The words you are searching are inside this book. To get more targeted content, please make full-text search by clicking here.
Discover the best professional documents and content resources in AnyFlip Document Base.
Search
Published by oxidoz, 2017-01-09 21:55:47

Anatoly Gankevich Artbook 2013

Paper size 245 X 290 mm

Цвет____________________
2013

149

ПРОЕКТ «ЦВЕТ»

Цвет – это ощущение, которое получает чело- Вначале невинная детская простота была
век при попадании ему в глаз световых лучей. основополагающим качеством проекта. Затем
Одни и те же световые воздействия могут захотелось взять что-то лежащее на поверхно-
вызвать разные ощущения у разных людей. сти. Я искал обыденный, чистый, но в то же
И для каждого из них цвет будет разным. От- время  настоящий, проникновенный образ.
сюда следует, что споры «какой цвет на самом Виделся банальный вид из окна или на улицу,
деле» бессмысленны, поскольку для каждого без людей и окружения. Этот ракурс может
наблюдателя истинный цвет – тот, который снять каждый человек, владеющий фото-
видит он сам. камерой. Обыденность – это ничто. Но это
Википедия Ничто, как известно,  может стать чем угодно.
ЗАБЫВАЕМАЯ НОВИЗНА Например, живой загадкой, фрактальной
Вначале, по задумке, текст для этого проекта системой (все большое повторяет малое, из
не был предусмотрен. которого оно состоит), которая складывается
Я хотел оставить позади инструментальные в хаотичный рисунок и композицию из веток
рассуждения и углубиться в наблюдаемое. и цветов.
Увидеть и почувствовать простые вещи, Всем, наверно, знаком эмоциональный эф-
существующие только лишь ради себя самих, фект от впервые в году увиденного весеннего
как объекты внутренней ценности. Любое цветения деревьев. Выходишь как-нибудь ве-
объяснение этой идеи словами для меня недо- сенним солнечным утром на улицу и видишь,
статочно, поэтому я попытаюсь максимально как «всё распустилось». Кажется, что все так
скромно донести лишь те мысли, от которых до боли знакомо: весна, «свадьба цветов», а
отталкивался. ты все же по-новому ощущаешь это настро-
ение, как радость новому, чистому листу бу-
маги. Ты знаешь, что так бывает раз в году, но

150

Цвет №1. Одесская вишня
200х130 СМ

151

Цвет №2. Квадрат
170х170 СМ

152

ты радуешься этому благодатному ощущению
новизны, которое каждый раз нас волнует и о
котором мы постоянно забываем.
В цветущих деревьях прежде всего я вижу
имитацию (один из инстинктов в челове-
ческой природе), копирование, рождение
нового. Цветение – это весенняя, сексуальная
пора, которая волнует нас на реликтовом
уровне. Это любовное настроение, этот взрыв
желаний все живые существа переживают из
года в год, но эффект каждый раз одинаково-
новый.
Анатолий Ганкевич

153

Цвет №5. Барашки
130х200 СМ
Коллекция Альбины и Дениса Щербаковых

Да будет цвет

Ньютон, Гете, Рунге, Кандинский, Клее, Ит- бразительностью и беспредметностью. Так
тен – теории цвета ни при чем. «Цвет» – обманчиво цветение и обманчива весна. Так
ни о дисперсии света, ни о духовном в ис- обманчив сам цвет, данный нам в ощуще-
кусстве. Цвет, как цветение: расцветали нии, и только в индивидуальном ощущении,
яблони и груши. Вернее, яблони и вишни где торжествует абсолютная субъектив-
близ мастерской Анатолия Ганкевича. И он ность. Так обманчива мозаика Ганкевича:
сказал: «Да будет цвет!» И стал цвет. Фон- псевдомозаика, не мозаика вовсе – ювелир-
тан черемухой покрылся, бульвар Француз- ная имитация дробной мозаичной фактуры
ский был в цвету. И вечная весна. в живописи маслом по холсту. Дважды
Смысл как будто бы на поверхности. Смысл обманка: любая картина, силящаяся стать
как будто в самой поверхности. В том, как окном в зримый мир, иллюзия окна, уже
скопления лепестков уподобляются со- обманка; картина маслом, силящаяся стать
цветиям смальты. В неожиданном изомор- мозаикой, обманка тем более.
физме между техникой и предметом, между Вот главный парадокс этой живописи: что
мозаикой и цветочными массами. В том, бы ни изображал живописец, он изображает
как эти отяжеленные цветами ветви засти- мозаику par excellence. Камера не смотрит в
лают поле изображения рваным ковром, а в мир – камера смотрит в зрачок камеры или
прорехах виднеется небо. В том, как кроны на монитор, как в инсталляциях пионеров
деревьев в контражуре подчиняются своей видеоарта. Из этого замкнутого круга авто-
особой – не орнаментальной и не фракталь- референтности медиа нет и не может быть
ной – геометрии. Некоей антигеометрии, выхода в природу, на пленэр, к чистым радо-
напоминающей о поллоковских абстракци- стям импрессионизма – выход лишь один:
ях. Поверхность обманчива и балансирует в самое себя, в культуру. Камера упирается в
между глубиной и плоскостью, между изо- сочную ткань мазков, составляющую цвету-

