Вопросы экономики_2021_10

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Сравнение средних ставок по типам банков,
срокам и лимитам ССВ

вв

S8

838§ sО§I 4 -
•Q. 2й 2 -

ОI

Группы яяяп ^дЧЛ о_йЧ то<«2нD2о<«Dяясо2о<WL>щя^о п иг иг иг ч

СрОЧНОСТИ <d <и <и 1-1 1-1 ю о
CN СО ч-н
вклада _2 ^2 _2

Российские частные банки Российские госбанки Иностранные частные банки

Внутри лимита ССВ Сверх лимита ССВ

Источник: построено автором.

Рис. 5

Средние ставки для госбанков по валютам,
если депозиты не застрахованы (п. п.)

а) Ставки в рублях б) Ставки в долларах США
6,0 1,5
5.5
5.0 1,0
4.5
4.0 0,5
3.5
0
Логарифм совокупных активов банка,
In (млн руб.) 10 12 14 16 18
Логарифм совокупных активов банка,
In (млн руб.)

в) Ставки в евро г) Ставки во всех валютах
0,5
0,4 Логарифм совокупных активов банка,
0,3 In (млн руб.)

0,2

0,1

0

11 12 13 14 15
Логарифм совокупных активов банка,
In (млн руб.)

Источник: построено автором.

Рис. 6

как логарифм активов по горизонтали. Видно, что для средних уровней
в рублях характерно наличие перелома в линиях связи ставок и раз­
мера банков. Данный перелом в рублях указывает на возможность

100

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

U-образной премии по нестрахуемым депозитам в госбанках России.
Для более обоснованного утверждения учтем прочие факторы.

Результаты анализа

Выделим две части в проверке исследовательской гипотезы.
Сначала рассмотрим результаты тестов на равенство средних, а за­
тем — итоги многофакторного регрессионного анализа.

Сравнение средних значений
в однофакторном тесте

В таблице 2 приведены ключевые выводы из сравнения средних
для двух подгрупп. Подгруппы предложений вкладов мы делим по
индикатору переменной DIAnoGov, то есть классифицируем вклады
в госбанках на суммы сверх лимита ССВ и все прочие. Далее про­
водим тест для всех данных (pooled) в строках 1 и 5; по отдельным
валютам — в строках 2 —4, 6 —8. Затем сравниваем средние в пред­
положении равенства дисперсии ставки в строках 1—4 и ее неравенст­
ва — в строках 5 —8.

Таблица 2

Результаты теста на равенство средних в группах:
депозиты в госбанках вне ССВ и иные

№ Валюта Дисп. Среднее Ст. < 95% > 95% N Степень £-стат.
вкладов равна ошибка свободы

1 Pooled* Да 0,25 0,05 0,14 0,36 19 148 19 146,0 4,6
2 RUB Да -0,28 0,04 -0,36 -0,20 10 191 10 189,0 -7,1
3 USD Да 0,01 0,02 -0,02 0,05 6323 6321,0 0,8
4 EUR Да 0,04 0,01 0,02 0,05 2634 2632,0 4,9
5 Pooled Нет 0,25 0,06 0,14 0,36 19 148 1692,1 4,5
6 RUB Нет -0,28 0,03 -0,34 -0,23 10 191 858,4 -10,0
7 USD Нет 0,01 0,02 -0,02 0,05 6323 656,4 0,8
8 EUR Нет 0,04 0,00 0,03 0,05 2634 586,2 8,2

*Во всех валютах сразу.
Примечание. Разделение на группы проведено по переменной DIAnoGov. Дисп.равна —
индикатор предположения теста; Да — предполагали равную дисперсию, это базовая поста­
новка; Нет — предполагали неравную в подгруппах, поэтому использовалась корректировка
(Welch, 1947).
Источник: составлено автором.

Результаты в таблице 2 устойчивы к виду теста. В долларах средние
ставки практически не различаются. В евро и в общем массиве средние
ставки в госбанках вне ССВ ниже, чем в долларах и рублях. В рублях
нулевая гипотеза о равенстве средних ставок в подгруппах предложений
вкладов отвергается в пользу альтернативной, то есть средняя ставка
в госбанках на депозиты сверх ССВ статистически выше, чем в иных
предложениях. Это первое формальное указание на то, что в России
есть премия за неявное страхование вкладов, то есть, при прочих рав­
ных, клиентам доплачивают за такие депозиты. Тем не менее данный

101

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

инструмент не учитывает иные факторы и, более того, не дает ответ на
вопрос, почему госбанкам может быть выгодна такая доплата. Поэтому
перейдем к многофакторному регрессионному анализу.

Многофакторная зависимость

В таблице 3 представлены результаты оцененных спецификаций.
Приведены только избранные показатели из оцененных моделей8. Выше
мы обсуждали вопрос оценки модели со всеми переменными и только
со значимыми. В таблице 4 видно, что показатель мультиколлинеар­
ности VIF существенно выше для моделей с полным перечнем пере­
менных, чем с усеченным (только со значимыми). При этом во всех
случаях, кроме спецификации R04 для растиражированных данных,
VIF значимо превышает принятый уровень 10 единиц. Это указывает
на сохранение проблемы мультиколлинеарности, что неизбежно при
включении квадратов переменных и произведений (interactions).

Чтобы остаточная мультиколлинеарность не вносила материаль­
ных искажений в оценки модели, мы проверяем прогнозную силу
модели. Для этого мы делим выборку на обучающую и экзаменую­
щую, строим прогноз и анализируем ошибку RMSPE и корреляцию
прогнозов с фактом на экзаменующей выборке. Поскольку точность
прогноза составляет около 95%, мы рассматриваем модель на всей
выборке и ее интерпретацию9.

Поэтому далее в таблице 3 мы показываем основную модель в пер­
вом столбце (MR01). В ней сохранены только значимые коэффициенты.
Для сравнения по избранным показателям во втором столбце приводятся
оценки по модели с полным перечнем переменных (MF01). Видно, что
оценки средних значений коэффициентов по данным моделям сопоста­
вимы, включая знаки. При этом напомним, что в модели со всеми пе­
ременными мультиколлинеарность выше, что вызывает меньше доверия
к такой модели10. Тем не менее здесь и далее мы приводим оценки из
модели с сохранением значимых переменных и интерпретируем их.
Рассмотрим их последовательно по мере роста значимости выводов.

Во-первых, доплата за депозит вне ССВ статистически равна став­
ке взносов в ССВ. Коэффициент при переменной DIA_no составляет
около 0,13% по модели MR01. М инимальная ставка взносов также
равна 0,1% от размера вклада с 27 мая 2020 г.11, а базовая и дополни­
тельная — именно 0,125%12. Если иметь доступ к конфиденциальным
данным о проверках банков, то параметр взноса в АСВ можно вклю­
чить в модель. Тогда можно учесть базовую и повышенную дополни­
тельную ставку 0,4%. Последняя назначается банкам при оценке ряда
их показателей деятельности как критичных (более 2,35 балла)13.

8 Полный перечень коэффициентов доступен в онлайн-приложении.
9 Детали оценки модели на подвыборках доступны в онлайн-приложении.
10Оценки коэффициентов по полному перечню переменных для моделей, включая модель
с полным списком из 91 переменной, доступны в онлайн-приложении.
11 https: www .interfax.ru business 710499
12 https: www.asv.org.ru financial-institutions for-banks insurance_premium
13 Подробнее см. ст. 7.4, 7.5 Федерального Закона от 23.12.2003 № 177-ФЗ и Указание
Банка России от 17.09.2015 № 3801-У.

102

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

0 01^ ^ О «£)
ей 2 К,СО LO о> СО 0 5 СО ЮCNC0N5 Юс о ^^ 0^ ОCNОО05 CD
Ю CN CN ОО CN оо ° тнСО СОО
!=Г 1Лооо о ^ о sоз —
CN | | О СОО N О О?CN 5о
К Т вv
?
Oh
LОOоСО CОNО CNN 0Ш5
\о B OВ a.-
а Ю N CN 0) ^ 4ДИ H Ю<—i
Н
О СП CN CNО ,_,

юCN 0СО5о-г-н о|уо^ тоОн Он CD о
«ОО О тнО
соо о о о S| v

<u Я ^

ов I

О<=О»0005 5со sв °~
Д°

В \o gaниикк“ aVv.

*;

o.

2 оMb CwD

С^Т5^ с^о^О оОоО№тно ~о CO CO О<G 5Wкв°
«О 1^ О О тн О о .и
о соо о о о о оо тг1 о
^ Ol CO

Результаты оценки регрессий cn о ю LO гм С^ОNООCЮNО ю тн №05 О ^(t.CОN оS^в; чОо^; ВОкS)
ОО сою с^оо^ оо LO^ О О о СоО^ о^сСоО
о"со~о"о"о"о" ^2
со £ню Ч

0w И

^ t j кЧ

х4о0 ^ч Sв

В Мн
S Юо

О со 5 ’В S

LСOО Lс Oо '^чГ юооюооCюN С^О Ю^ О^ т^нCТNН s05CN 14мЧ Й$"щвонЮ
тнСО о
05 о t-'* О О ГМ о 0505 ~

о соо о о о ftS оCDW VO

2 ииввiч В ио
3*
s a >,>
СО <0 СО -г-нiyjn^-jh оЧк УЙн Внв
LОоO"LсСТоO5"ооЮ"оОО"Oоi"oО^'оОоI" СО
°п о° °с
соIо"
О рЛ

у” нs Вй
Л-ЛvUoЙ
Н tr
CоNо Nсою05 00О00CN0 CO
oo CTi lo C^D в^ О
t''» -Г-н т-н с о CN ST йк
oLOo ^~ ^^
CN 05 g л 8S мЧч 2н~ ВОи)

й х 5Sо

' O cN ^~h Vh C0^OhOi^O^^iNCC0'N^ 0n0 ^cnCON^4^C0O0 C^D0 ^OhO>w< СО о сCNо §1 1В '©Оw^оЧIGНSнн CSащВДвRявZ)- кк5 ЙяОн
^ ' - ' C O C N O thCOthI O ^ O O C N _ OюS о>,
«ови
нО О О 05■ о"оI"о"Iо"со~о"о"со~о"оI"о"о"о оI оI о оо
F
DB оИЗt^-н
нН «ьи
оОн
vаЯo о ^в& aоs
со Oi о о о0о5 юN ю отн ю CгNн
СОLO^ LOЮ СО 2£
■г-нт-н О1CNО1 о" LсоO"оо" оО" оТН" оо"
a° gО 2I gи

С ЩЯ я

0 1°^| П^ К р^ в^ Sи w^— оиИ^иЗОввиОн щчО)
>SSя5- О*2воч Вs gД
> s
> << Р°>^ ОО ^ °й00 ькЕо ^. ^ ДО О
о о°> II
!й_]!_й] I 8о 1Ч sН 2[-4 о°
Й, о й * 'ЗS о
> оО| I |О оо ^ рPQ^ тIтI
Iй <2 оЗ Ой нН m S
ОО 2о чж
Iгм ооо оо ^С\Л ли^Sвм
ййй йй вв £§ 4s
Е< ^tа3q^ aи 11
OО jй j Q Q Q O Q Q Q U U ^ QЙ 1—1 1—1 1—1 1—1 1—1 1—1 1—1 <3-н <3-н Рн tI f t f t f ^P ^^ P^ O^ > C%i i sош*
GOQ
ГУ PQ os
' C N C O ^ r i O C O N O O O l O I'CrNHCTOH'T^LHOrHCOrHt^r.HOOTHCT^^iOC^NHCCNNCCNO
Д r(
дU н

103

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Таблица 4

Индикаторы мультиколлинеарности

Модель Baseline sifi NoSifi R01 R02 R03 R04 R05
(01)

Только 1510.5 104 115,3 1470,2 60,3 779,1 616,9 9,9 48745,9
значимые
3157.5 435 001,3 16 098,6 178 525,1 245 776,6 41 890,3 6 810 000,0 103 871,0
Все пере­
менные

И ст очник: составлено автором.

Также по модели MR01 получается, что за каждый миллион руб­
лей вклада банки доплачивают в среднем по 0,07 п. п. (RUB_S). Также
отрицателен коэффициент при квадрате суммы вклада в рублях, то
есть для самых больших вкладов доплата, при прочих равных, чуть
меньше, чем для вкладов малого размера. Учитывая общую доплату
за нестрахуемые вклады, мы получаем динамику компоненты депози­
та в зависимости от его размера. На рисунке 7 виден сдвиг в тренде
на дрейф, характеризующий, при прочих равных, все — не только
государственные — банки.

Премия за нестрахуемые депозиты

Размер депозита, млн руб.

И ст очник: построено автором.

Рис. 7

Во-вторых, мы видим, что коэффициент в основной модели MR01
при интересующей нас переменной DIAnoGov положителен, значим
и составляет около 10 п. п. При этом значимы и коэффициенты при
произведении данного показателя с размером банка и его квадратом
в общей модели (MR01, MF01).

Если выборку разбить на С ЗК О и иные банки, то значимость
квадрата пропадает, а знаки при переменной DIAnoGov и ее произ­
ведении с размером банка отражают U-образную зависимость, как на
рисунке 8. С учетом доверительного интервала для данной зависи­
мости можно утверждать, что для самых крупных государственных
СЗКО доплата за вклады сверх ССВ составляет около 0,4 п. п., для
самых малых (не СЗКО) — около 3 п. п., для средних такая доплата
статистически незначима.

104

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

На основе исследования по Таиланду периода Азиатского кризиса
1998 г. (Opiela, 2004) мы могли ожидать, что в России будет анти­
премия за неявное страхование вкладов. Тем не менее, как наглядно
показано на рисунке 8, если исходить из модели MR01 (см. табл. 3),
то в России есть премия за неявное страхование.

Премия за неявное страхование в российских государственных банках
для депозитов сверх лимита ССВ

Размер госбанка (LnA )

Источник: построено автором.

Рис. 8

Сделанный вывод безусловно нов и интересен, но может вызывать
вопросы, если не разъяснить причины выявленной доплаты. Здесь есть
более явные, наблюдаемые и менее очевидные причины. Во-первых, это
трансфертное ценообразование или перекрестное субсидирование, когда
доплата (премия) по одному продукту или условию компенсируется
недоплатой (антипремией) по другому. С одной стороны, видно, что
госбанки, не входящие в категорию СЗКО, на 0,4 п. п. недоплачивают
за вклады в валюте (см. коэффициент при Gov_USD в спецификации
MR_NoSifi). С другой стороны, чем больше госбанк, тем в целом он
меньше доплачивает за любой вклад. Так, за каждую единицу логариф­
ма активов госбанк предлагает примерно на 0,1 п. п. ниже ставку по
вкладу (см. коэффициент при LnA_Gov в моделях MR01). Последний
устойчиво значим практически во всех спецификациях.

Во-вторых, крупные депозиты могут быть привлекательнее для
банков в целом с точки зрения расчета нормативов ликвидности по
Базель III, чем много малых депозитов. Например, это так для по­
казателя чистого стабильного фондирования (ПЧСФ, NSFR). Редко
происходит отток крупных депозитов, поэтому можно держать под них
меньше ликвидных активов, чем под тот же объем большого числа
малых депозитов. Эти показатели принципиально важны на консоли­
дированном уровне банков. В нашем исследовании мы смотрим соло
уровень, по которому доступны данные. Сбор данных о показателе
NSFR по всем российским банкам представляет собой полезную и пн-

105

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

тересную задачу отдельного исследования. Поэтому данную вторую
причину мы оставляем на уровне гипотезы.

В-третьих, рассмотрим, как меняются наши результаты при провер­
ке устойчивости в спецификациях из последних пяти столбцов (RP01 —
RP05) в таблице 3. Описанные выше выводы сохраняются при рас­
смотрении банков с высоким абсолютным размером депозитов (модель
RP02). В иных спецификациях значимость фактора нестрахуемого де­
позита в госбанке и его произведения с размером банка либо пропадает
(модели RP01, RP03, RP04), либо знак меняется на обратный (модели
RP01, RP05). Таким образом, можно сделать вывод, что полученные
выше результаты чаще наблюдаются при наличии дополнительных
условий во вкладах. В депозитах с базовыми условиями (RP01) такой
устойчивой зависимости нет. Эффект премии за неявное страхова­
ние более характерен для крупных банков. Когда мы отделяем банки
с большой долей депозитов физических лиц в обязательствах, но до­
пускаем малые банки (RP03), то эффект не наблюдается. Выявленный
эффект — это ситуация, типичная именно для предложений банков, где
минимальная сумма не ниже лимита страхования. При рассмотрении
предложений сверх ССВ внутри вариантов, где доступны обе опции
размера вклада (внутри и сверх него) (RP04), указанного эффекта не
наблюдается. В данном случае результат ожидаем по построению. Ведь
мы «растиражировали» большую часть второй подгруппы предложе­
ний депозитов. Тем самым у нас существенно снизились различия по
признакам между двумя группами. В завершение отметим, что наблю­
даемый эффект характерен именно для государственного банка по типу
собственности, а не просто по восприятию. Для крупных государст­
венных банков эффект премии не наблюдается (RP05). Для них, при
прочих равных, характерна антипремия в среднем в размере 4,9 п. п.

В-четвертых, остановимся на дополнительном, но важном выводе.
Рассматривая контрольные переменные, мы видим ранее отмеченную
склонность российских банков назначать ставки по депозитам выше,
если они берут на себя больший риск. Например, коэффициент при
доле просроченной задолженности в кредитном портфеле (NPL) по­
ложителен в модели со всеми переменными (MF01), хотя и незначим.
Он также неустойчив в разных спецификациях. Однозначного вывода
о нормативе достаточности капитала в общем виде также сделать нель­
зя. Тем не менее если добавить уточнение о возможности использовать
подход внутренних рейтингов (ПВР) при расчете норматива CAR, то
выводы существенно усиливаются. Хотя норматив достаточности не­
значим и неустойчив, во всех спецификациях значимым и устойчивым
оказывается коэффициент при пересечении норматива достаточности
и факта использования ПВР (CAR_IRB). Таким образом, на имею­
щихся у нас данных 2020 г. можно утверждать, что выявленная ранее
склонность российских банков назначать более высокую ставку по
депозитам, если они берут на себя больше риска (или, в частности,
если у них ниже норматив достаточности капитала), более характерна
для банков, использующих ПВР.

