один достигнет своей ВСЁ. Я распускался как цветок.
Цели. Эта цель у них называлась Любовь.
Я был центром мироздания.
Она извелась вся в ожидании Его. Она Я был абсолютным вместилищем Всего
чувствовала, Он ищет Её. Из всей толпы, только Сущего.
Он, Её бог и господин, нужен Ей. Только Ему Я был Вселенной Распространённо-
Она откроет свои двери… Проникнутой, Разрушающе-Созидающей.
Я был проявленный Логос.
Он нашел Её сразу. По наитию, по запаху, по Я был, облачённый во Мрак, Вечный
призывам и беспокойству, которые источала Матерь-Отец.
Она. Он ворвался в Её домик, в Её тепло и
умиротворение. Они слились с ней сразу в …Она наблюдала за ним. Он был безобразно
долгом поцелуе, проникая друг в друга, и пьян, и находиться с ним было невозможно. Он
успокоились. И великая Радость обрушилась на валялся на лужайке, выкатив стеклянные глаза в
них. И сияние божественного нимба освятила их ночное небо. Она боялась, что он умрёт. Она
Союз. безумно любила его…

Предвечная Матерь-Рождающая, сокрытая Времени не было, оно покоилось в
в своих Покровах Вечно-Невидимых, ещё Бесконечных Недрах Продолжительности.

дремала в продолжении Семи Вечностей*. Знаете, что такое ад в раю?
Рай – это то место, где был я. Ад – это я сам.
(* Здесь и далее Станцы Дзиан. Космическая Переносной, портативный ад я притащил в те
эволюция.) благословенные места.
Белое и черное. Только эти два цвета осели в
Я лежал на земле и всё понимал. сознании…
Я распластался, прижавшись к плоти Земли, Белый снег и черные мысли.
вглядывался в небесный купол, и понимание Белый свет и черный запой.

~ 185 ~

Белое – по ту сторону; черное – внутри. понемногу ты пить не умеешь. Пьешь в
Белое – сияло; черное – обволакивало. квадрате, в четвертой степени. Вдалбливаешь в
Черный неуклюжий мир громоздился во мне. себя спиртное со страстью самоубийцы.

Когда мы приехали в деревню (550 км от Пьешь, уединившись в себе. Пьешь, как
Москвы в сторону Валдая), там еще лежал снег. всегда, наплевав на все вокруг – на друзей,
Белый снег на ярком солнце! И моя замутненная знакомых, на всю компанию, что съехалась из
алкоголем душа устыдилась. Она не Москвы. Ты уже знаешь, как ребята реагируют
на подобные выходки, но пьешь именно так –
раскрылась в блаженстве, не ликовала, как притаившись, как в засаде. Нет, тебе все-таки
раньше – душа насупилась, забралась в свой нравится пить! Твоя душа попадает в ад. Да! В
кокон, она все уже знала заранее… привычный, ставший родным – ад. Прямо здесь,
у божественного источника. И ты э т о
Здесь все было воздушно, наполнено приемлешь… иначе бы не пил. Просто ты
дыханием. Даже в названии моей деревни и знаешь, что ад, вызванный водкой, хоть и
озера слышалась музыка. Озеро – Люшня… безобразен, но не так страшен, как ад, что
деревня – Залюшенье… пронзает тебя в здравом уме и твердой памяти.
Ты хитришь. Ты отсиживаешься, прячешься от
Просторы, которыми я когда-то любовался, проблем. Ты затаился, как киллер в засаде.
девственно чистое озеро перед домом, холмы, Именно здесь, где природа так совершенна и
прозрачный весенний лес, родник, вся чиста. Ты рассматриваешь ее через свою
пробуждающаяся природа – всё было съедено классную оптику и боишься шелохнуться.
моей утробой и надежно спрятано в подвалах Боишься быть обнаруженным. Ах, какой же ты
души. невозможный хитрец! Ты напялил на себя этот
запой, чтобы отсидеться в тылу, вместо того,
Всё великолепие рая земного предстало чтобы идти и смотреть! Смотреть во все глаза
теперь фальшивой декорацией. на таинство зарождения жизни. Может быть, ты
трус?”.
Я забаррикадировался от всего.
И я ворочался в своей нирване и точно не
Серёга тогда посмотрел на меня с знал: “Трус ли я?”.
сожалением и сказал довольно сильную фразу.
Настолько сильную, что она врезалась мне в Я знал иное: я боюсь жизни. А когда ее так
сознание, как эпиграф всей моей жизни. Или невозможно много, как здесь – боюсь стократ.
эпитафия на могилу мою. Он говорил спокойно, Всю свою жизнь я смотрел на нее в упор и
без эмоций. Он просто констатировал факт, пытался постичь. И чем пристальней смотрел,
сфотографировал явление. Он сказал, глядя мне тем непонятней она мне казалась. А она
в глаза: “Беда, растянувшаяся на всю жизнь”. отторгала меня. Всегда! Меня, круглого
двоечника, всегда отовсюду выгоняли и никуда
Серега смотрел в суть, он опять угадал меня. не принимали. Я не вписывался ни в один
Я тонул в своей беде… коллектив. Я потерял всех своих женщин. Я не
А мозг мой работал, как раскрученный смог создать семьи. Мое творчество никому не
маховик. Топливо подавалось большими интересно. Рукописи мои отвергаются, картины
дозами, зажигание дало искру, поршни в пылятся в углу. Я живу без денег, в постоянном
цилиндрах раскрутили обостренную мысль. страхе за завтрашний день.
Мозг заработал на повышенных оборотах. Я так
и не смог отключить его. Он – безучастный “Если ты такой умный, то почему такой
наблюдатель – встал между Черным и Белым и бедный?”. Какой болван запустил это изречение
крутил знакомую мелодию. Звучала она так: в мир, и теперь оно повторяется на каждом
“Пить ты не хочешь, но пьешь. Ты пьешь в знак углу? Какая тут связь? Ладно…
протеста. И протест твой в том, что ты есть. Ты
протестуешь против самого факта своего Я всю жизнь живу на какие-то жалкие
существования! То есть, силишься доказать, что подачки судьбы… и при этом до сих пор
тебя нет! И э т о г о света нет! Ты уже умер или выращиваю в себе наполеоновские планы! Я все
еще не родился? Уже, но еще нет… еще думаю, что дорого стою. Смешно…
А что же у тебя есть? Есть только бульон из
страстей и сомнений, падения и прозрений, А ведь мне почти пятьдесят.
целомудрия и вероломства, в котором варишься Я раньше смотрел на взрослых дяденек и как
ты всю жизнь. Самой же Жизни для тебя не бы спрашивал, что же вы знаете такое, что так
существует! Ты пьешь, чтобы в очередной раз уверенно живете? И не получал ответа. И
удостовериться в этом. И еще потому, что теперь, когда я уже сам дважды, трижды
привык уходить в нирвану, когда вопросы взрослый дяденька, я все так же задаюсь все тем
обнажены. Пьешь страшно, потому что же вопросом. Правда, теперь я не уверен, что
они знают на него ответ. А живут так уверенно,