154

155

Цвет №6. Взрыв
150х200 СМ

щий Монжерон Моне, в матовые оболочки
фотоиконостаса с распустившейся сакурой
Ли Фридлендера, в мерцающую смальтовую
рябь конхи Сант Аполлинаре ин Классе. И,
вероятно, для украинского, особенно одес-
ского, художника мифология мозаики не
может не сопрягаться с мифологией цвета.
Мозаика – античность. Античность – Одес-
са. Одесса – Овидий. «Тысячью разных
цветов луговины уже запестрели. / Пти-
цы, нигде не учась, песни поют о весне…»
Античность в руинах – memento mori.
«Цвел в свое время и я, но цветок оказался
непрочен, / То лишь соломы сухой краткая
вспышка была…» Мозаика – Византия.
Византия – Киев. Киев – София. 177
оттенков в палитре. «И темна сухая по-
золота / Нерушимой вогнутой стены…»
Киев – Врубель. «Нам недоступны, нам
незримы, / Меж сонмов вопиющих сил, / К
тебе нисходят серафимы / В сияньи много-
цветных крыл…» Кристаллический мазок,
мозаичная живопись, и вершина ее – глубо-
кий обморок врубелевской «Сирени». И,
конечно, мозаика – это пышное цветение
советской империи. Стиль Сталина, стиль
Дейнеки, дворцовые катакомбы Метропо-
литена имени Л.М. Кагановича и форумы
Всесоюзной сельскохозяйственной выстав-
ки, триумфальный, ликующий стиль совет-
ского Третьего Рима.
Пленником Третьего Рима он сделался
еще в детстве. Начиная с 1950-х его отец,
Николай Ганкевич, художник-оформитель
на комбинате Худфонда, ездил с бригадой
в Москву оформлять павильоны ВДНХ
– будущий псевдомозаичист ассистиро-
вал ему с двенадцати лет. Искушенность
в третьеримском стиле и пресыщенность
им демонстрировали серии второй по-
ловины 2000-х, «Физкульт-респект» и
«Военно-ролевые игры». Невообразимые
вампуки, где дейнековские физкультурники
вживались в партии мажоров из сорокин-
ско-зельдовичевской «Москвы». А затем,
в соответствии с логикой истории стилей,
сталинский ампир сменился оттепельной
суровостью и модернистским аскетизмом.
Первый шаг в сторону нефигуративности
был сделан в серии «Мерцание» (2011):

157

Цвет №3. Яблоко
135х200 СМ

159

Цвет №8. Китайская вишня
200х110 СМ

160

физкультурников поглощало море, заво- щая гимн Церере в реквием по ушедшим в
лакивающее холсты гребешками волн и подземелье Прозерпины.
брызгами прибоя. И теперь – в «Цвете» – В мифологии мозаики важен миф о глубине.
оксюморонная изобразительная абстракция Глубине цвета и преломлении света, пойман-
достигла апогея. ного в слоях вязкого смальтового стекла. Так
Вот главный принцип этого искусства: же, как пойман ими зачарованный взгляд
оксюморон. Колористически «Цвет» скуп, зрителя. Глубина и бесконечность занимали
весеннее цветение холодно, его буйство Ганкевича в «перформативных» инсталля-
сдержанно. Гедонизм, который принято циях середины 1990-х, в «Днях открытых
приписывать украинской школе, с червото- дверей» и в «Католикосе». Меж тем в
чинкой, как подгнивший фрукт в барочном живописной псевдомозаике нет глубины.
натюрморте. С натюрморта все и пошло. Это плоскость, готовая не столько улавли-
С натюрмортов тогдашнего дуэта Анатолия вать взгляд, сколько его отражать. И зритель,
Ганкевича и Олега Мигаса, переводивших уткнувшись носом в ее отражающую поверх-
живопись малых голландцев в псевдомоза- ность, обнаружит не один лишь технический
ичный формат. Им предшествовала рабле- обман. Он обнаружит, что картина цвету-
зианская акция «Очищение», устроенная щего мира, и без того колеблющаяся между
Ганкевичем и Мигасом в галерее Гельмана в реалистическим и абстрактным, распадается
1991-м. Пока публика в зале пиршествовала на пиксели. Пиксели на экране, за которым,
за столом, накрытым с малоголландской кажется, ничего нет. Только холод – отсюда
щедростью, художники на видео очищались эта холодная гамма. Отсюда этот холодный
тыквенным клистиром по методе, описан- «Цвет» – мембрана, отделяющая царство
ной еще в одном апокрифическом евангелии. Цереры от царства Прозерпины.
Так nature morte обнаруживал заложенную в Анна Толстова
самом своем имени близость vanitas, обра-