Прокомментируем полученный вывод в части эффекта от норма­
тива достаточности капитала (CAR) и его значения для ПВР банков.

106

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Можно подумать, что выявленный результат — это следствие ошибки
данных. Например, норматив CAR варьирует от нуля до 256%14. Но это
не ошибка данных. С одной стороны, нулевые значения соответствуют
банкам, находящимся на санации Банка России. С другой стороны,
исследователю хотелось бы иметь значения норматива в области чуть
выше минимального уровня 8%, 10% или иного в зависимости от типа
банка и применимых буферов капитала. Тем не менее для реальной
экономики принципиально важно, что простой гражданин России мо­
жет прийти в банк с нормативом 0 и 256% и открыть в нем депозит.
Поэтому методологически некорректно исключать из выборки значе­
ния, которые могут не нравиться, но которые соответствуют тому, что
мы встречаем в жизни.

Для дополнительной проверки устойчивости результатов рассмот­
рим модель на данных, где норматив CAR имеет умеренный разброс
и варьирует от 8 до 50%. В таблице 5 приведены результаты оценки
ключевых коэффициентов15. Можно убедиться, что, как мы отмечали,
значения CAR не искажают результаты. В этом смысле они не выбросы,
поэтому усечение выборки не требуется.

Таблица 5

Сравнение моделей после ввода ограничений на CAR

№ Переменная MR01 MF01 MR01 MF01

1 Gov 1,296м* 1,886 1,210*** 1,873
2 LnA_Gov -0,090"* -0,142 -0,083*** -0,151
3 LnA2_Gov
4 DIA_no 0,133" 0,001 0,155** 0,002
5 DIAnoGov 10,157"* 0,171*** 10,655*** 0,197***
6 DIAno_LnA_G -1,449"* 9,213*** -1,514*** 9,726***
7 DIAno_LnA2_G 0,051*" -1,381*** 0,053*** -1,457***
8 DIAnoGovRUB 0,250" 0,051*** 0,255" 0,053***
9 DIAnoS_GovR -0,060*" 0,346* -0,053*** 0,346"
10 DIAnoM_GovR -0,273" -0,282"
И CAR -3,983*** 0,024* -4,170*** 0,026*
12 CAR_IRB 19 088 0,178 17 821 0,207
89,9 -3,382*** 90,2 -3,613***
N
r2_a, % 19 088 17 821
90,1 90,5

*** р < 0,01, ** р < 0,05, *р < 0,1.
Источник: составлено автором.

Чтобы развеять последние сомнения в том, что непривычные зна­
чения CAR не являются искажающими, рассмотрим данные новой —
усеченной — выборки в формате моделей прерывной зависимости:
дискретного перехода на рисунке 9 (Regression Discontinuity Design,
RDD) (Lee, Lemieux, 2010) и преломления на рисунке 10 (Regression
Kinked Design, RKD) (Greene, 2018. P. 176 —178). Институциональное
ограничение на сумму страхования вкладов позволяет рассматривать
такое преломление как четкое (sharp), в отличие от нечеткого (fuzzy),

14 См. онлайн-приложение: https: www.hse.ru mirror pubs share 508074554 .pdf
15 Полный перечень доступен в онлайн-приложении.

107

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Разбиение выборки на депозиты внутри ССВ (DIA_no = 0)
и вне ее (DIA по = 1)

CI
------- По застрахованным

в ССВ вкладам
(DIA_no = 0)
------ По незастрахованным
в ССВ вкладам
(.DIA_no = 1)

Размер вклада, In (млн р у б .)

Примечание. Соответствует типичному примеру прерывности в регрессионной зависи­
мости (RDD).

Источник: построено автором.

Рис. 9

Учет неявного страхования вкладов (DIAnoGov = 1) против
или негосударственных банков, или депозитов внутри ССВ

CI
------- По застрахованным

в ССВ вкладам
или по вкладам
в частных банках
(DIAnoGov = 0)
------ По незастрахованным
в ССВ вкладам
в госбанках
(DIAnoGov = 1 )

Размер вклада, In (млн р у б .)

Источник: построено автором.

Рис. 10

поскольку вероятность получения воздействия сверх суммы становится
равной 1 (Verbeek, 2017. Р. 275).

На рисунках 9 —10 показана взаимосвязь ставки по депозитам (по
вертикали) и суммы вклада, измеренной в логарифмах от 1 млн руб.
(по горизонтали). Видно, что даже с ограничением данных сохраняют­
ся как премия в ставке по депозиту для нестрахуемых вкладов отно­
сительно нестрахуемых (см. рис. 9), так и премия в государственных
банках по нестрахуемым вкладам относительно иных (см. рис. 10).
В приведенных выше моделях регрессии количественно оценивается
величина такой премии.

Для проверки выведены результаты оценки модели на подвыборках
двух рассмотренных дат в столбцах M R _Jul и MR_Aug (см. табл. 3).

108

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Можно возразить, что использование двух дат необоснованно расширяет выборку
с целью улучшить точность оценок показателей16. В данном случае это некорректное заме­
чание. Дело в том, что между датами сделанных выгрузок, 19 июля 2021 г., Банк России
снизил ключевую ставку на 25 б. п. Поэтому важно посмотреть, изменят ли банки свои
предложения. Как можно увидеть по коэффициенту при валюте «рубли» (RUB), имеет
место снижение с З ,713 до 3,478. Таким образом, мы видим снижение ставок в предложе­
ниях депозитов примерно на 23 б. п. Причем коэффициенты при иных переменных не отли­
чаются. Поэтому ценно было провести исследование именно на данных за две даты.

Уточним полученные выводы. В данном исследовании показано, что
для публично доступных предложений вкладов банков (на сайте banki.
ru) характерно, что государственные (по собственности, не по восприя­
тию) банки доплачивают за частично застрахованные вклады (минималь­
ная сумма вклада не ниже лимита страхования ССВ). Такая доплата
U-образно зависит от размера госбанка. Причем наибольшая доплата
наблюдается в малых по размеру госбанках (которые население часто не
воспринимает как государственные); в самых крупных она существенно
меньше, но положительна; в средних по размеру отсутствует. Основная
причина наличия такой доплаты в госбанках за частично страхуемые
вклады — перекрестное субсидирование. Доплачивая по таким крупным
вкладам, при прочих равных, госбанки в целом платят существенно ниже
процент по вкладам; госбанки, не входящие в список СЗКО, предлагают
еще более низкие ставки по вкладам в долларах США.

***

Системы страхования вкладов активно используются в мире почти
100 лет, в России — немногим более 15. При этом в академической
литературе среди недостатков такой системы указывается наличие эф ­
фекта «неявного страхования вкладов». Он может наблюдаться в бан­
ках с государственным участием. Такие банки ожидают или знают,
что не обанкротятся. Аналогично могут думать вкладчики, когда несут
вклады на суммы сверх лимитов страхования именно в государст­
венные банки. Зная мотивацию вкладчиков, государственные банки
могут предлагать им более низкие ставки по таким крупным вкладам
(сверх лимитов страхования). Подобные эпизоды могут иметь место
не только в теории, но и в жизни, как было выявлено для Таиланда
(Opiela, 2004). Однако такой эффект может и не иметь места, он не
был подтвержден для Австралии (Dennis et al., 1998).

Хотя о проблеме возможного неполучения процентного дохода
по крупным вкладам знают более 35 лет и понимают ее важность
для отдельных категорий вкладчиков, которые, например, формируют
половину базы депозитов в России, исследование данного вопроса
часто не начиналось или прекращалось из-за недоступности данных
по ставкам в разрезе сумм вкладов.

Настоящее исследование уникально: в нем рассмотрен массив дан­
ных с предложениями ставок по вкладам на публичном сайте banki.ru.
Отсутствие архива таких данных не дает возможности проводить иссле-

16 Обсуждение такого эффекта см. в: Demidenko, 2016.

109

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

дования на длинном промежутке времени, особенно сравнивать с ситуа­
циями кризисов 2007—2009 и 2014—2015 гг. или рассмотреть динамику
в течение делового цикла. Тем не менее на имеющихся данных показано,
что в России существует доплата за крупные депозиты на суммы сверх
лимитов ССВ в госбанках, при прочих равных. Причем зависимость
такой доплаты от размера госбанка носит U-образный характер. Зная
об этом, читатель мог бы захотеть сразу перенести все свои сбереже­
ния в государственные банки. Прежде чем сделать такой шаг, нужно
дополнить выводы исследования тем, что такая доплата не происходит
из ниоткуда. Хотя мы обнаружили, что за крупные депозиты госбанки
в России доплачивают; в целом за все вклады, и особенно за вклады
в валюте, госбанки платят ниже, чем частные банки.

Дополнительно подчеркнем важный вклад текущей работы
в микроэконометрические исследования банков. Впервые был исследо­
ван факт использования банками подхода внутренних рейтингов.
Показано, что предложение более высоких ставок по депозитам при
принятии большего риска более характерно для банков, использующих
ПВР в России, чем для иных. Поэтому при исследовании российских
банков полезно учитывать факт использования банком ПВР.

Список литературы/ References

Банк России (2019). О совершенствовании системы обязательного страхования вкла­
дов в банках Российской Федерации: Доклад для общественных консультаций.
[Bank of Russia (2019). Improving the compulsory insurance system for deposits
in the banks of the Russian Federation: Consultation Paper. (In Russian).]

Верников A. B. (2021). Диагностика патологии института (на примере гарантирования
банковских вкладов) Вестник Института экономики Российской академии
наук. № 2. С. 27—47. [Vernikov А. V. (2021). Diagnosis of the pathology of the in­
stitution (the case of guaranteeing bank deposits). Vestnik Instituta Ekonomiki
Rossiyskoy Akademii Nauk, No. 2, pp. 27—47. (In Russian).]

Adao B., Temzelides T. (1998). Sequential equilibrium and competition in a Diamond—
Dybvig banking model. Review of Economic Dynamics, Vol. 1, No. 4, pp. 859 —877.
h ttp s:/ / d o i .org 10.1006 redy.1998.0029

Alonso I. (1993). Truthful revelation in the Diamond and Dybvig banking environment.
Economics Letters, Vol. 41, No. 4, pp. 307—312. blips: doi.org 10.1016 0165-
1765(93)90158-9

Andolfatto D., Nosal E., Wallace N. (2007). The role of independence in the Green—Lin
Diamond—Dybvig model. Journal of Economic Theory, Vol. 137, No. 1, pp. 709—715.
https: doi.org 10.1016 j .jet.2006.11.004

Atiyas I. (1990). Financial distress and implicit deposit insurance: Essays on Turkey's
experience with financial liberalization. Ph.D. Thesis, New York University.

Bush G. et al. (2021). M acroprudential policy and the inward transmission of monetary
policy: The case of Chile, Mexico, and Russia. Review of International Economics,
Vol. 29, pp. 37—60. h ttp s: doi.org 10.1111 roie.12503

Demidenko E. (2016). The p-value you can’t buy. The American Statistician, Vol. 70,
No. 1, pp. 3 3 - 3 8 . blips: doi.org 10.1080 00031305.2015.1069760

Dennis S. A., Sharpe I. G., Sim A. B. (1998). Implicit deposit insurance and deposit
guarantees: Characteristics of Australian bank risk premia. Accounting & Finance,
Vol. 38, No. 1, pp. 91-114. blips: doi.org 10.1111 1467-629X.00006

Diamond D., Dybvig P. (1983). Bank runs, deposit insurance, and liquidity. Journal of
Political Economy, Vol. 3, No. 91, pp. 401 —419. https://doi.org/10.1086/261155

110

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Egan М., Hortagsu A., Matvos G. (2017). Deposit competition and financial fragility:
Evidence from the US banking sector. American Economic Review, Vol. 107, No. 1,
pp. 169—216. h ttp s: doi.org 10.1257 aer.20150342

Gomez-Fernandez-Aguado P., Partal-Ureca A., Trujillo-Ponce A. (2014). Moving toward
risk-based deposit insurance premiums in the European Union: The case of Spain.
Applied Economics, Vol. 46, No. 13, pp. 1547—1564. blips: doi.org 10.1080
00036846.2013.877577

Green E., Lin P. (2000). Diamond and Dybvig’s classical theory of financial interme­
diation: W h at’s missing? Quarterly Review of the Federal Bank of Minneapolis,
Vol. 24, No. 1, pp. 3 -1 3 . https://doi.org/10.21034/qr.2411

Greene W. H. (2018). Econometric analysis. 8th ed. New York: Pearson.
Guizani B., W atanabe W. (2016). The effects of public capital infusions on banks’ risk-

shifting to the deposit insurance system in Japan. Journal of Financial Stability,
Vol. 26, pp. 1 5 -3 0 . h ttp s://doi.org/10.1016/jjfs.2016.07.017
Gunsel N. (2009). Economic rehabilitation programme and the existence of implicit
deposit insurance in North Cyprus. Journal of Risk Finance, Vol. 10, No. 3,
pp. 22 8-2 4 3. https://doi.org/10.1108/15265940910959366
Hogan Т., Johnson K. (2016). Alternatives to the Federal Deposit Insurance Corporation.
Independent Review, Vol. 20, No. 3, pp. 433 —454.
Horny G., Manganelli S., Mojon B. (2018). Measuring financial fragmentation in the euro
area corporate bond market. Journal of Risk and Financial Management, Vol. 74,
No. 11, pp. 1—19. h ttp s://d o i.o rg /1 0 .3 3 9 0 /jrfm ll0 4 0 0 7 4
Ingves S. (2017). Remarks given at I A D I conference on “Designing an optimal deposit
insurance system”. Keynote address at IADI Conference Basel, Friday 2. blips:
www.bis.org speeches sp l70602.htm
Kashyap A. K., Tsomocos D. P., Vardoulakis A. P. (2020). Optimal bank regulation in
the presence of credit and run-risk. NBER Working Paper, No. 26689. https:
doi.org 10.338 6 w2 6689
Kinateder М., Kiss H. J. (2014). Sequential decisions in the Diamond—Dybvig banking
model. Journal of Financial Stability, Vol. 15, pp. 149 —160. h ttp s ://d o i.o r g /
10.1016 j.jfs.2014.09.004
Kiss H. J., Rodriguez-Lara I., Rosa-Garcia A. (2018). Panic bank runs. Economics
Letters, Vol. 162, pp. 146 —149. https://doi.O rg/10.1016/j.econlet.2017.ll.014
Lee D. S., Lemieux T. (2010). Regression discontinuity designs in economics. Journal
of Economic Literature, Vol. 48, No. 42, pp. 281 —355. h ttp s://d o i.o rg /1 0 .1 2 5 7 /
jel.48.2.281
Lin P. (2003). Equivalence between the Diamond—Dybvig banking model and the op­
tim al income taxation model. Economics Letters, Vol. 79, No. 2, pp. 193 —198.
h ttp s: doi.org 10.1016 S0165-1765(02)00304-X
Nielsen C., Weinrich G. (2019). The welfare costs of bank regulation by deposit rate ceilings.
Economics Letters, Vol. 179, pp. 33—37. https://doi.Org/10.1016/j.econlet.2019.03.012
Opiela T. P. (2004). Was there an implicit full guarantee at financial institutions in
Thailand? Evidence of risk pricing by depositors. Journal of Comparative Economics,
Vol. 32, No. 3, pp. 519 —541. h ttp s://d o i.o rg /1 0 .1 0 1 6 /jjce.2 0 0 4 .0 5 .0 0 3
Penati A., Protopapadakis A. (1988). The effect of implicit deposit insurance on
ban k s’ portfolio choices w ith an application to international 'overexposure’.
Journal of Monetary Economics, Vol. 21, No. 1, pp. 1873—2295. https:
doi.org 10.1016 0304-3932(88)90049-9
Schoors K., Semenova М., Zubanov A. (2019). Depositor discipline during crisis: Flight
to familiarity or trustin local authorities? Journal of Financial Stability, Vol. 43,
pp. 25 —39. h ttp s ://d o i.o rg /1 0 .1016/j.jfs.2019.05.002
Selgin G. (1996). Bank deregulation and monetary order. London: Routledge.
Semenova M. (2007). How depositors discipline banks: The case of Russia. EERC
Working Paper, 07/02.
Shiers A. F. (1994). Deposit insurance and banking system risk some empirical evidence.
Quarterly Review of Economics and Finance, Vol. 34, No. 4, pp. 347—361. https:
doi.org 10.1016 1062-9769(94)90019-1

Г. И. Пеникас / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 89 —112

Smith Е., Shubik М. (2014). Runs, panics and bubbles: D iam ond—Dybvig and
Morris —Shin reconsidered. Annals of Finance, Vol. 10, pp. 603 —622. https:
doi.org 10.1007 s i0436-013-0231-8

Sultanum B. (2014). Optimal Diamond—Dybvig mechanism in large economies with ag­
gregate uncertainty. Journal of Economic Dynamics^Control, Vol. 40, pp. 95 —102.
h ttp s: doi.org 10.1016 j.jedc.2013.12.011

Sussman O. (1992). A welfare analysis of the Diamond—Dybvig model. Economics Letters,
Vol. 38, No. 2, pp. 217-222. blips: doi.org 10.1016 0165-1765(92)90057-6

Verbeek M. (2017). A guide to modern econometrics. 5th ed. Rotterdam: Wiley.
Vernikov A. (2014). “National champions” in Russia’s banking services market. Problems

of Economic Transition, Vol. 57, No. 4, pp. 3 —25. h ttp s ://d o i.o rg /1 0 .2 7 5 3 /
PET1061-1991570401
Wang Z., Chen J., Wan Y., Jin Y., Mazzanti J. A. (2015). Information disclosure and
bank risk-taking under a partially implicit deposit insurance system: Evidence from
China. Australian Economic Review, Vol. 48, No. 2, pp. 163 —176. blips: doi.org
10.1111 1467-8462.12114
Welch B. L. (1947). The generalization of 'stu d en t’s’ problem when several different
population variances are involved. Biometrika, Vol. 34, No. 1 2 , pp. 28 —35.
h ttp s: doi.org 10.2307 2332510
Zimper A. (2013). On the welfare equivalence of asset m arkets and banking in
Diamond Dybvig economies. Economics Letters, Vol. 121, pp. 356 —359. blips:
doi.org 10.1016 j .econlet.2013.09.023

Premium for implicit deposit insurance within
Russian state banks

Henry I. Penikas1,2’3

Authors affiliation: 1Bank of Russia (Moscow, Russia); 2HSE University
(Moscow, Russia); 3P. N. Lebedev Physics Institute of the Russian Academy of
Sciences (Moscow, Russia). Email: [email protected]

Deposit insurance system (DIS) exists for 17 years in Russia. The major deposit
market share belongs to state banks. Ordinary depositors may perceive the status
of the bank state ownership to reflect additional deposit safety, even in the excess
of the DIS limits. Such a situation is called an “implicit deposit insurance” in
the literature. By offering a sort of implicit deposit insurance services state banks
might underprice the deposits in excess of DIS limits compared to the private banks.
We utilize data from the open sources to measure the scale of the implicit deposit
insurance pricing in Russian state banks. We have revealed that Russian state banks
pay extra premium all other things being equal. More specifically, the premium is
larger in the smallest and the largest state banks, than in the medium-sized ones.
Thus, we claim that the implicit insurance premium has a U-shaped form for Russian
state banks depending on their asset size. However, Russian state banks underprice
all deposits all other things being equal. Additionally, we find out that IRB banks
in Russia are more prone to set up higher deposit rates when they take on more
risks, than non-IRB banks.