~ 186 ~

потому что т а к и х вопросов не задают в о в с е. постоянно ощущать на себе его неприятие
А самая большая мудрость в том, что ничего до земной жизни.
основ не знаешь. Мы знаем, что за А следует Б,
но почему это так, и в чем смысл и суть этих Что я забыл за его пазухой? Мне не уютно
букв – никто не ведает. здесь! Здесь кровавый пот сочится из пор. Его
предсмертная агония, зверство, творимое над
Но не это непонимание даже волнует меня. его телом и душой, отложили отпечаток на мою
Деньги и слава тоже не главное. Были у меня и жизнь. И что мне до его Вознесения, когда я всё
деньги, и признание коллег. Чего уж там. И кое- еще з д е с ь.
куда меня все-таки принимали, и даже печатали.
И подачки Судьбы совсем оказывались не Тогда возникает главный вопрос: быть иль не
лишними. И взрослых дяденек я давно уже быть? Жить или не жить? Просить Создателя
изучил. “пронести сию чашу мимо” или “испить её”? И
ответ давно получен. Он дан мне в ощущении
“Беда, растянувшаяся на всю жизнь”, – вот самой жизни. Ведь я не живу! Я постоянно
что меня волнует. Эпитафия на могильной увиливаю от жизни. Или прикидываюсь, что
плите давит на меня всю жизнь. Томление духа живу. То есть живу где угодно: в себе, в своих
убивает меня. глупых фантазиях, на небесах, в преисподней –
только не в реальности! Жизнь для меня –
Откуда она взялась – моя беда? временное явление. Настолько временное и
Ведь ничего же в моей жизни непосильного отстраненное – как кинофильм. Кинофильм, в
не было. Ни одной натуральной трагедии! Я не котором есть некий герой, похожий на меня, и
воевал, не сидел в тюрьме, у меня не умирали за которым я вынужден следить постоянно.
дети. Они даже не болели ни разу. Поскольку их Наблюдать. Но герой этот – не я. Я всего лишь –
нет. Мне не изменяла жена, поскольку и жены у наблюдатель. И опять вопрос. Хорошо, пусть –
меня не было. Зато у меня есть квартира, наблюдатель, тогда почему так все болит у
мастерская, дом в деревне с видом на меня? Так натурально болит!
божественное озеро. Что еще? Я не проигрывал
состояния, не закладывал душу пиковой даме, и И еще вопрос – основной, – а что будет
вообще, кажется, ничего стоящего не дальше, когда фильм закончится и высветится
закладывал. Я не был ни в рабстве, ни в плену, надпись: “конец”? Что?! Выкрикнуть вслед за
ни в изгнании; мной даже не интересовались Тиберием: “Qualis spectator pereo!” и уйти в
известные органы. Еще? Я не голодал, не небытие?.. “Ведь я так много понял и имел
зарабатывал на жизнь непосильным трудом. такой острый глаз!”. И что с этим-то делать?
Половину своей взрослой жизни, когда вся куда деваться? когда – КОНЕЦ!
страна загибалась в нищете и тонула в кровавых
разборках, – я был рантье. Полжизни я прожил Ведь я не верю в небытие! И Христа за своей
сибаритом! Еще? Я нравлюсь женщинам, детям пазухой не имею.
и домашним животным. Я не страдаю
психическими расстройствами, не пристрастен к Но и бытию я не верю! (Неверующий в
наркотикам. По большому счету и алкоголизм квадрате! – согласитесь, сильная заявка).
мой – фикция, я давно научился справляться с
ним. Я часто прикрываюсь им как щитом, чтобы Так, где же я? Где?!
уйти от ненужного общения. У меня всё на Вся моя жизнь – это болезненное осознание
месте – руки, ноги, глаза. Я абсолютно здоров, – бытия! Я – какое-то недоразумение! Я завис в
печень работает, сердце стучит, легкие дышат; своих страстях и сомнениях где-то между
читаю я без очков, у меня ещё все зубы на жизнью и смертью. И жизнь ко мне
месте! равнодушна, и смерть меня не берет. Я, –
Да я же просто счастливчик! Я – у Христа за думающее животное, – однажды выбрав
пазухой! свободу, оказался в тюрьме. В тюрьме самого
НО ТАК ЛИ ХОРОШО ЗА ЕГО ПАЗУХОЙ? себя. Даже сейчас, когда жизнь так красива,
Вопрос. Это вопрос вопросов! когда все дела – в радость, я залез в свою
А, может быть, это и есть моя беда – быть у скорлупу и выглядываю оттуда пугливым
Христа за пазухой? Слушать стук его сердца, наблюдателем.
ощущать его душевное тепло и постоянно ждать Ну, чего тебе еще надо – чудовище!
жестокой расправы, нечеловеческой пытки, Жизнь рядом – вот она! – смотри на нее и
устроенной ему фанатичными соплеменниками? благодари каждое мгновение жизни. Здесь она
Постоянно ощущать его земную трагедию, неправдоподобно красива. С моей
наполненную ложью, непониманием, недостроенной веранды отрывается
предательством; ощущать его раздвоенность, в потрясающий вид на озеро. В него заходит
которой дух и тело не смогли ужиться; солнце…
Я испытываю почти религиозное чувство,
когда солнце садится в Озеро. За полминуты
состояние его меняется несколько раз. Я вообще

~ 187 ~

не видел ни разу одинаковой картинки, глядя на коленях руки, и смотрела на Озеро. Я был
туда. Т у д а глядеть – обращаться к лику пьян и подумал, что она призрак. Я ошибся…
Божьему. О т т у д а тянет блаженством вечной она была – воплощённое Дыхание.
жизни. Т а м – все понятно. Т у д а не смотреть
нужно – впитывать; не думать – молиться. Это Водка, наконец, закончилась. Пора было
не озеро – это какой-то божественный вдох! выходить из нирваны и обследовать обстановку.
Поприветствовать её обитателей.
А выдох… выдох всегда безобразен.
Я умираю от стыда, выдыхая… Местных обитателей деревни, собственно,
Да! Мой выдох – это надругательство над был один: Семён Мученик. Это не человек, это
природой!.. явление сил потусторонних – великий
Альтруист, столб Истины, Солнце – от него
“… Боже, как она красива. Словно кто-то – сиянье исходило – ум, честь и совесть здешних
ни бог, ни сатана, – словно кто-то неведомый мест. Он, как любое явление инобытия –
даже им – взял все наши представления о глазах многолик, многотруден и непостижим.
людей, смотрящих на звезды, и о глазах звезд, Поклониться ему слетались паломники со всей
смотрящих на людей, и подарил эти взгляды округи и даже из-за бугра. Московские тузы
одному ее взгляду – мимолетному – на меня…” почитали за счастье пожать ему руку. А ручищи
у него, как у меня ноги. И сам он огромен,
“… Я не сказал ей ни слова. Я просто умер. волосат и беззуб. Он безобразно прекрасен и
Когда она ушла. Дай вам бог кончить так же – с восхитительно страшен в своём величии.
видом на плоть заката…”
Когда Семён томится, – трепещут леса и
Это Григорий Ч. в сборнике “Личные содрогаются звёзды; птицы облетают его, зверь
прилагательные”. покидает насиженные места. В нём происходят
процессы грандиозного порядка. Его томление
Ты, братишка, так и поступил, – просто умер, духа почти материально, его можно резать
когда она ушла. Ты не смог жить без её кусками и складывать в штабеля. Оно заполняет
мимолетного взгляда. деревню. И тогда в священном трепете, пытаясь
задобрить Божество, все, даже московские тузы,
Спасибо тебе, Гришаня, ты пожелал нам приносят жертвы. Тузы – режут барана,
бесконечно много: кончить так же – с видом на остальные – тащат к подножию Его Храма
плоть заката… сладости: конфеты, пряники, сгущёнку.
Божество очень любит сладкое…
А небо село, помнишь,
играть за горизонт, Томление духа однажды взыграло в нем с
поставив на колени такой убойной силой, что, бросив всё – семью,
закат-аккордеон… работу, квартиру в Москве, – он поселился здесь
отшельником. Его второе имя – Зосима
Вселенского разума не было, ибо не было Ах- Отшельник. Он ревностный, до безумия,
хи, чтобы вместить Его. охранитель вверенной ему территории. Если
кто-то осмеливался нарушить благость здешних
…я в Москве. мест, третья его ипостась просыпалась в нём,
Здесь я ничего не стыжусь. Здесь соблюден самая страшная. Он становился Фомой
баланс, – каков вдох, таков и выдох. Неистовым. Не приведи господи увидеть его в
Здесь нет божества. деле. Однако в обыденной жизни, чтобы скрыть
Божество осталось там. Оно напитало меня триединую суть свою, он надевал маску
невероятной энергией и отпустило. Ему не убогого. Называлась она – Семёнчик
нужны такие потухшие взгляды. Оно щедро бедненький. Убогонький Семёнчик тогда сиял и
одарило меня. Оно подарило мне крупицу чирикал, как птаха божья. Пел песенки
самого себя. С этой хрустальной драгоценной собственного сочинения, топил баньку для
крупицей внутри можно теперь долго жить… гостей, парил девок веником, приговаривая:
Умирать же поедем т у д а – с видом на плоть “Тело – Храм Божий… приступим с
заката… молитвой…”. И девы отлетали и млели…
А там… что было там?
Там я гнул свою линию… Жил Семёнчик, где придётся. Сейчас – в
Моя линия была крива и запутанна. Я, как доме Габриель. Габриель – француженка,
блуждающий атом, мотался по здешним вышедшая когда-то замуж за русского студента
благословенным местам, валялся на лужайке, из Ленинграда. Муж умер, Габриель с сыном
продирался через тернии к Дому в поиске Пути. Колей уехала во Францию, но дом продавать не
У Дома я увидел Её. Она сидела просто, сложив захотела, – изредка наведывается сюда.