161

162

Цвет №4. Японская вишня
200х110 СМ

163



Цвет №7. Черешня
130х200 СМ

166

Цвет №9. Вечерняя вишня ЭКСПОЗИЦИЯ
180х140 СМ FROLOV GALLERY
МОСКВА, 2013

167

«МЕРЦАНИЕ» КАК ДЕЖАВЮ

Мир есть театр иллюзии, но стоит ли бес- сознательного». Он внушает нам: жизнь
покоиться по этому поводу? Напротив, так быстротечна, что можно и не успеть
осознание этой истины приносит в душу насладиться ею… Все случайно – и, прежде
умиротворение. Иллюзорность видимого всего, наше появление в этом мире, который
– повод раз и навсегда успокоиться, сми- прекрасно обходился и будет продолжать
риться с ощущением тотального дежавю, обходиться без нас. Не стоит тешиться
которое преследует нас повсюду. Одно из иллюзией собственной значимости. Нема-
самых гениальных прозрений человече- териальность видимого и нас переводит в
ства – идея вечного возвращения одного тот же разряд знака: силуэты людей на фоне
и того же. Вроде бы, все течет, но это лишь моря условны, дематериализованы, это тени
видимость «полезного», вырабатывающего на стенах платоновской пещеры, тьма, по-
энергию движения, придуманная на потре- глощаемая светом. Человек растворяется в
бу нашему «реал-тайм» меркантильного потоке бытия, который и есть мерцание. Его
существования. На самом деле, все течет, появление на празднике жизни – приятный
но ничего не меняется. Банальность этой и неожиданный подарок, который могут
истины не умаляет ее правдивости. Все отобрать с той же легкостью, что и дали…
возвращается на круги своя, на исходные Включить свет
позиции всегда скользящей мимо зыбкой Именно в постоянном присутствии иллю-
кажимости. Ее нельзя ощутить в прямом зорного и случайного отражается стабиль-
смысле этого слова, потрогать руками, при- ность жизни, они здесь правят бал: куда бы
близиться, тем не менее, она всегда рядом. ты ни приехал – Рио, средиземноморское
Водоворот «картинок», засасывающий побережье, или Шри-Ланка: везде будет
тебя с головой. Субъект напоминает зри- одно и то же. Игра света и тени. Мир не
теля в стерео-кинотеатре. Его окружает «объективен», но светоносен, он состоит
объемный, предметный мир, но это лишь из материи, но одухотворяет, делает види-
иллюзия объема и предметности. Вода и мой ее, все тот же свет. Он главный действу-
свет – гибкие проводники, носители этой ющий герой этой пьесы. Сместив акценты в
идеи нематериальной текучести мира. Все изображении, художник способен визуально
есть тотальное дежавю – и в жизни, и в ис- заново открыть для себя эту истину: свет,
кусстве. Мерцание – это метафора ускольза- который традиционно ассоциировался с
ющей красоты. Это образ с большой буквы, метафизикой и божественным началом, на
нагруженный символическими значениями. первом месте… Наша «инновационная»
Гештальт, знак, голос «коллективного бес-