Keywords: implicit insurance, deposit, interest rate, state bank.
JEL: E44, E53, G21, G28.

112

Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113 —133.
Voprosy Ekonom iki, 2021, No. 10, pp. 113 —133.

ЭКОНОМИКА ОТРАСЛЕВЫХ РЫНКОВ

Кто выходит с рынка в период пандемии*

Е. В. Бессонова1,2, С. М. Мякишева1,
А. Н. Цветкова1,2

1Банк России (Москва, Россия)
2Национальный исследовательский университет

«Высшая школа экономики» (Москва, Россия)

Пандемия новой коронавирусной инфекции спровоцировала экономичес­
кий кризис, отличающийся от остальных по своей остроте и неоднородности
влияния на разные секторы экономики. Анализируется, как в этих условиях
изменилась динамика входящих на рынок и выходящих с него предприятий
и какие группы предприятий оказались больше подвержены негативному
влиянию кризиса. В период наиболее жестких ограничений для борьбы
с распространением инфекции в апреле—мае 2020 г. резко снизилось число
вновь зарегистрированных предприятий. В последующие месяцы восста­
новление не компенсировало весенний провал, что может свидетельствовать
о проявлении «отпугивающего эффекта» кризиса. Динамика выхода пред­
приятий с рынка носила волнообразный характер: два пика пришлись на
июль и октябрь 2020 г. Кризис ударил не только по наиболее пострадав­
шим отраслям, но и по другим сферам деятельности. В наибольшей степени
интенсивность ликвидации выросла среди молодых предприятий до трех лет.
Предприятия с относительно более высокой производительностью выходили
с рынка реже, чем менее производительные. Это может свидетельствовать об
«очищающем эффекте» кризиса. Однако при отсутствии возможности высво­
бождаемой рабочей силы перейти на более производительные предприятия
положительные эффекты кризиса, связанные с улучшением реаллокации

Бессонова Евгения Владимировна ([email protected]), к. э. и., консуль­
тант отдела отраслевого и регионального анализа Департамента исследова­
ний и прогнозирования Банка России, доцент НИУ ВШЭ; Мякишева Софья
Марковна (myakishevasm(g)maiL cbr.ru), ведущий экономист отдела отраслевого
и регионального анализа Департамента исследований и прогнозирования Банка
России; Цветкова Анна Николаевна ([email protected]), главный эконо­
мист отдела отраслевого и регионального анализа Департамента исследований
и прогнозирования Банка России, аспирант НИУ ВШЭ.

* Содержание настоящей статьи отражает личное мнение авторов и может не совпадать
с официальной позицией Банка России.

https://doi.org/10.32609/0042-8736-2021-10-113-133
© НП «Вопросы экономики», 2021

ИЗ

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

ресурсов, могут быть нивелированы. Поэтому чтобы преодолеть последствия
кризиса, необходимо стимулировать вход новых предприятий, поддержи­
вать действующие эффективные предприятия, особенно молодые компании
с потенциалом роста. Стимулирование роста числа производительных пред­
приятий должно сопровождаться созданием условий для быстрого развития,
расширения, повышения эффективности новых организаций.

Ключевые слова: производительность, выход с рынка, вход на рынок,
пандемия, государственная политика, COVID-19.

JEL: D24.

Пандемия новой коронавирусной инфекции ударила по экономи­
кам всех стран, в том числе России. Кризис, начавшийся в 2020 г.,
существенно отличается от всех предыдущих. Во-первых, он носит
крайне неоднородный характер: в ряде отраслей часть предприя­
тий была вынуждена полностью приостановить свою деятельность,
а на продукцию некоторых отраслей наблюдался повышенный спрос.
Во-вторых, основной удар кризиса оказался сконцентрированным во
времени. Как правило, в кризисные периоды предприятия сталки­
ваются с постепенным снижением доходов, что позволяет им искать
решения для адаптации. В 2020 г. доходы предприятий в ряде отрас­
лей сократились намного быстрее, поскольку их деятельность была
полностью приостановлена из-за вынужденных ограничительных мер
для борьбы с пандемией. В условиях падения доходов не все пред­
приятия имели возможность остаться на рынке.

Мы анализируем, как на фоне ограничительных мер по борь­
бе с распространением новой коронавирусной инфекции изменились
количество ликвидаций, то есть интенсивность выхода предприятий
с рынка, а также число новых предприятий, входивших на рынок.
Сравнительный анализ динамики выхода с рынка в 2020—2021 гг.
с предыдущими кризисными эпизодами 2008—2009 и 2014—2015 гг.
позволяет выявить особенности кризиса, вызванного пандемией: его
остроту и возможные отложенные эффекты. Это важно с точки зрения
оценки последствий кризиса, в том числе не только краткосрочных,
но и среднесрочных.

Мы используем несколько источников данных, позволяющих про­
анализировать, какие группы предприятий в разрезе отраслей, воз­
раста компании и относительного уровня производительности труда
оказались наиболее подвержены негативным последствиям кризиса.
Это актуальный вопрос для оценки изменения профиля производи­
тельности предприятий, остающихся на рынке.

Наш анализ показывает, что первая волна роста числа ликвидиро­
ванных предприятий пришлась на июль 2020 г., после окончания
действия наиболее жестких ограничительных мер, введенных в апреле
и мае 2020 г., когда в стране действовал период нерабочих дней. Вторая
волна была менее интенсивной и пришлась на октябрь 2020 г. Всплески
числа ликвидированных предприятий в 2020 г. стали проявлением
последствий ограничений во II кв. В начале 2021 г. интенсивность
выхода с рынка вернулась к допандемийному уровню.

114

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

На количестве новых компаний кризис наиболее сильно отразился
в самую острую фазу вынужденных ограничительных мер: на фоне
приостановки экономической активности число вновь зарегистрирован­
ных предприятий резко упало. Несмотря на то что по мере постепенно­
го восстановления экономики в последующие месяцы число входящих
предприятий выросло, оно не смогло компенсировать весеннее падение,
оставаясь в зависимости от рассматриваемой отрасли либо ниже, либо
близко к уровню февраля 2020 г.

В результате увеличения числа ликвидаций общее количест­
во действующих в экономике предприятий сокращается. В 2020 г.
наиболее уязвимыми с точки зрения выхода с рынка стали наи­
менее производительные предприятия, особенно во вторую, осен­
нюю волну. Тем самым можно говорить об «очищающем эффекте»
кризиса (cleansing effect), благодаря которому снижается число
проблемных организаций и высвобождается рабочая сила, которая
потенциально может быть задействована на более производительных
предприятиях. Такой процесс в целом должен способствовать по­
вышению производительности в экономике, обеспечивая тем самым
дополнительный потенциал для ее роста в средне- и долгосрочной
перспективе.

Однако на фоне сокращения числа предприятий возникает во­
прос о том, действительно ли текущая экономическая и институцио­
нальная конъюнктура, а также структурные особенности рынка
труда способствуют эффективному переходу рабочей силы на бо­
лее производительные предприятия. Так, во-первых, «отпугиваю­
щий эффект» кризиса (scarring effect of recessions) (Ouyang, 2009)
приводит к сокращению числа входящих на рынок предприятий,
которые могли бы работать эффективно. Во-вторых, в кризисный
период растет число ликвидаций молодых предприятий, которые еще
не успели реализовать свой потенциал. В-третьих, даже действую­
щие на рынке высокопроизводительные предприятия сталкиваются
с ограничениями для роста своего бизнеса. Как следствие, у ра­
ботников, вышедших с рынка, меньше возможностей найти новую
работу, соответствующую их квалификации, в результате они могут
быть вынуждены устроиться на менее производительные рабочие
места. Это может нивелировать положительное влияние очищающего
эффекта кризиса.

Чтобы преодолеть последствия текущего кризиса и выйти на
устойчивую траекторию роста, необходимо стимулировать вход новых
предприятий, поддерживать действующие эффективные предприятия,
особенно молодые компании с большим потенциалом роста (Бессонова
и др., 2020). Стимулирование роста числа производительных пред­
приятий должно сопровождаться созданием условий для быстрого
развития, расширения, повышения эффективности новых организаций.
В этом случае у высвобождаемых с ликвидированных предприятий
работников будет больше возможностей находить рабочие места на
предприятиях с высоким потенциалом роста производительности труда
и, как следствие, заработной платы. Это будет способствовать росту
экономики и благосостояния в целом.

115

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Динамика присутствия предприятий
на рынке в научной литературе

В экономической литературе динамика входа и выхода предприя­
тий с рынка считается одним из важных факторов производительности
труда и, таким образом, экономического роста. Так, в период экономи­
ческого роста в Словении с 1995 по 2000 г. ликвидация предприятий
вносила положительный вклад в рост производительности труда, по­
скольку уровень производительности ликвидированных предприятий
был ниже, чем действующих. При этом уровень производительности
вновь входящих предприятий в среднем ниже, чем уже действующих
(Melitz, Polanec, 2015).

Наиболее важны процессы входа и выхода предприятий с рынка
в кризисные периоды. До кризиса 2008—2009 гг. рецессия в США сти­
мулировала реаллокацию ресурсов, поскольку с рынка чаще уходили
низкопроизводительные компании, а высокопроизводительные скорее
оставались на рынке (Foster et al., 2016). Таким образом, очищающий
эффект кризиса положительно воздействовал на производительность
(Caballero, Hammour, 1994).

Однако в кризисный период 2008—2009 гг. различия в вероят­
ности выхода предприятий в зависимости от уровня их производи­
тельности значительно сократились по сравнению с предыдущими
кризисами. Положительные эффекты в этот период были меньше
также в связи с тем, что интенсивность входа упала более резко, чем
выросло число ликвидаций (Caballero, Hammour, 1994). Необходимым
условием возникновения очищающего эффекта кризиса выступает бо­
лее сильная процикличность динамики ликвидации, чем входа новых
предприятий. Другими словами, чтобы реаллокация ресурсов в пользу
наиболее производительных предприятий имела место, необходимо,
чтобы рост ликвидаций в кризис превышал по амплитуде падение
интенсивности входа. Однако в США в 1979—2013 гг. ухудшение
экономической ситуации быстрее сказывалось на динамике входа
предприятий, чем на числе ликвидаций (Tian, 2018). Как правило,
сначала падало число входящих предприятий, а затем росло число
ликвидаций.

Сокращение регистрации новых предприятий во время рецессий,
а также непропорциональный рост ликвидаций среди молодых орга­
низаций в литературе называется «отпугивающим эффектом» кризиса
(Ouyang, 2009). Несмотря на то что входящие предприятия, как пра­
вило, менее производительны, чем уже действующие (Melitz, Polanec,
2015), эта группа оказывается важным фактором экономического роста
в среднесрочной перспективе (OECD, 2020).

Выход молодых компаний и замедление входа новых положительно
влияют на краткосрочную динамику производительности труда, по­
скольку в этих группах предприятий в среднем производительность
ниже, чем в более зрелых компаниях. Однако это негативно отражается
на экономическом росте в будущем. В результате отпугивающий эффект
кризиса не только замедляет реаллокацию ресурсов от выходящих пред­
приятий к новым, но и не позволяет реализовать потенциал роста мо­

116

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

лодых организаций, не успевших укорениться на рынке. Преобладание
отпугивающего эффекта над очищающим может нивелировать положи­
тельное влияние реаллокации на экономический рост.

Ряд исследований посвящен влиянию пандемии на динамику
выхода предприятий с рынка. Отмечается высокая степень отрасле­
вой неоднородности: гостиничный и ресторанный бизнес пострадал
значительно сильнее остальных (Miyakawa et al., 2021). На решение
о выходе с рынка в большей степени влияет снижение доходов пред­
приятий, чем рост неопределенности, вызванной кризисом.

По оценкам ОЭСР (OECD, 2021), число банкротств в 2020 г. в стра­
нах — членах этой организации снизилось на фоне изменения правил
ликвидации, а также выделяемой финансовой помощи. Беспрецедентная
поддержка, оказанная компаниям, вызвала обеспокоенность: благо­
даря ей низкопроизводительные фирмы смогли остаться на рынке,
хотя в других условиях они должны были прекратить деятельность
(Cros et al., 2021). В 2020 г. скорее наблюдался очищающий эффект
кризиса. Данные по предприятиям из 31 страны свидетельствуют о не­
гативной корреляции уровня производительности труда и вероятности
выхода. Эту вероятность снижает и внедрение инноваций до начала
кризиса (Muzi et al., 2021).

Механизмы, определявшие процесс банкротств во Франции
в 2019 г., действовали и в 2020 г. (Cros et al., 2021). В Японии зависи­
мость интенсивности добровольного выхода от уровня производитель­
ности труда и финансового здоровья фирмы в 2020 г. не изменилась от­
носительно 2017—2019 гг. (Hong, Saito, 2021). Низкопроизводительные
предприятия не получили преимуществ перед более производитель­
ными компаниями.

В анализе, проведенном ОЭСР, предполагается, что волна лик­
видаций была отложена с 2020 г. на более поздний период. Однако
авторы отмечают, что пандемия может оказать значительное влияние
на долгосрочный рост экономики стран ОЭСР, поскольку она отрази­
лась на динамике входа на рынок. В 2020 г. число новых предприятий
резко упало, иными словами сформировалось потерянное поколение.
Наибольший провал наблюдался в Испании и Португалии в апреле,
когда падение составляло около 70% г/ г. При этом, по оценкам ОЭСР,
снижение входа на 25% в течение одного года приводит к долгосрочным
последствиям: через 3 года после шока занятость сокращается на 0,85%,
и даже спустя 14 лет 70% потерь все еще имеют место (OECD, 2021).

Данные

Анализ динамики выхода предприятий с рынка охватывает период
с января 2017 г. по март 2021 г. Данные за 2020—2021 гг. мы срав­
ниваем со средними значениями, рассчитанными за 2017—2019 гг.
Мы используем следующие источники данных: агрегированные на
уровне отраслей данные Росстата, данные Единого государственного
реестра юридических лиц (ЕГРЮ Л) по отдельным предприятиям,
выборочные данные по балансовой отчетности предприятий из базы

117

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

данных RUSLANA, а также данные Единого реестра субъектов малого
и среднего предпринимательства (МСП).

Данные Росстата включают следующие агрегированные показатели: абсолют­
ное число ликвидированных предприятий1, коэффициент ликвидации на 1000 пред­
приятий2, абсолютное число зарегистрированных предприятий3, коэффициент рождае­
мости (создания) на 1000 предприятий4. Основой для расчетов этих показателей
служат данные ФНС. Согласно изменениям, внесенным в 2015 г. в Федеральный
закон от 24 июля 2007 г. N° 209-Ф З «О развитии малого и среднего предприни­
мательства в Российской Федерации»5, в задачи Ф Н С вошло создание и ведение
Единого реестра малого и среднего предпринимательства. В 2016 г. ФНС впервые
опубликовала данные этого реестра, а также начала работу по его очистке от пред­
приятий, фактическая деятельность которых была прекращена, однако они не были
сняты с регистрации («брошенные предприятия»). В результате число ликвидаций
резко возросло, отражая выход фактически давно прекративших деятельность пред­
приятий. В связи с этими изменениями в учете ликвидированных предприятий
сопоставимость данных до и после 2017 г. нарушается. Поэтому в дальнейшем для
анализа ликвидации предприятий во время текущего кризиса мы используем данные
с января 2017 г. по март 2021 г. Отметим, что и после 2017 г. проблема брошенных
предприятий не была решена полностью. Поскольку ФНС выявляет прекратившие
свою деятельность фирмы не сразу, данные о числе ликвидаций отражают факти­
ческую интенсивность выхода с рынка с некоторым лагом. Тем не менее показатели
Росстата позволяют оценить не только то, как меняется со временем интенсивность
выхода, но и какие различия наблюдаются между секторами и регионами. Для
отдельных секторов данные в отдельные месяцы отсутствуют.