~ 188 ~

Вообще деревня наша уникальна своим артерию, – хлынула кровь. Пока запрягала
составом. Думаю, второй такой больше не мерина, что бы везти мужа в больницу, – Слава
существует ни в одном уголке нашея Великия умер. Приехал следователь. По деревням стали
России. На шесть домов – шесть собирать подписи в защиту Вальки. Суд
национальностей. Француженка, немцы из оправдал ее.
восточного Берлина, евреи из Киева, татары из
Новгорода; я – с цыганскими корнями, Семён – Потом, рассказывали, напившись,
чистокровный русский. бахвалилась: “Со мной шутки плохи. Я мужа
порешила и вас не пощажу!”. “Какая же ты
Подруга Сёмена проносится призраком на дура, Валька!” – качали головами местные
лошади… только шапка рыжих волос мелькнёт жители.
над полями… и всё. Её как бы и нет вовсе.
Сейчас, не выдержав триединую сущность Когда утром 1 мая мы подъехали к селу
Семёна, покидала деревню навсегда. Я Никандрово, – нас встречали Семён и Сага на
восхищался ей. Я по приезде так и сказал: гусеничном тракторе. Следом на двух машинах
“Таня, я – восхищён! Прожить с Семёном ехала большая компания из Москвы. Всех оптом
четыре года. Да это же – подвиг, это – два срока и встречали.
службы в армии!”. Рыжая, хрупкая, с чёрными
угольками-глазами, она никогда не жаловалась Никандрово – село. Состоит из двух
на судьбу. Из тихих была. Тихая и твёрдая. Надо деревень, разделенных речушкой Хвощенкой, –
было ловить момент – жениться на ней и увезти Ерошата и Никандрово. В конце села на холме
в Москву. Меня волнуют такие тихие омуты. Но церковь святой Троицы. За церковью – погост.
у меня же вечная прострация. Уже, но еще нет... Божий промысел вёл Никандра, – он на камне
переплыл через озеро, и основал здесь обитель.
Ещё был московский туз князь Мощи преподобного старца теперь на погосте
Камышинский. Большой друг Минотавра. под камнем лежат. Семён сказал, что мощи не
Минотавр Петрович – это отдельная песня. настоящие – политика, мол, такая. То есть мощи
Когда-нибудь я расскажу историю его тяжкой быть должны, а где их было взять? Так что
жизни. Князь обитает здесь с незапамятных положили то, что из района прислали. Недавно
времён. храм отреставрировали, луковку выправили,
крест позолотили – красота!
Сага – коренной житель здешних мест.
Живет в двух километрах от нас, в деревне Вокруг села, на расстоянии 3 – 4 километров,
Высоково. Деревня находится на крутом холме. располагались небольшие деревеньки. Дорога в
Озера нет, но есть море леса, простирающееся деревню Побежалово, в которой жил когда-то
до горизонта. Вот у кого с томлением духа Семен, и моя, к Залюшенье, в которой он живет
никаких проблем. В том смысле, что все мысли сейчас, – была ужасная. Теперь же, в весеннюю
– о хлебе насущном. Я никого в своей жизни, распутицу – просто никакая. Вещей же набрали
более чистого и целомудренного не встречал. – счисления многозначного.
Он будто зародился в том озере. Как Венера из
пены морской, он вышел однажды из Озера… В Нас в Серёжиной “Ниве” было трое. Я,
двадцать шесть лет – пятеро детей. Когда Сёрежа и его жена Ирина с собачкой. Собачка –
умерла его первая жена, оставив трёх малышей, необъятная немецкая овчарка с повадками
он был печален, но светел. Я видел его лицо, болонки – Варька. Она же Варта. В честь
когда понаехавшие тётушки и дядюшки Нижневартовска, где ребята отработали десять
уговаривали сдать детей в детский дом, мол, не лет. Варька обожала лужи и людей. Сначала –
вытянешь. Словно свинцовыми тучами купание, потом – бурное знакомство. Она
заволокло небо над озером. Какой детский дом, постоянно повизгивала и лезла лизаться. Я
вы что! с ума съехали?! Сначала он запил, понял тогда, что больше люблю кошек…
мотался с дружком по району на тракторе,
подыскивая себе жену. Валька, его мать, Подъехал Ильич на “буханке”. Ильич,
сидевшая с внуками и на хозяйстве – скотина, младший сын Семёна – двадцатилетний отрок
огород, дом, – ворчала: “Жену он ищет, глянь- весёлого и лёгкого нрава. Однако всё не так
ка… в тёмном лесе, под берёзой!”. Через год просто – он сын божества, и это обязывает. Он
Сага пить бросил и женился на своей ощущает груз ответственности, поэтому
однокласснице с двумя детьми. постоянно выступает с тезисами, указывая
нужное направление, оттого, собственно, и
Валька любила выпить. Пила раньше с Ильич. “Буханка” – УАЗ, типа “Рафика”.
мужем Славой, отцом Саги. Слава был крут, –
поколачивал Вальку. Однажды, по пьянке, Следом прикатили друзья из Москвы.
защищаясь, она схватила ружье и выстрелила Машины оставались здесь. Барахло
ему в ногу. Пуля перебила какую-то важную грузилось в “буханку”, которая цеплялась к
трактору и вперед! – сначала в Побежалово,
отвезти друзей; потом напрямик, по лесной

~ 189 ~

дороге – в Залюшенье. Мы же – я, Сережа и основательно: “У меня проблем никаких. У
Ирина с собачкой – налегке, пешочком, через меня – беды”.
сказочный лес…
Я зашёл к Тане. Пока выражал ей
По дороге и начали пить. Я и Ирина. Серега восхищение по поводу её мужества и
с Варькой были непьющие. Первый глоток, как терпимости, а она мне говорила: “Всё
первая любовь. Комок обжигающей влаги нормально. Мы расстаемся без сандала. Я
проникает в тебя и – вскрывается иной мир! – просто больше не могу здесь…”, – ворвалась
полный новых обостренных ощущений, мелких Валька. Она была уже “на взводе”, и тут –
восторгов и всеобъемлющего ликования души. сюрприз! – гость московский. В глазах у нее
Сколько же глупостей было наделано под звуки засветилась надежда.
этого призывного набата…
– Ёптихуй! приехамши… явился, не
Но все это было раньше. Сейчас же… – я запылился! Наливай!
открывал ногой дверь в мир иных ощущений.
Мир знакомый, истасканный… мир самоедства – Валька, ты бы хоть поздоровалась…
и неразрешимых проблем. Никаких глупостей – Ну, здравствуй, здравствуй, чудо
ликования души – одна тяжесть самосознания. приблудное… водку привез? – Похоже, не один
я неровно дышал к нашему национальному
Кстати, это Семен однажды заметил, как я “продукту”. Были и здесь у меня соратники.
неровно дышу к нашему национальному – Как поживаешь, подруга?
напитку. Говорит: “Что ты о ней все время – А… какие наши дела… в навозе-то.
думаешь… выпью, не выпью… напьюсь, не Валька бесцеремонно шарила глазами по
напьюсь… – это же продукт!”. На что Ильич, столам и полкам. Пусто!.. Великая надежда
тогда еще совсем мальчишка, возразил отцу: сменилась великой подозрительностью.
“Какой же это продукт, Семёнчик, когда это – – Чай будешь?
наркотик”. Ильич умел грамотно расставлять – Чай – ***й! – Разозлилась она. – Праздник
акценты. сегодня или что?.. как там… солидарность
турдяшшихся – последнюю рубаху сыми, а
Когда водка закончилась, я обогнал ребят. Я обычай уважь!
не умею прогуливаться. Меня постоянно гонит – Где это ты трудящихся здесь нашла? Я,
вперед какая-то бешеная сила. “Куда ты Валя – художник. От слова худо. А у нас
несешься, чудо? Там – все то же самое. каждый день праздник. Устал я от них…
Остановись, оглядись, проникнись… впитай – Э-э-э, – махнула она рукой. – ***плёт ты.
музыку здешних мест”. – “Не могу. У меня Вошли ребята. Сережу уложили спать. Ночь
такой ритм. И скорость, и восприятие жизни – за рулем, переход по непролазной грязи, – он
все в квадрате! У меня ангел-хранитель Юрик – еле держался на ногах. Нам же с боевыми
юркий, зараза, не уследишь – две скорости звука подругами необходимо было выпить.
и все такое. За ним и лечу”. – Водка на подходе, – выдал я главную
тайну. – Но кто эту жизнь чудную разберет.
Сережа, наоборот, ходит с трудом. Какая-то Промаешься тут до вечера, а окажется, –
старая рана в ноге просыпается от долгой трактор в болоте утоп.
ходьбы, – нога немеет. Он весь исполосован, Ждать никто не хотел. Решили идти
прострелен, обожжен. На теле ран – не навстречу в Побежалово. Однако Валька
сосчитать. В душе – тоже. Судьба, похоже, с неожиданно идти отказалась.
ним не церемонилась. Клиническая смерть – Чего так? – спросил.
однажды вынула его душу из упаковки, говорит: – Сага.
“Пора”. Но Некто, кто распоряжается судьбами, Валька знала, что говорила. Сын ей выпить
сказал: “Еще не срок…”. А Сережа на это сказал все равно не даст.
потом: “Вот и хорошо. С тобой бы не Когда вышли на улицу, Валька неожиданно
познакомились”. спросила:
– Чего ты не женишься?
Он вообще мастер неожиданных – Не надо мне это, Валя, ведь я – голубой.
высказываний. Однажды он буквально Валька мгновенно “зажглась”. В ее глазах
ошарашил меня, сказав следующее: “Ты в запрыгали веселые чертенята. Там было все: и
ответе за того, кого приручил”. Это он – мне. Он радость прикосновения к “тайне”, и “это мы
– порезанный, простреленный мужик, понимаем – голубой – во дела!”, и “***плёт ты,
прошедший какие-то невыясненные мной московский!”, и “а вдруг правда?”.
ужасные войска, возможно, войну, Север – мне Когда мы пошли, я решил продолжить тему с
– по сути, мальчишке. О женщинах, послушав Ириной.
мой лирический вздор, он высказался просто:
«Запомни, женщина – всегда враг». В другой
раз, на мой невинный вопрос: “Серега, какие
проблемы?”, он ответил, как всегда,