168

эпоха больна манией ноу-хау: здесь же, ход декораций идет своим чередом: закаты и
от противного–обращение вспять, возвра- рассветы, утро, день, вечер, ночь. Остается
щение к ретро-медиа. Несовременность тех- мерцание. С одной стороны, эти пейзажи
ники, точнее, имитация несовременности, напоминают пиксельные, искусственно-
имеет особый смысл. Сверхзадача художни- цифровые картинки буржуазного рая с
ка-иллюзиониста – все поддавать сомнению. глянцевых страниц искусству, к мерцанию
Нет ничего подлинного, все вокруг призрач- византийских мозаик... в отличие от на-
но. В этом его можно счесть приемником меренно туристических проспектов. Побе-
сакрального искусства, искусства таинства. режья мечты, где достойно потрудившийся
Эволюция так называемой секуляризиро- обыватель наконец обретает покой. С дру-
ванной «картины мира» заключалась в гой, этот дробящийся свет – это абсолютно
последовательном открытии и отражении незавуалированная отсылка к сакральному
его материальности, рациональности миро- раздражающей эстетическое чувство зри-
устройства. Пресловутая прозрачность при- теля постмодернистской эклектики ранних
шла на смену мистике и иррациональности, проектов…
улавливанию божественных эманаций, мето- От «Очищения»
ду «зашифровки» видимого, запутыванию к «Причащению»
следов смысла…В этой латентной носталь- Два первых проекта 1991-го года (совмест-
гии по тайне – ключ к пониманию и выбора но с О. Мигасом) – «Очищение» в галерее
техники, и некоторых сквозных тем. Гельмана и «Причащение» в московском
«Мозаичная» живопись, к которой Ганке- ЦДХ – попытки налаживания обратной
вич прибегает «всю дорогу», дает особую связи с аудиторией с оттенком морализа-
светоносность: дробящееся изображение торства. Первый проект работал больше в
«улавливает» свет, конденсирует его. концептуальном, чем в визуальном ключе.
Свет ассоциируется с иллюзорным, тогда Сразу припоминаешь «смутное время» экс-
как цвет – с материальностью объекта. тремальных 1990-х – время «дикого» ка-
Мозаика – это застывший свет или «иллю- питализма и распространения разного рода
зия навсегда», как выразился сам художник. мистических течений и заморских сект аме-
Девушка, бредущая у кромки прибоя. риканско-протестантского образца. Здесь
Семья с детишками, плещущимися в воде. пафосное воззвание «очиститься от сквер-
Корабли в порту. Мальчишки, вскарабкав- ны» звучит не просто как отстраненно-иро-
шиеся на опоры пирса на пляже. Смена ничная критика художественного сообще-

169

АВТОПОРТРЕТ
1993, 200x120 СМ

ства. Это уже типичное пост-критическое тем же. Зрители активно «загрязняли» и
высказывание: критиковать функционирую- «оскверняли» себя материальным, наедаясь
щую систему оказывается мало, художники до отвала, в то время, как на стенах транс-
зло смеются над собой, над исчерпанностью лировалось видео, где художники публично
своей классической «мессианской» роли, опорожняли кишечник…
потускнением харизмы. Кому сегодня нуж- «Причащение»
ны банальные пророчества? А наставления Проект целиком вписывающийся в «пост-
с точки зрения собственного превосходства модернистский» контекст 1990-х во всей
звучат просто смешно, потому как откуда его двойственности, перипетиях кругов-
взяться моральному праву наставлять? ращения «любви и ненависти» к дис-
Традиционно существовало противопостав- курсу тайны и ее фатальной утраты. Быть
ление «Художник VS. Толпа». Художник художником – значит все время возвра-
ощущал себя над толпой, но в эру поп-арта щаться к одному и тому же. Ранние проекты
он растворяется в ней. Искусство становит- А.Ганкевича (совместно с О.Мигасом) – это
ся все более массовым, активно абсорбируя авторефлексия искусства, балансирование
массовое сознание. Как некий оплот эсте- на тонкой и размытой грани вчера и сегодня.
тического противостояния в модернизме Казалось бы, современное искусство утра-
были, есть и будут течения, отстаивающие тило все привязки к сфере сакрального. Но
призрачную «автономию искусства». Что опять же, все течет, но ничего не меняется.
не меняет общего положения вещей – ху- Религиозная составляющая, вопрошающая
дожнику нечем поделиться с окружающими, о смысле бытия, превращается в метафизи-
разве что собственным «говном»… Вспом- ческие вопрошания. При этом, синхронно
ним «Говно художника» Манцони, по- изменяется «закадровое поле» восприятия.
шутившего в том же духе: он тоже высмеял Что происходит с секуляризированным
культ призрачной «святости» художника, видением, когда тайна окончательно изы-
аура исключительности которого – давно в мается, вычитается из него? Опустошение,
прошлом… А обыватель слушает, смотрит, выхолащивание– что, в конечном итоге, мы
«да ест…» – ему все равно, какая выставка, наблюдаем в «Причащении».
лишь бы угощение было достойным. Из- Это одно из христианских таинств, вокруг
юминкой сценария этого перформанса стал которого концентрируется громадный отре-
всерхизобильный фуршет, устроенный в зок истории искусств. Классический натюр-
галерее. Эту «ненасытность» голодного со- морт нес послание, которое зритель должен
общества можно наблюдать до сих пор: оно был расшифровать. Чаще всего, с обратным
так не наелось до отвала, приличные вроде смыслом: пышная материальная оболочка
бы люди все так же утаскивают еду со стола. символизировала memento mori, хрупкость
Культурный уровень остается примерно

170








































Click to View FlipBook Version