Наряду с агрегированными данными Росстата, мы используем данные ЕГРЮЛ.
База ЕГРЮЛ содержит информацию о 2 538 654 предприятиях, вышедших с рынка
с января 2017 г. по март 2021 г. Данные содержат дату регистрации предприятия, дату
выхода, вид деятельности согласно основному коду ОКВЭД2. Благодаря наличию
информации о каждом предприятии, эти данные позволяют оценить, как различается
интенсивность выхода в разрезе наиболее пострадавших и других отраслей. К наиболее
пострадавшим мы отнесли отрасли, входящие в список, утвержденный Постановлением
Правительства от 3 апреля 2020 г. № 4346. Кроме того, данные ЕГРЮЛ позволяют
оценить различия в интенсивности выхода в разрезе возраста предприятия.

Выборочные данные содержат информацию о ликвидации 457 196 предприятий
с января 2017 г. по март 2021 г. Мы сформировали выборку на основе базы данных
RUSLANA. В нее входят предприятия, для которых хотя бы в один из перио­
дов с 2011 по 2018 г. в базе данных была размещена информация о бухгалтерской
отчетности предприятия. Выборка включает только предприятия с численностью
сотрудников 10 и более человек. В связи с этими ограничениями выборка смещена
в сторону более крупных предприятий. В отличие от данных Росстата и ЕГРЮЛ,
выборочные данные не пополнялись новыми предприятиями, которые входили на
рынок в 2019—2021 гг. В результате выборка не включает молодые предприятия,
интенсивность ликвидации которых, как правило, выше.

Выборочные данные позволяют рассчитать уровень производи­
тельности труда как отношение выручки к числу сотрудников. Выборка
разделена на 290 отраслей в основном на трех- или четырехзначном

1https: WWW.fedstat.ru indicator 57785
2 https: www.fedstat.ru indicator 57780
3 https: www.fedstat.ru indicator 57782
4 https: www.fedstat.ru indicator 57760
5Введена Федеральным законом от 29 декабря 2015 г. № 408-Ф З.
6h ttp : government.ru docs 39382

118

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

уровне кода ОКВЭД 2. Мы предполагаем, что в рамках каждой отрас­
ли существует три группы предприятий (Aghion et al., 2009).

Первая группа — лидеры по производительности, функционирую­
щие на границе производственных возможностей. К ним мы отнесли
20% наиболее производительных предприятий в каждой отрасли.

Вторая группа (догоняющие) — предприятия, которые функ­
ционируют на шаг от границы производственных возможностей. К этой
группе мы отнесли предприятия, производительность которых ниже,
чем лидеров, но выше медианы.

Третья группа (отстающие) состоит из предприятий, функцио­
нирующих на два шага от границы производственных возможностей
(Aghion et al., 2009). К данной группе мы отнесли предприятия,
уровень производительности которых ниже медианного. Отметим,
что распределение производительности труда в российских отраслях
сильно смещено к низким уровням. Поэтому группа предприятий,
в наибольшей степени отличающихся от всех остальных по уровню
производительности, это лидеры. Группа предприятий с уровнем
производительности ниже медианного, как правило, значительно более
однородна, чем предприятий с более высокой производительностью.
В целях текущего анализа каждому предприятию приписывалась груп­
па производительности труда за последний год, в который предприятие
представлено в выборке.

Данные реестра субъектов М СП включают агрегированный по­
казатель числа действующих предприятий в секторе МСП с января
2018 г. по март 2021 г. Часть сведений реестра обновляется на еже­
месячной основе. Полная актуализация данных происходит ежегодно
в августе по данным за июль. В связи с этим изменения, происходя­
щие в течение года, могут отражаться не в соответствующем месяце,
а в статистике за июль.

Насколько текущий кризис отличается
от предыдущих?

Чтобы выявить особенности текущего кризиса, целесообразно срав­
нить его с предыдущими кризисами и их последствиями. В связи с из­
менениями в процедуре учета ликвидированных предприятий ФНС
после создания Единого реестра субъектов МСП данные за предыдущие
кризисные периоды 2008—2009 и 2014—2015 гг. не сопоставимы с дан­
ными последних лет. Поэтому мы сравниваем не абсолютные уровни
числа ликвидированных предприятий, а их динамику относительно
стабильных периодов (рис. За). Сопоставление этих эпизодов позволяет
выделить основные отличия текущего кризиса от предыдущих в части
динамики выходов предприятий с рынка и входов на него.

Во-первых, специфика текущего кризиса, связанного с последст­
виями пандемии, нашла отражение прежде всего в более сильной
отраслевой дифференциации по сравнению с предыдущими кризи­
сами. Например, в строительном секторе (F) и в административной
деятельности (N) число ликвидированных предприятий в июле 2020 г.

119

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

превысило среднее в этом месяце за 2017—2019 гг. на 88 и 81% соот­
ветственно. В добыче полезных ископаемых (В) превышение составило
19%, а в сельском хозяйстве (А) — 32%.

Во-вторых, очевидно, что и причина роста числа ликвидируемых
организаций в 2020 г. отличается от предыдущих кризисных эпизо­
дов. Так, в 2008—2009 гг. и 2014—2015 гг. причинами ликвидации
были снижение доходов вследствие ухудшения общей экономичес­
кой ситуации, а также внешние шоки, например резкое изменение
обменного курса рубля (рис. 1а). В 2020 г. часть компаний была
вынуждена приостановить свою деятельность, то есть столкнулась
со значительно более сильным падением доходов, чем в предыдущие
кризисные эпизоды.

В-третьих, в 2020 г. влияние начала кризиса было более кон­
центрированно во времени. Значительное сокращение числа входов
пришлось на два месяца приостановки экономической активности,
которое затем не было компенсировано сильным ростом регистра­
ции новых предприятий (рис. 36). В 2008—2009 гг. падение входов
было более умеренным (рис. 16), а в 2014—2015 гг. динамика этого
показателя незначительно отличалась от относительно стабильного
2013 г. (рис. 26).

В 2020 г. число ликвидаций значительно выросло через несколько
месяцев после начала периода наиболее жестких ограничительных мер
по борьбе с распространением новой коронавирусной инфекции (см.
рис. За). В 2008—2009 гг. влияние кризиса во времени распределилось
более равномерно на фоне постепенного ухудшения внешнеэкономичес­
ких условий, снижения спроса и доходов. Плавный рост ликвидаций
и снижение частоты входа на рынок продолжались во второй половине
2008 — первой половине 2009 г. (см. рис. 1а). В 2015 г. небольшой
рост выходов можно отметить в апреле, после которого наблюдалось
снижение числа ликвидаций (рис. 2а).

Количество (а) официально ликвидированных
и (б) официально зарегистрированных организаций

в целом по экономике в 2008—2010 гг. (тыс. шт.)

2008 ■2009 2010 2008 ■2009 ------2010

Источник: Росстат.

Рис. 1

120

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Количество (а) официально ликвидированных
и (б) официально зарегистрированных организаций

в целом по экономике в 2013—2015 гг. (тыс. шт.)

2013 ■2014 ■2015 2013 ■2014 2015

Источник: Росстат.

Рис. 2

Количество (а) официально ликвидированных
и (б) официально зарегистрированных организаций

в целом по экономике в 2017—2021 гг. (тыс. шт.)

2017 — 2018 0 2021 \ 2017 — 2018 О 2021 \

2019 ------2020 | 2019 ------2020 |

Источник: Росстат.

Рис. 3

Ускорение выхода и замедление входа предприятий

Ограничительные меры в связи с неблагоприятной эпидемической
обстановкой в России начали действовать в марте 2020 г. Наиболее
жесткие ограничения действовали в апреле —мае, когда был вве­
ден общенациональный режим нерабочих дней (30 марта—11 мая).
Моментальных эффектов в отношении выхода предприятий с рынка
в тот период не наблюдалось (рис. 4а). По данным Росстата, число
ликвидированных предприятий в первые шесть месяцев 2020 г. было
ниже, чем в среднем за 2017—2019 гг.

121

Е. В. Бессонова и др. /В о п р о сы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Количество ликвидированных предприятий,
2017—2021 гг. (тыс. шт.)

10 Н в ) Выборочные данные — Среднее число ликвидаций
за 2 017-2019 гг.
ОV А /V
- -------------------- / — Ликвидации в 2020 г.
О Ликвидации в 2021 г.
О Ликвидации в 2020 г. выше среднего
Ликвидации в 2020 г. ниже среднего

11111111111

£53 Е2 2
КS

Источники: Росстат; ЕГРЮЛ; RUSLANA; расчеты авторов.

Рис. 4

Относительно низкую интенсивность ликвидаций в начале 2020 г.
(до коронакризиса) можно объяснить тем, что в предыдущие годы,
особенно в конце 2018 — начале 2019 г., предприятия довольно час­
то ликвидировались, что во многом объяснялось технически. Скорее
всего, такая динамика была связана с целенаправленной работой ре­
гистрирующих органов по очистке реестров от фактически давно не
действующих предприятий. В связи с этим средний уровень ликви­
даций за 2017—2019 гг. может быть завышен.

В апреле —июне значительного изменения в динамике выхода
с рынка даже относительно пониженных уровней начала 2020 г. так­
же не произошло. Во-первых, в апреле—июне не было возможности
поддерживать работу регистрирующих органов в том же режиме, что
раньше, поэтому многие предприятия отложили действия по реги­
страции своего закрытия на более поздний период. Во-вторых, меры
государственной поддержки могли как минимум временно удержать
часть предприятий от решения мгновенно закрыться.

В июле число выходящих с рынка предприятий резко возросло,
превысив средний уровень за 2017—2019 на 46%, что стало проявле­
нием упомянутого выше отложенного эффекта на фоне прерывания
работы регистрирующих органов во II кв. Так, компании, которые по
каким-то причинам решили отложить ликвидацию или не смогли ее
осуществить в период действия режима нерабочих дней, оформили
выход с рынка в июле, когда в большинстве регионов уже были сняты
основные ограничения.

122

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Вторая волна роста ликвидаций пришлась на октябрь 2020 г.
Превышение среднего числа ликвидаций за 2017—2019 гг. составило
3%, что значительно меньше, чем в первую волну. Однако в осенний
период в большей степени, чем в июле, проявилось влияние ухудшения
экономической ситуации в дополнение к эффекту отложенных выхо­
дов. Для строительной отрасли (сектор F) также важную роль сыграл
переход на новую банковскую схему финансирования с использованием
эскроу-счетов. В этом секторе динамика ликвидаций во многом отражает
уход недостаточно устойчивых для работы в новой системе компаний.

При этом стоит учитывать, что с б апреля 2020 г. был введен мора­
торий на банкротства для системообразующих предприятий и органи­
заций и ИП в наиболее пострадавших отраслях7. Были приостановлены
как прием новых заявлений о банкротстве должника со стороны кре­
диторов, так и судебные производства по принятым делам, по которым
процедура банкротства еще не была начата. Таким образом, в этих
отраслях во второй половине 2020 г. мы не наблюдаем банкротств по
инициативе кредитора, доля которых в общем объеме заявлений оце­
нивается выше 75%8. В результате, по данным Федресурса, в 2020 г.
число банкротств сократилось почти на 20% по сравнению с 2019 г.9

Мораторий был снят 7 января 2021 г., однако в I кв. 2021 г. число
банкротств все еще оставалось ниже уровня 2019 г. на 8%10. По проше­
ствии достаточного времени для завершения процедур, необходимых
для ликвидации предприятий, то есть в середине 2021 г., должна была
возникнуть тенденция к увеличению числа банкротств, которая уже на­
чинает проявляться на предварительных данных. Поэтому последствия
текущего кризиса наряду с краткосрочным резким ростом ликвидаций
в 2020 г. имеют и более распределенные, отложенные во времени вто­
ричные эффекты, сдерживающие восстановление экономики.

Помимо данных Росстата для анализа интенсивности ликвида­
ции предприятий мы используем альтернативные источники: данные
ЕГРЮЛ и выборочные данные. Данные ЕГРЮЛ показывают схожую
с данными Росстата (рис. 4а) динамику ликвидаций в первой поло­
вине 2020 г., а во втором полугодии 2020 г. также наблюдаются две
волны роста (рис. 46). Согласно выборочным данным, интенсивность
ликвидаций в начале 2020 г. была схожа со средней за 2017—2019 гг.
(рис. 4в). Такое расхождение с данными Росстата может быть вызва­
но тем, что средний уровень ликвидаций по выборочным данным не
был завышен в результате очистки реестров от фактически давно не
действовавших предприятий. Вместе с тем в выборочные данные не
включались новые предприятия, входившие на рынок в 2019—2020 гг.,
для которых интенсивность ликвидации, как правило, выше. Тем не
менее выборочные данные также отражают резкий скачок числа лик­
видированных предприятий в июле и октябре 2020 г. Таким образом,
данные Росстата и других источников не противоречат друг другу.

7В соответствии с Постановлением Правительства Российской Федерации от 3 апреля
2020 г. № 428.

8 https: \\ \\ \\ .rbc.ru economics 15 01 2021 6000343b9a794747addc5c41
9https: fedresurs.ru news e3fc79ce-fd38-432f-ab08-8cl561blb7cb
10 https: fedresurs.ru news 165f3708-5810-4047-9db6-b46c927e73b7

123

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Это позволяет с достаточной точностью использовать альтернативные
источники данных для оценки различий в интенсивности ликвидаций
в разрезах, для которых данных Росстата недостаточно.

Если в случае выхода предприятий с рынка ограничительные
меры имели отложенный эффект, то на входе на рынок приостанов­
ка экономической активности сказалась незамедлительно. В первые
месяцы 2020 г. интенсивность входа была на 30% ниже средней за
2017—2019 г. В апреле—мае отставание достигло 60 —65% (рис. 5).
Приостановка регистрации наблюдалась во всех секторах, особенно
в деятельности в области культуры, спорта, организации досуга и раз­
влечений (сектор R), где в мае падение относительно среднего состав­
ляло 78% (см. таблицу).

Число вновь зарегистрированных предприятий,
2017—2021 гг. (тыс. шт.)

— Среднее число регистраций
з а 2 017-2019 гг.

— Регистрации в 2020 г.
<> Регистрации в 2021 г.
Регистрации в 2020 г. выше среднего
Регистрации в 2020 г. ниже среднего

Источники: Росстат, расчеты авторов.

Рис. 5

По оценкам О ЭСР11, в апреле сопоставимое сокращение регистра­
ции новых предприятий по сравнению с 2019 г. наблюдалось и в других
странах: например, в Португалии — на 70% г/г, во Франции — на
54% г/г, в Турции — на 58% г/г.

В июне—июле число входящих предприятий выросло, однако уже
в августе рост остановился, отражая замедление эффекта отложен­
ного во времени входа. В результате существенное отставание числа
регистраций новых предприятий от среднего уровня за 2017—2019 гг.
вернулось к уровню начала года. В начале 2021 г. число зарегистри­
рованных предприятий оставалось чуть ниже уровня 2020 г. (и мы
пока не видим предпосылок для его увеличения), что свидетельст­
вует о сохранении тенденции к падению интенсивности регистрации
вследствие «отпугивающего эффекта» кризиса.

Рост числа ликвидаций и снижение числа регистрации новых пред­
приятий должны приводить к ускоренному сокращению числа дейст­
вующих предприятий. Данные о численности предприятий в Едином
реестре субъектов МСП12подтверждают это предположение. Они ука-

11 https: voxeu.org article challenges-and-opportunities-start-ups-time-covid-19
12 h ttp s://rm sp .n a lo g .ru / (Данные публикуются 10-го числа месяца, следующего за отчет­
ным. Реестр МСП полностью актуализируется в августе по данным за июль, изменения в июле
могут отражать не только июльскую динамику, но и динамику пересмотров за прошедший год.)

124

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

а
§ s!=Г

К
C N ^ - i C N t ^ O ^ O O C N C N ^ O O ^ l O r ^ C O ^ ' с о i >. -s s9 g°
ЮI ^I С IО I^ ^IС IО ^I ^IЮ I С IО I^ ^IС IО ^I ^ I | C- J'IN C•IN ICСOО ° §§
■

5о

\о O0 .N.O..OO...OO..C.N..N'..sr.O.f .^.r.OC..^.O.C..^N..).^.Cr.O.N..C.'.N.^..r^.O.C.l.O.O..r.^O..OC...NO..Cr..ON...V^ ^E
ей
s
н
II

Отклонение числа ликвидированных предприятий в 2020 и 2021 гг. от среднего за 2017—2019 гг. (в %) cN'4t<cooO'4t( y:'4t<o o oy:a5ooio^ocN ai^'^oo Я2 V'OS и s"
rQООКнHatк$Jsj cККuVо4O
^I ю Iю I^ юI юI ^Iю Iг оI г Iо гI ^ Iю I^ гI о Iг о I I ^I с Iо CIO CIO 03щ « A
^H о„ ОИ) Юга
O O ^ ^ H lO ^ ^ N N ^ C N C n^ H C N rO ^ D Ю t o CO t£> S| 2aнК
Ч О О»)
CIO CIO ^IC OI C OI C IN C IN ^ IC OIC NIC NIi O IC OIC OIC NI СIО VI CIO CIN оЗ o3 а
VоO ^C0UнхОо
oaS кК I га 2 К

^\ Q OS

о

О я"

НI Н

sS"
О) Н н
^ °P ^l O i O O ^ ^ O O C N C O ^ ^ O O ^ i O O i O ^ - i i O i O C N ^ ^ Gм 2О ох
Iу I I CO CN 4—1 | |

СО'^1Ла^У:П'чГСГ)^1ЛООООСООП^(ЛСОООЮ ЙоК иО_ ^£a н; га ОGн ^Qd
I^ I I CN | ^ CN CN I CN CO CO CN CN ^ LT
и оГ W ^ О)
О) >->
® аЗнЛн -Ы Йо*®нЗ |—КI5^^I ОЧ
сSчию2^
° щК У
Со
?i 8ч &s О) м
< оо Ю ^ ^ 0 5 ОО О ' vf N N О 'gЛ М°II нОоО£GюннЗ
1 CN CN T? ^ нW Мга
W
оК

0О>43-н>ыotАjs

CN <^D ^ 05 05 О Ю ^ ГО Ю ^ CO S§ 2G
СЧ I I CN op CN
T? 1 CIO CIN I CIN Is

О гка
я^

с£о §г , н О.
'SооЧга гыг©aаа; НООн
0C N O 5^lO O O O O N O 5O O O iiOO^OOO OCOOiCO Огангоаз О сгиа и^ га
^CO ^CO ^'sTOO CO iO CO N CN ЧЭ o o | CO ^ CO га Ч tn

оCN sa- о; н Sочггаа
оюsга 2£ сч «s га
О C O O O O C O N 0 0 lO '4 ), COOO5CNCNNNCN'st( CNN оио 2КG игча 4 §
асгиа сSгзаг к
О CIO ^IC OIC OI C IO CIO CIN ^IC OIC NI C OI ^ IC OIC OIC NI I CIN CIN CIO CIN О
оч чs Ун ^

с

Югоа. кКО S^2 §« g
2га но
^ ^IO 4JC O O O O N C O O O 0O 5^)^O « Ё° 3 X aога
OICOOIOIOIOI TTTT? T
ио йага4ijIh ^га чси наО)
га га “ « I
==0000о00aого000a0огогСSгкгнгчггкгггаааааааЗааО55аа))))))))' эСггооо000оСaаггЧчнкггнгкгчггггчгКК^ОааОааЗаааааааана))) HКчOaоaоогОооaо00ог00нгикггчкгКггКгЗааЗаЗааааа-)))):h^оr4raaK^Zt•-oог^sO-8rw*rsчнЭгsтaaааs-X.[h\POI.gaоpKOCsОSооoгчгq-гrз.I1ааDaаhгh'^’|gOrо^смoОсОООЙ^гsРгг,“saоЗаанsа))нhоr^нЛжSrо.®SSоРOО0аaa)-ih
ОО'^О5ООСО0'чГЮО5'ч)( ' ч Г О 5 ^ ^ N 0 CN Ю

( IM CI O I^ CIN CI N II M I^ CIO VI ^ I^ CIO CI O IC NI ^...^....C.N...C.O...CO

C N N ^ ^O O ^ iO O O O O O iO yD O iC N CO l O 0 5 ОО ч—1

1?T T T ?T T i T?