~ 190 ~

– Не голубой я. У меня отец – Гермес, мать – Страна – никакая, (зато какая НИКАКАЯ!) и я –
Афродита. ни рыба, ни мясо. Вы думаете, я страдаю от
своей раздвоенности и безликости? Не угадали.
– Как это? Во-первых, раздвоенность расширяет диапазон.
– Герм-афродита. Я обладаю женской чувственностью и мужским
– Гермафродит, что ли? характером. Я свободно ориентируюсь, как в
– По-моему, да. женском гнезде, так и в мужской стае. Правда,
Это открытие меня самого осенило прямо нигде меня за своего не принимают. Чуют,
сейчас. И поразило. То есть, болтал, балабол, черти, подвох и мое вынужденное
болтал и выболтал главную тайну. Нет, в приспособленчество. Впрочем, я и от этого не
физическом, половом смысле – обычный страдаю. По большому счету, ни мужчины, ни
бабник. Но в душе… в самой конституции души женщины в чистом виде меня не прельщают.
– натуральный гермафродит. Всё мое детство до Мне нравятся только боги. На худой конец –
самого отрочества, пока не выросли усы, – меня полубоги. Во-вторых, безликость моя,
принимали за девочку. Даже когда выросли, – и возведенная в четвертую степень – очень даже
то принимали. Обращаются, как к девочке, а впечатляет. Никакой, но зато к а к о й
потом смотрят, недоумевают, – ну откуда у НИКАКОЙ!
девочки усы? И потом, когда и борода черная
выросла, и голос заматерел, – постоянно – Слышишь? Наши едут.
ощущал в себе раздвоение. Мозги мужские, Впереди натужно ревел мотор. Когда
психика – абсолютно женская. В жизни меня не подошли, оказалось, не едут, – трактор “в
устраивали традиционные отношения с болоте утоп” по самое брюхо. Семен сидел в
женщинами. И ухаживания за ними мне были “буханке” и давал распоряжения. Выйти он не
смешны, и их притязания на мою свободу мог: свои сапоги-заколенники отдал сыну.
раздражали. И еще: быть “каменной стеной”, за Сага с Ильичом суетились около трактора.
которой им так хотелось спрятаться, – тоже Подкладывали лесины под гусеницы, жгли
наводило тоску. Меня устраивали отношения соляру, пытаясь вырваться из жидкого плена.
паритета, плавно (или бурно) переходящие в В принципе, меня все это устраивало: в
секс и, возможно, в дружбу. Но это в теории, а кабине “буханки” уютно, водки и закуски –
на практике я все влюблялся и влюблялся, и целый кузов. Тогда же я подумал, сколько же
потом вытравливал, как мог, любовь из души. человеку всего нужно! Сколько барахла мы
Годами! И вытравил-таки… тащим за собой по жизни…
В идеале я вообще бы с ними не Я удобно расположился и тоже стал давать
разговаривал. Только слушал бы их щебетание и ценные указания.
овладевал телами. Они так славно лопочут… все
о своем, о сокровенном. Они говорят одно, а А дальше всё покатилось знакомым
мне слышится: “Смотри, какая у меня красивая маршрутом. Он был крут и крив. Я умудрился
грудь… а какая вкусная попка? а там все так заблудиться в двух шагах от дома. Я валялся на
прекрасно… Попробуй! Только мы просто так лужайке, вглядываясь в звёздное небо, и всё
не дадимся. Мы тебя проверим и чуть-чуть понимал. Утром я нашёл Дом и увидел на
поиграем. А ты страдай, умирай от желания!”. веранде Её. Я узрел воплощённое Дыхание…
Только… увы и ах! я давно уже не хочу никаких
проверок и любовных игр (быть может, и не Семи путей к Блаженству не было. Не было
хотел никогда), поэтому в основном слушаю их и великих Причин Страдания, ибо не было
жизнеутверждающую музыку. Ведь женщина
всегда права. А сам я неправый, но гордый никого для порождения их и обольщения ими.
влачусь в своей пустыне и ничего не хочу. То
есть чего-то может, и хочу, но не очень… А теперь разрешите представиться –
Ну, и как вам такой герой? Герой мутного блаженный Егор, Егорка-дурак, пьяница и
времени. Не хочет ничего, артачится, не любит бабник, живущий у Христа за пазухой. Со мною
никого, ни о ком не заботится. Ни мужик, ни ночами говорит Сатана, а по утрам поют
баба. Ни рыба, ни мясо. Кстати, это все тот же ангелы… и вообще, учтите, – мозгов у меня нет,
Семен мне когда-то давно сказал, а я запомнил. – есть только зуд Сознания. Думать я не в силах
Он так и сказал: “Ты какой-то никакой… ни – меня тащит по жизни какая-то бешеная сила.
рыба, ни мясо”. Тогда я ужасно расстроился. И Куда? – я не ведаю, но тащит упрямо. Всю мою
затаился… жизнь огнь страсти поедает меня изнутри.
С тех пор многое изменилось. И страна
изменилась, и я – сын-дочь своего народа. Не Овен, Грех и Луна – мои символы. 8888 –
изменилась только наша со страной сущность. мой таинственный код.

~ 191 ~

Бал-и-лу тайное имя моё. природой и миром. Надприродное сознание –
“Восемь Домов были построены Матерью. вечная мука… и надежда моя.
Восемь Домов для восьми Сыновей: четыре
больших и четыре меньших. Восемь Однако я твёрд и упрямо гну свою линию. В
блистающих Солнц соответственно их возрасту своей бараньей упёртости я, порою, дохожу до
и достоинству. Бал-и-лу был неудовлетворён, предела и тогда становлюсь социально опасен.
хотя его Дом был наибольшим. Он начал Говорю всё, что думаю… при полном
“работать”, как это делают огромные слоны. Он отсутствии мозгов. Интересно, правда? Поэтому
втянул в чрево своё жизненные дуновения живу как на пороховой бочке. Но Силы
братьев. Он пытался поглотить их. Четыре Небесные создали вокруг моего ego Зону
больших находились далеко – на крайнем Недоступности, то есть я говорю, а меня не
пределе Царства. Они не были затронуты и слышат. Это спасает от расправы… а я бешусь в
смеялись: “Делай всё, что в силах твоих, этом гулком вакууме! вою волком от
Владыка, ты не можешь достичь нас!”. Но одиночества.
меньшие плакали. Они пожаловались Матери, и
она сослала Бал-и-лу в центр своего Царства, Но недавно Просветление коснулось меня,
откуда он не мог сдвинуться. С тех пор он лишь мой ангел-хранитель принёс Благую весть. Он
сторожит и угрожает. Он преследует их, мне сказал: “Ну, ты, юродивый! Ты же – сын
медленно обращаясь вокруг себя. Они же божий, венец природы и всё такое. Пиши!
стремительно отворачиваются от него, и он Хватит блудить неприкаянным призраком.
издали следит за направлением, в котором Опиши всё, как ты дошёл до жизни такой, как
движутся братья его вдоль тропы, окружающей узрел лик божий и вообще. Пиши своё
обиталище их. От сего дня он питается потом Евангелие”.
тела Матери. Он наполняет себя её дыханием и
отбросами. Потому она отвергла его”. И я подчинился.
Такая вот Аллегория…
7 – божественное число. Треугольник и В миру я – художник Гарри Ц, слыхали о
квадрат, 3 + 4, или символы мужского и таком?
женского начала. Восьмой брат отвержен
Матерью. Однако… Вы посмотрите Я талантлив как бог, как князь благороден и
внимательно на цифру 8. Знак бесконечности – сдержан, умею владеть собой даже в
замкнут сам в себе и постоянно в движении. труднейших ситуациях; я рассудителен, смел и
Сродни восьмерке только 0 – великий Овал, упорен. Умение сконцентрироваться на какой-
Мировое Яйцо. Он пуст и округл. Восьмёрка же, либо цели делает меня усердным тружеником, а
извиваясь змеей, исследует всё: от центра до самолюбие, граничащее с честолюбием,
окраин. Восьмёрка цельный, энергетически позволяет добиться больших высот в искусстве.
заряженный знак. Числовое значение восьмёрки Я красив и таинственен. Женщины от меня без
– двойной квадрат. Это же строительный ума, но я не очень разборчив в выборе и не
материал – кирпич, созданный для тороплюсь связать себя семейными узами. На
строительства здания мира! В Книге Мертвых женщин вообще смотрю свысока, даже с
сказано: “Он нашёл Шу – солнечную силу бога некоторой подозрительностью. В случае каких-
Ра, на ступенях, ведущих в Город Восьми (два либо конфликтов со мной желательно не
квадрата Добра и Зла), и уничтожил Сынов пускать отношения на самотёк, а попытаться
Противления, начала Зла в Хаосе”. Это обо мне. найти компромисс. В противном случае у моего
Всё это настолько невероятно, что на меня и окружения нет шансов вернуть моё
смотреть-то страшно. От меня исходит сияние. расположение.
Я – Огнь Испепеляющий и Строитель здания
Мира одновременно; я – Владыка Побудительный мотив моей жизни – поиск
Бесконечности. Это за гранью добра и зла, это истины. Я только не умею прощать, категоричен
запредельно. Это – аномалия! Это магнитная в оценках и очень много пью. Это во многом
аномалия. Потому что к такой бестии осложняет мне жизнь, однако, жизнь
притягивается всё с колдовской силой. парадоксальна, а я – парадоксов друг – свои
Но я не живу – функционирую, исполняю пороки давно обратил в мощный двигатель
Волю, пославшего меня. Я, это не я. Я всего поиска истины. Нетерпимость и водка подвели
лишь проявленный Дух, резонанс мировой меня к пропасти, но вместо зияющего провала, я
Пульсации, космическая Судорога! Осознание узрел там сияющие вершины.
этого мучает и разрушает меня. Меня нет, есть
только зуд сознания, поднявшегося НАД Моё место – рабочий стол. Вокруг него
витает необъятный и таинственный Мир. Я
просидел за ним тридцать лет и три года,
ковыряясь в себе, и Вселенная распускалась
передо мной как цветок. И всё это время я
убивал свою земную мысль и созидал
ПУСТОТУ, чтобы слиться с Мировым Яйцом и

~ 192 ~

меня, наконец, коснулась Благая весть. Теперь младенца оказалась незащищенной перед миром
пришло время рассказать об этом. страстей, которые сама же и порождала!

Началось всё обычно: мне плюнули в душу. Вот тогда и случилось то, что случилось –
Плюнули туда, куда и заглядывать-то не всем грехопадение, перевернувшее всю его жизнь.
рекомендуется. Смотреть можно. Смотреть и Только здесь уже был не невинный грех Адама
сопереживать… налаживать контакты, силиться и изгнание его из Рая на твердь земную за грех
постичь что-то вместе. С этого плевка и познания, здесь случился грех против самой
началось моё восхождение вглубь. природы человечности, и изгнание с тверди
земной в Ад.
Я раскрылся, понимаете?.. я чирикал как
птичка божья, считал, что только так можно Родная сестра, которую боготворил он,
говорить с НИМ, только раскрываясь как на которая была для него всем – и кумиром, и
исповеди. Я все это записал, несколько лет я другом… соблазнила его. Она напоила его,
писал роман. Я вывернулся наизнанку! Всё о уставилась своими невинными сучьими
себе рассказал, – ничего не утаил. Зачем? Я не глазками прямо в душу. Она шептала: “Смелее,
мог молчать! Литература это такое ну…”. И тогда он заступил за черту…
удивительное занятие, такое интимное и…
такое постыдное. Будто любовью на площади …Он помнил, как на него смотрели
занимаешься. деревья… как звёзды содрогнулись… и Небеса
отвернулись от него. Он понял, что теперь он
Этой даме только положи палец в рот, – она изгой, проклятое существо. Он протащит это
всего тебя высосет! Все тайны, по одной ты ощущение проклятости через всю жизнь…
выложишь ей. Ты обнажаешь весь мир,
раздеваешься сам, а иначе – как? У меня иначе Потом, спустя много лет, библейский сюжет
не получается. Но, срывая покровы, ты не продолжился: “Каин” убил “Авеля”. Убил без
знаешь, что откроется перед тобой. А там… и сомнения, просто, и никогда не жалел о
горний ангелов полет, и гад морских подводный содеянном. И если там – Каин убил из зависти,
ход… и это потрясает! то он – ради самоочищения. Этот Каин – не
раскаялся. “Скелет в шкафу” не доставал его, и
Но у меня особый случай. Однажды узнав, совесть не грызла. Напротив, убив эту сучку, он
что я царь и бог, и полюбив себя безмерно, я успокоился, понял – это единственно
затаился и… принялся аккуратно расстегивать возможный финал.
пуговку за пуговкой своей белоснежной царской
одежды. Потом снял золотую корону, Это – в жизни. В литературе же шло иное
хрустальные башмачки, белые перчатки… расследование. Как можно жить, любить
расстегнул кружевную рубашку… и вдруг... о женщин после той, чудовищной
господи! Я задрожал, увидев грязное исподнее. кровосмесительной любви?! Я и написал, как
Я в нетерпении сорвал и его!.. И тогда мне стало можно жить. Мой герой прожил страшную
по настоящему страшно. Я увидел уродливое жизнь и был убит страшно.
жалкое тельце своё. Оно было покрыто
язвами… Создатель же его остался жить. Я еще
надеялся, что, убив себя литературного, я смогу
И тогда всё смешалось. Литературный герой переломить жизнь реальную. Но мне так же, как
и я, его создатель, слились в единое целое, – я и моему герою, было отказано в жизни
просто забыл, кто есть кто! – и в едином порыве реальной. И в любви мне было отказано, и в
принялись он – раскрываться, я – исследовать надежде, и в вере. Отказано до тех пор, пока я
его. не смою грех прошлой жизни покаянием
литературы.
То, что предстало передо мной, было
странное зрелище парадоксальное в сути своей. Но это не литература! Это всё что угодно,
Несовместимые начала терзали душу моего только не литература. Это – медицина. История
героя. Библейские противоречия, болезни. Я врач и больной одновременно. Я
существующие со времен Адама, жили в ней. С безнадёжно больной, но надо мной застыл
одной стороны – чистые помыслы, с другой – понимающий врач. Он всматривается в это тело
сосредоточенность на себе, прожигающая до без сожаления и пристрастия; он –
дна страсть к себе единственному и профессионал и знает свою работу. Он осмотрит
уникальному. Там – небесная музыка, тело и выпишет лекарство, или применит
ликование от сопричастности божьему миру, шоковую терапию. Но если всё окажется
здесь – зубовный скрежет от иной безнадёжно, он и тогда останется выполнять
сопричастности. В бесконечном божьем свою работу. Уже как учёный, исследователь,
просторе – горний ангела полет, из душной анатом. Он сделает диагноз – распад личности,
расщелины – нашептывание гада. Чистая душа потом засвидетельствует смерть. Но и тогда не
уйдёт. Он вскроет труп и подробно опишет
причины смерти. Вот что такое моя литература.