CN СО Ю CN О N'sf'sfC N ^^O O O 5lO C O 0C N O 5

CIO CIO ^I CIO CIO CIN C..O..l.M...C..N..C...O..^..C..O..C...N..^..l .O..C..N...C..N..C..O..^

^ C N ^ O 0C O ^ N N IO ^ 0O O C O ^ N C O 0^ 4J

I I I I I I I I I I I I I I I I I I I' ^ ' s f ' ^ i O i O ' s f C N ' ^ C O ' ^ ' ^ i O ' ^ C O P O ^ C N C O ' ^ C O

PQ

125

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133
Темпы прироста числа субъектов МСП, 2017—2021 гг. (г/г, в %)

61

4

24
_ ______

-2 4
-4

-6 J i-^i^oooooooo 0000000000ооооооаъаъ ст>аъаъогагоъаъ ст>ст>о о о о о о о о о о О О

от—| оч—| оч—| оч—iот-н оч—iот—i tоH оt H оt H оt H оt Hоt hо- Hоt hоC NоC NоC NоC N оCN оCN оCN оCN оCNоCN CN CN CN CN СЧ
ОООО О
C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N C N CN CN CN CN CN CN CN CN CN CN CN
iп-н нв нм\оой иВИа &а
“ КК tnl-ч Н Н ЧО

Источники: Единый реестр субъектов МСП; расчеты авторов.

Рис. 6

зывают на увеличение темпов сокращения числа действующих МСП
в июле (рис. 6). В первой половине 2020 г. темпы падения числа МСП
составляли в среднем 2,4% г/г, в июле число МСП сократилось на
4,2% по сравнению с предыдущим годом. В августе —сентябре падение
замедлилось до 3,6 —3,8%, при этом темпы сокращения числа МСП
и в начале 2021 г. оставались относительно высокими, хотя возможна
стабилизация падения по сравнению с 2020 г.

Текущий кризис —
удар по всем группам предприятий

В начале 2020 г. во всех секторах экономики, за исключением
государственного управления (сектор О), наблюдалась низкая по срав­
нению со средним за 2017—2019 гг. интенсивность ликвидаций (см.
таблицу). Однако резкий рост ликвидаций в июле затронул практи­
чески все секторы.

Данные ЕГРЮЛ позволяют подробно проанализировать ликвиди­
руемые предприятия в отраслевом разрезе, в том числе выделить наи­
более пострадавшие отрасли согласно Постановлению Правительства
РФ от 03.04.2020 № 434. Первая волна роста ликвидаций в июле
схожим образом отразилась на их динамике как в пострадавших, так
и в остальных отраслях. По данным ЕГРЮЛ, в группе пострадав­
ших отраслей число ликвидаций в июле 2020 г. превышало среднее
в этом месяце за 2017—2019 гг. на 57% (рис. 7). В остальных отрас­
лях отмечается хоть и меньшее, но также значительное отклонение от
среднего (увеличение ликвидаций на 42%). Вторая волна в большей
степени затронула пострадавшие отрасли. Число ликвидаций в октябре
2020 г. превысило средний уровень на 39%, в остальных превышение
составило 13%. Это указывает на то, что осенью влияние фактора
ухудшения экономической ситуации сказалось на динамике ликви-

126

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Число ликвидированных предприятий в разрезе отраслей,
данные ЕГРЮЛ, 2017—2021 гг. (в %, среднее за 2017—2019 гг. = 100%)

а ) Наиболее пострадавшие отрасли б ) Остальные отрасли

— Среднее число — Ликвидации в 2020 г. Ликвидации в 2020 г. выше среднего
Ликвидации в 2020 г. ниже среднего
ликвидаций <> Ликвидации в 2021 г.

за 2 0 1 7 -2 019 гг.

Источники: ЕГРЮЛ; расчеты авторов.

Рис. 7

даций в большей степени, чем летом, когда наблюдались в том числе
и отложенные ликвидации.

Данные ЕГРЮЛ также позволяют оценить возрастную структуру
выходящих с рынка предприятий. Наиболее устойчивыми к текуще­
му кризису оказались предприятия в возрасте от 15 лет. В 2020 г.
число ликвидированных предприятий в этой возрастной группе со­
хранялось на уровне ниже среднего за период 2017—2019 гг. Среди
укоренившихся предприятий зрелого возраста 3 —15 лет наблюдались
две волны роста ликвидаций. В июле превышение числа ликвидаций
над средним в этом месяце в 2017—2019 гг. составило 33%. Осенняя
волна ликвидаций была менее интенсивной (в октябре рост составил
+14% относительно среднего).

Максимальные всплески ликвидаций в 2020 г. наблюдались
в группе молодых предприятий (1—2 года): в июле число ликвиди­
рованных предприятий на 71% превысило среднее за 2017—2019 гг.
В августе и сентябре также было зафиксировано превышение числа
ликвидаций над средним за 2017—2019 гг. (рис. 8).

Молодые предприятия часто оказываются одной из наиболее
уязвимых групп с точки зрения интенсивности ликвидаций. С одной
стороны, такие предприятия используют более рискованные страте­
гии для занятия ниш и/доли на рынке. С другой стороны, процесс
формирования прочных связей с поставщиками и пула лояльных по­
требителей/заказчиков может занимать время. Многие молодые пред­
приятия, обладая высоким потенциалом роста производительности,
в период значительных перебоев с поставками и снижения спроса могут
столкнуться с относительно большими по амплитуде шоками издержек
и спроса. Высокая интенсивность ликвидаций в группе молодых пред­
приятий в средне- и долгосрочной перспективе может отрицательно
сказаться на динамике производительности труда в целом в экономи­
ке, поскольку предприятия вынуждены уйти с рынка, не успев реа­
лизовать свой потенциал. Поэтому для стимулирования устойчивых

127

Е. В. Бессонова и др. /В о п р о сы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Число ликвидированных предприятий в разрезе возрастных групп,
данные ЕГРЮЛ, 2017—2021 гг. (в %, среднее за 2017—2019 гг. = 100%)

а ) Возраст до 3 лет б ) Возраст 3 —15 лет

в ) Возраст старше 15 лет

200 -|

150 - — Среднее число ликвидаций
за 2 017-2019 гг.
100
— Ликвидации в 2020 г.
50 '
О Ликвидации в 2021 г.
Ликвидации в 2020 г. выше среднего
Ликвидации в 2020 г. ниже среднего

11111111111

В В? Он Он | М ч
вI s 5s I 1

Источники: ЕГРЮЛ; расчеты авторов.

Рис.

долгосрочных темпов роста экономики особенно важна поддержка
предприятий, которые испытывают трудности в связи с негативным
влиянием кризиса на их отрасль, но на более длинном горизонте
способны демонстрировать высокую производительность, выступая
в качестве драйверов роста экономики (Бессонова, Цветкова, 2020).

Задача выявить потенциально эффективные предприятия крайне
сложна как для участников рынка, так и для органов управления —
не только в России, но и во всем мире. Поэтому в условиях ограни­
ченной информации особенно важную роль играют не только прямая
финансовая помощь, которая может оказываться неблагополучным
предприятиям, но и системные меры, направленные на создание бла­
гоприятных условий для роста эффективных предприятий.

Выборочные данные по предприятиям позволяют оценить, как
отличается профиль производительности предприятий, ликвидиро­
ванных в 2020 г., от среднего за 2017—2019 гг. Мы относили каждое
предприятие к одной из трех групп (лидеры по производительности,
догоняющие и отстающие) на основе данных последнего года, когда
предприятие присутствовало в выборке. Поскольку распределение
предприятий по уровню производительности достаточно устойчиво
во времени (Bessonova, Tsvetkova, 2019), можно предположить, что
ретроспективная оценка близка к текущему относительному уровню
производительности.

В первой половине 2020 г. число ликвидированных предприятий
из группы лидеров было ниже среднего за 2017—2019 гг. Однако в июле

128

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

рост ликвидации затронул и эту группу, несмотря на высокпп уровень
производительности. Число ликвидаций в этой группе резко выросло
и превысило среднее на 16%. В последующие месяцы, даже в период
осенней волны ликвидаций, их число среди лидеров сохранялось на
уровне ниже среднего, и мы полагаем, что в 2021 г. эта тенденция
продолжится. Эта группа предприятий оказалась наиболее устойчива
к шоку по сравнению с другими группами.

В группе догоняющих предприятий в первые месяцы 2020 г. число
ликвидаций было на уровне среднего за 2017—2019 гг. В первую волну
число ликвидаций превысило среднее на 36%, вторая волна была менее
интенсивной: рост относительно среднего составил 25%.

Наиболее сильное превышение числа ликвидаций над средним
наблюдается в группе отстающих: в июле 2020 г. закрылось на 81%
больше предприятий, чем в среднем в июле 2017—2019 гг. В этой груп­
пе вторая волна роста ликвидаций осенью 2020 г. была сопоставима
по интенсивности с летней (рост на 71%), а в других группах июль­
ский всплеск был намного значительнее (рис. 9). Это также служит
аргументом в пользу утверждения о большем влиянии экономических
факторов на динамику ликвидаций осенью, чем летом.

Число ликвидированных предприятий в разрезе производительности,
выборочные данные, 2017—2021 гг. (в %, среднее за 2017—2019 гг. = 100%)

а) Лидеры 6 ) Догоняющие

в ) Отстающие

— Среднее число ликвидаций
з а 2 017-2019 гг.

— Ликвидации в 2020 г.

О Ликвидации в 2021 г.
Ликвидации в 2020 г. выше среднего
Ликвидации в 2020 г. ниже среднего

Источники: RUSLANA; расчеты авторов.

Рис. 9

В результате ускорения ликвидации отстающих предприятий во
второй половине 2020 г. структура ликвидированных организаций по
группам эффективности изменилась относительно 2017—2019 гг. Доля
лидеров снизилась, а доля отстающих, напротив, выросла (рис. 10).

129

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Структура ликвидированных предприятий в разрезе групп
по производительности, выборочные данные (в %)

2 0 1 7 -2019 гг. 2020 г. Отстающие
Догоняющие
( f Лидеры

Источники: RUSLANA; расчеты авторов.

Рис. 10

С одной стороны, в росте ликвидаций в 2020 г. можно найти
признаки очищающего эффекта, поскольку наибольшая интенсивность
ликвидаций стала наблюдаться в группе предприятий с наименьшим
уровнем производительности. С другой стороны, из-за экономическо­
го спада были вынуждены уйти с рынка и молодые предприятия, не
получившие шанса реализовать свой потенциал. При этом число регист­
раций во втором полугодии 2020 г. — начале 2021 г. оставалось на
пониженном уровне, и такая тенденция, видимо, сохранится в течение
ближайшего времени. Таким образом, выбывающие с рынка фирмы
медленнее замещаются новыми предприятиями с высоким потенциалом
роста. Поэтому положительное влияние очищающего эффекта кризиса,
связанное с выходом наименее производительных предприятий, ни­
велируется замедлением входа новых фирм. В результате сотрудники
выбывающих с рынка предприятий лишаются рабочих мест. Это нашло
отражение в росте уровня безработицы и в снижении уровня занято­
сти. В такой ситуации ключевым становится вопрос о возможности
трудоустроиться на новое место для высвобождаемой рабочей силы,
особенно в условиях резкого падения регистрации новых предприятий.

Чтобы повысить уровень производительности труда в целом в рос­
сийской экономике, в текущей ситуации недостаточно поддерживать
только рост количества новых предприятий. Важно, чтобы новые пред­
приятия имели возможность не только войти на рынок, но и расти,
увеличивая производительность труда (Бессонова и др., 2020). Только
в этой ситуации высвобождаемые с закрытых неэффективных пред­
приятий работники будут иметь возможность найти рабочее место на
более производительных предприятиях, тем самым внося положитель­
ный вклад в динамику производительности труда в целом в экономике.

***

Текущий кризис отличается от предыдущих. С одной стороны, его
удар оказался неравномерным в отраслевом разрезе. В ряде отраслей
предприятия были вынуждены приостанавливать свою деятельность,

130

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

а другие испытывали повышенный спрос. С другой стороны, шок,
связанный с пандемией, носит более сконцентрированный во времени
характер, чем это было в предыдущие кризисные эпизоды 2008—2009
и 2014-2015 гг.

Наш анализ показывает, что в результате кризиса число ликвиди­
рованных предприятий в 2020 г. значительно увеличилось. Во второй
половине года наблюдалось две волны роста числа выходов: в июле
и октябре. Летняя волна ликвидаций отчасти была вызвана отложенным
эффектом и более однородна для предприятий из разных отраслей,
возрастных групп и групп по производительности. Осенняя волна была
более дифференцированной, что свидетельствует о снижении экономичес­
кой активности. В начале 2021 г. число ликвидированных предприятий
снизилось до допандемийного уровня, однако вследствие отмены мора­
тория на банкротства, действовавшего до 7 января 2021 г., в середине
2021 г., как мы полагаем, должен вновь наблюдаться рост ликвидаций.

Последствия кризиса ощутили на себе предприятия практи­
чески из всех секторов. Наиболее пострадавшие отрасли согласно
Постановлению Правительства РФ от 03.04.2020 № 434 оказались
более уязвимыми, особенно в осеннюю волну ликвидаций, когда начал
сказываться не только отложенный эффект, но и фактор ухудшения
экономического положения предприятий. Сильным ударом текущий
кризис ожидаемо стал для молодых предприятий. Они, как правило,
еще не успевают укорениться на рынке в достаточной степени, чтобы
адаптироваться к изменениям, и могут в большей степени испытать
на себе влияние шоков издержек/поставок и спроса.

Структура ликвидаций в разрезе уровней производительности ука­
зывает на возможные признаки очищающего эффекта кризиса: интен­
сивность выхода с рынка среди наименее производительных предприя­
тий резко возросла, особенно в осеннюю волну, а на лидеров последст­
вия кризиса повлияли в меньшей степени. Это может положительно
отразиться на среднесрочном экономическом росте, поскольку профиль
производительности оставшихся на рынке предприятий улучшается.

Однако положительные эффекты от выхода с рынка наименее про­
изводительных предприятий может нивелировать увеличение ликвида­
ций молодых предприятий, не успевших реализовать свой потенциал
роста. Кроме того, процесс замещения неэффективных предприятий
новыми может ослабеть на фоне сильного падения числа регистраций,
иными словами, отпугивающего эффекта кризиса.

На фоне роста закрытия организаций и одновременного падения
числа новых предприятий занятые на ликвидируемых предприятиях,
даже не всегда будучи зарегистрированными безработными, сталки­
ваются с проблемой поиска работы в условиях кризиса. Проблема
дальнейшего трудоустройства усугубляется тем, что даже предприя­
тия с высокой производительностью сталкиваются с ограничениями
для роста. В результате существенно повышается общая социальная
напряженность, и, как следствие, возникает вопрос о поддержке на­
селения в условиях сокращения доходов.

Кризис, вызванный пандемией и введением ограничительных мер,
не только проявился в моментальных негативных эффектах, но и пред­

131

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

полагает более долгосрочные и распределенные по времени риски
для экономики. Такие последствия, как рост числа ликвидируемых
организаций, замедление входа новых предприятий на рынок, огра­
ничения в росте предприятий с высокой производительностью, рост
безработицы, ограниченные возможности найти производительное ра­
бочее место для высвобождаемой рабочей силы, могут быть ощутимее,
чем в предыдущие кризисные периоды.

Для преодоления долгосрочных негативных последствий кризиса
и выхода в дальнейшем на устойчивую траекторию роста необходим
комплекс мер, направленных на стимулирование создания новых пред­
приятий. Важно создавать условия для их быстрого роста и повышения
эффективности. К таким мерам можно отнести развитие конкуренции,
способствующей эффективному перераспределению ресурсов и росту
наиболее производительных предприятий. В то же время требуется
упростить процедуры выхода с рынка, в том числе развивать систему
банкротства. Повышение мобильности труда, совершенствование про­
грамм переобучения работников, увеличение их доступности дадут
возможность сотрудникам закрывающихся фирм переходить на более
перспективные предприятия с потенциалом роста.