~ 193 ~

Смерть наступила, врач исполнил свой долг. толкует, на какое свидание намекает? Мужчина
А дальше… оставался непроницаем. Он был защищен неким
зыбким ореолом значимости. Грозный страж в
Дальше настал момент истины. Я понёс свое зыбких доспехах…
творение в мир.
– Ах… да, да… я, кажется, неправильно
Единая Тьма наполняла Беспредельное ВСЁ, выразился… вы не так поняли, – залопотал я. До
ибо Отец-Матерь и Сын были Едины, и Сын не меня дошел двойственный смысл моего
вопроса. – Я имел в виду юность… в
пробудился ещё для Нового Колеса и философском понимании… мол, все прошло,
Странствий на нём. как с белых яблонь дым… хи-хи... а журнал
“Юность” – это так… к слову…
Сначала я шел…
Нет, вначале я решился идти. Я весь сжался, – Оставляйте, – сказала женщина сухо, –
зажмурился и ступил в бездну. Я пошел в напишите свой телефон, имя…
журнал “Юность”. Мой роман был юн и свеж!
Он был соткан из детского взгляда и совсем Я написал: Юрий Ц, номер телефона…
недетского раскачивания основ. Основ, на Она открыла папку. На титульном листе
которых покоился мир. Мне так виделось… я было написано: “Пётр Гринёв. ЗОНА ЛЮБВИ.
так чувствовал, знал! Но я не нашел своей Роман”.
юности. Она упорхнула, скрылась в гигантском – Пётр Гринёв?
городе. Она снялась с насиженных мест и – Ну, эта… как бы, псевдоним… я не хочу
растворилась в неизвестности. под собственным именем… так вроде бы
Я подумал: “Все правильно. Ты совсем не принято в “вашем мире”…
молод. Иди в “Новый мир”. Само провидение – Вы от кого-то скрываетесь?
направляет твои стопы туда…” Тут она угадала. От таких, как вы,
Я развернулся и пошел в “Новый мир”. уважаемая, и скрываюсь! Я прикрылся этим
Я подошел к редакции. чистым именем благородного юноши –
Я толкнул массивную дверь и вошел… Петруши Гринёва, потому что чувствовал, – не
Новый мир утопал в полумраке и тишине. В кончится это добром. Я боялся выходить в мир
отделе “Проза” было сумеречно. За столом у обнаженным. Но как-то само собой тут же и
настольной лампы сидела женщина. Напротив – раскрылся.
мужчина. Их взгляды были непроницаемы. Все – Когда вы прочтёте, – смутился я
было окутано тайной. “Да будет так, – подумал окончательно, – вы все поймёте…
я, – весь мир – тайна, а новый мир – тайна за – Ладно, – она снисходительно улыбнулась,
семью печатями!”. Я сказал: – вот вам телефон редакции. А вот ваш номер –
– Я принес рукопись. – А взгляд мой
говорил, кричал: “Я принес рукопись! Это не 535.
просто рукопись, это – бомба! Вы только – Номер?
взгляните на нее, прочитайте хоть строчку! Как – Да, мы регистрируем вас под номером 535.
она прекрасна, как подлинна! Она свежа, как
дева и пылка, как юноша. Но юность прошла… Таков порядок.
безвозвратно! Облетели листья… дохнуло – А когда позвонить? И кого спросить? Как
бодрящим морозцем. А впереди – Предел. А что
будет там, за Пределом? Кто это ведает?”. ваше имя-отчество?
– Кстати, – обратился я к женщине, витая в – Позвоните через месяц. Никаких имен…
своем смещенном литературном сознании, – вы
случайно не знаете, куда переехал журнал просто скажете свой номер.
“Юность”? Я ушел, как оплёванный.
Женщина посмотрела на меня, как на чудо… Я вышел на свежий воздух, и долго стоял
откуда я такой взялся? Оглядела всего
внимательно, снизу вверх… и говорит: столбом, пытаясь переварить всё услышанное.
– Молодой человек, вы, когда назначаете Господи, ну почему, почему я веду себя так…
свидание девушке, спрашиваете адрес другой? как инфантильный недоросль. Егорка-дурак,
Интересный вопрос. Щекотливый. Если юродивый! Памятник Пушкину, что возвышался
честно, такое случается. Но кто это у нас тут невдалеке, был повернут ко мне спиной. “К нам
девушка? Какое, на хрен, свидание? Я взглянул попал в волненье жутком, с переполненным
на мужчину, мол, о чем эта мышь белая тут желудком, с номерочком на ноге…” (Владимир
Высоцкий “Канатчикова дача”). Его памятник
тоже отвернулся от меня.

Я чувствовал себя полным ничтожеством.
Нехорошее предчувствие сжало горло. Куда
меня занесло? Куда я вляпался? Что,
собственно, происходит в мире? Я слишком
долго не высовывал свой нос из дому… из своей
уединённой кельи, в которой ярился мой дух,

~ 194 ~

где плакал я и томился… а в мире в это время коснулось меня, и я всё куда-то рвался. Ах, как
что-то творилось… какая-то гниль расползлась ничтожен был я в своих честолюбивых поисках!
по нему! Мой разум отказывался это
воспринимать. Однако не столько честолюбие двигало
мной. К пятидесяти годам души прекрасные
Но это же божественный мир литературы! порывы притупляются, ты уже знаешь себе цену
Чехов, Бунин… сокровенные строки… и как любовник молодой не ждешь от этой
“заповеданность стыда” Вени Ерофеева… капризной дамы минуты верного свиданья. Ты
“Новый мир” Твардовского. Ведь они же уже не ждешь триумфа, нам бы на хлеб
должны понимать!.. насущный…

Я прожил целый месяц в плохих Года полтора назад рядом с моей мастерской
предчувствиях, в прострации… открылся Центр современного искусства
“М,АRS”. Солидная галерея с великолепными
За этот срок я подвергся еще одному залами. Я естественно пошел туда. Директор,
испытанию. Наталия Александровна Косолапова,
посмотрела фотографии моих работ, сайт,
Если помните, я художник. Художник, говорит, – приносите. Я пояснил:
пишущий романы. Или наоборот – литератор,
рисующий картины. Так случилось, что обе эти -Салон меня не интересует. Мне нужна
страсти навалились на меня однажды… выставка. Работы у меня большие, но, так
случилось, моя мастерская находится по
Я никогда не разделял их между собой. И соседству, прямо напротив вас. Быть может,
они не делили меня. Наш любовный зайдете?
треугольник благополучно сосуществовал. В
литературе я живописал, живопись питалась – У вас мастерскую еще не отобрали?
литературными образами. И ни одно занятие не – Бог с вами!.. – Меня передернуло от одной
приносило мне денег. только мысли, что такое возможно. Но это было
вполне реально, – сейчас шла настоящая охота
Мне почти пятьдесят. Семьи у меня нет. Я за подобными помещениями. Некоторые
всецело отдал себя на съедение двум своим товарищи мои уже расстались с мастерскими.
возлюбленным – Литературе и Живописи. Я Мы все жили, как на пороховой бочке.
фанатик, маньяк, ископаемое существо. – Хорошо, я зайду. Однако сегодня мне
Человек-роман, или человек-картина. Я весь некогда, звоните…
был пропитан их запахами… Я звонил. Долго звонил, суетился вокруг
кормушки; директор же – матка этого сладкого
Но была еще одна дама, самая строптивая и улья – не торопилась посетить мастерскую. То
непредсказуемая. Дама пик. Судьба моя. Слава командировка, то открытие выставки, она будто
не желала отдаться мне. Впрочем, какая там избегала меня. А я всё ждал, пока не дошло до
слава… меня просто не замечали! Вокруг меня меня, куда я рвусь. В очередной раз, заглянув в
образовался вакуум! Меня не видели в упор, не галерею, я вдруг увидел выставленные здесь
желали замечать. Меня не было. А начиналось экспонаты. Живопись как таковая
все так многообещающе… отсутствовала. Лощеные, непонятно как, и чем
сделанные работы смотрели со стен.
“Какой талант, – шептались вокруг, – какой Человеческая рука была не способна сотворить
потрясающий дар!”. А когда я выставил свою подобное. Новые технологии правили бал. Не
первую картину на какой-то совместной скажу, что это для меня стало открытием. Все
выставке-однодневке, – говорили только обо эти инсталляции, концепции, перформанс (я до
мне. Я ушел пить портвейн с друзьями в сих пор не знаю, что это такое, очевидно, тот
курилку Дома художников. Выходящих из зала голый мужик, посадивший себя в клетку),
людей мы спрашивали, мол, что там, когда эта “лица, завернутые в целлофан”, бабы с мужским
бодяга закончится? (Нам надоело здесь торчать, членом и мужики с гениталиями – не были для
хотелось забрать работы и нормально выпить в меня неожиданностью.
мастерской). “Не скоро – отвечали они, – там И отца-основателя “параллельного мира”
твою работу обсуждают”. Я чувствовал себя знаю – Соломон Гуггенхайм. Этот скользкий
триумфатором. тип, обладатель галереи шедевров всех времен и
народов, теперь по-еврейски беспардонно
Я писал, рисовал, делал выставки. И… “делал бабки”. Его империя, вроде другой
ничего. Вакуум, пустота. Господи, сколько империи грез – Голливуда, опутала весь мир.
разочарований я испытал за это время! Причем, Живопись в одночасье пропала. Вернее ушла в
друзья искренне удивлялись: “Что, ничего не подполье. Официальным искусством (на уровне
купили? А мы думали, ты давно в Париже вино министерства Культуры) стала вот эта хрень.
пьешь…”.

О, суета сует! Сколько ненужных
телодвижений я сделал. Просветление не

~ 195 ~

Восковой Лев Толстой под стеклянным звуки распада. Так какого чёрта тогда
колпаком, по которому ходят живые куры и раздражать мир этим помоечным чавканьем!
гадят на великого старца, целующиеся менты,
бесконечные Ленины, как ряженые, так и в виде Художник, если ты Художник – создавай
сладкого торта, съедаемого автором. живые “яйца”, живое Слово, которое Бог. Ты –
Коммунальные квартиры хорошо шли, а ля царь! Неси истинное Слово, увлекай под своды
комиксы, видеошедевры и прочее – стало новым храма Искусства народ. Тогда отпадет
гламурным продвинутым искусством. Вы надобность ковыряться в помойке и воспевать
думаете, быть может, что там бьет ключом банановую кожуру. По моему – так.
живая мысль нового виденья? Не знаю, не
знаю… Короче, недолго я надоедал “Марсу”. Вскоре
я добился от них, что хотел – ясности. Центру
На свет появилась новая эстетика – Современного искусства я НЕ НУЖЕН. И я
вакханалия пустоты. Словоблудие купленных успокоился. Всё встало на свои места –
“знатоков” хлынуло в мир. Они так объясняли современное искусство отдельно, творцы сами
это озадаченной публике, мол, импрессионизм, по себе.
абстракционизм тоже когда-то вами отрицался.
Придет время, и вы по достоинству оцените Опять русскую красавицу с трогательной
новые веяния. Мы – авангард искусства. фамилией Косолапова обманул уродливый и
Понятно? коварный карлик Соломон. Ах, Наталья
Александровна, не радеете вы о пользах нашея
Создавая новую эстетику, они, однако, великия России!
считали, что это и есть изображение
действительности. То есть получался замкнутый Вот тогда Егорка-дурак не сдержался и
круг. Они презирали действительность, высказался. Он крикнул в пустоту:
говорили о ее бездуховности и в тоже время
воспевали ее бездуховность. Извечный вопрос, – Эй, Соломон!.. ты меня слышишь?
что первично – курица или яйцо. Жизнь или – Кто это там вякает?
порождение ее. Сегодня же больная курица – Я не вякаю. С тобой говорит русский
несет мертвые яйца, но эти яйца – предмет художник – солдат невидимого фронта. Придёт
новой эстетики. время, – я умру, и ты, Вечный Жид, подползешь
ко мне неслышной змейкой, как подползал ты
Вот вам пример. Некто Худяков создал не раз к собратьям моим, и вцепишься мёртвой
проект “Hotel Russia” и выставил его в “Марсе”. хваткой в мои холсты. Ты делаешь деньги на
“Это – объявил он – структурная частица крови. А это нехорошо, Соломон, стыдно. Так
саморазвивающейся системы виртуальных знай, чума нового времени, – я проклинаю тебя.
зеркал реальной русской действительности со А проклятье убогого художника дорогого стоит.
всем ее абсурдизмом, проблемами, стыдом и И подумаю с горечью: “Гнал вас Спаситель
срамом, и, конечно, “русской загадочной поганой метлой из Храма, да так и не выгнал!
душой”. Во как. Теперь весь мир торгует под его сводами”.

Я имел счастье заглянуть в загадочную душу Семь Превышних Владык и Семь Истин
этого господина. Это серия полотен, каждое из перестали существовать, и Вселенная-
которых посвящено той или иной букве Необходимости Сын – была погружёна в
кириллицы. Каждая буква – хитрый вензель, Паранишпанна, чтобы быть выдохнутым тем,
выкрученный из банановой кожуры. Как что есть, и в то же время нет. Не было ничего.
объяснили нам знатоки: “Это уже не мусор, а
своего рода живые существа – патологические, Но вернемся к рассказу о романе. Я прожил
склизкие. Величайшее создание человеческого целый месяц в плохих предчувствиях, в
гения – алфавит, давшее возможность людям прострации. Когда пришел срок – позвонил.
фиксировать свои мысли, теряет смысл в
условиях современной разлагающейся на глазах – Мой номер 535 – сказал я, как в дуло танка.
бездуховной цивилизации. Слово – уже не Бог, – Ваша рукопись не подходит, – ответил
оно обесценено, обессмыслено. Прежде оно металлический голос.
высекалось на бронзовых досках, на мраморе, на Я растерялся… такого не может быть!.. и
граните скал, ныне на смену камню и бронзе спросил:
приходят помоечные ошметки, из которых и – А когда можно забрать рукопись?
лепят люди лживые, ничего не значащие слова”. – В любой день…
– Я бы хотел сегодня, – сказал я.
А господин Худяков воспевает эстетику этой – Так зачем же тогда спрашивать “когда”? –
гнили. Слово для него – не Бог. Он слышит раздраженно ответил голос. Он разговаривал со
лживые, ничего не значащие слова – инородные мной, как с мальчишкой!