Список литературы / References

Бессонова Е. В., Морозов А. Г., Турдыева Н. А., Цветкова А. Н. (2020). Возможности
ускорения роста производительности труда: роль малых и средних предприя­
тий Вопросы экономики. N° 3. С. 98 —114. [Bessonova Е. V., Morozov A. G.,
Turdyeva N. A., Tsvetkova А. N. (2020). Opportunities for accelerating labor
productivity growth: The role of small and medium enterprises. Voprosy Ekonomiki,
No. 3, pp. 98—114. (In Russian).] blips: doi.org 10.32609 0042-8736-2020-3-98-114

Бессонова E., Цветкова A. (2020). Выход из кризиса: почему так важны моло­
дые предприятия? Аналитическая записка. М.: Банк России. [Bessonova Е.,
Tsvetkova А. (2020). Pulling out of the crisis: Why are young firms so important?
Moscow: Bank of Russia. (In Russian).]

Aghion P., Blundell R., Griffith R., Howitt P., Prantl S. (2009). The effects of entry on in­
cumbent innovation and productivity. Review of Economics and Statistics, Vol. 91,
No. 1, pp. 20 —32. h ttps://doi.O rg/10.1162/rest.91.l.20

Bessonova E., Tsvetkova A. (2019). Productivity convergence trends w ithin Russian
industries: Firm-level evidence. Bank of Russia Working Paper Series, No. wps51.

Caballero R. J., Hammour M. L. (1994). The cleansing effect of recessions. American
Economic Review, Vol. 84, No. 5, pp. 1350 —1368.

Cros М., Epaulard A., M artin P. (2021). W ill Schumpeter catch Covid-19? CEPR
Discussion Paper, 15834.

Foster L., Grim C., Haltiwanger J. (2016). Reallocation in the great recession: Cleansing
or not? Journal of Labor Economics, Vol. 34, No. SI, pp. S293 —S331. https:
doi.org 10.1086 682397

Hong G. H., Saito Y. (2021). Firm exit patterns and the post-Covid cleansing mecha­
nism: Evidence from Japan. VOXEU CEPR, February 25.

Melitz M. J., Polanec S. (2015). Dynamic Olley-Pakes productivity decomposition with
entry and exit. RAN D Journal of Economics, Vol. 46, No. 2, pp. 362—375. https:
doi.org 10.1111 1756-2171.12088

Miyakawa D., Oikawa K., Ueda K. (2021). Firm exit during the COVID-19 pandemic:
Evidence from Japan. Journal of the Japanese and International Economies, Vol. 59,

pp. 101 —118. h ttp s: doi.org 10.1016 j .jjie.2020.101118

132

Е. В. Бессонова и др. / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 113—133

Muzi S., Jolevski F., Ueda К., Viganola D. (2021). Productivity and firm exit during
the COVID-19 crisis. World Bank Policy Research Working Paper, No. 9671.
https://doi.org/10.1596/1813-9450-9671

Ouyang M. (2009). The scarring effect of recessions. Journal of Monetary Economics,
Vol. 56, No. 2, pp. 184 —199. https://doi.O rg/10.1016/j.jm oneco.2008.12.014

OECD (2020). Start-ups in the time of COVID-19: Facing the challenges, seizing
the opportunities. Paris, May 13.

OECD (2021). Business dynamism during the COVID-19 pandemic: Which policies
for an inclusive recovery? Paris, February 18.

Tian C. (2018). Firm-level entry and exit dynamics over the business cycles. European
Economic Review, Vol. 102, pp. 298 —326. blips: doi.org 10.1016 j.euroecor-
ev.2017.12.011

Market exits during the pandemic

Evguenia V. Bessonova12 *, Sofia M. Myakisheva1,
Anna N. Tsvetkova1,2

Authors affiliation: 1Bank of Russia (Moscow, Russia); 2HSE University
(Moscow, Russia). * Corresponding author, email: [email protected]

The new coronavirus pandemic has triggered an economic crisis different
from other crises in the acuteness and non-uniformity of its impact on various
sectors of the economy. This paper analyzes how the dynamics of firms entering
and exiting the market have changed in this environment and which groups of
firms have shown to be the most vulnerable to the negative effect of the crisis.
Our analysis shows that the number of newly registered firms dwindled sharply
in the period of the toughest restrictions imposed to curtail the infection spread
in April —May 2020. The recovery which followed in the subsequent months
has failed to compensate for the spring’s slump, which may suggest a “scarring
impact” of the crisis. July and October 2020 saw a substantial rise in companies’
exits from the market. The crisis has hurt not only the hardest hit industries but
also other areas of economic activity. Liquidations rose most extensively among
young firms aged less than three years. Relatively higher productivity firms
exited less often than lower productivity companies. This may suggest a “cleans­
ing effect” of the crisis. But with the redundant labor being unable to move to
more productive firms, the positive effect of the crisis may be brought to naught.
Therefore, for the consequences of the crisis to be remedied, incentives should
be provided to new firms’ entries and support for efficient companies, especially
for young firms showing growth potential. Stimulation of growth in the number
of high-productivity firms should go hand in hand with the creation of condi­
tions for new entities’ fast development, expansion, and efficiency enhancement.

Keywords: productivity, market exit, market entry, pandemic, government
policy, COVID-19.

JEL: D24.

133

Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151.
Voprosy Ekonomiki, 2021, No. 10, pp. 134 —151.

Экономический анализ границ фирмы
и ограничений конкуренции: случай
консорциума «Северный поток —2»*

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Юсупова

Национальный исследовательский университет
«Высшая школа экономики» (Москва, Россия)

Показана связь между обвинением польского антимонопольного органа
UOKiK (Управление по конкуренции и защите потребителей) в отношении
участников консорциума «Северный поток —2» и представлениями о границах
фирмы в современной институциональной экономике. Убедительность обви­
нения зависит от справедливости двух утверждений. Первое утверждение:
совместное предприятие является фирмой (следовательно, создание совместного
предприятия —сделка экономической концентрации, то есть слияния). В прак­
тике европейского антимонопольного законодательства различие совместных
предприятий, которые признаются и не признаются слиянием, основано на
концепции гибридных механизмов управления трансакциями. Второе утвержде­
ние: несмотря на принятые ПАО «Газпром» по решению Европейской комис­
сии обязательства и тренды развития европейского рынка газа, сохраняются
возможности ценовой дискриминации. Обсуждение и оспаривание решений
против ПАО «Газпром» свидетельствуют об актуальности институциональных
исследований и экономики отраслевых рынков для разрешения правовых спо­
ров, возникающих при применении законодательства о конкуренции.

Ключевые слова: конкурентное законодательство, совместное предприя­
тие, сделка экономической концентрации, границы фирмы, смежный рынок,
ценовая дискриминация, Северный поток —2.

JEL: К21, L4, L13.

Авдашева Светлана Борисовна ([email protected]), д. э. и., проф. факультета эконо­
мических наук НИУ ВШЭ; Юсупова Гюзель Фатеховна ([email protected]),
к. э. н., доцент факультета экономических наук НИУ ВШЭ.

* Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ
ВШЭ в 2021 г. Использованы результаты деловой игры, проведенной в ходе исследовательско-
проектного семинара «Экономика и право: экономический анализ и консалтинг» в декабре
2020 г. при поддержке Программы Фонда развития прикладных исследований Н ИУ ВШЭ.
Авторы благодарны анонимным рецензентам за высказанные замечания и предложения.

https://doi.org/10.32609/0042-8736-2021-10-134-151
© НП «Вопросы экономики», 2021

134

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

Вынесенное 7 октября 2020 г. решение польского антимонопольно­
го органа в отношении консорциума «Северный поток —2» — эпизод
второго плана в приключенческом сериале, разворачивающемся вокруг
реализации проекта газопровода, связывающего российского постав­
щика и европейских (в первую очередь немецких) покупателей. Но
поскольку современное антимонопольное законодательство и традиции
его применения опираются на экономические концепции и именно на
этих концепциях базируется аргументация обвинения (польского анти­
монопольного органа) и защиты (участников консорциума), читателям
может быть интересно объяснение содержания экономических концеп­
ций и их связи с правовыми доктринами, используемыми в антимоно­
польном законодательстве. Именно в этом и состоит цель настоящей
статьи. При этом мы опираемся на принципы законодательства о кон­
куренции в той части, в которой содержание требований и запретов
является общим для ЕС, стран — членов ЕС, а также России.

Мы не стремимся показать, какое решение польского суда по иску
ПАО «Газпром» верно, а следуем традиции анализа стандартов дока­
зательств по решениям, которые находятся в процессе рассмотрения.
Главные вопросы — что именно в рамках действующих правовых норм
должны доказать стороны, и какова связь между необходимой ар­
гументацией и экономической теорией. Именно так анализировалась
аргументация в крупнейших делах о нарушении законодательства о кон­
куренции компаниями Microsoft (Gilbert, Katz, 2001), Google (Akman,
2017; Jacobucci, Ducci, 2019) и Facebook (Schneider, 2018; Haucap, 2019).

Общее мнение в отношении конфликтов по поводу проекта
«Северный поток —2» сводится к тому, что вопрос лежит не столько
в правовой сфере и даже не столько в сфере экономики, сколько в об­
ласти геополитики. Но как бы то ни было, решение о противоречии
реализации проекта конкурентному законодательству должно быть
сделано исключительно в области права. В свою очередь, конкурентное
право оперирует концепциями, неразрывно связанными с экономи­
ческой теорией. Именно поэтому мы считаем разбор экономических
оснований применения антимонопольных запретов полезным.

Фабула предполагаемого нарушения
антимонопольного законодательства

Участники консорциума «Северный поток —2» в декабре 2015 г.
подали ходатайство о сделке экономической концентрации в форме
создания совместного предприятия для планирования, строительства
и последующей эксплуатации газопровода в польский антимонополь­
ный орган UOKiK (Управление по конкуренции и защите потребите­
лей). В июле 2016 г. они получили от Управления документ, эквива­
лентный российскому заключению об обстоятельствах дела (Statement
of objection в европейской практике). В этот момент консорциум мог
представлять аргументацию, опровергая тезис об отрицательном влия­
нии сделки на конкуренцию. Однако его участники предпочли отозвать
ходатайство в августе 2016 г. Подписанное в апреле 2017 г. соглашение

135

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

о создании совместного предприятия ПАО «Газпром» с компаниями
ENGIE SA (Франция), OMV Nord Stream II Holding AG (Швейцария),
Shell Exploration and Production (LXXI) B.V. (Нидерланды), Uniper
Global Commodities SE (Германия) и W intershall Nederland B.V.
(Нидерланды) не опиралось на согласование с польским антимоно­
польным органом, в отличие, в частности, от антимонопольного ведом­
ства Германии. В то же время содержание фактически заключенного
в 2017 г. соглашения не совпадало полностью с проектом 2016 г.

В мае 2018 г. Управление (далее — UOKiK) открыло расследо­
вание в отношении шести участников консорциума. Первым итогом
стал наложенный в августе 2020 г. штраф за отказ от сотрудничества
при расследовании воздействия совместного предприятия на конкурен­
цию, вторым — вынесенное в октябре 2020 г. решение о нарушении
законодательства. Согласно UOKiK, во-первых, участники консор­
циума нарушили обязанность согласовать сделку, во-вторых, заклю­
ченные между участниками консорциума соглашения могут привести
к ограничению конкуренции. В частности, по мнению регулятора,
может усилиться зависимость потребителей газа на внутреннем рынке
от «Газпрома» как единственного поставщика1. Штраф, наложенный
на ПАО «Газпром», установлен на максимально допустимом польским
конкурентным законодательством уровне (10% от годового оборота
в пределах Польши) — около 7,7 млрд долл. В течение первой дека­
ды ноября 2020 г. все участники проекта строительства газопровода
подали иски об отмене вынесенного решения. Обратимся к правовым
концепциям, лежащим в основе решений о нарушении, и их связи
с концепциями экономическими.

Консорциум «Северный поток —2»
и антимонопольное законодательство

Крупные сделки слияния (в терминах антимонопольного законода­
тельства — сделки экономической концентрации) требуют согласования
с антимонопольным органом. Сделкой экономической концентрации счи­
тается любая сделка, в результате которой активы, ранее принадлежав­
шие нескольким участникам рынка, переходят под единый контроль.
При этом единый контроль может осуществляться со стороны одного
или нескольких участников. Последний вариант — особенность соглаше­
ния о создании совместного предприятия (далее — СП): контроль над
самой фирмой распределен между несколькими крупными компаниями.
Однако предметом договора о создании СП может быть как объединение
активов, ранее находившихся под контролем отдельных юридических
лиц, так и координация отдельных операций — например, в области
совместных исследований, организации производства или дистрибуции.
В последнем случае участники СП сохраняют автономию принятия ре­
шений, достаточную для того, чтобы считать их независимыми фирмами.
Вот почему в европейском законодательстве о конкуренции в качестве

1h ttp s: www.uokik.gov. pi news.php?news_id= 16818

136

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

объекта предварительного контроля сделки слияния рассматриваются
СП, которые создают новую целостную фирму, обладающую достаточ­
ной степенью автономии от материнских компаний.

В разъяснениях о применении законодательства о слиянии2уста­
навливаются четыре критерия, которым должны соответствовать СП,
чтобы их создание было объектом предварительного контроля:

—СП должно обладать достаточными ресурсами — активами,
штатом и финансами, чтобы быть в состоянии осуществлять свою
деятельность на постоянной основе;

—деятельность СП должна выходить за пределы выполнения спе­
цифической функции в интересах материнской компании; оно должно
быть в состоянии действовать на рынке автономно;

—участие СП в сделках с материнскими компаниями должно
быть ограниченным, что и свидетельствует о его автономности;

—СП должно быть рассчитано на функционирование в течение
достаточно длительного периода.

Эти критерии свидетельствуют о том, что в экономических тер­
минах совместное предприятие должно быть фирмой, а не договором
между самостоятельными фирмами. Водораздел между СП как дого­
вором и СП как фирмой задается масштабом иерархического управ­
ления трансакциями (Willamson, 1985) и распределением конечных
прав (H art, 1988).

Далее мы рассмотрим проблему определения границ фирмы в ин­
ституциональной экономике, а также эмпирические исследования меха­
низмов управления трансакциями в СП. Для анализа решения UOKiK
в отношении консорциума «Северный поток —2» это принципиально
в рамках европейского антимонопольного законодательства.

К сожалению, в действующем польском законодательстве о кон­
куренции в явном виде не разделяются «полноценные» и «иные» СП,
как это делается в законодательстве европейском. Участники консор­
циума самим фактом подачи ходатайства о согласовании их сделки
в 2015 г. косвенно подтвердили, что они считают свою сделку именно
сделкой экономической концентрации. Тем не менее ответ на вопрос
о том, создает ли сделка угрозу для конкуренции (competition concern),
зависит в том числе и от того, происходит ли в результате создания
консорциума объединение контроля над активами, то есть слияние
в собственном смысле слова.

Ходатайство о сделке экономической концентрации может иметь
три исхода. Орган конкурентной политики может удовлетворить хода­
тайство без дополнительных условий. Если сделка угрожает конкурен­
ции (о чем свидетельствует предварительная оценка антимонопольного
органа, вслед за которой анализ сделки вступает в так называемую
вторую фазу), возможны два варианта. Либо орган конкурентной по­
литики накладывает вето на совершение сделки, либо он дает согла­
сие на совершение сделки при дополнительных условиях. Полный

2 Commission Consolidated Jurisdictional Notice under Council Regulation (EC) No. 139 2004
on the control of concentrations between undertakings (2008 С 95 01). https: eur-lex.europa.
eu LexUriServ LexUriServ.do?uri= OJ:C:2008:095:0001:0048:EN:PDF

137

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

запрет на совершение сделки — исход сравнительно редкий, но воз­
можный3. Чаще антимонопольный орган удовлетворяет ходатайство
о сделке слияния на условии выполнения предписания. Предписание
содержит комплекс условий, выполнение которых должно устранить
опасность ограничения конкуренции в результате совершения сделки
(Авдашева, Калинина, 2012).

Как отказ в согласовании сделки, так и предполагаемые пред­
писания должны быть четко соотнесены с угрозами для конкурен­
ции. Механизм ограничения конкуренции — так называемая theory
of harm (неточный перевод на русский — теория вреда) — должен
быть сформулирован для конкретных рынков. Вот почему первый шаг
в объяснении механизма отрицательного влияния сделки на конкурен­
цию — определение рынка для целей применения антимонопольного
законодательства (Авдашева, 2012; Тотьев, 2010). В официальных за­
явлениях UOKiK можно найти несколько объяснений предполагаемого
механизма ограничения конкуренции (соответственно, несколько опре­
делений продуктовых границ рынка). В сделанном 7 октября 2020 г.
официальном заявлении указывается на вероятность повышения зави­
симости покупателей газа на внутреннем рынке Польши от «Газпрома»
как единственного поставщика4. В годовом отчете UOKiK за 2016 г.
мы находим тезис о повышении переговорной силы «Газпрома» в от­
ношении польских покупателей газа (UOKiK, 2017. Р. 41). В пуб­
личных заявлениях делается акцент на том, что в результате реали­
зации «Северного потока—2» вырастет зависимость от «Газпрома» не
только польских потребителей, но и потребителей в других странах
Европы. Проблемы формулирования и обоснования такого подхода
к объяснению отрицательного влияния «Северного потока —2» на
конкуренцию не тривиальны. Подробнее они рассмотрены ниже.

Сделка экономической концентрации и теория фирмы

Р. Коуз (1995) объясняет границы фирмы экономией на трансак­
ционных издержках — на поиск и отбор партнеров, разработку и за­
ключение договора, обеспечение исполнения договора. На следующем
уровне анализа, который связан с именем О. Уильямсона (Williamson,
1971, 1975), в институциональной экономике фирмы не противопостав­
ляются рынкам.