~ 196 ~

Я положил трубку на рычаг и зазвенел более сдерживаться и понёс во все тяжкие. Я
пустотой… видел также Соломона, этого уродливого паука,
опутавшего весь мир паутиной и пьющего кровь
И это – все?? из моей младенческой души.
Моя ненужность, абсолютный вакуум
повергли меня в отчаяние. Мое слово, в котором – Ну, что, бессловесный пи-и-и, нацепивший
пульсирует жизнь, – не востребовано. Моей на рожу Condom, – ты решил спрятаться в своем
живописи нашли суррогатный заменитель. Я полумраке?! А ты – критикесса, старая пи-и-и-и,
положил жизнь, чтобы цвет заставить светиться, выдающая номерки – как поживаешь? Кошмары
слово – звучать, а в это время новые технологии не снятся? Желудок еще переваривает скисшее
оккупировали залы и умы. Господи, господи… сено сегодняшних слов? А ты, пи-и-и-и
Три года ощущать благословение божье, Соломон пи-и-и-и-и-и-и, доящий Золотого
улавливать музыку слов, падать в бездонные тельца, как священную корову!
колодцы отчаяния, взлетать на вершины
понимания, смысла, заглядывать в бесстрастный Вы – “серые кардиналы” пи-и-и и
лик Вечности, тревожиться, плакать, молиться, инквизиторы, судебные приставы пи-и-и и
признаваться в любви, чтобы в конце пути торгаши, швейцары, стоящие на входе
услышать казенную пустую, ничего не ИСКУССТВА. Вас тьмы, и тьмы, и тьмы!
значащую фразу. Таков итог, уготовленный мне Штабные крысы, копающиеся в бумажках,
новым Миром? роняющие мутные слюни на сокровенные
Было ощущение, что суровый учитель строки! Серые мыши, грызущие мои холсты!
надрал мне уши перед всем классом. За то, что я Вы что же, думаете, вам, пи-и-и, это сойдет с
не способен усвоить урок, что я непроходимый рук? Я – русский солдат, гвардии рядовой
тупица и вывел его из себя! Мне снова морской пехоты, – взявший свою высоту, и
поставили двойку! потерявший на поле брани все! Душевный
И что теперь делать? покой, семейное счастье, мечты, веру в светлое
Я стал ругаться. Я стал ругаться, как завтра… Вы думаете, я спущу это вам? Ха!
школьник, которому надрали уши перед всеми Плохо вы меня знаете, бумажные души, – я
учениками, перед девочками и мальчиками, разнесу ваше гнездовище в пух и прах! Пи-пи
смотрящими на него во все глаза. Я выбежал из вам, ребята! Пи-пи!! Я – чёрный ангел
класса, спрятался на школьном дворе, курил и возмездия, накрою своим крылом вашу чёртову
ругался! И слезы отчаяния душили меня. лавочку! Сливайте воду, молитесь какому-
Всё! МЕНЯ ДОСТАЛ НОВЫЙ МИР! Больше нибудь высокопоставленному Идолу, жалуйтесь
я не в силах молчать. Я взорву его своей дикой в международное сообщество душевных
утробной руганью, волчьим воем одинокой инвалидов, взывайте к общественному мнению
души! Затыкай Мир свои дряблые уши. тварей дрожащих, просите политического
Мамаши, уводите детей. Остальная любопытная убежища в преисподней! – вас, пи-и-и, ничто не
публика возьмите в руки какую-нибудь спасет. Я буду вас немножко убивать, по закону
пищалку и пикайте, забивая страшные военного времени. От вас будет нести трупным
ругательства, исторгнутые моим чревом в смрадом на века. Я пришпилю вас, как дохлых
защиту оскорбленной души! Простите меня, но насекомых, к бархатной картонке.
иначе – никак. Иначе – разорвет меня муть,
забродившая в моем организме. Только – Егор…
страшной руганью, поднятой из подвалов – Я вас выставлю на обозрение перед всей
разума, можно защитить свою бессмертную моей многострадальной страной!
душу. Так слушайте, соотечественники, – Егорка!
отповедь врагам народа моего. Я высвечиваю – Вы попали, ребята! Подавайте срочно в
плесень земную прожектором своей Гласности! отставку. Мой революционный запал снесет
Впрочем, начал я сдержанно и несколько ваши мрачные хижины, и на их месте вырастут
витиевато: “Если вам, мои недруги, не повезло красавцы-дворцы! Мир – дворцам, война –
иметь на лбу божью печать, если в душе у вас не вашим пи-и-и-и-и хижинам!
зародилось ни одной, пусть самой пустяшной и – Алло, товарищ!
бросовой галактики… если к моим безднам и – И помните, враги народа моего: я слов на
высям вы остались безучастны, – так о чем ветер зазря не бросаю…
тогда толковать с вами!”. – Ну, ты, юродивый!..
Но потом накатило отчаяние и, увидев – Ну… чего тебе?
реально эту чертову парочку ненавистных – Что ты несешь, приятель? Кому ты, к
учителей нового Мира, что стояли надо мною с чёртовой матери, нужен?
указкой в с ю ж и з н ь, и мучили меня, я не смог – Что ты сказала? повтори…
– Я сказала, КОМУ ТЫ НА ХРЕН НУЖЕН,
откровенный ты наш. Ой, посмотрите на него!

~ 197 ~

На новый Мир мужик надулся, а Мир, блин, не восхитительно ты не замечал их тараканьи
заметил… разборки… их бесполезное шуршание по Земле.
Ты был поэт во всем. Нелепый, нелогичный, ты
Это еще что за сволочь? Голос доносился из не вписывался в эту жизнь. Твои детские
подвалов души… Я решил не связываться, – выходки, твое полупьяное журчание, смысл
какой провокатор там может скрываться? под которого был понятен только тебе, – раздражали
чью дуду поёт эта дрянь? – замолчал. Однако многих.
она продолжала липнуть.
Теперь золотая голова твоя поникла, одуван
– Егорка-дурак!.. разлетелся…
Я молчал.
– Егорка, не строй из себя обиженную У меня есть немного водки,
невинность. Тебе не идет. Не мелочись… и не у меня есть немного стакан,
ругайся так безобразно. Ну, не заметили тебя… зажмурюсь будто словно и вроде
твои сокровенные строки. Эка невидаль! Вас я вдохну золотой одуван.
вона сколько! – 535. А их всего двое. У них в
глазах рябит от вашего сокровенного. Сходи Мое дикое русское пьянство,
лучше в другой журнал, в третий… в десятый. где рукам полететь да порваться,
Да и галерей в Москве сотни. Где-нибудь, да где рукам по карманам искаться
зацепишься… на пропитье христового братства.
– Я – сходи?? Да я двадцать лет хожу!! Мать
меня тут пыталась утешить, говорит: “Сынок, Все мы кончим, кто смертью, кто зябким,
Чехов тоже столько ходил по редакциям…”. – что бояться, – неясно, что ж…
“Мама! – кричу я, – Чехов в моем возрасте уже Мы стоим в переходах над шапкой,
умер!”. шепчем: “боже, подай нам нож…”.
– Хорошо. Ты – гвардеец?
– Ясен перец! Я – гвардии рядовой ее И встречая в проходах нищего,
Величества Литературы! я ему говорю: “бог подан”.
– Ты молод? И протягиваю рубль тыщею,
– О, да, я юн душою, пронырливая твоя и летит золотой одуван.
морда… Чего тебе собственно надо? Вот
привязалась тоже… Чувствуете разницу? Вы только
– Если ты молод, если гвардеец – иди к почувствуйте, бога ради! Как его больной
своим. Вступай в “Молодую гвардию”. Вместе тревожный взгляд на новый мир отличается от
вы – сила. всех этих “банановых шкурок”, этих
эстетствующих вурдалаков, ловящих кайф в
Причины Существования исчезли; бывшее гнилой помойке нынешнего безумия!
Видимое и Сущее Невидимое покоились в
Вечном Не-Бытии – Едином Бытии. Гриша был Поэт. Только сейчас, когда его
нет, начинает доходить это. Смерть проявляет и
У меня был друг Поэт. И он умер. прожитую жизнь, и написанные строки.
На днях приезжал ко мне в мастерскую его Обычные, впрочем, дела…
приятель Олег, говорит, что умер Гриша по
пути, в электричке Москва – Зеленоград. Просто Господи, как, оказывается, просто любить
взял и умер. И что теперь? Как тебя помянуть, умерших…
братишка? О тебе самом и писать-то, право,
неловко. Ты сам о себе все написал. Лишь Единая Форма Существования –
Олег привез из типографии издание только беспредельная, бесконечная, беспричинная –
что вышедшего сборника стихов “Личные
прилагательные”. Привез в мастерскую как на простиралась, покоясь во Сне, лишённом
перевалочный пункт. На следующий день увез. Сновидений. Жизнь Бессознательная
Сборник великолепно издан. С его рисунками.
Сам Гриша так его и не увидел. пульсировала в Пространстве Вселенной, во
Твои рукописи тоже не проходили. Однако Всесущности той, что ощущается открытым
ты ничего и не ждал от них. Ты был бойцом.
Бойцом, смотрящим мимо того, что не касалось Глазом Дангма.
твоего дара, что копошилось где-то внизу, под
ногами, не задевая твоего творчества. Как Мне тут Серега сказал:
– Ты на Пушкина похож.
– Чем это?
– Тебя также убить хочется.

~ 198 ~