После работ Уильямсона (1996) становится традиционным разделе­
ние механизмов управления трансакциями на рыночные, иерархические
и гибридные (Шаститко, 2010). В соответствии с названиями, первый
тип предполагает организацию трансакций как рыночных, второй — ор­
ганизацию трансакций иерархическими решениями. Третий тип сочетает
сохранение конечных прав участниками трансакций с использованием
контрактных предосторожностей, предотвращающих оппортунистиче­

3 Один из самых ярких примеров последних лет — вето Европейской комиссии на слия­
ние двух крупнейших участников рынка железнодорожного машиностроения Siemens и Alstom
в феврале 2019 г.

4h ttp s: www.uokik.gov. pi news.php?news_id= 16818

138

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

ское поведение участников. Если участники рыночных и иерархических
трансакций однозначно ассоциируются с независимыми и принадле­
жащими к одной фирме соответственно, то в отношении гибридных
трансакций это не так: часть гибридных трансакций относят к фирме,
а часть — к соглашению независимых фирм (Шаститко, 2013, 2015).

Именно широкое использование гибридных механизмов управле­
ния трансакциями делает вопрос о границах фирмы нетривиальным.
Причем в экономическом анализе фирма может рассматриваться и как
совокупность независимых юридических лиц. Входят ли поставщики
компании ИКЕА, выпускающие продукцию по требованиям ИКЕА
и под брендом ИКЕА, в состав ИКЕА как фирмы? С точки зрения
права — безусловно нет. С точки зрения новой институциональной
экономики ответ не столь однозначен. Границы фирмы определяют­
ся отношениями реального контроля; в каждом случае необходим
специальный анализ того, как принимаются ключевые решения в рам­
ках независимых юридических лиц, то есть как распределены ко­
нечные права. При этом инструменты, обеспечивающие возможности
контроля, могут предполагать использование как имущественных, так
и договорных прав (Авдашева, Дементьев, 2000)5.

Теория механизмов управления трансакциями важна для решения
одной из центральных проблем при применении антимонопольного
законодательства — кто является участником рынка6. В качестве тако­
вого рассматривается совокупность юридических лиц, связанных еди­
ным контролем. Российский закон «О защите конкуренции» называет
такую совокупность группой лиц. Для целей применения запретов
законом используется исчерпывающий перечень оснований контроля.
При этом и сам перечень является предметом дискуссий, и право­
применительная практика знает много споров относительно состава
группы лиц (Мартынова, 2013). Для целей оценки сделок слияния
российский антимонопольный орган использует более либеральный
подход: позволяет компаниям самостоятельно определять состав груп­
пы лиц, то есть экономической фирмы. Сама возможность заявитель­
ного определения перечня юридических лиц под единым контролем
свидетельствует о том, что законодатель исходит из отсутствия единого
исчерпывающего набора признаков, отделяющего фирму от участников
соглашения между независимыми фирмами. Более того, законодатель
вслед за новой институциональной экономикой признает возможность,
во-первых, разных юридических форм для оформления одной комби­
нации механизмов управления трансакциями, составляющими одну
экономическую фирму, и, во-вторых, использования разных механиз­
мов управления трансакциями внутри одной юридической формы.

5В указанной статье 2000 г. рассматривались основания возникновения экономической фир­
мы, состоящей из отдельных независимых юридических лиц, исходя из действовавшего на конец
прошлого века законодательства и договорной практики. Но в общем случае в ней фиксируется
принципиальная возможность использовать механизмы управления трансакциями, выходящими
за пределы и рыночной модели, и так называемых отношенческих контрактов, для отдельных
юридических лиц. Кроме того, зафиксирована принципиальная возможность выбора между аль­
тернативными юридическими формами одного механизма организации управления трансакциями.

6Сам вопрос о наличии или отсутствии рынка во многих случаях также требует при­
влечения новой институциональной экономики (Шаститко и др., 2020).

139

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

Эмпирический анализ организационно-правовых форм показы­
вает, что бизнес может быть организован в разных юридических обо­
лочках. Для целей данной статьи интересно сравнение преимуществ
разных организационно-правовых форм для экономической фирмы
с одним предметом трансакций. Типичным объектом сравнения вы­
ступают СП и дочерние компании.

Другое важное направление исследований — выбор между со­
зданием специализированного подразделения компании (вертикаль­
ной интеграцией) (Lafontaine, Slade, 2007) и использованием набора
вертикальных ограничений, основанных на договорных обязательст­
вах (например, в рамках договоров франчайзинга). Примеры сопо­
ставления альтернативных форм организации трансакций приведены
в таблице. Анализ четко указывает на промежуточное положение СП
как организационно-правовой формы. Участники СП вместе создают
стоимость. Но совместное создание стоимости может сопровождать­
ся разным ее распределением. По сравнению с отношениями между
материнской и дочерней компаниями в СП отличаются распределение
контроля между партнерами и заранее определенное распределение
выигрышей от сотрудничества. Последняя характеристика приближает
СП к договору между самостоятельными фирмами.

Таблица

Характеристики альтернативных организационно-правовых форм

Критерий Договор Совместное Дочерняя Источники
различия предприятие компания
границ фирмы

Специфич­ Низкая Средняя Высокая Anderson,
ность активов Gatignon, 1986

Интерна­ Независимая интер­ Совместная Односторонняя
лизация
выигрышей нализация: распре­ интернализация: интернализация:

от объедине­ деление выигрышей стороны опреде­ выигрыши от Hennart, 1988,
ния активов
от сотрудничества ляют принципы сотрудничества 1989, 2000

однозначно опреде­ распределения получает материн­

лено договором выигрышей ская компания

Иерархичес­ Отсутствует Совместный Односторонний Kogut, Singh,
кий контроль контроль
контроль 1988

Источник: составлено авторами на основе: Brouthers, H ennart, 2007.

От «обычного» договора между компаниями без создания общего
юридического лица СП отличает способ интернализации выигрышей
от взаимодействия. Именно так объясняются стимулы к созданию СП.
Гипотетически такие же выигрыши могут быть созданы и при отсут­
ствии СП, но тогда компании принимают решения, ориентируясь на
индивидуальные выигрыши, сумма которых при определенных условиях
может оказаться ниже общего выигрыша при кооперативном взаимо­
действии, для поддержания стимулов к которому и создается СП.

СП как организационно-правовая форма характерно для отдельных
проектов, требующих сотрудничества между независимыми и одинако­
во влиятельными участниками (Lee, 2020). При этом отличительная
характеристика СП — недостаточно высокая устойчивость (Kogut,
1989; Inkpen, Beamish, 1997; Sim, Ali, 2000). Стимулы к сотрудничеству

140

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

сохраняются до тех пор, пока выгоды при отказе от сотрудничества не
перевесят выгоды от дальнейшего сотрудничества. Чем выше стиму­
лы для получения каждым из партнеров выигрышей независимо и за
счет других партнеров (чему есть множество примеров в дивидендной
и ценовой политике, в управлении активами, в разногласиях по техно­
логическому процессу и торговой марке), тем выше неустойчивость СП
и тем изначально выше преимущества альтернативных организационно­
правовых форм (заключения контрактов или приобретение дочерней
компании, см. таблицу). С точки зрения новой институциональной
экономики это означает, что функционирование СП зависит от механиз­
ма, действующего в так называемых отношенческих контрактах (Baker
et al., 2002; Levin, 2003; Gibbons, Henderson, 2012). В свою очередь,
важность отношенческих контрактов для поддержания стабильности
отношений создателей СП свидетельствует о том, что с экономической
точки зрения оно ближе к стратегическим альянсам, чем к собственно
фирмам, основанным на иерархическом принятии решений.

Отдельный вопрос — потенциальное воздействие создания СП на
конкуренцию на рынке. В теории отраслевых рынков показано, что
создание СП продавцами может при определенных условиях способст­
вовать отказу участвующих в них компаний от конкуренции. Механизм
ослабления конкуренции — воздействие на стимулы поддержания
кооперативного равновесия при независимом назначении цен (Ivaldi
et al., 2003). При отказе от ценовой конкуренции — одновременном
назначении высоких цен — интернализация выигрышей происходит
независимо, на уровне отдельных продавцов, без объединения их ре­
сурсов. Условия СП либо снижают дополнительную прибыль, получен­
ную при потенциальном отклонении от высокой цены, либо повышают
потери, которые несет снижающий цену продавец, когда его решение
становится известно конкурентам. Оба эффекта делают поддержание
высоких цен более выгодным. Таким образом, СП может выполнять
роль «облегчающего сговор инструмента» (facilitating practice) — такого
же, как перекрестное владение, пересекающиеся составы советов дирек­
торов компаний и др. (Buccirossi, 2008). Однако эффект укрепления
стимулов к сговору хотя и действует на уровне модели, практически
способен влиять на поведение компаний только в том случае, если
структура рынка включает и другие факторы, содействующие сговору.

Эти соображения о пределах влияния СП на конкуренцию
отражаются и в законодательстве о предварительном контроле сделок
экономической концентрации. Создание СП требует оценки только в том
случае, если оно выступает фирмой в экономическом смысле, а именно,
когда СП предполагает, что иерархическое управление трансакциями
независимым субъектом принятия решений играет важную роль.

В ЕС (EU Merger Regulations, EUMR, No 139/2004) применяет­
ся режим одобрения, основанного на оценке воздействия совмест­
ного предприятия на конкуренцию, при выполнении трех условий.
Во-первых, имело ли место при создании СП приобретение совместного
контроля. Во-вторых, является ли совместное предприятие автоном­
ным, иначе — полнофункциональным (full-function), то есть может
ли оно рассматриваться как автономная компания. В-третьих, имеет

141

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

ли СП «европейское измерение», то есть влияет ли его создание на
конкуренцию в пределах всего ЕС, или сделка может оказать влияние
на конкуренцию только в пределах географического рынка отдельной
страны. Именно второй критерий важен для оценки конкурентного
эффекта консорциума «Северный поток —2».

При этом Европейская комиссия оставляет за собой право при­
нимать окончательное решение относительно того, насколько рассмат­
риваемая сделка по концентрации подпадает под действие правил по
слияниям ЕС (EUMR). Исчерпывающий набор формальных призна­
ков, в соответствии с которыми создание СП будет требовать оценки
воздействия на конкуренцию, отсутствует7.

Приведем пример того, как органы конкурентной политики, опирающиеся на
одно антимонопольное законодательство, по-разному расценивали создание одного
и того же СП. В одном случае его создание рассматривалось как сделка слияния,
в другом — нет.

Несколько лет назад две австрийские компании — Austria Asphalt GmbH & Со
OG (Austria Asphalt) и Teerag Asdag AG (Teerag) — приобрели совместный контроль
над асфальтобетонным заводом. В соглашении о создании СП предусматривалось, что
подавляющая часть продукции будет поставляться обеим материнским компаниям.
Европейская комиссия в ходе консультаций подтвердила, что создание данного СП
не подлежит анализу влияния на конкуренцию. На этом основании в августе 2015 г.
Austria Asphalt просто уведомила Ф едеральный орган по вопросам конкуренции
в Австрии о сделке. Однако в антимонопольном органе Австрии сочли, что сделка
является экономической концентрацией и требует специальной оценки влияния на
конкуренцию — результатом которой может быть и вето на сделку, и выдача пред­
писаний8. Точку в этом деле поставило решение Европейского суда в 2017 г., который
согласился с Директоратом по конкуренции Европейской комиссии. В решении суда
указывалось, что в конкретном случае СП не является полноценно функционирую­
щим (full-function). Иными словами, в терминах новой институциональной экономики
СП не фирма, а его создание — не сделка экономической концентрации.

П араллель между приведенным примером и делом «Северного потока—2»
довольно очевидна. По логике, которую использовала Еврокомиссия применительно
к асфальтобетонному заводу, снабжающему исключительно две материнские компа­
нии, можно говорить о том, что СП меняет внутреннюю организацию компаний —
участников консорциума. Но сложно говорить о том, что на рынке появляется новый
участник, воздействующий на условия конкуренции. Тем более нельзя говорить
о централизации контроля над действующими активами — о том, что ранее само­
стоятельно принимающие решения компании теперь действуют как единое целое.

Подведем промежуточный итог. С точки зрения новой институцио­
нальной экономики не любое СП есть фирма. Этот тезис в явном виде
закреплен в конкурентном законодательстве разных стран. Несмотря
на наличие критериев, согласно которым СП создает или не создает
фирму, в конкретном случае возможны разные оценки одного и того

7 https: \\ \\ \\.reedsmith.com en perspectives 2018 11 when-to-lile-and-w hen-not-to-file-
joint-ventures

8 Council Regulation (EC) No 139 2004 of 20 January 2004 on the control of concentrations
between undertakings (the EC Merger Regulation), Official Journal L 024, 29 01 2004 P. 0001 —
0022; http: curia.europa.eu juris document documeiU.jsf?text=&docid=194102&pageIiKlex=0&d
oclang=EN&mode=lst&dir=&occ=first&part=l&cid=l 102567; https: www.alleiioverv.com en-gb
global news-and-insights publications european-merger-rules-do-not-apply-to-non-full-function-
joint-ventures-ecj-clarifies

142

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

же СП. Вот почему для решения о том, является ли консорциум
(в конкретном случае — консорциум «Северный поток —2») предме­
том оценки воздействия на конкуренцию, нужен специальный анализ
договорных отношений СП с материнскими компаниями.

Механизм отрицательного влияния
совместного предприятия на конкуренцию

(теория вреда)

Обвинение UOKiK в адрес СП Nord Stream 2 построено на ожида­
нии отрицательного влияния нового участника рынка на конкуренцию
(competition concerns). В пресс-релизе президента UOKiK указано:
«Проект Nord Stream 2 угрожает бесперебойности поставок природного
газа в Польшу. Весьма вероятно повышение цены, что нанесет ущерб
польским потребителям. Инвестиционный проект повысит экономи­
ческую зависимость от российского газа — не только Польши, но
и других европейских стран»9.

Объяснение отрицательного влияния СП на конкуренцию обяза­
тельно в случае ином, чем безусловное согласие антимонопольного ор­
гана на совершение сделки. Такое объяснение должно быть неразрывно
связано с оценкой того, представляет ли собой создание консорциума
сделку экономической концентрации. Однако попытаемся воспроизвести
его изолированно, ответив на вопрос, при каких условиях реализация
проекта «Северный поток —2» способна создать угрозы в терминах кон­
курентного законодательства. Альтернативные основания теории вреда
в любой сделке слияния — эффекты координации (повышение стимулов
к сговору между продавцами) и односторонние эффекты (создание или
укрепление доминирующего положения и соответствующее повышение
вероятности злоупотребления доминирующим положением).

Гипотетически создание СП может предполагать и такую теорию
вреда, как повышение стимулов к сговору между участниками СП.
Однако такая теория вреда предполагала бы другое определение целе­
вого рынка. В конкретном случае речь идет об опасности нарушения
закона на оптовом рынке газа Польши со стороны ПАО «Газпром».
Так что скорее речь о злоупотреблении доминирующим положением.

При этом важно, что рассматриваемый рынок — это именно оп­
товый рынок газа (upstream / wholesale gas market) — несмотря на то
что «Северный поток —2» является участником и другого рынка —
услуг транспортировки газа. Любопытно, что опыт антимонопольных
расследований и обвинительных решений Еврокомиссии и органов
конкурентной политики стран — членов ЕС на этом рынке таков, что
в качестве нарушения рассматривался отказ предоставить доступ
к газотранспортной инфраструктуре или даже отказ от инвестиций
в расширение транспортной инфраструктуры (Merlino, Faella, 2013).

В основе этого подхода — представление о газотранспортных мощ­
ностях как ключевых. Ключевые мощности должны удовлетворять двум

9https: \\ \\ \\.uokik.gov.pl new s.phpVnew s_id=1()81<S

143

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

условиям: необходимость доступа к мощностям для каждого участника
сектора и недублируемость мощностей по технологическим или эконо­
мическим соображениям10. Отказ предоставлять доступ к ключевым
мощностям рассматривается как нарушение антимонопольного законо­
дательства, поскольку прямо ограничивает число участников рынка.
Отказ от инвестиций в газотранспортные мощности рассматривается как
нарушение (хотя довольно экзотическое — см.: Merlino, Faella, 2013), по­
скольку имеет тот же эффект. Ожидая сохранения ограниченности газо­
транспортной инфраструктуры, покупатели газа отказываются от поиска
новых продавцов, а продавцы отказываются от инвестиций в дополни­
тельные мощности. В этом контексте случай «Северного потока —2»
был бы абсолютно уникальным, поскольку в качестве потенциального
инструмента ограничения конкуренции рассматривалось бы расшире­
ние газотранспортной инфраструктуры, то есть нечто противоположное
тому, за что в течение последних 20 лет наказывались французские
и итальянские компании (Merlino, Faella, 2013).

Теория вреда, адресованная не рынку услуг транспортировки,
где создается совместное предприятие, а оптовому рынку как смеж­
ному с ним, — совершенно нормальный подход для рынка ключевых
мощностей. Но необходимо в терминах последовательного анализа
конкуренции объяснить, каким образом инвестиции в дополнитель­
ные газотранспортные мощности станут источником одностороннего
нарушения законодательства о конкуренции. Ответ на этот вопрос
разделяется на два: благодаря чему должно укрепиться доминирующее
положение, какого типа злоупотребления доминирующим положением
можно ожидать.

Поставки газа ПАО «Газпром» на оптовый рынок Польши на
момент предъявления обвинения составляли несколько менее 50%
национального объема потребления. В ближайшем будущем можно
ожидать только снижения этой доли: в течение нескольких лет бу­
дет введена в строй линия магистральной транспортировки из Дании
в Польшу, позволяющая покупать скандинавский газ. Конкуренцию
газопроводному газу составит сжиженный. Пять лет работает терминал
по приему сжиженного природного газа в польском Свиноустье. Роль
этого терминала как части европейского газового коридора «Север —
Юг» будет только расти. Нет никаких оснований ожидать, что проект
«Северный поток —2» может привести к повышению доли «Газпрома»
на польском рынке газа. Что действительно должно произойти, так
это снижение зависимости коммерческой политики ПАО «Газпром» на
европейском рынке от польского участка газопровода Ямал—Европа.
Этот эффект реализации «Северного потока —2» действительно ва­
жен (Hubert, Ikonnikova, 2011). Обратим внимание, однако, что речь
идет именно о переговорной силе, перераспределение которой может
сопровождаться изменением доли «Газпрома» в выигрышах от про­
дажи добытого на Ямале газа на европейском рынке. Нетривиальный
вопрос: как изменение относительной переговорной силы (не зависи­

10 Доктрина «ключевых мощностей» имеет много общего с концепцией «естественной
монополии». Подробнее о доктрине ключевых мощностей см.: Голованова, 2013.

144

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

мость польских покупателей от российского газа растет, а зависимость
«Газпрома» от транзита через Польшу снижается) может быть встроено
в оценку конкурентных эффектов? Между концепциями рыночной
власти и переговорной силы существует довольно четкое разграниче­
ние в теории, и его следует соблюдать при применении конкурентного
законодательства (Шаститко, Павлова, 2017).

Косвенно тот факт, что «Северный поток —2» должен привести к из­
менению переговорной силы и перераспределению выигрышей от торгов­
ли газом, но не к существенному изменению цен, подтверждают резуль­
таты сценарного анализа развития европейского рынка газа (Eser et al.,
2019), указывающие на снижение переговорной силы стран Восточной
Европы, и в первую очередь Польши, в цепочке создания стоимости на
европейском рынке газа. В качестве возможных негативных результатов
авторы сценарного анализа для Польши указывают два. Первый — по­
тери доходов от транзита газа. Но использование такой теории вреда
в конкурентном законодательстве выглядело бы еще более экзотично, чем
наказание за расширение транспортной инфраструктуры. Если газ по
газопроводу «Северный поток —2» для покупателей в Германии дешевле
газа по газопроводу Ямал—Европа, то использование более дешевого
маршрута — нормальный результат конкуренции11. Более внимательно­
го отношения заслуживает второй из предполагаемых отрицательных
эффектов — возможность «Газпрома» как продавца, контролирующего
альтернативные линии поставки газа в Европу, сегментировать рынки
и назначать для польских покупателей цены выше, чем для немецких.
Такая политика известна как ценовая дискриминация.

Сообщения UOKiK содержат косвенные свидетельства того, что
теория вреда — именно ценовая дискриминация, на основе разделения
европейских покупателей по руслу р. Одер. Предполагается, что на
данный момент поставки газа в страны к западу от Одера требуют
использования газопроводов, проходящих через Польшу. Польский
транзит — необходимое условие поставки газа в Германию. Это делает
практически невозможным назначение для польских покупателей ус­
ловий приобретения газа хуже, чем для покупателей западнее Одера,
на что указывает UOKiK.

Для оценки правдоподобности угрозы ценовой дискриминации сле­
дует вспомнить, каковы необходимые условия ее осуществления. Одно
из них — невозможность арбитража. Имеется в виду как физический
арбитраж, так и арбитраж в виде прямой зависимости цены конкрет­
ной трансакции от цен на другом рынке (гипотетически — более низ­
ких). Предполагаемая форма физического арбитража — перепродажа
газа внутри ЕС. Но арбитражем можно считать и зависимость цены
в долгосрочных договорах между поставщиками и покупателями от
цен на рынках газа, которые могут рассматриваться в качестве кон­
курентных (так называемое ценообразование «газ от газа» — Gas on
Gas (Stern, 2014)).

11 Напротив, применение антимонопольного законодательства для защиты конкурентов
с более высокими издержками последовательно осуждается в конкурентном праве и на
академическом, и на экспертном уровне. Например, см.: МакГи, 2003.

145

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

Физический арбитраж может быть ограничен либо собственно
географией инфраструктуры транспортировки газа, либо включенны­
ми в договор поставки ограничениями на перепродажу. Физический
арбитраж выглядит маловероятным в краткосрочном периоде, но не
в среднесрочном. Упомянутые выше сценарные оценки реализации
«Северного потока—2»12предполагают возможность арбитражных по­
токов газа внутри ЕС, в том числе для покупателей Польши.

Еще любопытнее обстоят дела с контрактными ограничения­
ми арбитража. Ценовая дискриминация со стороны доминирующего
продавца рассматривалась в расследовании Европейской комиссии
против ПАО «Газпром»13. Расследование началось в 2012 г. Весной
2015 г. Комиссия опубликовала заключение об обстоятельствах дела
(Statement of Objections). В соответствии с этим документом, «Газпром»
занимает доминирующее положение на оптовых рынках газа восьми
восточноевропейских стран — Болгарии, Венгрии, Латвии, Литвы,
Польши, Чехии, Словакии и Эстонии — и злоупотребляет домини­
рующим положением путем назначения «нечестных» (unfair, в рос­
сийском антимонопольном законодательстве — монопольно высоких)
оптовых цен на газ. Цены ПАО «Газпром», установленные на осно­
ве привязки к нефтяной корзине, рассматриваются как избыточные
(в терминах российского законодательства — монопольно высокие) по
сравнению с ценами европейских газовых хабов. Согласно заключению
Еврокомиссии, причиной назначения цен, превышающих конкурентные
(в качестве таковых рассматриваются цены газовых хабов), являются
противоречащие конкурентному законодательству условия в договорах
ПАО «Газпром» с покупателями из Восточной Европы. Эти усло­
вия известны в конкурентном праве как вертикальные ограничения.
Их перечень включает собственно условия «take or pay»14, которые
могут быть квалифицированы как исключающие условия, ограниче­
ния, вплоть до полных запретов на перепродажу газа (известные как
«исключительные территории»).

Антимонопольное расследование завершилось подписанием миро­
вого соглашения (commitment) между Европейской комиссией и ПАО
«Газпром» в 2017 г. Основное условие соглашения: сближение цен
с ценами газовых хабов (согласно соглашению — с конкурентными
ценами). Тем самым в ценообразование «Газпрома» закладывается
контрактный арбитраж. «Газпром» принял обязательство устранить
все контрактные ограничения, сегментирующие оптовые рынки газа
стран Центральной и Восточной Европы. Дополнительно «Газпром»
обязался предоставить специальные финансовые инструменты, позво­
ляющие получать выигрыши от арбитража приобретенного польскими

12 https: www.uokik.gov.pl new s.php?news_id=l6818
13 European Commission Competition. A ntitrust case 39816: Upstream gas supplies in Central
and Eastern Europe, http s://ec.eu ro p a.eu competition elojade isef case_details.cfm ?proc_
code=l_39816
14 Мотивы использования договоров take-or-pay на рынках исчерпаемых ресурсов вы­
ходят далеко за пределы ограничения конкуренции. Потенциал повышения эффективности
в результате применения этих договоров высок. Например, см.: Siebert, 1989; Johnston et al.,
2008. Однако этот вопрос не составляет предмета настоящей статьи.

146

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

компаниями газа в адрес стран Балтии. Соблюдение разработанного
Европейской комиссией соглашения автоматически предотвращает воз­
можные механизмы нарушения антимонопольного законодательства,
наносящие ущерб польским покупателям.

Тезис о том, что Nord Stream 2 повысит риск злоупотребления
доминирующим положением в форме ценовой дискриминации, должен
опираться на предпосылку о недейственности заключенного мирового
соглашения, то есть неспособности европейского органа конкурентной
политики добиться выполнения своих решений.

Наиболее вероятная теория вреда в результате реализации проекта
«Северный поток —2» по отношению к польскому оптовому рынку
газа — создание дополнительных возможностей ценовой дискримина­
ции благодаря ограничению физического арбитража. Убедительность
вероятности этого эффекта зависит от выполнения двух условий.
Первое — невозможность (запретительно высокие затраты) физического
арбитража внутри Евросоюза. Второе — неспособность Еврокомиссии
обеспечить выполнение ПАО «Газпром» условий достигнутого в 2017 г.
мирового соглашения. Заметим, что оба условия — вне одностороннего
воздействия ПАО «Газпром».

***

Подведем итоги. Разрешение спора между UOKiK и участниками
консорциума «Северный поток —2» будет основано на нетривиальной
комбинации экономических теорий и правовых доктрин. Необходимые
для оценки дела экономические концепции принадлежат к разным
направлениям экономической теории. Во-первых, это новая институ­
циональная экономика, более конкретно — ее часть, в которой рас­
сматриваются альтернативные механизмы управления трансакциями.
От того, будет договор о создании СП считаться именно долгосрочным
договором между отдельными фирмами или актом создания новой фир­
мы (сделкой экономической концентрации), зависит ответ на вопрос,
существуют ли в принципе у UOKiK основания для вмешательства.
Решение по этому вопросу обусловлено оценкой правомочий, которые
передаются сторонами договора в адрес СП. Во-вторых, это теория
организации отраслевых рынков, призванная в случае положительного
ответа на первый вопрос (создание СП — это именно сделка эконо­
мической концентрации, предполагающая перераспределение акти­
вов) убедительно объяснить, в чем состоит механизм отрицательного
влияния сделки на конкуренцию. Поскольку предполагаемая теория
вреда конкуренции может опираться только на доктрину злоупотреб­
ления доминирующим положением, отдельный требующий оценки
вопрос — как UOKiK и польские суды будут оценивать способность
мирового соглашения, заключенного между Европейской комиссией как
органом конкурентной политики ЕС и ПАО «Газпром» как домини­
рующим поставщиком, влиять на решения последнего. Не менее важ­
ный вопрос: будет ли проведено разграничение между переговорной
силой во взаимодействии с партнерами и доминирующим положением

147

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. № 10. С. 134 —151

на рынке, которые можно смешивать в обыденной жизни, но не при
применении законодательства о конкуренции? В целом обсуждение
и оспаривание решения против ПАО «Газпром» свидетельствует об
актуальности институциональных исследований и исследований отрас­
левых рынков для разрешения правовых споров, возникающих при
применении законодательства о конкуренции.

Список литературы / References

Авдашева С., Калинина М. (2012). Предписания участникам слияний Экономическая
политика. № 1. С. 141 —158. [Avdasheva S., Kalinina М. (2012). Merger remedies
(Federal A ntitrust Service and European Competition Commission compared).
Ekonomicheskaya Politika, No. 1, pp. 141 —158. (In Russian).]

Авдашева С. (2012). Экономический анализ для целей применения антимонопольно­
го законодательства: что, где, когда? Конкурентное право. N° 1. С. 5 —11.
[Avdasheva S. (2012). Economic analysis for antitrust enforcement: W hat, where,
when? Konkurentnoe Pravo, No. 1, pp. 5 —11. (In Russian).]

Авдашева С., Дементьев В. (2000). Акционерные и неимущественные механиз­
мы интеграции в российских бизнес-группах Российский экономический
журнал. № 1. С. 13—27. [Avdasheva S., Dementyev V. (2000). Ownership and
non-ownership integration instruments. Rossiyskiy Ekonomicheskiy Zhurnal, No. 1,
pp. 13—27. (In Russian).]

Еолованова С. (2013). Проблемы ограничения конкуренции на рынках, смежных
с рынками ключевых мощностей Журнал Новой экономической ассоциа­
ции. N° 4. С. 110 —132. [Golovanova S. (2013). Competition restriction problem
in the markets linked to the markets of essential facilities. Journal of the New
Economic Association, No. 4, pp. 110 —132. (In Russian).]

Коуз P. (1995). Природа фирмы Теория фирмы Под ред. В. М. Еальперина.
СПб.: Экономическая школа. С. 11—32. [Coase R. (1995). The nature of the firm.
In: V. M. Galperin (ed.). Theory of the firm. St. Petersburg: Economicheskaya
Shkola, pp. 11 —32. (In Russian).]

Мартынова О. (2013). Еруппа лиц как самостоятельный субъект злоупотребления
доминирующим положением Современная конкуренция. N° 5. С. 18—23.
[Martynova О. (2013). The group of business entities as an independent subject of
the abuse of dominant position. Journal of Modern Competition, No. 5, pp. 18—23.
(In Russian).]

МакЕи Д. (2003). Хищническое снижение цен: дело компании Standard Oil (Нью-
Джерси) Вехи экономической мысли, Т. 5 Под общ. ред. А. Г. Слуцкого.
СПб.: Экономическая школа. С. 567—621. [McGee J. (2003). Predatory price cut­
ting: The Standard Oil (N.J.) case. In: A. G. Slutskiy (ed.). Landmarks of economic
thought, Vol. 5. St. Petersburg: Economicheskaya Shkola, pp. 567—621. (In Russian).]

Тотьев К. (2010). Товарный рынок и его границы в практике применения антимоно­
польного законодательства Законы России: опыт, анализ, практика. N° 6.
С. 67—78. [Totyev К. (2010). The commodity market and its boundaries in the
application of antitrust legislation. Laws of Russia: Experience, Analysis, Practice,
No. 6, pp. 67—78. (In Russian).]

Шаститко A. (2010). Новая институциональная экономическая теория. 4-е изд. М.:
Теис. [Shastitko А. (2010). New institutional economics. 4th ed. Moscow: Teis.
(In Russian).]

Ш аститко A. (2013) Картель: организация, стимулы, политика противодейст­
вия / / Российский журнал менеджмента. Т. И, № 4. С. 31 —56. [Shastitko А.
(2013). Cartel: Organization, incentives and deterrence policy. Russian Management
Journal, Vol. 11, No. 4, pp. 31 —56. (In Russian).]

148

С. Б. Авдашева, Г. Ф. Ю супова / Вопросы экономики. 2021. Nh 10. С. 134—151

Ш аститко А. (2015). Новый взгляд на антимонопольный контроль горизонталь­
ных соглашений Экономическая политика. Т. 10, N° 3. С. 134 —154.
[Shastitko А. (2015). A new look at an titru st control of horizontal agreements.
Ekonomicheskaya Politika, Vol. 10, No. 3, pp. 134 —154. (In Russian).] hUps:
doi.org 10.18288 1994-5124-2015-3-07

Шаститко А., Павлова H. (2017). Переговорная сила и рыночная власть: варианты
соотношения и выводы для политики Журнал Новой экономической ассо­
циации. N° 2. С. 39 —57. [Shastitko A., Pavlova N. (2017). Bargaining power and
market power: Comparison and policy implications. Journal of the New Economic
Association, No. 2, pp. 39 —57. (In Russian).] blips: doi.org 10.31737 2221 -
2264-2017-34-2-2

Ш аститко A. E., Курдин А. А., Ф илиппова И. H. (2020). Структурные альтер­
нативы организации прокачки газа по изолированному трубопроводу
Ж урнал Новой экономической ассоциации. N° 3. С. 128 —157. [Shastitko А. Е.,
Kurdin A. A., Filippova I. N. (2020). Structural alternatives of the gas transpor­
tation organization through an insulated pipeline. Journal of the New Economic
Association, No. 3, pp. 128 —157. (In Russian).] h ttp s://d o i.o rg /1 0 .3 1 7 3 7 /2 2 2 1 -
2264-2020-47-3-6

Уильямсон О. (1996). Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отно­
шенческая» контрактация. СПб.: Лениздат. [Williamson О. (1996). The economic
institutions of capitalism: Firms, markets, relational contracting. St. Petersburg:
Lenizdat. (In Russian).]

Anderson E., Gatignon H. (1986). Modes of foreign entry: A transaction cost analysis and
propositions. Journal of International Business Studies, Vol. 17, No. 1, pp. 1—26.
h tt ps: doi.org 10.1057 pal grave .jibs.8490432

Akman P. (2017). The theory of abuse in Google Search: A positive and normative
assessment under EU competition law. Journal of Law, Technology and Policy,
Vol. 2017, No. 2, pp. 301 —374. https://doi.org/10.2139/ssrn.2811789

Brouthers K. D., Hennart J.-F. (2007). Boundaries of the firm: Insights from international
entry mode research. Journal of Management, Vol. 33, No. 3, pp. 395 —425.
https://doi.org/10.1177/0149206307300817

Baker G., Gibbons R., M urphy K. (2002). Relational contracts and the theory of
the firm. Quarterly Journal of Economics, Vol. 117, No. 1, pp. 39 —84. blips:
doi.org/10.1162/003355302753399445

Buccirossi P. (2008). Facilitating practices. In: P. Buccirossi (ed.). Handbook of antitrust
economics. Cambridge, MA: MIT Press, pp. 305 —351.

Eser P., Chokani N., Abhari R. (2019). Impact of Nord Stream 2 and LNG on gas trade and
security of supply in the European gas network of 2030. Applied Energy, Vol. 238,
pp. 816 —830. h ttp s: doi.org 10.1016 j .apenergy.2019.01.068

Gibbons R., Henderson R. (2012). Relational contracts and organizational capabilities.
Organization Science, Vol. 23, No. 5, pp. 1350 —1364. h ttp s://d o i.o rg /1 0 .1 2 8 7 /
orsc.1110.0715

G ilbert R. J., Katz M. L. (2001). An economist’s guide to US v. Microsoft. Journal
of Economic Perspectives, Vol. 15, No. 2, pp. 25 —44. hUps: doi.org 10.1257
jep.15.2.25

H art O. D. (1988). Incomplete contracts and the theory of the firm. Journal of Law,
Economics and Organization, Vol. 4, No. 1, pp. 119 —139.

Haucap J. (2019). Data protection and antitrust: New types of abuse cases? An economist’s
view in light of the German Facebook Decision. CPI Antitrust Chronicle, Vol. 2,
No. 2, pp. 2 4 -2 9 .

H ennart J. F. (1988). A transaction costs theory of equity joint ventures. Strategic
Management Journal, Vol. 9, No. 4, pp. 361 —374. hUps: doi.org 10.1002
smj.4250090406

H ennart J. F. (1989). Can the “new forms of investment” substitute for the “old forms?”
A transaction costs perspective. Journal of International Business Studies, Vol. 20,
No. 2, pp. 211—234. https://doi.org/10.1057/palgrave.jibs.8490358

149